Когда Ханифа вышла во двор, то увидела, как мать, склонившись над сыном, отчитывала его:
- Опозорить хочешь ее? Орешь на все село... Совсем голову потерял!
Задержавшись у ветвистого тутового дерева, Ханифа невольно поднялась на носках и посмотрела поверх нового плетня в сторону соседей. Но там никого не было. Заметив дочь, мать ушла под навес к своим прерванным делам.
Ханифа неслышно подошла к брату и замерла у него за спиной. Бекмурза сидел на деревянной лавке и, сжав коленями седло, ловко орудовал длинным шилом и иглой.
- Сбегай к соседям и возьми у Знаура кусок войлока. Он когда-то обещал... Да побыстрей и не глазей по сторонам,- тихо, но строго сказал брат, а сам и головы не поднял.
Не ожидала такого поручения Ханифа, потому замешкалась, ей хотелось сказать брату, что лучше ему послать Фаризат, но тут же в ней заговорил внутренний протестующий голос; "Нет, иди сама. Ну чего же стоишь?"
- Ты еще здесь? - спросил брат.
"Сама пойду, Фаризат и так видит Знаура, когда хочет",- Ханифа пересекла двор быстрым шагом.
Никогда прежде Ханифа не сравнивала своего соседа с другими мужчинами. Она запросто бегала к ним, когда Фарда просила помочь ей по хозяйству. Беззаботная девчонка смеялась шуткам Знаура и даже пробовала подтрунивать над ним, если рядом не было старших.
Но однажды... Это было давно, когда еще в доме Кониевых не случилось горе. Ханифа первый раз пришла на свадьбу наряженной и в сопровождении двоюродной сестры. На нее сразу же обратили внимание, и она смутилась, стараясь скрыться за чужими спинами. А потом освоилась, завороженными глазами смотрела на девушек. Они плыли в плавном танце, словно лебеди. Стройные, как тополи, с длинными косами... И вдруг Ханифа увидела Знаура. Он птицей влетел в круг и застыл на носках. Послышались возгласы: "Асса!", дружней захлопали в ладоши, надрывалась гармоника.
Потом к нему вышла девушка, и они долго танцевали.
С того вечера Ханифа все время думала о нем. Встречаясь же с ним, не вела больше праздных разговоров. А со временем старалась не ходить к соседям даже по делу. Фарда сразу же заметила в ней перемену и тоже перестала звать ее к себе. С тех пор девушка все чаще ловила себя на мысли, что думает о Знауре...
На несмелый стук Ханифы отозвалась собака, затем она услышала звонкий голос Знаура, приведший ее в трепет:
- Входи, кто бы ты ни был: Друг или враг!
Но Ханифа оробела и не могла дотронуться до калитки. Так бы и простояла, не выйди к ней Фарда. Хозяйка искренне обрадовалась гостье и, отступив, лас* ково пригласила:
- Зайди в дом, дочь моя,- но, видя, что девушка мешкает, повторила приглашение.- Не стесняйся, мы же соседи.
- Я... Мне Бекмурза сказал... Ему войлок нужен;- совсем смутилась Ханифа.
"Как похорошела! И куда только Бабу смотрел? Если бы он женился, то, может, не был бы так горяч... Бедный мой сын... Нет, нет, Знаура надо женить. Ох, как бы Бекмурза не отказал нам!"-женщина шагнула к девушке и взяла гостью под руку: Ханифа робко переступила порог. Увидев ее, Знаур тоже засуетился, но быстро оправился, спасибо, мать помогла.
- Бекмурза прислал Ханифу за войлоком. Ты обещал ему?
- Сейчас... Где-то спрятал и не помню. Только у меня черный, а ему, наверное, нужен коричневый? Нана, ты не видала, куда я положил его?
Знаур суматошно искал повсюду войлок, а потом, плюнув в сердцах, воскликнул:
- Надо же, а? Лежит перед моим носом и молчит! Это, наверное, ты переложила сюда.
- Вот так получается всегда... Сам положит, и спрашивает меня. Разве у хозяйки своих дел мало? Пойдем, Ханифа, твой брат подождет, ничего с ним не случится.
