Англо-ирландского писателя Джозефа Шеридана Ле Фаню (1814-1873) при жизни ставили в один ряд с Уилки Коллинзом и Эдгаром По. В книге представлено зрелое и позднее творчество мастера. Сборник "В зеркале отуманенном" - исполненные психологизма остросюжетные рассказы, где парадоксальным образом сплетены рациональное и иррациональное. "Дядя Сайлас" - один из лучших образцов позднего готического романа, подлинный шедевр, перебрасывающий мостик от традиции "королевы ужасов" Анны Радклиф к триллерам XX в.
Содержание:
ДЖОЗЕФ ШЕРИДАН ЛЕ ФАНЮ И ГОТИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ В АНГЛИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ 1
ДЯДЯ САЙЛАС - История Бартрама-Хо - Роман{1} 6
Предисловие 6
Том 1 6
Том II 55
Эпилог 100
В ЗЕРКАЛЕ ОТУМАНЕННОМ - Сборник рассказов{95} 101
ЗЕЛЕНЫЙ ЧАЙ{96} 101
ДАВНИЙ ЗНАКОМЫЙ{113} 109
СУДЬЯ ХАРБОТТЛ{127} 117
КОМНАТА В ГОСТИНИЦЕ "ЛЕТЯЩИЙ ДРАКОН"{148} 125
КАРМИЛЛА{174} 151
Примечания 167
Комментарии 169
Дядя Сайлас. В зеркале отуманенном
ДЖОЗЕФ ШЕРИДАН ЛЕ ФАНЮ И ГОТИЧЕСКАЯ ТРАДИЦИЯ В АНГЛИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
Книга, которую читатель держит в руках, представляет зрелое и позднее творчество Шеридана Ле Фаню - ирландского писателя, который посвятил последнее десятилетие своей жизни (начиная с 1860 г.) исключительно готической прозе и получил признание английской читающей публики как выдающийся мастер такого рода повествований.
Готическая традиция складывается в английской литературе в конце XVIII века, в эпоху предромантизма, с ее социальными потрясениями и разочарованием в рационалистической философии Просвещения. Маркиз де Сад в своих "Мыслях о романе" (1800) напрямую связал увлечение готическими ужасами с событиями Французской революции. Он назвал эту литературную тенденцию "естественным плодом революционных конвульсий, пережитых всей Европой" . Однако первый готический роман - "Замок Отранто" Г. Уолпола - вышел в Англии в 1764 году, примерно за тридцать лет до начала революционного террора во Франции. Это произведение - один из первых симптомов начинающейся смены ценностных ориентиров, которая проявилась в новых эстетических теориях, в усилении интереса к национальной культуре, истории и фольклору.
Классицистическое понимание красоты как гармонии и соразмерности, требование ясности, композиционной стройности и единства художественного впечатления ("единства в многообразии") во второй половине XVIII века уступает место иным веяниям. Эдмунд Бёрк в трактате "Философские исследования о происхождении наших идей возвышенного и прекрасного" ("A Philosophical Enquiry into the Origin of our Ideas of the Sublime and Beautiful", 1757) в противоположность идеалу, сложившемуся на основе античных образцов, вызывающему восхищение и удовольствие, выдвигает лишенную нормативности концепцию возвышенного , поражающего, даже подавляющего душу грандиозностью и величием. Он утверждает, что всё, способное вызвать страх и трепет, является мощным источником возвышенного впечатления.
Само слово "готический" (связанное с архитектурным стилем), еще в начале XVIII века воспринимавшееся как синоним средневекового "варварства", бесконечно далекого от гармонической пропорциональности античной архитектуры, получает новое, положительное значение: теперь оно ассоциируется с чем-то старинным, причудливо-неправильным и притягательно-загадочным, связанным с нравами прошедших времен, с "молодостью" европейских народов. Это хорошо видно, например, из "Писем о рыцарстве и средневековом романе" ("Letters on Chivalry and Romance", 1762) епископа Ричарда Херда.
Понятие "romance" в названии сочинения Херда, обозначающее полный чудес и приключений роман эпохи Средневековья и Ренессанса, противостоит понятию "novel", которое Вальтер Скотт определил как "художественное повествование ‹…›, изображающее обычное течение событий", то есть реальную, узнаваемую для читателя, современную повседневную жизнь. Жанр "novel", завоевавший было прочные позиции в английской литературе XVIII века в творчестве таких классиков, как Дефо, Ричардсон, Филдинг, Смоллетт, Голдсмит, Стерн, оказывается несколько потесненным новой модой на готические повествования, возвращающие читателя к жанру "romance", допускающие в свой художественный мир чудесное, таинственное, необъяснимое, ужасное.
Еще один важный момент в становлении готической эстетики - ее связь с возросшим в результате крушения классицистического мышления интересом к национальному прошлому и традиционным верованиям (в том числе и суевериям), с постепенно формирующимся представлением об исторической изменчивости бытия. Недаром первые публикации фольклорных произведений, увлечение поэмами Оссиана порождены той же эпохой; добавим, что готический роман с его пусть пока еще узким, антикварным интересом к истории был предшественником исторического романа Вальтера Скотта.
