Она все еще колебалась, с тревогой вглядываясь в его лицо.
"Почему вы не подошли ко мне тогда, на берегу, когда я была у бабушки?" - вдруг спросила она его.
"Потому что вы так и не обернулись; потому что вы не ощутили моего присутствия. Клянусь, я не ушел бы, если б вы тогда посмотрели на меня!"
Он рассмеялся, так как его признание показалось ему самому детским лепетом.
"Но я намеренно не стала оборачиваться!"
"Намеренно?"
"Я ведь знала, что вы были там. Догадалась, кому принадлежат пони, оставленные во дворе. И когда вы с Мэй вошли в дом, я сбежала на берег".
"Сбежали от меня как можно дальше?"
Она тихо повторила:
"Сбежала от вас как можно дальше!"
Ачер снова рассмеялся, - на этот раз счастливым смехом.
"Вот видите, нет смысла притворяться! Я должен сказать вам, - добавил он, - что приехал сюда с единственной целью: повидать вас! Но… нам нужно поторопиться, чтобы не опоздать на наш пароход!"
"На пароход? - переспросила она растерянно, слегка нахмурившись. Но потом вдруг улыбнулась и сказала: - Да, но так или иначе, я вначале должна вернуться в отель и оставить записку."
"Оставляйте столько записок, сколько вам заблагорассудится! Вы можете написать ее прямо здесь".
С этими словами он достал блокнот и перьевые ручки.
"А вот и конверт для вашего письма! Видите, у меня все предусмотрено! Положите блокнот на колени, а ручки я сейчас подготовлю! Постойте, их нужно хорошенько встряхнуть!"
Он несколько раз встряхнул одну из ручек и постучал ею о спинку скамейки.
"С ними нужно обращаться, как с ртутным термометром. Встряхнуть несколько раз… Вот, сами попробуйте!"
Элен рассмеялась и, склонившись над блокнотом, принялась писать. Ачер отошел на несколько шагов в сторону и смотрел сияющими, невидящими глазами на проходивших мимо пешеходов, то и дело оборачивавшихся, чтобы взглянуть еще раз на столь непривычное зрелище. Не так часто в скверике рядом с Коммон можно увидеть дам в роскошных туалетах, пишущих письма, сидя на скамейке.
Мадам Оленская засунула листок бумаги в конверт, надписала на нем имя и положила письмо в карман. Затем она тоже поднялась.
Они зашагали по направлению к Бикон-стрит. Проходя мимо клуба, Ачер краешком глаза заприметил того самого посыльного, который доставлял его записку в Паркер-Хаус. Извозчик отдыхал рядом: разомлевший от жары, он подставил свое лицо под струю воды, которая с большим напором лилась из водопроводного крана.
"Ну, что я вам говорил! Все предусмотрено! Вот и кэб для нас с вами!"
Они рассмеялись, глазам своим не веря: поймать извозчика в такое время дня, в таком пустынном месте, в городе, где стоянки для кэбов все еще считались чем-то вроде "заморской диковинки"!.. Это ли не чудо?
Взглянув на часы, Ачер убедился, что у них еще есть время, чтобы заехать в Паркер-Хаус перед тем, как отправиться на причал. Кэб промчался по улицам, раскаленным от зноя, и высадил их у дверей отеля.
Ачер протянул было руку за письмом.
"Позвольте, я передам его!" - сказал молодой человек, но мадам Оленская отрицательно покачала головой, соскочила на землю и исчезла за стеклянной дверью. Было всего пол-одиннадцатого, но что, если посыльный графа, не найдя, чем себя занять, уже сидел в холле вместе с другими путешественниками, которых он успел заметить: когда она распахнула дверь? Они расслаблялись, потягивая прохладительные напитки.
