Гройнер продолжал выкрикивать:
- Ниже, Бонни! Ниже! Ниже и… вверх! Вверх!
Бонни напрягся, в последний раз проверяя, чтобы пенис был направлен под нужным углом, и мощным толчком ввел его в вагину.
- Толкай! - закричал ему Гройнер. - Да толкай же! Вот так! Вот так! Давай! Медленно! Вот так!
Трое конюхов что было силы уперлись в землю и заскользили, толкая кобылу - трое маленьких буксиров, примостившихся под самым брюхом, у самого жезла страсти жеребца, и содействующих громоподобному, невероятной важности акту совокупления.
Жеребец уже ничем не напоминал того великолепного чистокровного коня, царственного правителя всего животного мира, который совсем недавно приседал на задние ноги и трубил. Его передние ноги, благодаря которым он всего несколько лет назад изящной рысью летел по беговой дорожке и пришел первым, теперь неуклюже свисали с обеих сторон кобыльей спины - нелепые, бесполезные, рудиментарные конечности. Огромной шеей и выпученными глазами жеребец теперь напоминал какое-то безумное существо, он снова и снова кусал кобылу за шею. Однако его зубы погружались в кожаную попону. Если бы не попона, жеребец в порыве страсти изжевал бы шею до мяса. Мощный круп коня, этой поэмы в движении, обеспечивший ему славные победы на беговой дорожке… теперь этот великолепный двигатель сбавил обороты до одиночных, спастических, конвульсивных толчков, слепо повинуясь животной страсти. Вся мускулатура, буграми вздымавшаяся под разгоряченной черной шкурой, освещенной столбом света, да и сама шкура, каждая унция громадной, весом в тонну туши, стоившей три миллиона долларов, - все это в конечном счете свелось к удовлетворению животной страсти. В то время как проводник страсти, австралийский эльф, голыми руками наводил охваченный любовной горячкой пенис в раскрытую вагину, целая армия лилипутов суетилась вокруг туши, подталкивая ее, а низенький рыжебородый дирижер размахивал руками. Обоих, человека и животное, протащило двадцать… тридцать… сорок футов по земляному полу загона в мощном проникающем импульсе страсти.
Скольжение вдруг остановилось, исступленные толчки прекратились; жеребец вздохнул и хрипло застонал - нечто среднее между всхрапом и жалобным ржаньем. Скорее все-таки последнее, если вспомнить те замысловатые увертюры, которые совсем недавно заполняли все пространство. Жеребец соскользнул с кобылы. Его передние ноги, съезжая, показались еще более нелепыми. Конь весь выдохся, он был полностью опустошен. Несмотря на свои огромные размеры, он вдруг лишился сил. Один из конюхов взял его за недоуздок, но даже это было лишним. Животное никуда не рвалось, не стремилось убежать. Пенис коня, мгновение назад всесильный жезл, все еще оставался набухшим, однако теперь это было нечто черного цвета, уродливое и искривленное, склизкое, источавшее семя и кобылью смазку. Пенис скорее напоминал мокрую дубинку, комковатый и узловатый сук. Вдруг на глазах у изумленной публики конец пениса начал раздуваться. Он все набухал и набухал, пока не приобрел форму гриба, огромного, ядовитого, черного гриба с длинной, хрящеватой, черной ножкой. Гриб на огромной ножке устало свисал. Огромное животное, стоявшее на всех четырех ногах, с опущенной головой, выглядело неживым. Своей походкой оно напоминало дряхлого мула. Конюх уводил жеребца, и тот даже не оглянулся на кобылу. Ни разу. Ни кивка, ни поворота головы, ни вздоха или сентиментального всхлипа, обращенного к существу, которое всего несколько мгновений назад владело каждой клеточкой его тела.
- Но он хотя бы позвонит ей завтра утром?
Грудной баритон Летти Уизерс. Все посмотрели на нее, потом переглянулись - Джин, Марша, Тэд Нэшфорд, Ленор Нокс… все-все. Увиденное настолько ошеломило гостей, что одной шутки Летти было недостаточно, чтобы вывести их из ступора.
Дорис Басе тоже попыталась разрядить напряжение:
- Смотрите, смотрите, сейчас закурит.
