Детский дом помещался на окраине, в тихом, спокойном переулочке. Входные двери были полуоткрыты. Маленькое существо, чистившее в сенях картошку, подняло на входящих голубые глаза, на которые свисали растрепанные светлые, давно не чесанные волосы.
- Ты что тут делаешь?
- Картошку чищу, - шепнула девочка, стряхивая с платьица шелуху.
- А где директор?
- Госпожа директорша? Не знаю.
- Как же так, не знаешь! У себя она или ушла куда-нибудь?
- Не знаю. - Девочка поднялась с пола, неуверенно взглянула на стоящих перед ней женщин и принялась тереть грязным кулаком глаза.
- Чего же ты плачешь? Мы детей не едим. Ну проводи нас, покажи, где здесь канцелярия.
- Да я же не знаю…
Девочка совсем расплакалась.
Кузнецова потянула Ядвигу за рукав.
- Девочка, видно, запугана, ничего мы от нее не узнаем. Идемте поищем сами.
Длинный коридор был пуст, нигде не слышно было ни звука, не видно было никаких признаков жизни.
- Странно. Не могли же все сразу уйти.
Но в конце коридора вдруг показался высокий молодой человек в куртке внакидку и в стоптанных ночных туфлях на босу ногу.
- Что надо?
- Где здесь канцелярия?
- Какая еще канцелярия?
- Канцелярия детского дома, - ответила Ядвига.
Сейчас госпоже Роек уже не пришлось бы ободрять ее. Весь ее страх исчез, уступив место гневу.
- А на что вам канцелярия?
- У нас дело к директору.
- Госпожа директорша вряд ли сейчас вас примет. Зайдите позже. А по какому делу?
- Это вас не касается. А вы тут собственно кто?
- Я? А вам зачем знать?
- Так себе.
- Ну, если так себе, так незачем совать нос в чужие дела. Тоже мне допрос…
- Так где же, наконец, канцелярия?
- Нет тут никакой канцелярии. Выдумают тоже! И без канцелярии места не хватает.
- Ну, где в таком случае принимает директорша?
- Наверно, у себя в комнате, вот там, вторые двери налево. Только я ведь сказал, зайдите позже. Сейчас она, вероятно, еще спит…
- В одиннадцать часов?
Молодой человек свистнул сквозь зубы.
- А что, в одиннадцать часов спать не разрешается? Новый закон вышел? Мы тут что-то о нем не слышали.
- Вы тут, кажется, о многом еще не слышали.
- Может быть. Только я бы вам посоветовал не шнырять здесь, делать вам тут совершенно нечего.
Пожав плечами, Ядвига постучала в указанную дверь. Изнутри не ответили. Она постучала громче.
- Кто там? - раздался из комнаты хриплый женский голос. - Чего надо?
- Откройте. Комиссия.
Внутри послышалось движение, шлепанье босых ног. Дверь приоткрылась, в щели появился один глаз и розовая щека.
- Что за комиссия? Приходите позже, я еще не встала.
Дверь явно собирались захлопнуть, но Ядвига, сама удивляясь своей смелости, вставила ногу в щель.
- Прошу немедленно открыть. Понятно? Комиссия по приему детского дома!
- Что? Что? Какому приему?
- Будьте любезны, прочтите. - Ядвига просунула в щель свой мандат. С минуту бумага шелестела в невидимых руках.
- Я не умею читать по-русски.
- Там есть и польский текст. По-польски вы тоже не умеете?
В глубине комнаты послышался шепот. Ему ответил другой.
- Я сейчас… - Дверь, наконец, приоткрылась, но лишь настолько, чтобы выпустить в коридор молодую особу в ярком халатике, и поспешно захлопнулась.
- Я ничего не знаю, - тотчас заныла особа. - Никто мне ничего не говорил… Дом находится под контролем господина уполномоченного Фиалковского… Господин Фиалковский не дал мне никаких указаний, без него я не имею права…
- Вы ознакомились с нашими полномочиями?