Ачер ждал Элен, прогуливаясь взад-вперед перед отелем. Мальчишка-сицилиец с такими же глазами, как у Настасьи, предложил почистить ему ботинки, а ирландская матрона попыталась навязать ему персики; и каждые несколько секунд дверь открывалась, пропуская на улицу мужчин с покрасневшими от духоты лицами в соломенных шляпах, сдвинутых на затылок. Проходя мимо Ачера, они задерживали на нем свои взгляды. Молодой человек был удивлен тем, что дверь открывалась так часто, и все мужчины, выходившие из отеля, казалось, были на одно лицо. Повсюду, куда бы он ни бросил взгляд, сновали какие-то люди, хлопая дверьми отеля.
Вдруг на пороге Паркер-Хауса появился человек, которого невозможно было ни с кем спутать. Ачер увидел его издали, поскольку отошел от входа на довольно большое расстояние; когда он снова повернулся лицом к отелю, чтобы возвратиться обратно, то обратил внимание на этого худощавого, одетого с иголочки человека, который казался "белой вороной" в этом людском потоке. Его лицо с впалыми щеками выражало удивление, и было совершенно не похоже на лица остальных. Это был молодой человек, пожалуй, слишком бледный и изнуренный жарой; он сильно волновался и в то же время выглядел, как вполне разумный и целеустремленный человек (или таким казался, поскольку вообще сильно отличался от остальных). Ачер хотел получше рассмотреть его, но тот уже растворился в людской толпе. Судя по всему, это был какой-нибудь иностранный бизнесмен, который выглядел вдвойне как иностранец на фоне общей массы. Когда он затерялся среди толпы, Ачер продолжил дефилировать вдоль здания отеля. Молодого человека не заботило мнение окружающих, которые видели, как он беспокойно прохаживается взад-вперед с часами в руках. Ему казалось, что прошло уже довольно много времени, и единственный вывод, который напрашивался сам собой, был тот, что мадам Оленскую, по всей вероятности, застал врасплох посыльный графа. При одной мысли об этом Ачер испытал почти физическую боль.
"Если она не появится через минуту, я отправлюсь на розыски", - подумал он.
Но тут дверь распахнулась, и графиня сама вышла к нему. Они снова сели в кэб и когда он тронулся с места, Ачер достал часы и с удивлением обнаружил, что она отсутствовала всего три минуты. Под дребезжание полуразбитых окон, которое делало их разговор практически невозможным, они тряслись в кэбе по булыжной мостовой, направляясь к пристани.
Пароход был лишь наполовину заполнен народом. Они сидели рядом, на скамье и молчали. Им не то, чтобы нечего было сказать друг другу, - просто молчание куда более красноречиво характеризовало их душевное состояние. И они сидели в тишине, наслаждаясь покоем и уединением.
Когда лопасти ходового колеса пришли в движение, и часть парохода исчезла под дымовой завесой, Ачеру показалось, что и весь старый мир исчезает под ней. Ему очень хотелось спросить мадам Оленскую, не испытывает ли она то же самое ощущение, что и он. Они словно отправлялись в бесконечно долгий вояж, оставляя за бортом все, что их связывало с прошлым. Но он никак не решался задать этот вопрос, так как боялся, что после этого Элен перестанет доверять ему. А ему ни за что на свете не хотелось лишиться ее доверия. Воспоминания о том единственном поцелуе денно и нощно жгли его губы, точно раскаленным железом. Мысль о ней поразила Ачера, словно удар молнии, накануне его отъезда в Портсмоут. И вот теперь, когда они плыли в неизвестность, казалось, одно прикосновение может нарушить их удивительную близость.
Когда пароход вышел из залива в открытое море, поднялись волны и налетел ветер, обдавая их солеными брызгами. Знойное марево все еще висело над городом, но впереди лежало царство чистой, бурливой воды и далекие маяки светились отраженным солнечным светом.
Мадам Оленская, прислонившись к борту судна, упивалась прохладной свежестью морского воздуха. Вокруг шляпы она повязала длинную вуаль, но лицо ее оставалось открытым, и Ачер был потрясен выражением, которое застыло на нем: оно казалось таким умиротворенным и счастливым! Да, она приняла вызов и не боялась ни встречи с их общими знакомыми, ни (что не вселяло в него надежды!) порыва откровенности с его стороны.