Слим Такер сказал:
- Это что, так называемое изнасилование во время свидания?
Хауэлл Хендрикс:
- Не говори "гоп", пока не перепрыгнул.
Вероника Такер:
- Мужик, он такой… ему много не надо.
Франсин Хендрикс:
- Да, все вы, мужчины, одинаковы.
Билли Басе:
- Чарли - может быть. Только не я.
Гости пытались шутить, но никто не смеялся - все пережили потрясение. Только что они стали свидетелями чего-то неожиданного, стихийного, сметающего все на своем пути… Всех их мучил один и тот же вопрос: "Что, что это было?"
Чарли догадывался об их чувствах, потому что и сам испытывал то же самое. Каждый раз, когда бывал в племенном загоне. Когда он вел жеребца, неодолимая потребность животного в воспроизводстве отозвалась и в нем самом. Она пробрала его до костей, дошла до самого солнечного сплетения. И Крокер, конечно же, знает ответ на вопрос. Еще бы не знать! Вот только он не в силах выразить ощущения словами.
Чарли шагнул, встав перед гостями, и заговорил, не отрывая взгляда от Ричмана. Джин и Марша как будто застыли, они стояли с поднятыми плечами и втянутыми головами, точно стремились укрыться в своих панцирях.
- Вот так, - подытожил Чарли. Он с удивлением заметил, что часто дышит, а рубашка под мышками пропиталась потом. - Другие могут болтать о чем угодно. О правах секс-меньшинств, - вышло: "сеек-смешинств", - или о чем другом. - Он остановился, переводя дух. - Могут болтать до посинения. - Господи, до чего же трудно дышать. - Могут молиться на права этих сеек-смешинств, как если бы это были скрижали самого Моисея. Могут закрыть глаза на все и предаваться мечтам о чем угодно. Но суть - вот в этом. - Он показал туда, где только что стояли жеребец и кобыла, и судорожно вдохнул. - В конце концов все сводится к мужчине и женщине. Так-то.
Чарли всмотрелся Ричману в лицо, ожидая реакции. Однако разглядел лишь застывшую гримасу боли. Но почему? Что значит этот странный взгляд? Неужели Серена права? Неужели увиденное шокировало Ричмана, неужели оскорбило его чувства? Неужели он настолько чувствителен? Настолько либерал? Настолько еврей?
Тут пружинистым шагом подошел Гройнер. Он улыбался; его рыжая борода прямо-таки излучала приподнятое настроение.
- Ну, кэп Чарли, - сказал он, - прошло как по маслу! - Он, как и Крокер, едва переводил дух и здорово вспотел. - Одно слово - славно получилось!
- Уж это точно, Джонни! - согласился Чарли. - Вы, ребята, потрудились на славу. - Но в мозгу у него все вертелось: "Джин Ричман… Джин Ричман… Джин Ричман…" И тут Крокера осенило. Либерал, значит… Ладно, сейчас он представит ему Джонни, дирижера этого действа. Представит как равного. Вот это будет либерально, вот это будет по-еврейски.
- Джонни, - обратился он к Гройнеру. - Знакомься… Жид Ричман.
"Что я сказал?!!" Волна жара накрыла Чарли с головы до ног.
- То есть Джин Ричман! Ну вот, совсем из ума выжил… - Чарли беспомощно развел руками. - Ну конечно же, Джин! Джин Ричман! - Крокер оглянулся - все слышали, все до единого. - Господи, видать, очередной приступ болезни Альцгеймера - заговариваться начал! - "Господи? Зачем, ну зачем я сказал "Господи"?!"
Бледное лицо Ричмана поначалу сделалось пунцовым, однако тут же расплылось в мягкой, смущенной улыбке. Он повернулся к Джонни Гройнеру и протянул тому руку:
- Рад познакомиться, Джонни. То, что вы нам показали, просто невероятно!
"Что, что я ляпнул?!!"
Ричман снова повернулся к хозяину и все с той же мягкой улыбкой легонько похлопал его по руке, как бы говоря: "Ничего, все в порядке".
Чарли открыл было рот, но не сразу нашелся, что сказать. Наконец выдавил из себя хриплое:
- Похоже, Джин, у меня уже совсем шарики за ролики заходят…
Ричман все так же улыбался, но глаза его теперь холодно блестели. Глубоко из горла у него вырвался нечленораздельный звук… похожий на смешок… или на выдох после удара в солнечное сплетение.
