Глава 12
1
Когда два сильных человека называют себя Брабазонами, возникает некоторое напряжение. Поначалу они молчат. Так случилось и теперь. Первым заговорил лорд Икенхем.
- Да? - сказал он. - Тогда отдавай два шиллинга.
- Два шиллинга?
- Если нет мелочи, дам сдачи.
Краснодеревое лицо майора немного потемнело:
- Что вы порете?
- Гони деньги.
- Вы в себе?
- Тут мнения расходятся. Одни говорят - да, другие - нет, - отвечал терпеливый граф. - Но сейчас не до этого. Зад, гони деньги. Помню, идем мы с тобой по крикетному полю дивным летним вечером, и ты говоришь: "Зараза, ты не хочешь дать мне два шиллинга?" А я отвечаю: "Нет, не хочу, но все равно придется". И дал.
Майор Брабазон-Планк схватился за стойку.
- Зад? - повторил он. - Зараза? Крикетное поле? Господи! Ты - Зараза Твистлтон!
- Как давно это было! - сказал ему друг детства. - Перед тобою, любезный Зад, - Фредерик Алтамонт Корнуоллис, пятый граф Икенхемский.
Майор Брабазон-Планк мечтательно глотнул из кружки.
- Зараза! - проговорил он, явственно и глубоко растроганный. - Да, а почему ты сказал, что ты - это я?
- Так, к слову, - отвечал граф.
- Зараза… А, чтоб меня черти драли! В жизни бы не узнал.
- Как и Балбес. Ты помнишь Балбеса? Знаешь, что он тут живет?
- Я приехал к его племяннику.
- В Эшенден-Мэнор?
- Да.
- Уезжай, Зад, - посоветовал лорд Икенхем. - Тебе нельзя туда ехать.
- Почему?
- Потому что там я - под твоим именем. Балбес забеспокоится, если нас будет двое. Казалось бы, чем больше Брабазонов, тем лучше, но ему этого не понять.
Майор еще раз отхлебнул пива.
- Под моим именем? - переспросил он.
- Совершенно верно.
- Он думает, что ты - это я?
- Естественно.
- Почему? - спросил Брабазон-Планк, хватая быка за рога. - Зачем тебе это нужно?
- Долго рассказывать, Зад, устанешь. Ты не волнуйся. Просто прикинь: "Станет добрый старый Зараза делать это без причины?" и "Если причина есть, благородна ли она?" Ответы будут: "Нет" и "Да", по ходу вопросов.
Майор оторопело помолчал. Мозги у него трещали от напряжения.
- Господи! - сказал он наконец.
По-видимому, нырнув в прошлое, он вспомнил юного Твистлтона. Заразой зря не назовут. Он припал к кружке; глаза над ней внезапно налились кровью.
- Какого черта! - вскричал он. - Нет, под моим именем!
- Оно красивое, Зад, - сказал лорд Икенхем. - Через черточку. Очень красивое.
- Ты меня позоришь.
- Ну что ты! Я тебя прославляю. Жители этих мест в восторге. Скажи спасибо, что такой человек, как я…
- Не скажу. Возвращайся к Балбесу, складывай вещи. Допью это пиво - выдам тебя.
- Выдашь? Старого друга?
- К черту!..
- В которого ты бросал бумажные дротики?
- Они тут ни при чем.
- Кто тебе дал два шиллинга?
- Шут с ними.
- Ты суровый человек, Зад.
- Нет, я не суровый. Я берегу свою репутацию.
- Сказано тебе, она в надежных руках.
- Да уж, в надежных! Слушай, - майор посмотрел на часы, - выдам я тебя в пять ноль-ноль. Остается двадцать три минуты. Поторопись.
Но граф торопиться не стал. Он смотрел на друга детских лет с той же нежной жалостью, с какою смотрел недавно на констебля Поттера. Он был добр и не хотел обижать примитивных людей, собиравшихся его выдать. Поэтому он вздохнул, приступая к делу.
- Оставь надежды, юный Зад, - сказал он, - ничего у тебя не получится. Билл Окшот рассказал мне разные вещи.
- Какие именно?