В полупустом баре, который Ачер не прочь был бы полностью освободить для себя, они обнаружили компанию благовоспитанных молодых мужчин и женщин - школьных учителей на каникулах, как сказал им хозяин салуна. Но Ачер прекрасно понимал, что поговорить в такой обстановке им не удастся.
"Это безнадежно, - сказал он. - Я попрошу отдельную каюту".
И поскольку никаких возражений со стороны мадам Оленской не последовало, Ачер отправился на поиски укромного уголка.
Двери каюты выходили на обширную деревянную палубу: внизу, под окнами, мерно плескались волны. В ней было неуютно и холодно. На столе, покрытой сверху клетчатой скатертью, стояли банки с пикулями и блюдо с черничным пирогом. Никакой романтической обстановки не было и в помине, и Ачеру показалось, что мадам Оленская не воспринимает всерьез ту ситуацию, в которую попала. На лице ее, когда она уселась напротив него, играла загадочная улыбка. Женщина, бросившая своего мужа и, согласно людской молве, бежавшая с другим мужчиной, способна идти на риск! Но ее выдержка и хладнокровие заставили его выбросить из головы все ироничные мысли. Такой спокойной, понимающей и естественной она была, что Ачер перестал думать о щекотливости их положения и постарался настроить себя на дружескую беседу, ради которой они, собственно, и уединились. А им обоим было, что рассказать друг другу!..
Глава двадцать четвертая
Обедали они неторопливо, с наслаждением смакуя еду. Делали паузы в разговоре, ибо то, что они не могли выразить словами, выражали их молчаливые диалоги. Ачер мало говорил о себе и своих делах, - все больше слушал. Он не хотел упустить ни единого слова из ее рассказа. И, подперев подбородок рукой, согнутой в локте, она рассказывала ему о тех событиях, которые произошли с ней за последние полтора года.
Элен очень скоро устала от так называемого "светского общества". Да, Нью-Йорк был гостеприимным, - пожалуй, даже слишком гостеприимным городом. Ей не забыть, как он снова принял ее в свои объятия после долгих мытарств на чужбине. Но когда мадам Оленская окунулась в его жизнь с головой, она поняла, что совершенно иначе относится ко многим вещам, чем большинство нью-йоркцев. Поэтому, она и решила перебраться в Вашингтон, где, по всей вероятности, люди были менее консервативны и не стеснялись высказывать свою точку зрения. Она склонялась к тому, чтобы осесть в Вашингтоне и присмотреть дом для бедной Медоры, уставшей от опеки своих нью-йоркских знакомых. Впрочем, маркиза в ней нуждалась, как никогда, потому, что ее продолжали одолевать мысли об очередном супружестве.
"Но этот доктор Карвер… Разве он не вызывает у вас опасений? Я слышал, что он навещал вас у Блэнкеров…"
Элен улыбнулась.
"О, доктор Карвер - пройденный этап! Он - очень умный человек, этот доктор Карвер и ищет себе богатую супругу, чтобы она финансировала его проекты. А Медора для него - просто удачный пример новообращенной".
"Новообращенной?.."
"Ну да, она же - поборник всех этих новых сумасшедших идей, которые витают в воздухе! Кстати, они и меня интересуют гораздо больше, чем слепая приверженность традициям - заметьте, чьим-то традициям, - столь распространенная среди наших друзей! Стоило ли открывать Америку, чтобы превращать ее в большой парад стереотипов? - она улыбнулась и спросила: - Вы полагаете, Христофор Колумб прошел через все испытания ради того, чтобы водить в Opera Сельфридж Моррис?"
Ачер изменился в лице.
"А Бьюфорту вы говорили подобные вещи?" - спросил он отрывисто.