Горацио Уолпол (1717-1797) в "Замке Отранто" попытался воспроизвести наивную веру в чудесное и сверхъестественное, свойственную Средневековью. Автор выдает свое сочинение за перевод с итальянского подлинника, написанного в начале XVI века, но повествующего о событиях еще более отдаленных, происходивших во времена крестовых походов. В романе говорится о возмездии, постигшем семейство Манфреда, которое незаконно завладело замком Отранто. Здесь есть и исполнившееся пророчество, и давнее преступление, тайна которого выходит наружу через два поколения, и похороненный в подземелье при полном боевом вооружении законный владелец, который чудесным образом постепенно увеличивается в размерах и под конец, сотрясая стены замка, возносится на небеса, и видения, и странствия по мрачному подземелью, и перипетии любовных отношений, счастливо заканчивающиеся свадьбой наследника замка и главной героини. В предисловии ко второму изданию Уолпол пояснил, что пытался соединить смелый полет воображения, свойственный romance, с детальностью и правдоподобием, присущими novel . В то же время в частной переписке он неоднократно отзывался о своем произведении как о пустячке , а в письме к Ханне Мор (ведущей представительнице знаменитого женского клуба Синих Чулков) замечал, что "оно никуда не годится, но век, для которого оно написано ‹…›, требует лишь развлечения" . Новый важный род литературного творчества или пустячок на потребу невзыскательного читателя - сам Уолпол первый задал альтернативу в отношении готического романа, о котором до сих пор спорят критики, так и не приходя к единому мнению .
Если повествование Уолпола требовало от читателя XVIII века проникнуться "наивной" верой своих предков в чудеса, то произведения Анны Радклиф (1764-1823) - "Сицилийский роман" (1790), "Роман в лесу" (1791), "Удольфские тайны" (1794), "Итальянец" (1797), - пользовавшиеся в конце XVIII века особенной популярностью, в большей мере соответствовали чаяниям просвещенного, но склонного к тревоге и унынию читателя того времени. Радклиф прежде всего сумела воссоздать в своих романах атмосферу тревожного ожидания, неуверенности перед лицом таинственных и непонятных жизненных обстоятельств. Свою героиню - молодую и невинную девушку, чьим состоянием путем хитроумных махинаций пытается завладеть некий злодей, - Радклиф, как правило, приводит в старинный, разрушающийся замок, где меланхолия руин, пугающий лабиринт потайных комнат и переходов и необъяснимые, сверхъестественные видения или явления создают чреватую катастрофой атмосферу. Однако героини писательницы, дрожа от страха, тем не менее пытаются проникнуть в тайны прошлого, отделить реальность от опутавшей ее паутины лжи, и в конце концов благодаря стечению обстоятельств козни злодея изобличаются, сверхъестественные события получают вполне рациональное объяснение, а героини обретают счастье и благополучие. Таким образом, "готический" опыт предстает у Радклиф как некое испытание добродетели в экстремальной ситуации, после чего происходит возвращение к обычной жизни.
Уильям Бекфорд (1760-1844) в "арабской" повести "Ватек" (1786) сосредоточивает основное внимание читателя на главном герое, творящем зло ради наслаждения властью и ни на минуту не задумывающемся над страданиями своих жертв. Иронически используя многие клише "восточной повести", в том числе притчеобразность и назидательность, Бекфорд приводит погрязшего в грехах калифа к заслуженному возмездию, однако даже в восточном "аду" тот сохраняет мрачное величие.
Мэтью Грегори Льюис (1775-1818) в романе "Монах" (1796) также выносит в центр повествования образ злодея и тему могущества и неискоренимости зла в человеческой природе. Вслед за Радклиф он переносит описываемые события далеко за пределы Англии: действие происходит в монастыре капуцинов в Мадриде, а католический монастырь охотно воспринимается английским протестантским сознанием как средоточие тайного греха и преступлений. Роман Льюиса имел огромный, но скандальный успех из-за откровенных, в духе маркиза де Сада, сцен соблазнения и насилия. Зло, исходящее от главного героя - монаха Амброзио, одержимого честолюбием, распаляемого сладострастием, не брезгующего магией, идущего от насилия к убийству, - не менее страшно, чем монастырская легенда о призраке окровавленной монахини или встреча с силами потустороннего мира. Как и Бекфорд, Льюис демонизирует злодея и наделяет его каким-то черным великолепием, в конце романа он подключает с этой целью даже фаустианский мотив сделки с дьяволом, на которую идет Амброзио, чтобы избегнуть кары инквизиции.
