Синклер Льюис
Вещи
1
Герои этой истории - не Теодора Дьюк и Стэси Линдстром, а несессер с туалетными и прочими дорожными принадлежностями из серебра, коллекция клуазонне, стопка изодранных детских книг и герметическая кухня, которая не желала варить.
Задолго до того, как все эти вещи были приобретены, еще в ту пору, когда Тео ходила в коротких платьицах, а ее отец Лайман Дьюк занимался, не очень успешно, куплей-продажей земельных участков, семью их отличала склонность к авантюрам. Жили они тогда в маленьком коричневом домике, где вы ожидаете увидеть детей и кроликов на заднем дворе и где отец семейства никогда не опаздывает к ужину. Но мистер Дьюк вечно торопился на поезд, чтобы осмотреть новые вырубки в сосновых лесах северной Миннесоты. Жена часто ездила вместе с ним в этот пустынный край, далеко за Гранд - Марэ и Верхним Озером, и даже вой волков не вызывал в ней страха. В те годы Дьюки много смеялись и мечтали увидеть горы и тропические леса.
Тео обретала свою мечту, бродя по зарослям пятифутового коровяка вместе со Стэси Линдстромом. Этого бледного, невозмутимого маленького норвежца Тео предпочитала всем своим сверстникам, потому что он был неистощим на выдумки.
Тогда, в 1900 году, Верной был совсем молодым городом. Он не знал загородных клубов, не знал избранных кругов. Поселенцы-пионеры, приехавшие сюда из Мэна и Йорка и ставшие владельцами мельниц и лесопилен, были богаче, чем появившиеся позднее выходцы из Огайо, Индианы и Норвегии, но держались они просто. Проносясь по улицам на гладких, ухоженных лошадях, первые люди города кричали: "Здравствуй, Хэйни!", "Добрый вечер, Кнут!" - вовсе не думая, что снисходят к ним. И, предпочтя Стэси Линдстрома Эдди Барнсу, который провел целый год в закрытой школе и был обладателем стодолларового велосипеда, Тео не считала, что проявляет какой-то особый демократизм. Не считал этого и Стэси.
Эта темноволосая, быстроногая, смуглая, словно светящаяся девочка казалась великолепным жеребенком, а он рядом с ней - пушистой овечкой. У отца Тео была контора, отец Стэси работал на деревообделочной фабрике. И все же верховодил Стэси. Он много читал и мог смастерить все, что угодно. Он придумал игру в флибустьеров, и куда там до них обыкновенным пиратам! В густом лесу, на отвесной круче над Миссисипи, он оснастил для своего доблестного экипажа из одного человека брошенную мусорную тележку - паруса из старых мешков, абордажные сабли из ободьев бочки и доска, с которой сбрасывают в море пленников. К доске по просьбе пленников, сиречь Тео, он для удобства приделал перила.
Но, подумаешь, флибустьеры! Кто угодно мог играть в них, даже Эдди. От одного из старожилов Стэси услышал о фургонах, которые в былые времена медленно пролагали свой путь от самых аванпостов Свободных Трапперов на Ред-Ривер с грузом мехов куницы и чернобурой лисы для шеек французских принцесс. Ужасающе скрипели немазаные колеса, на возницах в куртках из оленьей кожи рдели пунцовые шарфы, каждый миг из леса могли бесшумно появиться индейцы… Стэси тут же превратил разбойничью бригантину в фургон с Ред-Ривер. Иногда это было семь или десять фургонов, и они же баррикада. Укрывшись за ней, Стэси и Тео отбивались от свирепых индейцев племени дакота.
После вылазок со Стэси Тео только презрительно фыркала, когда Эдди звал ее кататься на коньках. Эдди считал, что выписать коньками восьмерку на прочном льду ручья - предел мечтаний всякого спортсмена, а Стэси мог во время нх игр вызвать волшебника Мерлина из древних пещер и заставить его выполнять все желания маленькой девочки. И он умел прыгать на лыжах с горы! И мог починить велосипед. А Эдди даже несчастную передачу тащил в мастерскую.
И городок и Тео стали менее простодушны к тому времени, когда она пошла в Центральную среднюю школу. Две с половиной тысячи мальчиков и девочек были собраны в высоких мрачных комнатах с истертыми полами, пахнущих мелом и мокрой губкой. Там было вокальное общество, своя газета, дискуссионный клуб и маскарадные вечера. Обучали там толково, жизнь кипела ключом, но школа была слишком велика для дружбы за пределами класса. Здесь Эдди Барнс блистал. Энергичный, глава спортивного общества, превосходная прическа, настоящие золотые часы. Стэси Лиидстром как-то затерялся среди всех остальных.