- Ознакомилась. Вот только если бы господин Фиалковский…
- Господин Фиалковский нас пока не интересует. Будьте любезны сдать счета, документы, запасы, показать списки инвентаря… И потом, быть может, у вас найдется все же какое-нибудь место, где мы с вами поговорим?
- Место, место… У нас так тесно… - Дамочка с минуту соображала. - Тогда, может, в столовой?
- Давайте в столовой.
Дом оживал. Послышались шаги, хлопанье дверей, отголоски приглушенной ссоры.
- Сюда, пожалуйста!
Столовая оказалась довольно большой комнатой, где на круглом столе громоздились горы грязных тарелок, валялись пустые бутылки, недоеденные ломти хлеба, - все это в достаточной степени объясняло заспанный вид и директорши и встреченного комиссией в коридоре молодого человека.
- Вот здесь можно присесть. - Дамочка в халатике указала на диван с высокой спинкой.
- К сожалению, там кто-то спит, - заметила Ядвига.
- Спит? Ах да, действительно… Чесек, Чесек, вставай сейчас же!
Из-под натянутого на голову пальто появились сперва растрепанные волосы, потом запухшие глаза и, наконец, все лицо, молодое, но отекшее и желтоватое.
- Чего надо? Чего орешь? Поспать человеку не дадут…
- Вставай, Чесек. Комиссия пришла!
- Чихал я на твою комиссию! - буркнул молодой человек, как две капли воды похожий на встреченного в коридоре, и опять натянул на голову пальто, собираясь заснуть. Но директорша уже рассердилась.
- Сейчас же вставай, черт тебя возьми, слышишь? Напился, скот!.. - крикнула она, стремительно рванув с него пальто.
- Сама небось больше напилась, - мрачно пробормотал юноша и, спустив с дивана босые грязные ноги, с неожиданным интересом уставился на них.
- Убирайся, чтоб я тебя тут больше не видела!
- Не ори. Убираться так убираться. Подумаешь, комиссия… Две бабы…
Директорша наклонилась и что-то шепнула ему на ухо.
Он исподлобья окинул взглядом Ядвигу и Кузнецову:
- Ага, добрались и до вас! Говорил я вам…
- Заткнись и убирайся отсюда, - заорала дама в халате.
Он встал и, волоча по полу пальто, не спеша направился к выходу.
- Ну, так вот, времени у нас мало. Будьте добры, покажите книги, счета.
- Книги? Да что вы, сударыня, какие там книги! - любезно улыбаясь, заговорила директорша. - У нас никаких книг не ведется, я ведь не бухгалтер.
- А кто вы собственно?
- Я? Как - кто? Просто господин уполномоченный Фиалковский попросил меня заняться этим домом, и я согласилась из любезности. Он мой старый знакомый, так вот, чтобы услужить ему… Это такой милый человек… Вы его знаете?
"Не позволяй втереть себе очки", - вспомнились Ядвиге слова госпожи Роек. Но это нельзя даже назвать очковтирательством. Эта дура как будто и вправду не понимает, что происходит.
Кузнецова в это время внимательно рассматривала стол, оглядела столовую и только махнула рукой, когда Ядвига хотела перевести ей ответ директорши относительно отчетности.
- Не надо, я понимаю, все поняла… Ничего не поделаешь, надо сперва обойти весь дом и посмотреть, что здесь происходит.
Дама в халате хоть и уверяла, что не знает русского языка, видимо отлично поняла слова Кузнецовой.
- О, пожалуйста, если вам угодно… Только я не знаю, имею ли право показывать.
- Как, имеете ли право? Вы видели наши мандаты?
Дама тщательно застегивала упорно расстегивающуюся кнопку халатика.
- Видела. Но дело в том, что я назначена сюда делегатурой нашего правительства и уполномоченным посольства. Так что без них неудобно…
- Не морочьте голову! - грубо перебила ее Ядвига. - Делегатура давно ликвидирована, это вам прекрасно известно, ведь почти год, слава богу, прошел. А уполномоченный посольства арестован за мошенничество, что тоже, вероятно, для вас не секрет.
Та прикусила губу.
