- У нас, в Ростове, крестьяне сказывали, будто ноне лисы переселяются из старых нор в новые.
- А я слышала, будто в этот день на лис курячья слепота нападает.
- Ты бы не томила его разговорами-то, - тронула за плечо Авдотья, - Афонюшке покой надобен.
Скрипнула дверь, вошла знахарка Устинья. - Слышу, заговорил твой мужик.
- Заговорил, матушка, дай Бог тебе здоровьица.
- Ну тогда выживет он. Крепким мужик твой оказался, столько крови потерял, а выжил.
На Антипа-водопола Андрюшка Курбский явился в великокняжеский дворец. На цыпочках прошёл в тот конец, где была книгохранительница. За дверью слышался оживлённый разговор юного великого князя с книгчием Киром Софронием Постником.
- А вот сия книжица, именуемая Месяцесловом, написана ещё в конце прошлого века Иоанном Дамаскиным. В ней сказывает он о месяцах года.
- А это что за человек тут виден?
- Сей человек с серпом в руках - жнец, он знаменует собой красный месяц июний.
- А мне любы сказки купца Афоньки Никитина "Хожение за три моря", ибо в них есть много диковинного. Вот она, эта книжица: "И тут есть индийская страна, и люди ходят все наги… А детей у них много, а мужики и жёнки все наги, а все чёрные: я куда хожу, ино за мною людей много, да и дивуются белому человеку…" А люди там ездят на слонах.
- Многие страны повидал Афанасий, но ни одна из них не сравнится с Русью Великой. О, светло-светлая и красно-украшенная земля Русская! Многими красотами удивляешь ты! Озёрами многими удивляешь ты, реками и источниками местночтимыми, горами крутыми, холмами высокими, дубравами чистыми, полями дивными, зверьми различными, птицами бесчисленными, городами великими, сёлами дивными, - всего ты преисполнена, земля Русская! И ещё писано Афанасием: со мною нет ничего, никакой книги, а те книги, которые я взял с собой с Руси, пограбили.
Андрюшке очень хочется заглянуть в книгохранительницу, подержать в руках книжицы, посмотреть изображённые в них картинки, но он не решается зайти в палату и лишь переминается с ноги на ногу.
Наконец дубовые резные двери распахнулись. Первым выпорхнул Ваня. Следом степенно шёл благообразный старец с длинной узкой бородой, одетый в чёрную рясу.
- Книжная премудрость возвышает человека, - продолжал Кир Софроний Постник, - книга-память людская, а благодаря этой памяти вечно будет жить Русь-матушка. Слышь, Иван Васильевич, что старец псковского Елизарова монастыря Филофей твоему отцу, покойному Василию Ивановичу, писал: "Два убо Рима падоша, а третий стоит, а четвёртому не быти". Так ты, славный Иван Васильевич, поступай так, чтобы людям было мило, и тогда люди запомнят твоё имя, занесут его в книги, и будет оно знаменито во веки веков.
Мальчику любы были эти слова, он внимательно слушал книгчия.
- А ты кто будешь? - спросил тот низко склонившегося перед ним отрока.
- Андрей Курбский, сын Михайлович.
- Славный, славный внук у боярина Тучкова. Довольно на этом книжной премудрости, ступайте порезвитесь.
- Айда на боярскую площадку?
- Пошли.
Ребята выскочили на Красное крыльцо, сбежали по ступенькам и отправились на боярскую площадку, хорошо просохшую и утоптанную. Это было любимое место детворы, жившей во дворце. Здесь затевали они свои резвые игры, на Пасху катали яйца, боролись и вели задушевные беседы. Однако сейчас на боярской площадке никого не было, и ребята на ней не задержались.
- Скорей бы уж пришло красно лето, можно будет купаться, плавать на лодке.
- На лето мы уезжаем в Воробьёве, там тоже Москва-река, а ещё - горы; вот где раздолье!
- Хочешь, пойдём на Пожар?
- Пошли.
Свершилось невероятное: великий князь, словно простолюдин, без сопровождения думных бояр отправился за пределы Кремля. Мальчики миновали Фроловские ворота, прошли мимо лавок, где торговали книгами, и вскоре оказались в окружении звонкоголосых булочниц.
- Калачи, калачи горяченькие!
- Блин не клин, брюха не расколет. С медком, молочком, сметанкою!
От хлебных ароматов взыгрался аппетит. Но тут из-за крохотной церквушки, что притулилась возле Лобного места, выскочили скоморохи. Загудели дудки, заверещали трещотки. Один из них, одетый в синюю рубаху, забасил:
Как вчерась-то я, братцы, не ужинал
Да сегодня встал - не позавтракал,
Как хватились мы обедать- да и хлеба нет.