- У тебя есть ахиллесова пята, или, если хочешь, щель в доспехах. Назовем ее острой неприязнью к младенцам. Что же, если ты выдашь меня Балбесу, ты немедленно окажешься на их лежбище. Вскоре тут будет праздник, а среди развлечений - конкурс детской красоты. Я согласился быть там судьей. Видишь, где опасность? Нет меня - механически берут тебя.
- Почему?
- Потому что, дорогой мой Зад, какой-то Брабазон им нужен. Все его ждут, о нем объявили. Если я уеду, ты станешь единственным носителем этого имени. Быть может, ты думаешь, что Балбес, человек крутой, и его жена, еще круче, выпустят тебя с миром? Не думай, не обольщай себя. Надежды нет.
Загар несчастного Планка был слишком густ, чтобы мы могли определить, побледнел ли он; но он задрожал, а в глазах его появилось то, что появляется в них, когда человек посмотрит в пропасть.
- Почему бы им не позвать священника? - спросил он. - У нас в Лауэр-Шегли этих чертовых младенцев судит настоятель. Для чего же еще его держать?
- Священник заболел корью.
- Идиот!
- Жестоко говорить так про страдальца, который лежит в постели весь в алую крапинку. Но я понимаю твои чувства. Тяжело не выдавать кого-то, когда уже решил выдать. С удовольствием помог бы, но как - не знаю. Скажу хотя бы, что через сотню лет тебе будет все равно. Что ж, приятно было увидеться. Рад бы поболтать, да не могу, дела. Мы, Брабазон-Планки, - деловые люди. Загляни как-нибудь - я тут, рядом. Вспомним былое: школу, Бразилию… Достанешь два шиллинга - захвати с собой.
Снова похлопав друга по плечу, он удалился; а несчастный друг, тяжело дыша, допил свою кружку.
2
У Гермионы работа спорилась. Как и бывает обычно, главная мысль вызвала к жизни много второстепенных, одна другой лучше. Вскоре конверт уже не мог вместить их, и она перешла к водительским правам, но, случайно подняв глаза, увидела, что к ней приближается немолодой человек исключительно изысканного вида.
- Добрый день, - сказал он, приподняв шляпу с учтивостью былых времен.
В наше время, когда распущенность давно заместила учтивость, пожилые незнакомцы нередко подходят к очень красивым девушкам. Кто как, а Гермиона в этих случаях бывала резка, и настолько, что незнакомцу казалось, что он рассердил дикую кошку. Однако пятый граф был так приличен с виду, что она немного растерялась. Брови у нее дрогнули, словно вот-вот поднимутся, и все.
- Если не ошибаюсь, - продолжал незнакомец, - передо мною мисс Босток? Разрешите представиться - Брабазон-Планк. Гощу у вашего отца.
Гермиона успокоилась и даже выказала радушие.
- О! - сказала она. - Добрый день.
- Добрый, - согласился граф. - Не уделите ли мне минутку?
- Конечно, с удовольствием. Как странно, что вы меня узнали!
- Ничуть. Такие лица забыть нельзя. Мне посчастливилось увидеть ваш портрет…
- А, да, в "Тэтлере"!
- Нет, не в "Тэтлере". Мне показывал его ваш кузен, который с ним не расстается. Дело в том, - пояснил граф, - что я возглавлял экспедицию, в которой такую огромную роль играл Уильям Окшот. Всякий раз, как у него начиналась лихорадка, другими словами - температура, он вынимал вашу фотографию и еле слышно шептал: "О ты! О ты!" Я чуть не плакал, как, впрочем, и другие. Мы становились лучше, тоньше.
Гермиона глядела на него. Будь она менее красива, мы бы сказали, что она вылупилась. Чувства у нее были такие, словно она прожила много лет у подножия тихого холма и вдруг обнаружила, что это действующий вулкан.
- Не думайте, - продолжал граф, - что Уильям Окшот бредил. Нет, каждые полчаса он вынимал и целовал вашу фотографию. Как видите, он не забывал вас, он верен, в отличие от многих молодых людей. Когда он шептал: "О ты!", я думал о том, что слова эти однозначны: "О" - это "о", "ты" - это вы. Разрешите заметить, - прибавил он, отечески улыбнувшись, - что он не ошибся. Ваш союз исключительно удачен.
