Петр не мог уснуть. Покрутившись на жестком тюфяке с боку на бок, старик встал и тихонько вышел во двор. Тут же рядом с ним завертелся пес, Петр присел и, обняв верного друга, прижал к себе. Пес заскулил, и хозяин потрепал его по мягкой спине:
- Тсс! Чему радуешься?
Петр тяжело поднялся, посмотрел в сторону Балкан: они возвышались черной сплошной стеной. Где-то там, в горах, - сын. Соскучился по нему Петр, изболелась душа в вечной тревоге за сына. Вечер был прохладный, и, почувствовав озноб, старик вернулся в дом, улегся на прежнее место и закрыл глаза в надежде уснуть. Изредка коротко стонала во сне больная мать. А дочь спала у него под боком, положив обе руки под голову. Он прислушался к ее ровному дыханию, и сердце залила нежность и боль. Выросла Иванна без материнской ласки, и кто знает, что еще ждет ее в жизни.
Петр укрылся с головой, вздыхал, до боли зажмурив глаза, но сон не шел. Наконец, обозлившись, он вытянулся на спине, сложил руки на животе и задумался. Теперь его мысли были с сыном. Собственно, отец никогда не переставал думать о нем. Даже во сне не расставался с ним. Ничего, что Христо ходил в воеводах. Все равно сын для Петра оставался мальчиком, за которым нужен хороший присмотр. "Эх, где моя молодость? Пролетела, словно ее и не было...
Будь у меня больше сил, ушел бы в горы к гайдукам,- Петр почесал пятерней за ухом и в который раз повернулся на левый бок, просунув руки между коленями.- Ушел бы... А на кого мне оставить дочь? Будь бы у Христо брат, не беспокоился бы я так о них".
Яростно залаял пес. Видно, пришел кто-то чужой. Пес так кидался еще на турок, которых уж очень ненавидел хозяин.
Затем раздался настойчивый стук в дверь. Шум на дворе прервал невеселые думы Петра, и он затаил дыхание. Иванна беспокойно заерзала во сне, и отец положил ей на голову теплую руку. Кто-то обошел вокруг дома, и Петр увидел в маленьком окне тень. Пес продолжал лаять. Снаружи нетерпеливо пробарабанили по стеклу. Проснулась старуха и позвала сына;
- Петр? Выйди, кто-то стучит.
- Тсс!
- Это свой человек, сын.
- Откуда тебе знать,- прошептал Петр.
- Турки врываются в дом, а этот просится к нам. Иди!
Старик откинул одеяло, стащил с тюфяка ноги на холодный пол и, поеживаясь, уперся дрожащей рукой в колено.
- Иванна,- позвал Петр шепотом, чтобы успокоить себя, но дочь спала.
Ему стало жутко оттого, что он не знает, кто за дверью. Пугала неизвестность, хотя он понял, что к ним явился не враг. Но кто? Может, болгарин бежал из тюрьмы и спасается от преследования турок, а Петр медлит открыть ему? Но у него не было сил встать, а за дверью -ждал человек, и проклятый пес не умолкал. Чего доброго на лай поднимется все село, и неминуемо случится беда, если прибегут турки.
- Ты еще здесь? - спросила мать.
Старик дышал открытым ртом.
- Ангел,- позвали со двора.
Что он слышит? Так звали его в детстве, и об этом знают только Христо и дочь.
Это, наконец, вывело Петра из оцепенения, и он вскочил, будучи не в силах, однако, сдержать волнение.
- Сейчас, подожди... Не уходи! - прошептал он.
Чертыхаясь, Петр шаркал ногами по глиняному полу, но куда-то запропастились царвули. "Кто бы это мог быть?" - подумал старик и, плюнув в сердцах, прошлепал босыми ногами к выходу. Дверь распахнулась, и не успел Цетр произнести ни слова, как перед ним вырос незнакомый человек.
- Кто в доме? - нетерпеливо спросил он хозяина, заглядывая вовнутрь.- Почему ты не открыл сразу?
Петр снова растерялся и не знал, что ответить. Из-за облаков выглянула луна и тут же спряталась. Но этого мига гостю было достаточно, чтобы заметить замешательство хозяина, и он отступил от двери. Настороженно глядя на старика, он едва различал в темноте его лицо:
- Молчишь?