Фарда оглядела девушку, не скрывая своего восхищения: будь на месте Ханифы другая, прочла бы в глазах женщины сокровенные думы: "Как бы нас не опередили, не может же Бекмурза отказывать всем женихам... Как расцвела! Отчего она прячет глаза? Думает ли Ханифа, что скоро станет женой моего сына? Нет, не дал бог высохнуть дереву. О, горе мне с ним! Хорошо, Бза вмешался, а то бы Знаур не женился до седой бороды. Наверное, ему наколдовали, не иначе",- рассуждала старуха. Она ввела девушку в саклю и не знала, куда усадить.
- Ты так редко стала бывать у нас... Я тебе сейчас дзыкка1 приготовлю,- старуха укрылась было в къабице, но Ханифа вскрикнула, и хозяйка вернулась к ней.- Что с тобой, дочь моя?
- Ой, не надо, Фарда. Меня ждет Бекмурза,- взмолилась девушка,- убьет он меня...
Но Фарда ничего и слышать не хотела. Она приоткрыла дверь во двор и крикнула:
- Сын!
- Здесь я!
- Сходи к Бекмурзе, а Ханифа пока останется у нас, она мне нужна.
- Хорошо,- отозвался Знаур.
Ханифа видела, как он сунул под мышку войлок и вышел на улицу. Ей вдруг представилось, как Фаризат в окно любуется Знауром, и она безотчетно прошла мимо хозяйки, чем немало удивила ее, но, опомнившись, остановилась и проговорила:
- Пойду я, а то Бекмурза рассердится на меня,- на ее длинных ресницах блеснули слезинки.
Старуха же думала о своем: "Внуков она подарит мне. О, очаг в моем доме никогда не потухнет... Бза обещал прийти к нам, но что-то его долго нет. Кого он выберет в сваты? Сам, наверное, пойдет к Каруаевым".
7
Петр шел по обочине обычным своим Шагом: он у него мелкий и спорый. С детства Петр не мог ходить медленно. Оттого в пути бывал всегда один: уставали идти с ним люди. Ну а если случался незнакомый попутчик, то он, запыхавшись, поднимал кверху руки и говорил: "Ты уж беги, старик, мне спешить некуда".
Вот и ходил Петр по дорогам один со своими думами и заботами. А еще брал с собой в путь свою верную спутницу - суковатую палку, почерневшую и гладкую, словно ее долго полировали.
Старик в округе прослыл непоседой. И никто не удивлялся тому, что Петр отлучался из села. Частенько у него находились какие-то дела. Вот и этот раз он покинул дом, чтобы навестить надежных болгар и поговорить с ними насчет поручения сына. Гайдукам нужны деньги на оружие. А где их взять, как ни попросить у честных болгар. Пусть каждый поможет повстанцам, если желает погибели туркам.
Петр уже успел навестить дальнего родственника в Пародиме, заглянул к давнишнему другу в Згалинце. Те обещали ему в свою очередь сходить кое к кому в Боготе, Гривице. Ну а если поискать, так у кого-нибудь да отыщутся родственники и в древнем Тырнове, а то и в самой Софии.
На окраине Булгарени кто-то окликнул Петра, но он остановился не сразу.
- Эй, братец,' ты несешься, как будто бежишь от долгов!
Из виноградника вышел крестьянин примерно его лет, и Петр вынужден был подойти к нему: "Откуда ты взялся на мою голову? Успеть бы сегодня добраться домой".
- Добрый день,- приветствовал Петра крестьянин, обмахивая лицо длиннополой шляпой и широко надувая впалые щеки.
- Дай бог добра! - ответил Петр довольно неприветливо.
- Кажется, мы когда-то виделись с тобой,- произнес незнакомец, разглядывая путника.
- О да! Мы встречались, только не припомню где... Память уходит с годами.
- Уж не в гости ли спешишь? - допытывался крестьянин.
- Кто в наше время ходит в гости? С самого Габрово догоняю свою тень, а она, окаянная, несется впереди меня. Вот и привела меня сюда...
Крестьянин засмеялся раскатисто, видно, соскучился по шутке. Присев на землю, он пригласил и Петра.
- Садись, отдохни, а то от твоих царвулей пошел дым,- и, когда Петр сел, добавил: - Вас, габровцев, видно, одна мать родила, все такие жадные...