И не кто другой, как Эдди, провожал Тео домой с вечеринок. Эдди был светский молодой человек. Он так же спокойно отправлялся в Чикаго, как мы с вами отправились бы на Сент-Круа-Рнвер бить острогой щук.
Стэси редко ходил на вечеринки. Тео приглашала его к себе, и подруги ее были с ним любезны. По правде говоря, танцевал он лучше, чем Эдди. Но он не мог рассказать о Чикаго. Ему вообще не о чем было рассказывать. И он не пел и не занимался спортом. Отец его умер. Три вечера в неделю и всю субботу Стэси работал в мастерской обойщика - темном, с запыленными окнами помещении над складом, где два старика шведа вели нескончаемый спор о том, что лучше - лютеранство или шведский адвентизм.
- Почему ты не подыщешь себе хорошую, живую работу? - покровительственно спрашивал Эдди у Стэси во время каникул, и Тео вторила ему; но ни тот, ни другая не могли присоветовать ему никакой определенной хорошей, живой работы.
Стэси был в числе первых все годы учения. Но какой толк зубрить, спрашивал Эдди, если не собираешься стать школьным учителем? А уж это его, Эдди, разумеется, не привлекает. Он-то поступит в колледж. На эту тему Эдди говорил часто и красноречиво. Не дурацкие старые книги, а связи - вот что идет вам на пользу, поучал он. Дружба. Студенческие общества. Чертовски помогает, когда выйдешь из колледжа. И в свете и в делах.
- Да, наверно, так, - вздыхала Тео.
Эдди сказал, что Стэси - продольно-поперечный изотермически-геологический вредоносительный скандинависсимус. Все восхищались тем, как ловко Эдди составляет длинные слова. Глядя на Тео холодным взглядом равнодушных глаз, ее старшая сестра Дженет говорила, что только такая дурочка, как Тео, может позволять обтрепанному, бесцветному ничтожеству вроде Стэси Линдстрома носить свои книги домой из школы. Тео заступалась за Стэси всякий раз, как о нем заходила речь. Ничто так не охлаждает юную любовь, как необходимость заступаться за предмет этой любви.
После окончания школы Эдди уехал в колледж в восточные штаты, Стэси стал клерком в отделе сборов при управлении железной дороги… Дьюки же разбогатели и сразу утратили свою склонность к авантюрам.
На принадлежащих мистеру Дыоку участках в северной Миннесоте было обнаружено железо. Он отказался продать землю и сдал ее в аренду компании, ведущей добычу руды. С каждой глыбой земли, вынутой ковшом экскаватора из карьера, компания спешила опустить двадцать пять центов в карман мистера Дьюка. Он раздулся от денег и важности: он купил особняк П. Дж. Брума и превратился в жалкого раба своего имущества.
В особняке Брума было четыре гостиных, камин с гербом и полторы башни. Полубашня представляла собой всего-навсего восьмиугольное, крытое гонтом сооружение с круглым куполом на мавританский манер, зато целая башня была облицована камнем и щеголяла готическими окнами, флюгером и цинковой крышей, с которой, как медные слезы, свисали для красоты шарики. Пока особняк отделывался заново, Дьюки-старшие предприняли традиционное путешествие от Майами до Порт-Саида и привезли домой целый вагон сокровищ. Там была готовая коллекция клуазонне, которую какой-то английский барон собирал в Японии пять лет и спустил в Монте-Карло за пять часов. Там был лондонский несессер, настоящей тюленьей кожи, до того набитый туалетными и прочими дорожными принадлежностями из серебра, что в нем почти не оставалось места ни для чего другого, и до того тяжелый, что поднять его могли разве что переносчики роялей. Гам были ковры, и книги, и настоящие картины, и витраж из Нюренберга, и статуэтки ушабти из Египта, и ажурная медная лампа в форме мечети.
Все эти эмблемы респектабельности Дьюки водворили в заново отделанный особняк и водворились там сами, стеречь их.
Лайман Дьюк был человек добрый и неглупый, но кичливость богатством - болезнь, и он заразился этой болезнью. У кого еще, размышлял он, есть такая лампа? Может ли даже сам достопочтенный Джерард Рэндалл похвалиться такой выставкой сверкающих книжных корешков?
Миссис Дьюк самолично водила экскурсии для обозрения эксминстерского ковра в библиотеке. Дженет забыла, что еще совсем недавно она причесывалась, стоя перед зеркалом, вделанным в простую сосновую шифоньерку. Теперь она сидела за туалетным столиком, на котором красовались подсвечники, карандаш для ресниц и пудреница золотого плетения на шелковой подкладке цвета увядшей розы. Дженет смотрела на всех свысока и советовала младшей сестренке держать на почтительном расстоянии этих "замарашек" - друзей школьных лет.