В эту минуту Петр подумал о Христо и обрел дар речи.
- Увидел тебя и вспомнил о сыне... Может, он тоже сейчас стучится к кому-нибудь в дом? .Чего ты стоишь? Не бойся! Я бы тебя не впустил в дом, но ты назвал мое имя. Тебе ничего не угрожает у меня, входи,- старик цыкнул на пса, и тот умолк.
Ночной гость проскользнул мимо хозяина. Плотно прикрыв дверь, Петр постоял, прислушиваясь к шорохам за дверью, и только потом задвинул щеколду. Подумал и еще накинул крючок. Гость тем временем стоял рядом, и старик чувствовал его горячее дыхание на своем затылке.
- Добрые люди в такое время спят,- нарушил молчание хозяин и пригласил незнакомца к затухшему камину, разгреб тлеющие угли.- Теперь опасно бродить по ночам.
- А когда было не опасно? Опасно... Болгарина могут убить и в доме.
- Да, это так,- согласился Петр, он догадался, откуда пожаловал гость, но устыдился спросить сразу о Христо.
А потом действительно ли он тот, за которого его принимает Петр?
Старик не раз слышал о предателях. Под видом гайдуков они являлись в дома соотечественников, выпытывали у них о лесных жителях и о тех, кто им помогал продуктами, а потом доносили жандармам. К счастью, таких среди болгар не так уж много, но все же приходилось быть осторожным. А особенно ему, Петру. Ведь его сын бежал из крепости, был в Румынии, а затем участвовал в Апрельском восстании.1
В душе Петр был рад незнакомцу, надеясь узнать от него о сыне. Невысокого роста, щупленький, гость походил на мальчика-подростка. Хозяин показал ему на низенький стул, который смастерил, когда только родился Христо. Но гость опустился на пол, откинувшись назад, вытянул перед собой ноги и устало вздохнул. Петр сел рядом, поджав под себя ноги.
- Оттуда я пришел, дядя Петр...
У старика дрогнула рука. Он чуть не крикнул: "Скажи, а как там сын?" Петр готов был вскочить и обнять гайдука, но снова вспомнил о предателях и сдержался.
- Не пойму, о чем ты говоришь, добрый человек? Тебе нужен ночлег? Так скажи об этом... Гостю мы всегда рады,- Петр почувствовал озноб и передернул плечами.
Гость встал, нагнулся над Петром и прошептал ему на ухо:
- Христо просил передать тебе привет.
И опять Петр не выдал своего волнения. Еще отчетливее вспомнил предателя-болгарина, который выдал туркам юнака1 2, попросившего у него ночлег. Видно, гайдук понял состояние старика и еще тише добавил:
- Твой сын велел мне поцеловать медальон, что ты носишь на груди. А еще просил передать тебе: "Отец, выпей чарку из того бочонка, который я зарыл в саду".
Это был пароль, оставленный сыном, и старик тут же запричитал, ударяя руками по коленям:
- Бог ты мой! Сын... жив!
Он попытался встать, но гайдук удержал его:
- Сиди, дядя Петр.
- Господи, да как же так? Сын!.. Почему ты молчал так долго? - в голосе старика были слезы.- Ты, наверное, голоден? Сейчас я разбужу дочь...
- Постой, успеем с угощением,- гайдук прошел к окну, тряхнул решетку.- Когда я пробирался сюда, то меня, кажется, видели в турецком квартале.
- О, боже мой! - старик вскочил.- Тогда злодеи уже рыщут, как водки. Куда тебя спрятать?
Петру представилось, как турки врываются к нему, выволакивают юнака, а вместе с ним и его. Бедная Иванна, что-то будет с ней? Старик прижал руки к груди, забегал по комнате. Гость вернулся к нему и обнял за трясущиеся плечи.
- Мне оставаться у тебя нельзя, дядя Петр... Запомни слова Христо: нужны деньги на оружие. Побывай у самых надежных болгар, и пусть каждый даст для общего дела сколько может. Смотри, не нарвись на предателя. К тебе придет наш человек в первую ночь после новолуния. Будь осторожен, не открывай ему душу, пока не попросит у тебя щепотку табака. А потом скажет: "Нет ли огня прикурить". На это ты должен ответить ему: "За огнем дело не станет". Только тогда отдашь ему деньги. Он знает, что делать с ними. Не упрашивай его остаться ночевать у тебя. Он уйдет в ту же ночь. Не забудешь?