Чарли не осмелился встретиться взглядом с Маршей Ричман, Сереной, Уолли… вообще с кем бы то ни было. А в мозгу молнией мелькнуло:
"Профукал. Профукал семь этажей "Крокер Групп". И десять миллионов годовых".
ГЛАВА 13. Арест
В этот солнечный воскресный день "Гольфстрим" возвращался в Атланту, но за все время полета душок той досадной оговорки так и не выветрился из салона. Чарли восседал на своем королевском троне за шикарным столом; напротив сидела Ленор Нокс, а через проход - старый губернатор Нокс и Летти Уизерс. Джин-не-Жид Ричман с женой Маршей, Хауэлл, Франсин Хендрикс, Тэд Нэшфорд, "гражданская" Лидия, Серена и Уолли расположились в задней части салона, а Билли и Дорис полетели на собственном самолете. Слим и Вероника Такеры, а также судья Маккоркл остались в округе Бейкер. Они-то остались, а вот душок - нет, он все еще витал в салоне. И пока Чарли и Джин-не-Жид будут находиться рядом, от него не избавиться.
Чарли все никак не верилось, что он ляпнул такое. Не верилось, и все тут. Может, потом, когда пройдет время, все сочтут это безобидной оговоркой…
"Как же, размечтался!"
- А что Бичем-младший имеет сказать по поводу современного Чикаго? - обратился Чарли к Ленор Нокс. Однако на какие бы серьезные темы он ни пытался заговорить, воздух в салоне свежее не становился. Чарли мучился мыслью о том, что все присутствующие вспоминают эту его оговорку, только о ней и думают.
Он проинструктировал Гвинетт, и та поминутно предлагала гостям напитки и закуски. А из кабины пилотов, дабы уделить внимание пассажирам, выходил Луд Харнсбаргер; золотистый пушок на его крепких руках поблескивал в лучах солнца. Но ничто не могло обеззаразить распространившуюся по салону вонь: "Джонни, знакомься… Жид Ричман".
"Гольфстрим" коснулся посадочной полосы ПДК; Чарли все обдумывал, как бы ему достойно расстаться с Джином Ричманом. И даже не глянул на раскаленную от солнечного жара полосу. "А если… а если сойти с трапа первым и тепло, как гостеприимный хозяин, попрощаться с гостями? Особенно с Джином и Маршей. Как будто ничего не произошло".
Самолет замер. Стоило Чарли встать с кресла, как колено снова задергало. Спустили трап. Крокер, прежде чем перенести вес тела на больную ногу, поглядел перед собой и потому не заметил группы из десяти человек, выходящих из зала прибытия и быстро пересекающих заасфальтированную площадку. Спустившись по трапу и щурясь на солнце, Чарли изобразил на лице крайнее дружелюбие; Ленор Нокс, Летти Уизерс, Тэд Нэшфорд и "гражданская" Лидия уже шли следом. И тут раздался резкий голос:
- Мистер Чарлз Эрл Крокер?
Чарли обернулся.
И увидел низенького, лысеющего крепыша лет сорока с бульдожьей челюстью. На нем были серый костюм и галстук расцветки "вырви глаз"; в волосатых руках он держал пачку бумаг. Из-за слепящего солнца Чарли не сразу разглядел остальных.
- Мистер Крокер, - продолжал Бульдог, - меня зовут Мартин Торген, я юрист, представляю интересы "ГранПланнерсБанка". У меня с собой предписание, - тут он махнул в сторону Чарли пачкой бумаг, - суда округа Декальб… Я уполномочен произвести арест и изъятие самолета номер семьсот сорок один Эф-эс, модель "Гольфстрим-пять". Данное движимое имущество является залоговым и может быть отчуждено в качестве частичной уплаты невозвращенных кредитов, выданных вышеупомянутым банком корпорации "Крокер Глобал".