Хлеба нет, да брюшко голодно.
Ему ответил тонким бабьим голосом другой:
Как у моей у государыни у маменька,
Она каждый день пекет мяконьки,
Она день не пекет и второй не пекет
Да два денёчка пропустит и опять не пекет,
Завела она коврижки -
На горшки покрышки,
В стену бросить - хлеб ломится,
Хлеб не ломится, стена колется.
Глаза у юного великого князя заблестели, он и сам готов весело запеть вместе со скоморохами.
- Ай как славно! - шепчет он.
А в скоморохов словно бес вселился, лихо отплясывают их ноги, заливаются бубенчики, нашитые на рогатые колпаки. Но вот они сорвались с места, и след их простыл.
Внимание москвичей переметнулось на процессию, поднимавшуюся от земской избы по направлению к Лобному месту. Впереди шёл измождённый, с изуродованным лицом, не старый ещё мужик. Его сопровождали стражники с бердышами в руках, палач и дьяк. Вид этих людей поразил Ваню. Он, словно зачарованный, не сводил глаз с палача, а когда процессия прошла мимо, последовал за нею, не обращая внимания на то, идёт ли следом за ним Андрей. На Лобное место поднялся дьяк и, развернув грамоту, стал громко читать:
- Сей разбойник Стёпка Шумилов совершил тягчайшее преступление - убил своего боярина Савлука Редкина, за что приговорён к смертной казни. Желаешь ли ты, Стёпка, просить прощения у народа?
Мужик, равнодушно выслушав приговор, при последних словах поднял голову и пристально всмотрелся в окруживших. Лобное место москвичей.
- Да… да я скажу людям… Слышите, люди: боярин Редкий ни с того ни с сего убил моего единственного сына Володьку… единственного. А я… я не стерпел обиды.
Народ сочувственно зашумел.
- Ты, злодей, прощения проси, не то скончаешься непрощенным.
- Простите меня, люди добрые, - Степан перекрестился и встал на колени.
- Бог простит, - послышалось в толпе.
- Голову преклони, - приказал дьяк.
Мужик положил голову на плаху. Палач, одетый в красную рубаху, шевельнул мускулистыми плечами, в прорезях маски проглянули белки глаз. Короткий взмах топора, и голова, словно срубленный кочан капусты, покатилась с Лобного места.
Ваня был потрясён увиденным. Ему до тошноты была противна эта казнь, лицо его побледнело, руки дрожали, но не было сил не смотреть на это отвратительное действо.
- Государь, пора нам во дворец, боюсь, как бы бояре тревогу не подняли.
Ваня нехотя пошёл следом за Андреем.
Возле великокняжеского дворца мальчики расстались. Проходя мимо кухни, Ваня уловил божественный запах и вспомнил, что с утра ничего не ел. Мальчик нерешительно остановился возле открытой двери. Можно ли ему, великому князю, являться на кухню?
В это время в дверь выглянула повариха Арина и, увидев Ваню, застыла как вкопанная. Лицо её побелело, руки задрожали.
- Господи, никак, сам государь пожаловал? - с ужасом прошептала она.
- Мне бы поесть чего-нибудь, голоден я, - переминаясь с ноги на ногу, произнёс мальчик.
- Голоден, говоришь? - просветлела лицом Арина. - Да что же они, окаянные, забыли великого князя накормить! Проходи, проходи, касатик мой ясный. Сейчас накормлю тебя, сиротинку.
Повариха смахнула фартуком со стола крошки, придвинула скамейку, усадила на неё Ваню. Подперев кулаком голову, с жалостью уставилась на него.
- Ест, как мой Ивашечка, когда оголодается, - всхлипнув, негромко проговорила она.
Ваня, однако, расслышал и вспомнил, что это, должно быть, повариха Арина, у которой не так давно малолетний сын куда-то запропастился.
- Нашёлся ли твой Ивашка? - отодвигая миску, спросил он.
Арину словно огнём опалило. Руки её вновь задрожали.
- Нашёлся, нашёлся, окаянный, куда он денется?
Лучше бы ему сгинуть, чем терпеть мне столь великие мучения, - Арина тяжело вздохнула и стала убирать со стола посуду.
Покидая кухню, мальчик с недоумением думал о страхах, пугающих взрослых. Почему у поварихи Арины дрожали руки?