Он резко нагнулся, и рубаха на груди распахнулась: на шее болтался талисман от всех болезней и напастей - топорик величиной с большой ноготок. Застегнув рубаху на все пуговицы, крестьянин сорвал сухую травинку, пожевал ее и вытер губы, вынул из глубокого кармана просторных шаровар сырницу, не открывая, предложил:
- Отведай, оно с усталости неплохо обмануть голод. Да ты не стесняйся, мы не то, что габровцы.
Скосив взгляд на сморщенное лицо собеседника, Петр проговорил:
- За угощение спасибо. А ты вот что... Послушай, добрый человек, одолжи мне один флорин,-не спуская взгляда с крестьянина, Петр почесал пальцем загорелый нос.
Крестьянин удивленно посмотрел на Петра, присвистнув, ударил его по плечу и откинулся назад. Он долго смеялся, а потом, вытирая слезы, проговорил;
- Да где взять сиромаху1 столько денег? Ты, оказывается, непрочь и пошутить!
- Никак твой дед родился в Габрово? Ты такой же жадный, как и все габровцы. Что ты скажешь на это?
Крестьянин смущенно улыбнулся, хлопнул в ладоши.
- Да ты, видать, мудрый, как тот кадия1 2. Ладно, не будем ссориться, все мы болгары - братья... Я тебе скажу, что одна моя дальняя родственница была замужем за габровцем. Ей богу, не вру,- крестьянин пошарил за пазухой, достал глиняную трубку, постучал ею по расплюснутому ногтю, сунул в беззубый
рот.- Не торопись в село, путник, посиди, поговорим, а тем временем остынут твои ноги. Что слышно на белом свете? Кто-то принес весть, будто немцы и французы поссорились?. Бог ты мой! Что только нужно этим царям? Живи себе во дворце, пей кофе и слушай, как поют соловьи. Нет же, лезут друг на друга с кулаками. А ты как думаешь? - но, не дождавшись, что ответит Петр, сам же продолжил, словно боялся, что не успеет высказаться: - Австриякам всяким да римлянам тоже не сидится.
- Гм! - Петр сковырнул палкой корку потрескавшейся земли.- Чего ты заботишься о чужом горе... Ты лучше скажи, чем помочь сербам и черногорцам? Тебя не радует, как гайдуки колошматят турок?
- Тсс! - Крестьянин выхватил изо рта трубку и испуганно оглянулся по сторонам.- Ты хочешь на виселицу вместо того юнака?
- Какого юнака? - встрепенулся Петр.
- А разве ты не слышал? - крестьянин помрачнел, его короткие редкие брови взъерошились, на сухом лице резче обозначились морщины.
- Что же ты умолк? - нетерпеливо спросил Петр, а у самого мелькнула тревожная мысль о посланце сына.
- Ночью проклятые сеймены (жандармы) схватили одного парня... Сходи в село, взгляни на него. Народ собрался у канака (сельской управы), но я не посмел и ушел сюда... Какое надо иметь сердце, чтобы смотреть, как будут казнить юнака,- крестьянин махнул рукой.
- Парня? Болгарина? - рассеянно бормотал Петр.
- Ну, а кого же еще? Посмотришь на него, так похож на мальчишку, а силы в нем больше, чем в другом мужчине.
- Похож на мальчишку, говоришь? - у изумленного Петра затрясся подбородок.
- Послушай, может, ты его знаешь? Не твой ли он сын? А?
- Сын,-рассеянно проговорил Петр, а про себя подумал: "Нет, это не он. Мало ли парней ходит по земле".
Поднялся Петр, ничего не сказав, побрел к селу. Оно начиналось сразу же за виноградниками, возвышаясь над ними черепичными крышами. Чем ближе подходил к селу, тем тяжелее шаг. "Он, это он... А почему он? Ох, сердце мне говорит, что быть горю. Видно, не дошли до бога мои молитвы. Даже Иванну просил молиться за него... Как я умолял всевышнего уберечь юнака! Замучают парня".
В село Петр вошел, с трудом передвигая ноги. Широкая, пыльная улица вела к мечети. Еще издали Петр заметил, что там собрался народ. Но почему-то оттуда не слышно голосов? Тишину улицы нарушало лишь шарканье ног Петра. Старик почувствовал смертельную усталость, ему захотелось присесть на обочине, закрыть глаза и забыться.