- Я не говорю о… господине Лужняке, - выговорила она как бы с усилием. - Меня просил господин Фиалковский, который заменил его на посту уполномоченного.
- Чьего уполномоченного? Впрочем… Фиалковский, на которого вы все время ссылаетесь, тоже уже в тюрьме.
Директорша пискнула и отшатнулась.
- Господин Фиалковский?! Такой порядочный, такой милый человек!.. Боже мой!
- Вот, вот! Так что не стоит на него и ссылаться. А если вам угодно, мы можем через десять минут явиться сюда с милицией. Может быть, хоть она вас убедит, что существуют законы.
- Милиция… Натравить на беззащитную женщину милицию?..
- Мы тоже беззащитные женщины. Так вот, будете вы нам показывать дом или нам одним идти?
- Отчего же не показать, если вам интересно? Могу показать. Только тут нет ничего любопытного. С чего прикажете начинать?
- С самого начала.
- Только… Только вот не знаю, как быть…
- Что такое?
- Не все еще встали, так что…
- Не беда.
- Как хотите.
Она без стука открыла первую дверь. Одевающаяся женщина взвизгнула и прикрыла голые плечи схваченной со стула блузкой.
- Это кто-нибудь из персонала?
- Конечно, конечно… Может, хотите войти?
- Не надо. А дальше?
Но дальше тоже оказались жилые комнаты. В них были одни взрослые - мужчины, женщины, но ни одного ребенка. Кузнецова вдруг забеспокоилась.
- Это ведь Завальная улица, четыре? Детский дом?
- Да. О чем она спрашивает? - обратилась директорша к Ядвиге, вовремя вспомнив, что не знает русского языка.
- А где же дети?
- Ах, дети… Разумеется, дети есть… Только часть мы недавно перевезли в другой дом, здесь было так тесно… Так что детей сейчас… не очень много. Мы как раз ожидаем новую партию.
- Тогда, будьте любезны, покажите комнаты, приготовленные для этой новой партии.
- Комнаты? Но у нас все, все занято. Вы сами видите, какая теснота… Повернуться негде!
- Вот что: прикажите созвать весь персонал в эту столовую, или как она у вас называется, - распорядилась Кузнецова.
- Леон! - пискливо крикнула директорша.
В дверях появился пожилой плечистый усач.
- Это наш надзиратель. Леон, пусть все сейчас же соберутся в столовой. Ну что вы таращите на меня глаза? По-польски не понимаете?
- В столовой пан Чесек спит.
- Давно встал. Идите же! Сто раз вам повторять, что ли?
- Да мне-то что! Не спит так не спит! А только, когда я хотел собрать со стола, он как запустит в меня сапогом…
Снова захлопали двери, послышались шаги. Где-то на другом конце коридора заспорили:
- Холера им в бок, не пойду! Кто мне может приказать, ну кто?
- Иди, слышишь, а то… Что ты, боишься их, что ли?
- Я боюсь? Кого? Этой большевистской комиссии? Двух баб прислали! Да я бы их за шиворот и - вон! Так бы и вылетели!
- Ну, ну, не беспокойся, за углом, наверно, милиция ждет.
- Боюсь я их милиции! Помнишь, в Ташкенте мы им…
- Вот, вот! Самое время и место об этом вспоминать! Входи уж, входи.
Комната медленно заполнялась. Все входили, не здороваясь, равнодушно становились вдоль стены. Преимущественно молодые люди, несколько женщин. Усатый надзиратель был единственным пожилым человеком среди них.
- Сколько персонала в доме? - спросила Кузнецова, раскладывая на краешке неубранного стола бумаги и вынимая самопишущее перо.
- Ого, записывать собираются!
- Свирепая баба… А другая кто - полька, что ли?
- Да, из тех полек, которые, знаешь…
- Прошу потише! - Кузнецова сказала это тихо, но в голосе было что-то, от чего все сразу умолкли. Лишь один из молодых людей демонстративно цыркнул сквозь зубы в угол.
- Сколько у вас персонала?
- Восемь человек, - неохотно выдавила из себя директорша.