Конечно, приятно обзаводиться вещами, чтобы люди нам завидовали; но, главное, мы просто не можем этого не делать: положение обязывает. Дженет обнаружила, что жизнь ее была бы невыносима без бального манто. В их квартале есть по меньшей мере три бальных манто! Правда, их никто не носит. Балы и спектакли бывают только зимой, а зимой в Верноне не очень-то наденешь атласное манто. Вы надеваете меховую шубу, и шарф, и свитер, и теплые боты, и пар изо рта инеем оседает у вас на воротнике, и вы выбираетесь из ваших одежек, как кролик из кучи хвороста. Но если манто есть у всех, она не желает, чтобы за ней на всю жизнь утвердилась репутация человека, который ничего не смыслит в элегантности. Дженет теперь на каждом шагу употребляла слово "элегантность".
Она получила бальное манто. И пятнадцатидолларовые атласные туфли, которые заменила лаковыми, как только открыла, что "все" их носят… "все" - была девушка из соседнего квартала, дом которой "и сравнить нельзя с нашим".
2
Тео была и рада и не рада их возвышению. О, конечно, сперва она пришла в восторг от нового дома и пользовалась любым случаем, чтобы упомянуть о нем в разговоре с подругами, и вызывала горничных, когда они вовсе не были ей нужны. Но ее немножко мучила совесть. Она признавалась себе, что не очень-то храбро отстаивала Стэси Линдстрома.
Никогда не забудет она первого появления Стэси в особняке. Семейство только что обосновалось на новом месте. Они жаждали иметь свидетелей своего нового великолепия. Однажды в субботу вечером, в восемь часов, когда они только кончали обедать, кто-то позвонил у входной двери. Нелегко это было - кончать обед в восемь! Раньше они принимались за него в половине седьмого и без десяти семь все как один проглатывали последний кусочек. Но, перенеся начало трапезы на семь, включив в меню салат и разрешив отцу выкуривать послеобеденную сигару за столом, им удалось дотянуть церемонию до мало-мальски приличного времени.
Услышав звонок, Дженет взвизгнула:
- О, может быть, это Гарленды! Или даже Рэндаллы! - Она помчалась в переднюю.
- Дженет! Дже-нет! Горничная откроет! - закричала миссис Дьюк.
- Я знаю, просто хочу посмотреть, кто там.
Дженет вернулась, презрительно бросила:
- Это всего-навсего Стэси Линдстром. Явиться в такую рань! И костюм новый купил специально для этого случая: топорщится, словно из жести!
Тео сделала вид, что ничего не слышит. Она убежала в библиотеку, в другой конец дома. Она была в смятении. Стыдно, ужасно, но она боялась, что Стэси окажется не на высоте. Так что честь принять его выпала на долю мистера Дыока.
- А, Стэси! Рад видеть тебя, мой мальчик! Девочки где-то здесь! Тео-о!
- Лайман! К чему так кричать! Я пошлю за ней горничную, - недовольно проговорила миссис Дьюк.
- Да она мигом прилетит. Этим девчонкам стоит только услышать, что появился молодой человек! - гремел мистер Дьюк.
Дженет - она убежала в библиотеку сразу же вслед за Тео - прошипела:
- Молодой ч-ч-человек! Чтобы мы "полетели" к какому-то клерку с железной дороги!
Тео скатала носовой платок во влажный тугой комочек, затем разгладила его на колене и принялась старательно обрывать кружевце.
Издали донесся громкий голос мистера Дыока:
- Пойдем пока посмотрим мою новую коллекцию.
- У, противная, - бросила Тео сестре и побежала в последнюю из их четырех гостиных. Оттуда, из темноты, ей хорошо видны были отец и Стэси. Ей казалось, что она ограждает его, своего брата, от опасности, от самой страшной опасности: оказаться смешным в глазах чужака - Дженет. И тут же почувствовала, что Дженет прошмыгнула в комнату вслед за ней.
- Ну, как тебе нравится эта штучка, а? - спросил мистер Дьюк, отпирая горку орехового дерева и вынимая покрытую эмалью тарелку.
Стэси просиял:
- О, я знаю, что это такое. Я читал об этом! Это клуазон. - Он произносил слово в рифму со словом "тон".
- Как сказать, не совсем! Большинство называет это клуазонней. "Перегородчатая эмаль", - если хочешь похвастать своей ученостью. Но клуазон - это неплохо! Мать, Дженет! Парнишка называет это клуазон! Ха-ха! Ну, не огорчайся, мальчик. И поважнее нас с тобой люди делали ту же ошибку.
Дженет захихикала. Ядовитая струйка смеха просочилась сквозь тишину пустых комнат и, должно быть, достигла Стэси. Он в замешательстве поглядел вокруг.
Неожиданно он показался Тео, в этом своем новом костюме, сидевшем горбом, настоящей деревенщиной. Он крутил пуговицу и пытался улыбнуться мистеру Дьюку.