- Как ты мог так плохо подумать обо мне? Да я... - но Петр не договорил, он положил руку на плечо юнака.- Да как там Христо? Наверное, голоден и царвули развалились?
- Не так уж плохо нам там, дядя Петр... Многие болгары подались в Сербию, мстят врагу, и никто не хнычет. Кого только там нет! Со всей земли собрались славяне. Горе сделало всех нас хорошими братьями. Каждый думает о победе и не лезет на читаков1 очертя голову. Нас слишком мало, чтобы умирать под их пулями. Жизнь гайдука нужна болгарам.
Петр согласно качал головой и тихо приговаривал:
- Так, так...
А когда гость умолк, спросил:
- Скоро ли вы покончите с ними?
- Все говорят, что осталось меньше, чем живем под игом турков,- грустно улыбнулся юноша.
Но Петр шутки не понял и, заглядывая юнаку в в глаза, допытывался:
- А спите вы на чем? Наверное, голодные?
- В Сербии тоже живут люди... Они делятся с нами, чем могут. Христо и я находимся при русском генерале Черняеве.
Старик ударил в ладоши.
- При настоящем генерале? А ты видел его своими глазами? Генерал командует тобой и Христо?
- Русских там, дядя Петр, много, целая армия. Понял?
Конечно, Петр не знал, что такое армия, но ответил не задумываясь:
- А как же... Мне ли не понять? Да я... Когда я был ребенком, то мне каждую ночь снился дед Иван1. Высокий, до самого неба, могучий, как наш дуб. А под ним белый конь, украшенный попоной из чистого золота. У него была острая сабля. Как взмахнет ею, так летят сто голов читаков. А этот... как его? Ну, генерал твой...
- Черняев...
- Да... Он тоже такой великан?
- Нет, дядя Петр. Генерал наш чуть ниже тебя ростом.
- У-у, а я думал...- разочарованный Петр махнул рукой.- Ну, такой с турками ничего не сделает. Их одолеть - сила нужна! Так ты скажи сыну, пусть не думает о нас. Турки оставили меня в покое. Они сначала грозились, но я не испугался... А денег я соберу столько, что на трех ишаках не увезете.
Ему вдруг захотелось высказать все, что наболело, передумалось за все то время, как расстался с сыном. Он даже не заметил, что гость прошелся от окна к двери, снова вернулся.
- Пойду, не буду ждать, пока сюда ворвутся турки. Прощай, дядя Петр,- юнак обхватил старика, прошептал: - Поцелуй Иванну!
- Э, нет, подожди, не спеши уходить,- старик исчез в другой комнате, и юнак слышал, как он там возился, приговаривая: - Ну и горе мне с ним... Ну и горе... Пришел и тут же уходит.
Петр вернулся и сунул что-то гостю в руки:
- Держи, ты же голодный...
- Спасибо, дядя Петр.
- Господи, да за что ты меня благодаришь? За хлеб и сыр?
- Ну, дядя Петр, прощай!
Не успел Петр ответить ему, а уж юноша исчез так же неожиданно, как и появился. Вытирая слезы, старик приоткрыл дверь. Во дворе была ночь, темная, настороженная. Тяжелый комок подкатил к горлу. Петр провел ладонью по щекам: "Христо... Значит... жив! Да сохранит тебя господь бог. Надежда ты моя единственная. Пойду разбужу Иванну, пусть порадуется тоже. Господи, он сказал, чтобы я поцеловал дочь... А как же его звать? Старый дурак! Я не узнал имя юнака!"
- Отец,- позвала дочь, она стояла за его спиной.
- Ой, Иванна, что я тебе расскажу! - Отец обнял ее и, не стыдясь слез, говорил, шмыгая носом: - Христо жив... Гайдуки бьют турок. Их много, они победят.
- Я все слышала, отец,- дочь отстранилась от него.
- Жив... Христо жив,- шептал отец, а сам все ходил и ходил взад-вперед. - Сын наш с генералами разговаривает. Это тоже ты слышала, Иванна?
- Угу!
- Что за юнак приходил от него! Герой... Ушел, даже имени не сказал... Эх, таких молодцов да побольше нам. Да мы бы тогда проклятым туркам отплатили за все наши слезы и горе. За все! И за нашу мать.