Он подошел к безмолвной толпе, но никто не обратил на него внимания. Стоящие перед ним мешали ему увидеть, что делается впереди. Тогда Петр положил на чье-то плечо дрожащую руку и приподнялся на носках. О, лучше бы он ослеп в эту минуту! Из канака, что рядом с мечетью, вышел баш1 и остановился у порога. Сложив руки на большом животе, турок медленно перебирал четки. Широкие из синего атласа шаровары шевелил ветерок с Балкан. Но вот турок пошел, переваливаясь из стороны в сторону. Когда он достиг середины площади, из того же дома показался вооруженный сеймен. У Петра перехватило дыхание, он почувствовал, что под ним качнулась земля, и он сильнее ухватился за чужое плечо.
За сейменом появился юнак, посланец сына. На площади стояла звенящая тишина. Юнак держался прямо, шаг широкий, легкий, то и дело резким взмахом головы отбрасывал со лба черную прядь волос, и народу открывалось бледное лицо. Оно улыбалось людям.
Из-за мечети вышли еще два сеймена во главе с бюлюк-башия (командиром отряда)2. Но Петр их не видел. Все расплылось перед глазами, и подкосились ноги. Но ему не дали упасть. Чьи-то сильные руки подхватили обмякшее тело и бережно уложили на землю. Не слышал Петр, как баши объявил:
- Эй, эй, гяуры, слушайте внимательно. Того, кто посмеет пойти против султана, ждет кара на земле! Тот, кто поймает комита, получит у меня большой бакшиш - один флорин.
С этими словами он небрежно махнул рукой - и юнака увели в окружении четырех сейменов. Неожиданно арестованный оглянулся и крикнул:
- Болгары! Будьте мужественны!
Сеймен ударил его прикладом в спину.
- Вставайте все и дружно беритесь за оружие!
Все четыре приклада обрушились на юнака, и он
споткнулся, но удержался и, стараясь выкрикнуть еще что-то, повернулся к застывшей площади.
- Болгары! Верь...
Его сбили ударом приклада, и он захлебнулся, упал на землю. Люди видели, как юнак старался высвободить руки, стянутые веревкой за спиной.
Площадь не откликнулась ни единым звуком...
8
День, о котором мечтала Фарда, настал. В ее доме сидели самые уважаемые из рода Кониевых и с почтением слушали Бза. Он восседал во главе стола и с достоинством произносил тост.
- Пусть нам сопутствует святой Георгий! - сказал Бза и, помолчав, добавил:-Может ли птица взлететь в небо, если у нее обрезаны крылья? Так и человек! Без родственников его и муравей одолеет. О, такому человеку лучше не жить на свете... Слава богу, род Кониевых держится на земле крепко. У него много корней. Вот и сегодня мы собрались сюда, чтобы позаботиться о нашем благе. Да будет дело, ради которого мы здесь, дорого сердцу каждого из нас. Благословение бога тебе,- обратился Бза к своему сверстнику, сидящему по левую сторону от него.
Они чокнулись. Бза медленно поднял рог на уровень головы и, откинувшись назад, сказал важно:
- О, господь бог, помоги нам, не оставь без своего внимания!
С этими словами Бза приложился к рогу. Старик пил крепкий напиток долго, не отрываясь, слегка раскачиваясь. И только после того, как Бза передал рог
юноше, стоявшему у него за спиной, каждый из гостей произносил традиционную фразу: "Пусть сбудутся слова нашего старшего" и выпивал, а затем приступал к трапезе.
Наполнив рог из кувшина, юноша замер в ожидании, когда Бза потребует араку, чтобы произнести очередной тост. Юноша был сосредоточен, серьезен от сознания порученного ему дела. Коричневая черкеска плотно облегала спину, плечи. Подбородок с ямочкой выступал вперед. Рука с рогом застыла на уровне узкого поясного ремня с серебряными брелоками.
Гости после выпитого закусывали сдержанно. Перед каждым из них на узком длинном столе лежал нож. Но пользовались им в тех редких случаях, когда нужно было отрезать ломтик мяса. Делалось это не спеша. Наконец старик встал, и остальные последовали его примеру.
- Пора нам, добрые люди, исполнить наш долг,- проговорил Бза.- Путь в дом Каруаевых короток, но не легок... Отправляемся мы туда с надеждой... Дай бог, чтобы там нас не посрамили отказом. Еще никогда нам не отказывали те, с кем мы хотели бы породниться. Мы молим бога, чтобы он уберег нашу честь! Не подобает мне быть сватом, но кому я доверю такое дело? Что-то тревожно у меня на сердце. Да поможет нам бог породниться с Каруаевыми.