- Но я…
- Ему повезло. Но и вам повезло, мисс Босток! Мало на свете людей, которых я уважаю, как Уильяма Окшота. Только ему доверюсь я, если встречу аллигатора. Вы скажете, что в семейной жизни аллигаторы не так уж важны, и все же… Человек, который способен вставить ему в пасть палку и, увернувшись от могучего хвоста, разрубить его топором, в доме пригодится. Надеюсь, теперь, когда Уильям Окшот вернулся, свадьбу откладывать не станут?
Гермиона, неоднократно пытавшаяся вставить слово, растерянно проговорила:
- Я за Билла не выхожу.
- Ну что вы! - возразил граф. - Выходите, как не выйти!
- Я выхожу за другого человека. Он тоже тут гостит.
Лорд Икенхем перепугался.
- Помилуйте, не за Твистлтона же! - воскликнул он. - Истинный остолоп…
Манера у Гермионы стала наконец такой, какой могла стать изначально.
- Мне очень странно, - заметила она, грозно сверкнув глазами, - что вы считаете его остолопом.
- При чем тут "считаю"? - возразил граф. - Это объективная истина. Спросите любого человека: "Вы знаете Твистлтона?", и он ответит вам: "А, остолопа?!" Бог с вами, моя дорогая, за него нельзя выходить! Разве станет хорошим мужем тот, кого непрестанно арестовывают на собачьих бегах?
- Что?!
- Поверьте мне. А он называет чужое имя.
- Какая чушь!
- Дорогая моя, это не чушь, а факт. Не верите - крикните ему сзади: "Эй, Эдвин Смит!" Подпрыгнет до неба. Не знаю, как вы, а я отношусь с подозрительностью к собачьим бегам. Там очень смешанное общество. Ну хорошо, допустим, ходи - но веди себя прилично! Что надо сделать, чтобы тебя арестовали? Вы скажете, он выпил. Выпил, конечно, - но что с того? Кстати, вы примирились с тем, что он алкоголик?
- Кто?!
- Алкоголик.
- Реджинальд вообще не пьет.
- При вас - возможно. В прочее время он сосет как пылесос. Ах, жаль, вас не было прошлой ночью! Спустился в гостиную и тако-ое устроил!..
Гермиона все время порывалась уйти, но тут порываться перестала. Когда узнаешь, что твой снежно-белый жених скорее похож на рубашку портового грузчика, трудно проронить: "Вот как? Ну, мне пора". Ты застываешь. Ты тяжко дышишь. Ты говоришь:
- Не скрывайте от меня ничего.
Пока граф рассказывал, прекрасное лицо Гермионы становилось все мрачнее. Девушке с идеалами неприятно узнать, что она вскормила змею - а змеиные свойства Твистлтона открывались ей с каждым словом.
- О! - сказала она.
- Господи! - сказала она.
- Боже мой! - сказала она.
Рассказ подходил к концу. Гермиона смотрела вдаль окаменевшим взглядом. Что-то делала она и зубами; вероятно, именно то, что называют в книгах "скрежетать".
- Может быть, - завершил свою повесть граф, никогда не терявший милосердия, - может быть, он просто болен. Душевнобольной. Говорят, он в родстве с лордом Икенхемом. Тут призадумаешься. Вы знаете графа?
- Только по слухам.
- Но по каким! Многие полагают, что место ему - в сумасшедшем доме. Мне известно, что он получал самые лестные предложения. Безумие наследственно. Когда я увидел этого Твистлтона, мне было ясно, что он сбежал из лечебницы. Когда же я услышал то, что случилось сегодня…
- А что такое?
Гермиона дрожала. Она не думала, что будет и акт II.
- Вскоре после завтрака леди Босток зашла в свою спальню, открыла гардероб и обнаружила там на полу Реджинальда Твистлтона. Он сообщил ей, что хочет взять помаду.
Гермиона вцепилась в водительские права. Акт I достаточно тронул ее, но II его превзошел.
Рассуждая о девушках, идеалах и змеях, мы забыли сказать, что особенно неприятно, если змеи эти употребляют помаду. Люди и сейчас беседуют о кризисе 1929 года, спрашивая друг друга: "Помните, как упали такие-то акции?" - но рейтинг Реджинальда Твистлтона упал гораздо быстрее.