- Не надо, отец,- прошептала дочь, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать.
Она вспомнила мать. Иванну считают высокой, но мать была выше и тоньше. А глаза у них похожи: большие, черные. Дочь любила вечерами сидеть рядом с ней и слушать сказки. Как много знала их мать.
- Неужели мы не отомстим за нее, Иванна? Подумать только, вовремя не уступила дорогу мулле...
Во дворе снова на кого-то кидался пес, он захлебывался в злобном лае. Послышались голоса, и девушка в испуге прильнула к отцу.
- Турки,- прошептала она и еще сильнее прижалась к отцу.
Он гладил дрожащей рукой ее волосы, плечи. Незапертая дверь распахнулась и, с силой ударившись о стену, отскочила, но тут же на нее навалился плечом полицейский. Петр узнал его по высокому росту. Это был Али. А за ним влетели его сподручные, двое полицейских. Петр их не знал, они недавно появились в селе. Ни слова не говоря, кинулись они в комнату, в которой спала одна бабка, и, ничего не обнаружив, вернулись, подступились к Петру с Иванной.
- Где ты спрятал юнака? - спросил Али и потряс кулаком перед носом старика.- Думаешь, мы не слышали, как лаял пес?
- Говори, не то убью! Он выдал себя.
- А разве господин полицейский не знает, где бывают юнаки? - спокойно спросил Петр и сам удивился своему спокойствию.- В лесу! Спросите любого, и вам скажут то же самое. Пусть почтенный Али поправит меня, если это не так.
Али огляделся вокруг и вытянул вперед длинную худую шею:
- Старая лиса! Кого ты хочешь обмануть? Это тебе не удастся,- полицейский потянул носом.- Он только что был здесь! Куда делся гайдук? А? Найдем - из твоей шкуры обтяну тамбуру1.
- Э, к чему пугать старого человека,- махнул рукой хозяин.- Стара моя кожа для этого... Я уж не проживу столько, сколько хожу по земле. Мне давно пора туда, эффенди, я даже собрался в путь, да никак не покончу с земными делами. То одно, то другое...
Петр вдруг отстранил дочь и, сжав кулаки, подступил к полицейскому:
- Я умер в тот день, когда твои люди убили нашу мать.
Иванна всхлипнула, но отец прикрикнул на нее, и она умолкла:
- Молчи! Я ему все скажу...
Иванна видела, как размахнулся Али, и кинулась вперед, но было поздно. Отец провел рукой по лицу и проговорил таким невозмутимым тоном, будто ничего не случилось:
- Бог видит, что у меня в доме никого нет, кроме вас. Ищите, найдете - голову положу на плаху. Только скажу вам, зря будете время тратить...
Али шепнул что-то на ухо своему товарищу, и тот, сунув под мышку мушкет, вышел во двор. Полицейский еще раз окинул Петра с ног до головы и, погрозив ему кулаком, тоже пошел к выходу.
- Доиграешься е огнем... Ох, накличешь беду на свою голову,-Али щелкнул пальцами перед носом Петра.- О твоем сыне я не забыл, помню его... Хорошо, что погиб, а то бы я замучил Христо вот этими руками.
Полицейский позвал Али:
- Пойдем, что с ними говорить... По-моему, гайдук укрылся в другом месте.
Али и его спутники вышли на улицу. Петр плюнул им вслед и, потирая щеку, засмеялся, а когда стихли их шаги, погрозил в темноту кулаком.
4
Высокий кирпичный дом Тулатовых господствовал над селом и был виден отовсюду. Он стоял на возвышенности, а вокруг раскинулась зеленая поляна, обрамленная молодыми тополями. Стройные деревья вытянулись, напоминая неподкупных сторожевых, гордых своей преданностью сильному человеку.
Под каменной стеной забора журчал ручеек. Трава на поляне нехоженая, густая. В солнечные дни дети, не смея приблизиться к усадьбе, глазели издали на цинковую крышу тулатовского двухэтажного дома: с восхода и до заката на крыше играли блики. А взрослые смотрели на усадьбу через злой прищур.