В день Иллариона 1538 года вся Москва гудела, поражённая удивительной вестью: великий князь Иван Васильевич пожаловал боярина своего семидесятилетнего Василия Васильевича Шуйского, отдал за него свою двоюродную сестру Анастасию, которой недавно исполнилось семнадцать лет. Мать невесты Евдокия была родной сестрой Василия Ивановича. В 1506 году её выдали замуж за крещёного татарского царевича Кудайкула - Петра. Отец невесты - родной брат казанских правителей Мухаммед-Эмина и Абдул-Летифа находился на Руси под присмотром ростовского архиепископа. Он обратился к митрополиту Симону с просьбой о крещении. И вот в день святителя Петра 1505 года Кудайкул принял православную веру и был поименован Петром. Через седмицу он был выпущен из нятства, принёс присягу на верность Василию Ивановичу, а через месяц-в день Григория Богослова состоялась его свадьба с Евдокией Ивановной. От этого брака и родилась Анастасия - невысокая, круглолицая, черноглазая девушка. То-то пересудов, то-то разговоров об её свадьбе с Василием Шуйским! Одни надрываются от смеха при виде славной парочки, другие сокрушаются: надо же, до чего дожили, не иначе как конец света настал.
Василию Васильевичу эти пересуды всё одно что укус комара для слона. Главное, пусть все на Москве видят, как близок он, Шуйский, к государю. Великий князь ничто, дитё малое, несмышлёное! Всем нынче на Руси Шуйские заправлять будут! Ниже, ещё ниже кланяйтесь, москвичи, свадебному поезду влиятельного жениха! Невеста для него молода? Он, Василий Шуйский, не против и с девочками десятилетними побаловаться. И в том деле молодому не уступит.
Василий Васильевич покосился на круглолицую, налитую жизненными соками скромно потупившуюся невесту. Его внимание привлекла тёмная родинка на правой щеке. Князь с вожделением почмокал губами. Скорей бы уж заканчивался этот нудный свадебный обряд!
Однако при выходе из Успенского собора произошла неприятность. Из толпы раздался вдруг зычный голос юродивого Митяя:
- Боярин, хочешь узнать свою судьбу?
Шуйский насторожился.
- Умрёшь ты не от яда, но яд твой сладок.
"О чём это он? - задумался боярин. Веселья в душе как не бывало. Вспомнилась вдруг прожитая жизнь, многочисленные походы по велению русского великого князя то на литовцев, то на крымцев, наместничество в Новгороде, Смоленске, Муроме. Долго ли ещё ему ходить по земле? И тут же иная мысль явилась в голову - митрополит Даниил, сославшись на нездоровье, отказался совершать венчание, перепоручил это дело другому. - Ну погоди, старая лиса, ты ещё пожалеешь об этом. Надо бы подумать, кого посадить на его место".
Сваха - жена брата Ивана Авдотья - с веткой рябины в руке обошла весь дом, чтобы отвести от молодых порчу, а затем стала готовить для них постель. Она была постлана на деревянных лавках, на которых были разложены ржаные снопы, покрытые сверху коврами и перинами. В ногах и в изголовьях стояли кадки с рожью. Когда молодые сели за стол, поп долго читал молитву, после чего гости для вида прикоснулись к первому блюду. Тут Авдотья встала со своего места и попросила разрешения у Евдокии Ивановны покрыть голову невесты убором, который носили только замужние женщины. Поп запалил свечи и протянул между женихом и невестой кусок тафты, на обоих концах которого было вышито по большому кресту. Авдотья сняла с невесты свадебное покрывало и гребнем расчесала ей волосы, после чего надела на голову сетку и кику.
Двери палаты распахнулись, вошёл Андрей Михайлович Шуйский, наряженный в вывернутый шерстью наружу тулуп.
- Славные наши молодые Вася и Настенька, желаю вам любви и согласия на всю вашу жизнь, да чтобы народилось у вас столько детишек, сколько волос в этой шубе.
Шутка развеселила собравшихся, торжественность обряда была нарушена, под шуточки-прибауточки жених с невестой обменялись кольцами.
Тут поднялся с места дружка и преподнёс Василию Васильевичу разукрашенную цветными лентами плётку. Жених, приняв её, Отложил в сторону:
- Надеюсь, твой подарок мне не понадобится.
Наконец-то с кухни принесли на огромном блюде лебедя, а спереди него - жареную курицу. Дружка подхватил курицу и, завернув её в ширинку, потащил в спальню. Василий Васильевич облегчённо вздохнул. Вновь посыпались весёлые шуточки.
- Ты, Вася, - пошло улыбаясь, громко крикнул Андрей Михайлович, - в случае чего меня на помощь покличь!
- Без помощи обойдёмся, - добродушно проворчал жених.
Гости, проводив молодых в опочивальню; вернулись в палату, чтобы наконец-то от души поесть и попить. Немногословная Авдотья принялась раздевать молодых.