Гермиона щелкнула зубами.
- Я бы с ним поговорил, - продолжил граф. - Я бы потребовал объяснений. Иногда задаешься вопросом, различает ли он добро и зло.
- Ничего, различит, - пообещала Гермиона.
Граф смотрел ей вслед, когда она уезжала, довольный тем, как нетерпеливо нажимает она на педаль. Потом он перелез через ворота, сел на душистую траву и, глядя в чистое небо, подумал о том, как приятно распространять сладость и свет. Если сердце его и кольнула жалость к Мартышке, он ее подавил; после чего впал в легкую дремоту.
Гермиона тем временем затормозила у входа и собиралась войти в дом, когда услышала голос отца:
- ВОН!
Сразу вслед за этим выбежал Поттер, похожий на констебля, побывавшего в плавильной речи. Гермиона подошла к окну.
- Отец, - спросила она, - ты знаешь, где Реджинальд?
- Нет.
- Я бы хотела его повидать.
- Зачем? - с удивлением спросил сэр Эйлмер.
- Чтобы разорвать помолвку, - отвечала Гермиона, еще раз скрипнув зубами.
Завидев в этот самый миг изящный силуэт, движущийся по корту, она ринулась туда. Из ноздрей ее вылетали небольшие язычки пламени.
3
Юная Миртл, побеседовав с дядей, вернулась в зал и увидела, что новый посетитель еще стоит у стойки, глядя в пустую кружку, но с ним никого нет.
- У? - сказала она, ибо надеялась послушать про Бразилию, где сильный всегда прав, а мужчина - это мужчина. - Майор Планк сбежал?
Новый посетитель мрачно хмыкнул. Более наблюдательный человек заметил бы, что тема ему неприятна.
- Он вам про пуму говорил? - спросила Миртл. - Нет? Значит, так: идет он по джунглям, рвет орехи, а тут откуда ни возьмись здоровая пума. Что?
Новый посетитель, тихо проклявший пуму, повторяться не стал, но зато спросил еще пива.
- Я бы испугалась, - продолжила Миртл. - Да уж, прямо насмерть. Пумы - они как? Прыгнут на шею и грызут. Хорошего мало. А майор Планк - человек смелый, так и скажу. Идет это он с ружьем и с верным туземцем…
Новый посетитель повторил свой заказ привлекающим внимание голосом. Миртл обиделась, но пива дала. Он погрузился в кружку, говоря "X-х!"; она промолчала.
Однако девицы у стойки не могут долго молчать. Подчеркнуто протерев бокал, Миртл возобновила беседу, правда на менее опасные темы:
- Чего-то дядя разошелся.
- Чей дядя?
- Мой. Здешний хозяин. Слышите, как орет?
Посетитель, смягчившийся от пива, сообщил, что слышит.
- То-то и оно, - поддержала разговор племянница. - Вот я вам скажу, у нас тут праздник. Называется "ежегодный". Значит, каждый год устраивают. Там будет конкурс младенцев. Что?
Посетитель дал понять, что ей показалось.
- Называется детской красоты. Значит, кто красивый, а кто - нет. Вот у вас есть младенец, судья и скажет - он красивей всех. Премию дадут. Понятно, а?
Посетитель сказал, что это понятно.
- Ну вот. Дядя Джон записал своего Уилфреда и еще бился об заклад, сто бутылок против восьми. А теперь что?
Посетитель этого не знал.
- Викарий наш корью заболел, микробы эти расплодились, так что конкурса не будет. Детям опасно.
Она помолчала, довольная произведенным эффектом. Видимо, посетитель интересовался не пумами, а простыми историями из сельской жизни. Странно только, что он смеялся, хотя история очень печальная. Даже глаза у него засияли, будто он избавился от какой-то тяжести.
- Отменили, - сказала для ясности Миртл. - Значит, нечего было и записывать. Проиграл дядя Джон свои бутылки.
- Ай-я-яй! - ответил посетитель. - Не скажете ли вы, как пройти в Эшенден-Мэнор?
- Прямо, а потом направо.
- Спасибо вам большое.