Расцвеченное лучами солнца небо предвещало жаркий день, и собравшиеся, задрав головы, цокали языками. Нетерпеливо поглядывая в сторону ворот, они молча строгали палки, курили трубки... Солнце вставало из-за гор. За забором мычали коровы, блеяли овцы, слышались торопливые голоса тулатовских холопов.
Расставив ноги, Знаур уперся плечом в ствол тутовника. "Алдары забыли обычаи отцов, ни младшего, ни старшего давно уже не почитают... Да разве я виноват, что у меня нет табуна скакунов или мой дом не покидает нужда? Или бог не дал мне такое же сердце, как у Сафара?" - Знаур перевел взгляд на Бекмурзу.
Toт сидел на камне и, подперев рукой голову, медленно раскачивался из стороны в сторону. Но вот Бекмурза Оглянулся по сторонам и крикнул неожиданно:
- Есть среди нас старший или нет? Почему Тулатовы не выходят к нам?
Никто не повернул к нему и головы.
- Ну хорошо, тогда я сам напомню им о себе,- Бекмурза хотел встать, но на его плечо легла рука Кудаберда.
- Не горячись, Бекмурза, ссориться с Тулатовыми мы не можем: они кормят нас.
Бекмурза поднял взгляд на Кудаберда и побагровел:
- Убери руку... Послушайте только этого хромого. Он поучает меня, несчастный щенок!
Кудаберд, однако, не вспылил. Продолжая стоять возле, он пытался привлечь к себе внимание собравшихся:
- Ты хочешь, чтобы Тулатовы обозлились на нас? А ты подумал об этом честном народе? Кто просил . тебя говорить от его имени? - Кудаберд стоял подбоченясь, с таким бравым видом, будто собирался драться с Бекмурзой.
- Отойди, а то и вторую ногу перебью!
У Кудаберда не хватило выдержки. Заметив, как с лица Бекмурзы стала отливать краска, он отскочил в сторону и, испуганно озираясь, поспешно заковылял к воротам: "Разбойник, ну, подожди, я тебе припомню твои слова. Щенком меня назвал, сукин сын!"
Ссора, к счастью, тут же погасла. Но Бекмурза продолжал кричать, все больше распаляясь:
- Эх, вы... Вам бы только пить араку да кушать мясо в чужом доме. Скоро нас нужда задушит, а мы боимся напомнить Тулатовым о себе и ждем у ворот, пока нам подадут милостыню,- Бекмурза уронил голову на руки.- Ох-хо!
В другой раз бы ему мужчины не простили дерзких слов. Но сейчас каждый чувствовал себя униженным и молчал, невольно соглашаясь с Бекмурзой; они понимали. что бессильны перед Тулатовыми.
Наконец приоткрылась калитка, и люди повскакивали со евоих мест. К собравшимся вышел Сафар, елнпствеиный сын Дхполата Тулатова.
Сельчане столпились в нескольких шагах от ворот, образовав полукруг, и молча ждали, что им скажет Сафар. А тот медлил. Кончиками длинных пальцев нарочито долго снимал с рукава белой черкески паутинку. "Сволочь, нарядился, как на свадьбу собрался,- Бекмурза продолжал сидеть и искоса смотрел в сторону Сафара. Заметив, как Сафар похлопал хлыстом по голенищу блестящих ноговиц, Бекмурза встал. Знаур, следивший все время зр ним, испугался, 'как бы он не натворил беды, и поспешил к нему. Бекмурза попытался отстранить его, но Знаур настойчиво проговорил:
- Не надо, Бекмурза! В другой раз, а сейчас стыдно перед людьми. Ты хочешь, чтобы они остались без хлеба из-за нас? Прошу тебя, Бекмурза! Побойся позора.
Бекмурза медленно, оглядываясь на Сафара, вернулся на прежнее место.
- Солнце уже давно взошло, а вы еще здесь. Или вы ждете, когда мои люди вынесут вам шашлык с горячими пирогами? Привыкли дрыхнуть...- Сафар, заложив руки за спину, продолжал играть хлыстом.
У его ног сидел на корточках Кудаберд и, заглядывая ему в лицо, угодливо приговаривал:
- Да, да...
Но на Кудаберда никто не обоатил внимания, ибо все были возмущены грубостью Сафара. Послышались нерешительные голоса:
- Хозяина ждали, а не приглашения на пир.
- Ты, Сафар, не кричи на нас, а скажи, что нам делать?