"Я давно с ним не общалась. Но в свое время говорила, конечно. И, как ни странно, он понял меня!"
"Я всегда знал, что вы нас не любите! А Бьюфорту вы отдаете предпочтение, потому что он не такой, как мы?" - он отвернулся и обвел взглядом голые стены каюты. Взгляд его скользнул дальше, по крышам белых домишек за окном на берегу.
"Мы слишком скучные. Мы все - на одно лицо. Но почему же вы тогда, - прервал он сам себя, - не уезжаете обратно?"
В глазах у нее потемнело, и он ожидал, что дальше последует взрыв негодования. Но в ответ она не произнесла ни слова, словно задумалась над тем, что он сказал. Молодой человек испугался, что она задает себе этот вопрос и не может найти на него ответа.
Наконец она произнесла:
"Я думаю, это из-за вас".
Невозможно было сделать подобное признание более бесстрастным тоном, не оставляющим ни малейшей надежды на успех. Ачер сильно покраснел. Он стоял, боясь пошелохнуться, словно слова ее были редкостной бабочкой, которая при его неосторожном движении могла упорхнуть. Молодой человек надеялся, что его терпение будет вознаграждено, и вслед за одной бабочкой появятся еще и еще.
"По крайней мере, - продолжала она, - именно вы дали мне понять, что среди этой скуки есть вещи настолько деликатные и тонкие, что вся моя жизнь меркнет перед ними. Не знаю, как вам это объяснить, - она слегка нахмурилась, - но раньше я не понимала, что самые изысканные удовольствия порой слишком дорого нам обходятся".
"Изысканные удовольствия! - подумал он. - Интересно, что она имеет в виду?"
Он хотел было возразить ей, но Элен умоляюще взглянула на него, и он промолчал.
"Я не хочу, - продолжала она, - не хочу обманывать вас и себя. Я так долго ждала, когда смогу поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали!"
Ачер нахмурился и прервал ее коротким смешком.
"А как вы думаете, Элен, что вы сделали со мной?"
Она слегка побледнела.
"С вами?"
"Да: вы перевернули мою жизнь, а я только слегка повлиял на вашу. Я тот мужчина, который женился на другой потому, что ему велела это сделать дама его сердца!"
Ее бледность сменилась ярким румянцем.
"Я думала - и вы мне обещали, - что мы не будем говорить об этом сегодня!"
"О, женщины! Ни одна из вас не хочет посмотреть горькой правде в глаза!"
Она понизила голос и тихо спросила:
"А для Мэй, это тоже горькая правда?"
Ачер стоял у окна и барабанил пальцами по оконной раме. Когда Элен с непередаваемой нежностью произнесла имя его жены, у него сжалось сердце. Казалось, оно отозвалось в каждой клеточке его тела.
"Прежде всего, нужно думать о том, чтобы поступать должным образом, не так ли?"
"Должным образом?" - как эхо повторил он, не отрывая глаз от окна.
"Но если, - продолжала она развивать свою мысль с болезненной настойчивостью, - если ради этого не стоит пожертвовать всем и спасти других от жестоких разочарований и душевных травм, тогда ради чего же жить? Для того, чтобы наслаждаться тем, что у меня было раньше и что теперь утратило всякую ценность в моих глазах?"
Ачер отвернулся, продолжая стоять на месте.
"В таком случае у вас… у вас нет причины возвращаться обратно, не так ли?" - спросил он ее, и голос его дрогнул.
Она взглянула на него в отчаянии.
"А как вы считаете?.."
"Судя по тому, как вы настаивали на нашей… на моей свадьбе, у вас нет особых причин для очередного бегства, - сказал он жестоко. - Но мы постараемся как можно реже беспокоить вас своим присутствием!.."
Элен ничего не ответила и Ачер с горечью продолжал:
"Какой в этом смысл? Вы показали мне, какой может быть реальная жизнь, и тут же отправили меня в изгнание! Поверьте, это выше того, что человек может вынести!"