Чарли уставился на Бульдога, из пасти которого так и сыпались юридические формулировки. Попривыкнув к солнцу, Крокер разглядел и остальных. За спиной Бульдога стоял молодой высокий парень атлетического сложения, во взгляде которого читалась готовность немедленно вступить в схватку - как будто в серый костюм юриста обрядили борца. За этими двумя в сером стояли трое - в шляпах лесников, синих рубашках и серых брюках с черной полоской, - патрульные из полицейского управления округа Декальб. Все трое отличались высоким ростом; двое - типичные сельские парни, коренастые любители надраться в субботу вечером и пошвырять камнями в проходящий мимо шоссейного перекрестка поезд. За полицейскими стояли несколько молодчиков в темно-синих ветровках; Чарли не сразу разобрал надпись на куртке. Дальше - еще двое в костюмах; этих Чарли узнал сразу - Рэй Пипкас и… как его… не то Зелл, не то Зейл… тот самый, с квадратным подбородком и скрежещущим голосом.
"Вот сволочи! Дождались, когда у меня в самолете будет полным-полно гостей, и решили провернуть свое дельце!" Летти, Ленор, Тэд Нэшфорд и "гражданская" Лидия слышали все до последнего слова и не могли не понять, что происходит.
Чарли смерил юриста Торгена холодным взглядом:
- Дайте-ка ознакомиться с этим вашим предписанием. Юрист протянул лист бумаги; Чарли даже не глянул в него - взял и разорвал. Сначала на две части, потом на четыре, на восемь… И швырнул под ноги Бульдогу. Несколько наэлектризованных клочков прилипли к брюкам.
- Ваши утверждения голословны, - заявил Чарли. - И поискал глазами Пипкаса. - Рэй, твоя работа? Ты все это придумал? Или твой напарничек?
- Ничего подобного, - возразил Пипкас. - Мы давно уже вели с вами переговоры по поводу самолета. Но вы так и не выставили его на продажу. Мы даже брокера вам подыскали. А вы? Все кормили его "завтраками".
Чарли не ожидал от Пипкаса такой твердости. Что это приключилось с тихоней Рэем?
Тем временем заговорил юрист:
- Что бы вы ни сделали с письменным предписанием, мистер Крокер, сути дела это не изменит. Решение уже вынесено, и корпорация "Крокер Глобал" больше не является собственником данного транспортного средства. Теперь оно поступает в распоряжение "ГранПланнерсБанка". И эти джентльмены, - тут он показал на троих полицейских, - и я… все мы присутствуем здесь с единственной целью - огласить решение суда.
Чарли шагнул к Бульдогу и, нависая над ним, низким, угрожающим тоном произнес:
- Хрена вы получите, поняли? А теперь убирайте своих прихвостней с дороги - я занят, у меня гости. - Чарли перевел взгляд на Пипкаса. - Будь любезен, собери-ка всех своих клоунов и вали отсюда. Ты что, Рэй, не видишь - у меня гости? Либо мы сейчас договоримся по-хорошему, либо это будут уже наши с тобой личные счеты. Понимаешь, о чем я?
- Говорите что хотите, Чарли, - ответил Пипкас, - но факт останется фактом. "Гольфстрим" теперь принадлежит нам.
Чарли ушам своим не верил. Пипкас вдруг осмелел и даже огрызается! Припадая на больную ногу, Чарли шагнул к гостям. Летти и Ленор уже сошли с трапа, Тэд Нэшфорд и "гражданская" Лидия тоже спускались, за ними шли Хауэлл Хендрикс с женой. По их лицам было ясно, что они все слышали.
Чарли изобразил лучезарную улыбку. И самым беззаботным тоном сказал:
- Вы пока идите… подождите в зале ожидания. Я быстро. - Крокер с трудом верил в реальность того, что с ним происходило. Он лихорадочно соображал, пытаясь придумать какой-нибудь выход.
"Так… надо попросту игнорировать этих ублюдков. Дождаться, пока сойдут все гости, а там уже разобраться с наглецами". Чарли заулыбался Бичему Ноксу и Марше Ричман, спускавшимся по трапу, а затем - Хауэллу и Франсин Хендриксам, Тэду Нэшфорду, Летти Уизерс и Ленор Нокс, которые задержались из любопытства. Нелегко было стоять вот так, улыбаясь всем и каждому, и делать вид, будто за спиной нет этой вражеской армии из десяти человек, среди которых к тому же и трое полицейских.