За свою долгую жизнь боярин перепортил немало девиц, многим бабам юбки задрал. Искоса глядя на скромницу невесту, Василий Васильевич прикидывал, как та примет его. Скорее всего, отдастся послушно, вяло, в силу необходимости. Приятно ли молодой девице под стариком лежать? Князь, однако, ошибся - невеста оказалась зажигательной.
"Многих баб я познал, - с удивлением думал боярин, - а такой обладать редко приходилось. Огонь-баба!"
Наутро он с трудом добрался до мыльни. Напарившись, хватил кружку ледяного, принесённого из погреба брусничного кваса и вдруг согнулся от острой боли в боку. Яркие розовые круги поплыли перед глазами. Потом всё сразу померкло. Бесчувственным внесли дети боярские его в дом, уложили в постель. Лишь через месяц он оклемался.
ГЛАВА 3
Тёплый июньский ветер проникает в открытое окно палаты, в которой бояре готовят юного великого князя к приёму ногайского посла. Вместе с ветром в палату влетают громкие крики сверстников, резвящихся на боярской площадке. А великому князю не до игр, ему подобает в надлежащем виде являться на приёмы послов, нетвёрдой ещё рукой выводить свою подпись на важных государственных грамотах. Правда, всё делают за него бояре и дьяки. Он же подобен кукле, которую наряжают в яркие наряды, сажают в кресло, чтобы присутствующие могли почтительно кланяться ей. И никому невдомёк, что он вовсе не кукла, а живой человек, что ему хочется поиграть вместе с другими ребятами в разные игры.
К каждому из присутствующих у Вани особое отношение, но он успел крепко усвоить, что показывать свою любовь ему нельзя. Если он привяжется к кому-то, того обязательно удалят от него или даже убьют. Так что лучше относиться ко всем одинаково. Но в сердце ребёнка нет одинакового отношения к окружающим. К Андрею Михайловичу Шуйскому, например, он испытывает жгучую ненависть за то, что тот отнял у него добрую мамку Аграфену и Ивана Овчину. К Михаилу Васильевичу Тучкову нелюбовь усилилась после того, как тот перетаскал казну матери в большую казну. Какое он имел право так поступать?
А вот думной дьяк Фёдор Мишурин приятен ему. Фёдор нередко с большим уважением рассказывает мальчику об отце Василии Ивановиче, о порядках, существовавших на Руси во время его княжения. Из этих рассказов Ваня понял, что Фёдор Мишурин, как и он сам, недоволен Шуйскими.
- Пора выходить, - сердито ворчит боярин Тучков, - чего вы там копаетесь?
Фёдор Мишурин незаметно для других ласково потрепал мальчика по голове. Великий князь входит в среднюю княжескую палату степенно, ни на кого не глядя. Так велено ему боярами. По красной ковровой дорожке направляется к огромному креслу и усаживается в него. Присутствующие почтительно приветствуют государя. Ваню всегда поражало противоречие в поступках взрослых. Вот сейчас они, знатные вельможи, земно кланяются ему, обращаются вежливо, изысканно. Но едва закончится приём, о нём и не вспомнят. Никому невдомёк иногда, что ему хочется есть, что на локтях его кафтанчик протёрся до дыр.
Как положено, для бережения государя с правой стороны с величественным видом встал князь Михаил Иванович Кубенский, брат дворецкого Большого дворца Ивана Ивановича, а с левой - окольничий Иван Семёнович Воронцов. По правую руку великого князя сел добродушный толстяк Дмитрий Фёдорович Бельский, а по левую - боярин князь Иван Васильевич Шуйский. В палате присутствовали другие князья и дети боярские.
Когда Ваня уселся в кресло и наступила тишина, прозвучал голос боярина Тучкова:
- Великий князь всея Руси Иван Васильевич! Бьёт тебе челом посол ногайского князя.
Вперёд вышел человек невысокого роста с тёмными раскосыми глазами.
- Великий князь московский! Мой господин велел сказывать тебе, что он ходил походом на Крым и там поймал изменника твоего Семёна Бельского.
Посол сообщил потрясающую новость. Бояре многозначительно переглянулись, но в палате по-прежнему было тихо.
- И мой господин, - продолжал посол, - решил выдать его тебе, коли ты, великий князь, дашь за него хороший выкуп.
Михаил Васильевич Тучков требовательно глянул в сторону Вани.
- Твои слова, - заученно произнёс мальчик, - мы обсудим вместе с ближними боярами. А пока ступай прочь.
Едва дверь за послом закрылась, в палате поднялся превеликий шум, никто больше не замечал присутствия государя.