- Восемь? А остальные? Сколько вас здесь, господа?
- Ну что ж, сосчитаем сами, - согласилась Ядвига. - Присутствуют тридцать человек.
- Как тридцать? - возмутился юноша, которого они видели спящим в столовой, но вмешался усатый надзиратель:
- А что ж, верно. Дамочка правильно сосчитала. Тридцать человек, как из пушки.
- И что вы тут, собственно говоря, делаете? - спросила Ядвига.
Они неуверенно переглядывались, но не отвечали: ведь вопрос не был задан никому в отдельности. Ядвига поняла свою оплошность.
- Ну, вот вы, например, делаете здесь что-нибудь, несете какие-нибудь функции?
- Я? Еще чего не хватало! Нет, я тут никаких функций не несу.
- Так что же вы делаете в детском доме? Как сюда попали?
- Я? У меня сестра здесь работает.
- Ах, так, сестра… Ну, а вы?
- Временно, милостивая государыня, временно, всего на несколько дней!
После долгих расспросов, уклончивых ответов и пререканий удалось, наконец, разбить присутствующих на две группы. Восемь человек персонала и двадцать два человека, не имеющих никакого отношения к детскому дому.
- Кто из персонала имеет рабочую квалификацию? Может, вы будете так любезны продиктовать, - обратилась Ядвига к директорше.
- Я? Как я могу? Откуда я знаю! - пожала та плечами.
- Ведь вы, кажется, директор?
- Директор. Что же из этого? Я ведь сказала, что я только из любезности. Господин Фиалковский просил… Притом я и сама тут так недавно…
- И не успели еще ознакомиться с персоналом?
- Не успела, - поспешно подтвердила та.
- Любопытно! Что ж, тогда пусть каждый сам продиктует.
Никто не шевельнулся.
- Прошу вас. Ваша фамилия?
- Пенчковская, - неохотно ответила крашеная блондинка, поправляя растрепанные локоны.
- Ну-с, так какая же у вас квалификация?
- Квалификация?
- Что это вы, господа, будто самых простых слов не понимаете? Какая у вас профессиональная квалификация, что вы умеете, что вы окончили? Курсы заведующих яслями, педагогические курсы, университет?
- Никаких я курсов не кончала, - обиженно ответила блондинка.
- На каком же основании вы получили работу в детском доме? Ведь вы здесь числитесь?
- Вы нас упрекаете, - вмешалась директорша, - что мы ничего не понимаем, а сами точно с луны свалились. Что ж, вы не знаете, что война?
- Очень хорошо знаю, - сухо ответила Ядвига. - Не понимаю только, при чем тут война?
- Как при чем? О каких квалификациях может идти речь? Кто соглашался работать, того и брали. Подумаешь, наука - за ребятами смотреть. Для этого университетов не требуется.
- Вы так полагаете?
- А конечно. Надо считаться с людьми, не то…
- Хорошо, хорошо. Есть ли среди вас, господа, учителя?
Но среди восьми человек персонала ни одного учителя не оказалось. Не оказалось и ни одного человека хотя бы с минимальной педагогической подготовкой.
- Ну, а сами вы, - обратилась Ядвига к директорше, - чем вы занимались в Польше?
В толпе присутствующих раздались сдавленные смешки. Директорша снова прибегла к своей любезной улыбочке:
- Я? О, я - то тем, то другим… Я же сразу сказала, что с детскими домами не имею ничего общего… Но по просьбе господина Фиалковского, из любезности…
- Из любезности… Понятно.
Кузнецова быстро записывала данные. Затем подняла голову.
- Прекрасно. Со взрослыми кончено. Теперь мы хотели бы увидеть детей.
- Детей? Да, конечно… детей можно. Конечно… Леон! - директорша обратилась к усачу. - Приведите детей.
- Нет, нет, мы сами к ним пойдем, - поспешно сказала Кузнецова. - Не надо звать.
- Но зачем же? Он сейчас, сию минуту… Леон, сказано вам.
Усач выжидательно смотрел на Ядвигу.
- Не надо звать. Отведите нас к детям.