Готические романы приобрели в последнее десятилетие XVIII века необычайную популярность. Разные варианты готического, сплавы готического и исторического, готического и сентиментального повествований представлены в творчестве Томаса Леланда ("Лонгсворд") и Уильяма Годвина ("Калеб Уильямс" и "Сен-Леон"), Клары Рив ("Старый английский барон") и Элизы Парсонс ("Замок Вольфенбах"), Шарлотты Дакре ("Зофлойя, или Мавр"), Софии Ли ("Убежище") и многих других авторов. В произведениях писателей предромантической эпохи явственно определились основные черты поэтики готического повествования.
Действие готического романа удалено от повседневности либо во времени (отнесено в историческое прошлое), либо в пространстве (происходит в Италии, Испании, Персии и т. п.): читателю предлагается пережить некий экстремальный опыт в экзотических условиях, далеких от английской благоустроенности. Место действия - хранящее мрачные тайны замкнутое пространство замка или монастыря с заброшенными подземельями и потайными дверями, связанное с поверьями о явлениях призраков и т. п. Действующие лица четко поделены на злодеев и невинных жертв, причем злодеи активны и целеустремленны до фанатизма, а положительные герои (чаще героини) совершенно беззащитны. Они пассивно претерпевают выпавшие на их долю необычные испытания. Вместе с тем моральное равновесие в финале неизменно восстанавливается: добро вознаграждается, зло наказывается (формально это происходит даже у Бекфорда и Льюиса, хотя у них мы отметили моменты эстетизации зла, размывающие шкалу моральных оценок). Критики расходятся в вопросе о том, является ли столкновение со сверхъестественными явлениями (призраками, вампирами, магическими предметами и т. п.) неотъемлемой чертой поэтики готического романа, но большинство согласны, что даже если эти мотивы отсутствуют как таковые, в действии, как правило, имеется нечто иррациональное, необъяснимое, заставляющее героев хотя бы задуматься о вмешательстве потусторонних сил.
Занимательность готического романа и его соответствие умонастроениям читающей публики не вызывают сомнений, однако его вклад в развитие литературы вовсе не очевиден. Многие современные критики склонны усматривать ценность готической прозы в ее сосредоточенности на эмоциях, способности глубоко проникнуть в человеческую психологию, даже погрузиться "в темные бездны подсознательного". Между тем первые исследователи готических романов отмечали как раз неудачи в создании сложных характеров, отсутствие психологической глубины и достоверности. Так, С. Т. Колридж в рецензии на "Монаха" Льюиса ("Критическое обозрение" за февраль 1797 г.) писал, что не верит в мгновенную перемену характера Амброзио, который в первых главах предстает как благочестивый монах, красноречивый проповедник, человек большого ума и безупречной репутации, однако, впервые поддавшись соблазну, он с поразительной легкостью превращается в исчадие ада, которое и мрачный гений Данте вряд ли отважился бы изобразить.
Вальтер Скотт обобщил эти претензии, заметив, что никакого психологического анализа, никаких глубин проникновения в человеческие характеры готическое повествование и не предполагает: "‹…› сила его - в изображении внешних обстоятельств, тогда как характеры действующих лиц, подобно человеческим фигурам во многих пейзажах, играют подчиненную роль по отношению к обстановке, в которую помещены; различимы лишь их контуры на фоне скал и деревьев, эти последние и являются главным объектом для художника. Выведенные персонажи ‹…›; наделены не индивидуальными чертами, а чертами своего класса. Мрачный тиран граф; пожилая наперсница экономка, хранительница семейных преданий; разбитная служанка; веселый и легкомысленный слуга; изобретательный злодей; героиня, наделенная всеми совершенствами и подвергающаяся всем мыслимым опасностям, - этим и исчерпывается арсенал романиста ‹…›", не прибегающего ни к комическим, ни к трагическим эффектам, апеллирующего исключительно к чувству страха, физического или порожденного предрассудками.
Два современных автора, исследующих приемы построения характера в готическом романе, И. К. Седжвик и К. Э. Хоуэллс, подтверждают мнение В. Скотта, отмечая поверхностное изображение эмоций (в первую очередь страха) через "бледность лица", "исступленный взгляд" и другие внешние детали. Э. Р. Нэпиер в работе "Несостоятельность готики" доказывает, что нагромождение ужасов притупляет читательское восприятие, лишает возможности сопереживать жертве, в то же время расшатывание моральных критериев и попытки героизации злодея притупляют и наше нравственное чувство.
Критики конца XVIII века были единодушны в осуждении готики, пристрастие к ней высмеивалось на все лады. Однако и самая авторитетная критика не могла помешать растущему спросу на подобные сочинения. Здесь, возможно, впервые наблюдается явственное расслоение публики на "высокую", "мыслящую" и "массовую", связанное с возросшим количеством изданий и расширением круга книгочеев в конце XVIII века. Из всех романов, опубликованных в английских периодических изданиях между 1796 и 1806 годами, готические составляли примерно одну треть, а женский журнал "The Lady’s Magazine" к 1805 году отдавал уже две трети своего объема готическим рассказам или романам с продолжением. Издательство "Minerva Press" специализировалось на готической продукции.