"Не говорите так! Я ведь тоже была в изгнании!" - улыбнулась мадам Оленская сквозь слезы.
Она буквально уронила руки на стол и сидела, стараясь не смотреть ему в глаза, словно в них притаилась опасность. Но он читал по ее лицу то, в чем она сама не в силах была признаться. Казалось, ее душа говорила с его душой на немом языке, и Ачер стоял, потрясенный тем, что только что узнал о ней.
"Так вы… тоже? Все это время?"
Вместо ответа мадам Оленская дала волю слезам. Они наполнили ее глаза и покатились по щекам.
Их разделяло почти все пространство каюты, и ни один из них не сделал попытки "нарушить дистанцию". Ачера всегда удивляла ее способность как бы растворяться в окружающем мире; вот и теперь он ловил себя на том, что не ощущал бы так явственно ее присутствия, если бы взгляд его, как и тогда, в маленьком доме на Двадцать третьей улице, не упал на ее руку, лежавшую на столе. Тогда он невольно смотрел на ее руку, не осмеливаясь взглянуть мадам Оленской в лицо; теперь же молодой человек мечтал с благоговением прикоснуться к этой руке, но не решался сократить расстояние между ними. Ему была знакома любовь, которая проявлялась в неустанной заботе друг о друге двух возлюбленных. Но страсть, переполнявшая его, должна была найти отклик в ее сердце. И он, жадно впитывая каждое ее слово и каждый взгляд, уже не чувствовал себя таким одиноким, как прежде.
Но через несколько мгновений его снова охватило отчаяние. Они были вместе, в одной каюте, почти совсем рядом, и в то же время, оставались бесконечно далеки друг от друга, словно находились в разных точках планеты.
"У вас нет причины возвращаться обратно", - упрямо повторил Ачер, нарушив затянувшееся молчание.
"Ну как я могу удержать тебя?" - хотел он крикнуть ей.
Мадам Оленская сидела неподвижно, потупив глаза.
"Я пока еще не собираюсь уезжать", - молвила она.
"Пока еще? Так значит, настанет время? И, может быть, оно уже не за горами?.."
Элен взглянула на него своими ясными глазами и сказала:
"Уверяю вас, если это и произойдет, то не так скоро. Главное, чтобы мы с вами не совершили ошибки".
Ачер упал в кресло. Своим ответом она хотела подчеркнуть, что если он сделает хоть одну попытку нарушить дистанцию между ними, то снова столкнет ее в пропасть искушения и соблазнов. И он понял, какая внутренняя борьба в ней происходила, и смирился с тем, что она так далека от него.
"Но что для вас жизнь?" - тяжело вздохнул он.
"Должно быть, часть вашей жизни!"
"А моя - это часть вашей?.."
Элен кивнула.
"Итак, мы принимали это, как факт, а с остальным нам приходится смириться?"
"Вот именно".
Он вдруг вскочил, выбросив все доводы из головы. Перед ним было это прекрасное лицо, и больше вокруг он ничего не видел. Элен тоже поднялась. Нет, она не собиралась раскрыть ему свои объятия или броситься прочь. Она стояла и смотрела на него с таким выражением, словно самая тяжелая часть задачи была уже выполнена, и ей оставалось только одно: ждать, что будет дальше. Она стояла так спокойно, что когда молодой человек приблизился к ней, ее руки сами потянулись к нему. Они коснулись его рук и немного напряглись. Она не отталкивала его, но держала на некотором расстоянии от себя, чтобы видеть его лицо.
Они потеряли счет времени и сами не знали, простояли ли в таком положении несколько минут или несколько мгновений. Но этого времени оказалось вполне достаточно, чтобы Элен выразила в своем молчании все, чем жила ее душа, и чтобы он понял, что для него нет ничего важнее. Его не должно беспокоить, что эта их встреча может оказаться последней; все, что ему нужно - это довериться ей и умолять ее позаботиться о том, чтобы у них было будущее.