Положение Чарли только ухудшилось, когда юрист громко объявил:
- Как только ваши гости и экипаж сойдут, мистер Крокер, транспортное средство будет арестовано и изъято.
По трапу спускался Уолли, за ним - Джин Ричман и Серена.
- Пап, что случилось? - спросил Уолли.
- Ничего, - успокоил его Чарли, - ровным счетом ничего.
Однако Уолли, судя по всему, не очень-то поверил. Юрист поинтересовался:
- Сколько еще человек осталось на борту?
- Не ваше дело, - бросил Чарли.
- И все-таки мое. Теперь этот самолет принадлежит "ГранПланнерсБанку".
"Проклятье, - выругался про себя Крокер. - Нужен адвокат. А от моего одна головная боль - все требует гонорар в триста пятьдесят четыре тысячи. Что же делать? А возьму-ка я и… оспорю их правомочность".
- Это не входит в юрисдикцию окружного суда, - вслух произнес Чарли. - И данная собственность подпадает под торговое соглашение между штатами.
- Данная ЛДС, - преувеличенно скучающим тоном ответил Мартин Торген, - обременена залоговыми обязательствами и подлежит, лишению права выкупа in situ. То есть в округе Декальб.
- Что еще, черт возьми, за ЛДС?
- ЛДС - личная движимая собственность. А "Гольфстрим-пять" является таковой вне всяких сомнений.
- Вне всяких сомнений? - передразнил Чарли. - И как же это вы собираетесь его сдвинуть?
- Обычным способом - поднимем в воздух. - Торген показал на троих парней в куртках. - С нами механик и двое дипломированных пилотов, имеющих лицензию на управление любой моделью "Гольфстрима", да и вообще многими реактивными самолетами.
Троица скользнула по Чарли равнодушными взглядами. Чарли посмотрел на всех по очереди и поинтересовался:
- И как оно? Нравится участвовать в подобных гнусностях? Самый молодой из пилотов, долговязый парень с большой головой и слишком маленьким ртом, лениво ответил:
- По мне, так лучше на "Конкорде" полетать. Или на "Эф-шестнадцать". Да пока никто не предлагал.
Небрежно-дерзкий тон юнца порядком разозлил Чарли:
- Значит, продаемся, да? Хорош, ничего не скажешь! Юнец пожал плечами:
- Люблю летать. Мне не впервой, уже бывал здесь, на ПДК… по таким же делам. "Гольфстрим-пять" - машина хорошая.
Крокер заметил, что Серена и Ричман спустились и теперь стоят рядом. Чарли уже не ломал себе голову над тем, как бы попрощаться с Ричманом. Теперь у него была другая забота - скрыть позорное банкротство.
Серена спросила:
- Чарли, что случилось?
- Ничего, - буркнул Чарли. - Так… маленькое недоразумение.
Ричман стоял позади Серены. На его губах играла легкая улыбка, он казался еще более сонным, чем обычно.
По трапу начал спускаться Луд Харнсбаргер, держа в руке темно-синюю сумку с вещами; за ним Чарли разглядел Джимми Кайта и Гвинетт.
Чарли поднял руку, останавливая их:
- Задержись-ка, Луд! Вы мне можете понадобиться.
И Серене:
- Дорогая, проводи Джина - "только не Жида! не Жида!" - и остальных в зал ожидания. Машины уже должны быть на месте. Распорядись, кто куда сядет. Да и сами поезжайте домой. Я тут малость задержусь. Съезжу кой-куда.
Чарли повернулся к трапу; в колене что-то щелкнуло, и его пронзила адская боль. Когда же Крокер поднял голову, впереди, преграждая путь, уже стояли трое полицейских; Чарли и не подозревал, что эти бугаи могут быть такими прыткими.
Тот, что посередине, с выпиравшим из-под широкого кожаного ремня пузом, сказал:
- Мистер Крокер, вы не можете подняться на борт. Самолет арестован, и у нас имеется, - вышло: "имеецца", - судебное предписание.
- Как же, имеецца… А на основании какого такого предписания вы примчались сюда в воскресенье, а? Когда у меня гости!
- Мистер Крокер, мы лишь выполняем приказ.
- Ага, просто делаете свою работу. Так, да?