- Я сейчас сама! - вскочила директорша.
- Благодарю вас, вы можете тоже пойти с нами. Но проводит нас этот гражданин…
- Ого, Леона уже в граждане произвели! - язвительно заметил кто-то в толпе. Усач двинулся по коридору. В углу еще валялась картофельная шелуха, но девчушки уже не было.
- А где же девочка?
- Какая девочка? - любезно заинтересовалась директорша.
- Которая чистила здесь картошку.
- Картошку? Какую картошку? - все больше удивлялась та.
- Ну, Ганка же! - подсказал надзиратель.
- Ах, Ганка! Вечно она с этой картошкой… Сколько раз я ей говорила, чтобы она не смела!
Они спустились по расшатанной деревянной лесенке во двор. На земле валялся навоз, возле огромной колоды лежали топор и мелко нарубленные дрова.
- Куда мы идем? - удивилась Ядвига.
Усач насмешливо улыбнулся.
- Ведь вы, дамочка, к детям хотели? Вот я вас к детям и веду.
Скрипнула дверь наскоро сколоченного сарайчика.
- Как, здесь живут дети? - остолбенела Кузнецова.
- Да, знаете, - заторопилась директорша с приятнейшей из своих улыбок. - В доме тесно, вы сами видели, да и воздуха здесь больше. Летом, знаете, такая жара… Так что детям здесь лучше, здоровее. Воздух…
Кузнецова отстранила ее. Усач распахнул дверь.
- Осторожнее, нагнитесь немного.
Внутри царил полумрак. Лишь когда глаза привыкли к потемкам, Ядвига заметила лежащие на глиняном полу охапки соломы. Сквозь щели в сарайчик проникали тонкие солнечные лучи, и пыль мерцала тысячами золотых вспыхивающих и тотчас гаснущих искорок.
- Но ведь здесь никого нет!
- Ну да, как же нет! Попрятались цыплята… Ну-ка, цыплята, вылезай! - весело крикнул усач.
Солома зашевелилась. Из нее выглянула все та же светлая растрепанная головка, которую они уже видели в сенях.
- Ну, ну, смелей! Нечего бояться! Вылезай, вылезай по очереди!
Снова зашуршала солома. Кузнецова схватила за руку Ядвигу и сжала ее так, что та чуть не вскрикнула.
- Ну, вот и все наше хозяйство, - сообщил усач, когда из соломы, один за другим, вылезли пятеро детей и, отряхиваясь, исподлобья, с опаской уставились на присутствующих.
- Сколько же вас тут?
- Пять, - ответил тоненький голосок.
- Ну хорошо, выходите, выходите на солнышко. Сядем вот тут на бревнах и поболтаем, - пригласила Ядвига и, перехватив быстрый взгляд, брошенный одним из мальчиков на директоршу, прибавила: - А госпожа директорша пойдет вон туда, подальше, посидит там на скамеечке под деревцом, подождет, пока мы поговорим.
Та хотела было возразить, но, встретив взгляд Ядвиги, подчинилась.
- А Леону тоже уйти или пусть останется с нами? - спросила Ядвига.
Один из мальчиков как бы невольно улыбнулся усачу.
- Можно Леону остаться? - спросил сам надзиратель. - Леона цыплята не боятся, правда?
Быстрые улыбочки промелькнули на лицах и моментально исчезли. Ядвига поняла, что усача можно не опасаться.
- Ну вот, - начала Ядвига. - Я из попечительства о детях. Из настоящего попечительства. А эта дама - из советского детского дома. Из такого дома, где у детей своя столовая, спальные комнаты и где они спят в белых, чистых кроватях. И у них есть игрушки…
Она вдруг остановилась, заметив, что детские лица, с самого начала недоверчивые, сейчас стали враждебными. Из-под всклокоченных волос на нее искоса смотрели насмешливые глаза. Худенький черненький мальчик усмехнулся иронической усмешкой взрослого. И эта усмешка, словно в зеркале, отразилась на личиках остальных. Они глумливо улыбались недетской, коварной улыбкой.