Тарелка клуазонне была дана Стэси в руки. Что он видел? Сверкание многоцветной эмали в крошечных ячейках. В центре, на звездном поле, дракон с извивающимся языком, по ободку - бутоны на снежных облаках, летящая птица и забавные закорючки среди листьев ивы.
Но мистер Дьюк поучал его тому, что там следует видеть:
- Это сара, великолепный экземпляр. По мнению знатоков, она принадлежала либо Ши Синво, либо Монзеки - монахам из знатных семей, жившим в монастыре Нин-на-ю. Обрати внимание, какие исключительно тонкие перегородки, как ровно наложена эмаль. А цвета! Ты видишь здесь грифельно-синий, серо-зеленый, хромово-желтый и… э… ну и много других цветов. Вот тут, в центре, кура-куса. Эта птица называется хо-хо, она летит над деревом кири.
Стэси не без основания подозревал, что еще совсем недавно мистер Дьюк не больше смыслил в восточном искусстве, чем Стэси Линдстром. Но у него не было в запасе японских слов, чтобы дать подобающий ответ, поэтому он только и мог, что переминаться с ноги на ногу и крякать:
- Вот как, вот как!
А мистер Дьюк захлебывался:
- Если ты приглядишься, то увидишь, что этот татцубо вовсе не из перегородчатой, а из выемчатой эмали. Очень важный момент для тех, кто интересуется изделиями из фиппо. Обрати внимание, какая необычайно изящная кику на этой чаван.
- Да… э… вижу, - промямлил Стэси.
- Осел, самый настоящий осел, вот он кто, - шепнула сестре Дженет - они все еще сидели в темной гостиной - и, задрав нос, вышла из комнаты.
Прошло по крайней мере пять минут, прежде чем Тео собралась с духом и отправилась на выручку Стэси. Когда она проскользнула в комнату, он беспокойно ерзал в большом кожаном кресле. Чего он только не делал! На него неприятно было смотреть. Он скрещивал ноги, и всякий раз его жесткие брюки ложились все более безобразными складками. Он постукивал ботинком по полу. Пальцы его барабанили по креслу. Он поднимал глаза к потолку, облизывал губы и поспешно опускал взгляд, натянуто улыбаясь, чтобы показать, что он внимательно слушает мистера Дьюка, пустившегося в воспоминания о своем путешествии.
Тео бросилась к Стэси, весело хлопая в ладоши; белые муслиновые юбки взметнулись над стройными лодыжками.
- Ну, разве дом не прелесть? Когда у нас будет поросенок, мы сможем держать его вон там, под роялем! Пойдем, я покажу тебе все укромные уголки, - затараторила она.
Она вприпрыжку пустилась из комнаты, таща его за руку… Но тут же почувствовала, что, пожалуй, не следует делать это так рьяно. Стэси, во время их игр увлекавшийся до того, что забывал обо всем на свете, сейчас был скован. Что бы такое сказать ему?
- Надеюсь, ты теперь часто будешь ходить к нам. - просительно произнесла она. - Будет так весело. Мы…
- О, ты скоро перестанешь меня узнавать: у вас такой шикарный дом, - пробормотал он.
Истинная женщина, она попыталась приложить целебный бальзам к его уязвленному самолюбию. Она зажгла свет в третьей гостиной и показала ему герб покойного мистера П. Дж. Брума, высеченный на огромном неуклюжем камине.
- Я просила декоратора расшифровать его для меня, и, насколько он мог разобрать, если Пэт Брум не ошибался, в числе его предков были английский герцог, немецкий генерал и сербский гробовщик. Ничего не упустил, кроме…
- Камин роскошный, - прервал ее Стэси. Он отвернулся, обвел комнату угрюмым взглядом и угрюмо добавил: - Пожалуй, слишком роскошный для меня.
Так ни разу и не удалось ей заставить Стэси разделить ее радость по поводу нового дома. Он, казалось, ставил себе в заслугу то, что он беден. Похвальбой звучали вновь и вновь повторяемые слова: "Чересчур роскошно для меня! Не привык я, черт побери, к этим финтифлюшкам".
Она старалась изо всех сил. Она показала ему не только парадные комнаты, но и восхитительный потайной спуск для белья, идущий от одной из спален на втором этаже вниз в прачечную, и ящики в стенном шкафу, которые выдвигались на роликах, так что их можно было открыть и закрыть одним мизинчиком, и стенные часы - куранты с боем, как в Вестминстерском аббатстве и как в Тринити-колледж; и таинственные глубины подвала с газовой сушилкой для мокрого белья, и винный погреб, привлекательность которого, поскольку в нем пока стоял всего-навсего один ящик пива и семь бутылок лимонада, заключалась главным образом в том, что он мог служить ареной необычайных приключений.