Глава 13
1
Мы ничуть не удивимся, что полицейский Поттер, сбегав домой и переодевшись, направился к сэру Эйлмеру - у кого же просить защиты, как не у главы местного суда? Не успели воды сомкнуться над ним, как он об этом подумал.
Однако он не знал, что именно в это время искать аудиенции - еще безумней, чем дразнить желчного тигра. Голос не прошептал ему: "Берегись!" - и не прибавил для ясности, что, отказавшись от иска, баронет кипит злобой, а потому - скорее укусит, чем выслушает.
Открыл он это сам, когда на второй минуте услышал нежданный вопрос:
- Вы что, надрались?
Тут полисмен увидел, что собеседник смотрит на него без особой приязни. Когда человек пришел в свой музей, чтобы побыть наедине с горем, ему не хватает только полисменов, бормочущих какую-то дичь. Где покорные дочери, которые в прежнее время только и знали слова "Как вам угодно, папенька…"? Их нет, а полисмены - есть.
Тем не менее Поттер удивился. Он не знал, что рассказ его непонятен, и подумал было, что глаза у сэра Эйлмера наливаются кровью от того возмущения, какое испытывает порядочный человек, когда обидят другого человека, тоже порядочного. Теперь он понял, что ошибся.
- Я насчет нападения, сэр. С отягчающими обстоятельствами.
- Какое нападение?
- Вот это, сэр. Меня толкнули в пруд.
- В пруд?
- Да, сэр. Где утки, сэр.
Баронет утвердился в своих подозрениях. Сам Реджинальд в разгаре оргии не порол такой чепухи.
- Какие тут могут быть утки?
Констебль догадался, что сэр Эйлмер принял утверждение за вопрос.
- Когда я сказал "Где утки, сэр", я имел в виду "Где утки, сэр", а не "Где утки?", сэр. Констатировал факт. Неопознанное лицо толкнуло меня в пруд, в котором находятся утки.
- Толкнуло?
- Толкнуло, сэр.
- Кто же это?
- Женщина в красном, сэр, - отвечал констебль, приближаясь к стилю ранних детективов. - Особа женского пола в красном жакете и с красной штукой на голове. Как бы шарф.
- Так шарф или что?
- Шарф, сэр.
- Тогда и говорите "шарф". Нет, что ж это такое? Давно пора сказать в суде, чтобы вы все, трам-та-ра-рам, поумнее выражались. Ладно. Вы ее видели?
- Не совсем, сэр.
Баронет закрыл глаза, вероятно, молясь о ниспослании силы.
- Что - это - значит?
- Я ее видел, сэр, и в то же время не видел. Такое как бы меркание… Мельцание…
- Если вы еще раз скажете "как бы", я за себя не отвечаю! Вы сможете ее узнать?
- Опознать, - ненавязчиво поправил Поттер. - Конечно, сэр. Только ее нету.
- Вот именно. Чего же вы ко мне лезете?
Собственно говоря, полицейский лез к баронету, чтобы тот запер все выходы и обыскал округу; но, прежде чем он об этом сказал, баронет переменил тему:
- А что вы делали у пруда?
- Плевал, сэр. Я всегда там стою и плюю. Стою, значит, и слышу как бы шаги…
- ВОН!
Констебль повиновался. Дойдя до кустов, он закурил трубку и, в своей манере, стал задумчиво плевать. Мы не скроем, что думы его были нелегки.
Как известно, лучший друг сына - мама, а лучший друг полисмена - глава местных судей. Когда сгущаются тучи, сама мысль об этих судьях придает силу; что уж говорить о главе! Кто погладит, приголубит? Он, и только он.
Всякий, кто бежал когда-то к маме, чтобы рассказать о своих обидах, и получал от нее под дых, поймет состояние Поттера. Если так принимают полисменов те, кто обязан утешать их, думал он, Элзи права. Чем раньше уйти, тем лучше.
Если бы в эти минуты вы подошли к кустам и спросили: "Ну как, констебль Поттер?", он бы ответил вам, что с него довольно. Мы не сомневаемся, что горькие мысли стали бы еще горше; но тут их отодвинуло на задний план неожиданное зрелище.
Констебль увидел сквозь ветки, что на балкон вышла женщина в красном со штукой на голове (как бы шарф).
Она посмотрела направо, посмотрела налево и вернулась в комнату.