Все разом выдохнули:
- Оммен!
- И чтобы через год в доме нашего брата мы дали имя мужчине, который родится в нем! Пусть большего несчастья не случится для Кониевых, чем забота о том, какое ему дать имя.
- Оммен!
К Каруаевым ушли Бза и старики - Гацыр и Елкан. Сваты не сразу направились к Бекмурзе. Они постояли у своей калитки, пока глаза привыкли к темноте. А когда стали различать дорогу, оглядевшись, прислушались к ночным шорохам, далеким звукам. Бза очень боялся чужого глаза, когда дело еще не сделано. Этот суеверный страх появился у него с тех пор, как он начал ходить на охоту в горы. Он рассуждал так: попадись мы кому-нибудь на глаза, считай, не видать тебе удачи, возвращайся назад. Да еще наутро все село облетит весть: "Кониевы послали сватов к Каруаевым". Вот почему Бза действовал с большими предосторожностями. Сваты больше молчали, а если говорили между собой, то шепотом и лишь в тех случаях, когда не было другого способа объясниться.
Короткая летняя ночь укрыла сватов от недругов, и оттого на душе у Бза было спокойно. Он знал жизнь слишком хорошо, чтобы не остерегаться завистников.
У калитки Бекмурзы сваты остановились. Спутники Бза услышали, как старик произнес про себя короткую молитву, и тоже поспешили обратиться к богу с мольбой помочь им в многотрудном деле, за которое они взялись. Где-то залаяла собака. Бза постучал в калитку и замер. Вскоре послышались шаги по ту сторону низкого забора.
- О, Бекмурза, где ты? - вполголоса спросил Бза.
- Здесь мы, здесь,- раздался тревожный голос хозяина.
Загремел засов, открылась калитка, и, не выходя на улицу, Бекмурза проговорил:
- Да принесет мне ваш приход счастье! Кто бы вы ни были, говорю я вам, "здравствуйте", и пусть черная весть, с которой, быть может, вы пришли, останется за порогом! - хозяин отступил в глубь двора, чтобы дать возможность пройти нежданным гостям.
- Да не откажет тебе бог в счастье!-ответил Бза.
Узнал Бекмурза старика по голосу и сразу же успокоился.
- О, извини, Бза, ночь такая темная, что глаза плохо видят. Входите в дом, дорогие гости,- хозяин шел впереди, указывая дорогу в кунацкую.
Бекмурза был беден, а кунацкая все же в доме имелась. Пусть там нет ничего, кроме жесткого топчана, покрытого войлоком, да столика, а все же гостю в доме Бекмурзы было где отдохнуть. .Хозяин сам часто оставался голодным, а для гостя он припас угощение. "Гость - посланец бога и радость для хозяина",- говорили в старину. Об этом завете дедов Бекмурза никогда не забывал. И что бы ни случилось, мать всегда находила, из чего испечь вкусные пироги с сыром. В холодном подвале у нее вдруг оказывалась арака. А что еще надо гостю?
Не успели гости рассесться в кунацкой, как хозяйка уже хлопотала над корытом. Ей помогала дочь. Ханифа усердно раздула огонь в никогда не затухавшем очаге, слазила в подпол за кувшином с аракой. Мать поняла сердцем, с чем пожаловали гости в такой поздний час, и была рада им. Ведь завтра утром в селе станут говорить о сватах и при этом будут завидовать ей, Борхан, у которой такая дочь. Еще бы! Не в каждый дом так часто наведываются сваты. В иные вовсе не заходят. О, горе той матери, которая не дала красоту своей дочери!
Люди удивлялись Борхан. Сама маленькая, подвижная, сухонькая, с тонким и горбатым носом, а дочь высокая, большеглазая, спокойная. Нет, не в мать она. На это Борхан говорила: "Всем обидел меня бог, а взамен дал красавицу-дочь".
Когда Борхан вошла в кунацкую, мужчины встали и слегка поклонились ей. Подавшись вперед, старуха прошла к столику, что стоял в углу, и опустила на него деревянную тарелку с пирогами. Женщина отступила к выходу, приговаривая: