– Ни души, говорю ж вам, сэр. И не то, что б человека, ни одной шелудивой собаки в округе. Собравшись с духом, пошел я обратно к дому и толкнул дверь. Внутри было совсем тихо. Так вот, вошел я в комнату, откуда лился свет. Там на каминной полке стояла догорающая свеча, красного цвета. И тут я его и увидел…
– Да, да, а знаю, что вы сделали, увидев тело. Вы несколько раз обошли комнату и, встав на колени, наклонились над мужчиной, затем толкнули дверь, ведущую в кухню, и…
Джон Ренс с испуганным лицом вскочил со стула и подозрительно уставился на Холмса.
– Где же ты скрывался, приятель? Откуда ты подглядывал за мной? – воскликнул он. – Уж слишком много ты, сдается мне, знаешь.
Холмс, рассмеявшись, протянул констеблю через стол свою визитную карточку.
– Я думаю, вы не арестуете меня по подозрению в убийстве, – произнес он. – Я – не волк, а, скорее, одна из ищеек. Мистер Грегсон и мистер Лестрейд могут подтвердить мои слова. Так что, давайте продолжим. Что же вы сделали потом?
Ренс снова сел, но вид у него был по-прежнему озадаченный.
– Я вернулся к калитке и засвистел в свисток. Прибежал Мерчер, а с ним еще двое.
– И улица была все так же пустынна?
– В общем да, порядочных людей я там не заметил.
– А каких же вы тогда заметили?
Лицо констебля расплылось в довольной ухмылке.
– Многих пьяниц я повидал на своем веку, – сказал он. – Но такого, как этот, еще ни разу. Когда я вышел, он стоял, прислонившись к забору возле калитки, и во всю глотку орал какую-то песню. Ясное дело, стоять-то он совсем не мог.
– Как выглядел тот человек? – спросил Шерлок Холмс.
Казалось, своим не относящимся к делу вопросом Холмс даже разозлил Джона Ренса.
– Пьян в стельку, как он еще мог выглядеть, – пробурчал тот. – Не будь мы так заняты, оттащили бы его в участок.
– А вы не заметили, какое у него было лицо? И во что он был одет? – продолжал спрашивать Холмс. – Или вы это не запомнили?
– Как не запомнить, конечно запомнил. Попытались мы с Мерчером поставить его на ноги, да куда там – здоровенный верзила, с красной рожей, до самых глаз обмотан шарфом.
– Достаточно, – резко остановил констебля Холмс. – Куда он потом делся?
– Дел у нас, что ли мало? Некогда было с ним возиться, – обиженным голосом ответил Ренс. – Бьюсь об заклад, он нашел дорогу домой, будьте спокойны.
– Так во что он был одет?
– В коричневое пальто.
– Не держал ли он в руке кнут?
– Кнут? Да нет.
– Ага, значит, бросил где-то поблизости.
– Может, вы слышали или видели, как позже проехал кэб?
– Нет.
– Вот ваши полсоверена, – произнес мой спутник, вставая и берясь за шляпу. – Боюсь, Ренс, вам никогда не заработать повышения по службе. Нельзя носить голову на плечах только для украшения, иногда ее просто необходимо использовать по прямому назначению, то есть думать. Этой ночью вы могли бы заработать сержантские нашивки. Я абсолютно уверен, что человек, которого вы держали за руку, помог бы нам пролить свет на это таинственное дело. Его-то мы сейчас и разыскиваем. Ну ладно, поздно говорить об этом. Пойдемте, доктор.
Мы направились к кэбу, оставив нашего собеседника в полнейшем недоумении.
– Абсолютный болван! – с сожалением говорил Холмс по дороге домой. – Только подумайте, какую уникальную возможность предоставила ему судьба, и он не смог ею воспользоваться!
– Пожалуй, мы все еще блуждаем в темноте. Верно, что описание этого человека совпадает с вашим представлением о втором участнике нашего запутанного дела. Но тогда зачем, скажите, ему снова понадобилось возвращаться в дом? Как правило, убийцы так не поступают.
– Кольцо, доктор. Он вернулся именно за ним. Ловить его мы можем, только используя кольцо как приманку, другого способа у нас нет. На такую наживку я обязательно его поймаю, ставлю два фунта против одного! Практически он уже в наших руках. Но сначала я должен поблагодарить вас за все. Без вас я никуда бы не поехал и пропустил бы лучший из известных мне этюдов: этюд в багровых тонах. В самом деле, почему мы никогда не пользовались языком художников? Сквозь бесцветную пряжу жизни тонкой багровой нитью проходит убийство, и наша задача – найти ее кончик и распутать, дюйм за дюймом. Давайте обедать, а потом поедем слушать Нормана – Неруду. Она смело играет и отлично владеет смычком. Одна вещица Шопена в ее исполнении просто великолепна: тра-ля-ля-ля-а-а-…
Откинувшись на спинку сиденья, сыщик-любитель беззаботно распевал, словно жаворонок, и мне оставалось лишь размышлять о том, сколь разносторонен человеческий ум.
Глава 5
Визит по объявлению
Наши утренние прогулки оказались столь изнурительными, что отняли у меня остатки сил. К вечеру я почувствовал себя совершенно измотанным. Холмс отправился на концерт, я же прилег на софу и попытался хоть ненадолго уснуть. Но все мои старания оказались тщетными. Ум мой был слишком взволнован происшедшими событиями. Воображение настойчиво рисовало мне довольно странные картины и догадки. И, пока я лежал с закрытыми глазами, передо мной стояло искаженная, похожая на обезьянью, физиономия убитого. Какое отталкивающее впечатление производило оно! Я даже поймал себя на мысли, что искренне выразил бы благодарность тому, кто стер это чудовище с лица земли. В жизни я не видел более омерзительной рожи, чем у Еноха Дреббера из Кливленда. Но я также был вынужден признать, что сколь бы ни был мне противен вид заезжего американца, и какими бы пороками тот не обладал, это не должно мешать правосудию свершиться. В глазах закона Енох Дреббер был жертвой, и убийца его непременно должен быть найден и наказан.
Чем больше я размышлял над этим, тем невероятней выглядела гипотеза моего друга отравлении Дреббера. Я вспомнил, как Холмс понюхал его губы. Значит, мой друг заметил нечто такое, что навело его на подобную мысль. Но, предположим, яд тут не причем. Тогда что же стало причиной смерти Еноха Дреббера? Может быть, его удушили? Возможно, ран на теле его нет. Но тогда почему весь пол в комнате заляпан кровью? И чья это, собственно, кровь? Убийцы? Но следов борьбы нет, никакого оружия, которым бы Дреббер мог ранить своего противника, тоже. Да, ни мне, ни Холмсу не удастся спокойно заснуть, пока ответы на эти вопросы не будут найдены. Спокойная уверенность моего друга внушила мне мысль, что в его голове уже сложилась некая теория, объясняющая все эти противоречивые факты, но какая – мне оставалось только гадать.
Вернулся Холмс на редкость поздно. Я предположил, что он был где-то еще, ведь концерт кончился намного раньше. К его приходу обед уже стоял на столе.
– Концерт был великолепен! – садясь, произнес Холмс. – Помните, что говорил о музыке Дарвин? Он утверждал, что человечество овладело способностью воспроизводить и по достоинству оценивать звуки задолго до появления речи. Возможно, именно поэтому они имеют над нами такую силу. Наши души хранят неясные воспоминания о тех туманных веках, когда мир еще был молод.
– Довольно широкое понятие, – заметил я.
– Наши понятия и должны быть так же широки, как сама природа, иначе мы не сможем ими объяснить ее явления, – ответил он. – Что стряслось, Уотсон? На вас просто лица нет. Неужели происшедшее на Брикстон-роуд так сильно огорчило вас?
– Сказать по правде, да, – ответил я. – Я думал, что после Афганистана я стану более равнодушным к таким вещам. В Майванде я без особых нервных потрясений взирал на своих товарищей, разрубленных на куски.
– Все объяснимо, Уотсон. Таинственность, вот что будоражит воображение. А там, где нет воображения, нет и ужаса. Вы уже видели вечерние газеты?
– Нет еще, а что?
– В них напечатан подробный отчет об убийстве. Но в газетах не упоминается о том факте, что, когда подняли носилки, на пол упало женское обручальное кольцо. Это замечательно.
– Почему?
– Взгляните-ка на это объявление, – ответил Холмс. – Сегодня утром, когда мы заходили на почту, я разослал его во все газеты.
Шерлок передал мне газету, и я взглянул на то место, куда он указывал. Это объявление стояло первым в разделе "Находки". Оно гласило: "Сегодня утром на Брикстон-роуд между таверной "Белый олень" и Холланд-гроув найдено скромное золотое обручальное кольцо. Обращаться к доктору Уотсону по адресу Бейкер-стрит, 221-Б между восьмью и девятью часами вечера".
– Простите меня за то, что я воспользовался вашим именем, – извиняющим тоном произнес Холмс. – Если бы я поставил свое, кое-кто из этих болванов пронюхал бы, в чем дело, и обязательно вмешался бы.
– На этот счет можете не волноваться, – ответил я. – Но что я скажу, если кто-нибудь явится. У меня же нет кольца.
– Вот оно, – с этими словами Холмс передал мне кольцо. – Оно вполне подойдет, сходство с оригиналом почти абсолютное.
– И кто, по-вашему, должен откликнуться на ваше объявление?
– Ну, конечно же, мужчина в коричневом пальто, наш красномордый друг в ботинках с квадратными мысами. Если он не придет сам, то пришлет того, кто ему помогает.
– Неужели он не сочтет это опасным?
– Естественно сочтет. Но не настолько, чтобы отказаться от попытки вернуть кольцо. Если моя точка зрения верна, а у меня есть все основания так думать, убийца готов пойти на риск, нежели потерять кольцо. По моему мнению, он, наклоняясь над телом Дреббера, обронил его, но не заметил этого. Выйдя из дома, он обнаружил пропажу, и поспешил обратно. Но наш друг совершил большую глупость, забыв погасить свечу на каминной полке. В дом уже прибыла полиция. Убийца, испугавшись, что его заподозрят, решил притвориться мертвецки пьяным, и это его спасло. Теперь поставьте себя на место этого человека. Вы наверняка подумаете, что, выходя из дома, обронили кольцо на дороге. Что вы станет делать в этом случае? Непременно броситесь просматривать вечерние газеты в надежде увидеть среди прочих объявление о находке. Так же поступит и убийца. Естественно, он натолкнется, или, точнее, уже натолкнулся на наше объявление. Он, должно быть, думает, что ему повезло. Заподозрит ли он ловушку? В его глазах, человек, нашедший кольцо, никоим образом не связан с убийством. Он должен явится и обязательно явится к нам. Не пройдет и часа, как мы увидим его.
– А что потом? – тревожно спросил я.
– О, предоставьте это дело мне. У вас есть какое-нибудь оружие?
– У меня есть старый военный револьвер и несколько патронов.
– Хорошенько почистите и зарядите его. Наш гость может оказаться отчаянным малым. Он, конечно, не ожидает подвоха, но лучше быть готовыми ко всему.
Я отправился в свою спальню и последовал совету Холмса. Вернувшись с револьвером, я увидел, что со стола все убрано, а Холмс поглощен своим любимым занятием – царапаньем по струнам. Послушав несколько минут его душераздирающий скрежет, я решил вмешаться.
– Дело усложняется, – тут же заговорил он. – Только что пришел ответ на телеграмму, отправленную мной в Америку. Мое мнение обо всем этом деле оказалось верным.
– То есть? – нетерпеливо спросил я.
– Как бы прелестно зазвучала моя скрипка, одень ей новые струны, – мечтательно заметил он. – Уберите свой пистолет в карман, Уотсон. Когда придет этот субъект, говорите с ним как можно естественней. Остальное я беру на себя. И не разглядывайте его, иначе вы его спугнете.
– Сейчас ровно восемь, – произнес я, взглянув на часы.
– Да. Вероятно, он будет здесь через несколько минут. Прошу вас, приоткройте чуть-чуть дверь. Хорошо. А теперь сделайте вот что. Вставьте ключ с внутренней стороны. Спасибо. Очень любопытную древнюю книжицу приобрел я вчера в лавке, – Шерлок положил на стол коричневый томик "De Jure inter Gentes" ("О международном праве"), изданный на латинском языке, в Льеже, в Нидерландах, в 1642 году и заметил: – В то время голова Карла еще хорошо держалась на его плечах.
– А кто издатель? – поинтересовался я.
– Какой-то Филипп де Круа. Посмотрите, на титульном листе сильно выцветшая надпись: "Ex libris Gulielmi Whyte". Хотел бы я знать, кто такой был этот Вильям Уайт. Полагаю, что какой-нибудь въедливый казуист семнадцатого века. У него и почерк-то как у настоящего крючкотвора. Слышите? Думаю, что пришел человек, которого мы так ждем.
Рассуждения моего друга прервал резкий звонок колокольчика. Шерлок Холмс тихо встал и передвинул свое кресло к двери. Послышались шаги служанки, затем раздался щелчок открываемого замка.
– Здесь живет доктор Уотсон? – спросил кто-то чистым, но грубоватым голосом.
Мы не услышали ответа служанки, но не прошло и нескольких минут, как кто-то начал медленно, старческой походкой, подниматься по ступенькам. Шаги его были неуверенными. Мой друг прислушался, и удивленное выражение скользнуло по его лицу. Шаги медленно приблизились, затем раздался робкий стук в дверь.
– Входите, – громко сказал я.
В ответ на мое приглашение в комнату, вместо ожидаемого нами свирепого детины вошла, ковыляя, морщинистая старуха. Она остановилась, ослепленная внезапным светом лампы, затем неуклюже присела, изобразив реверанс. Выпрямившись, она смотрела на нас мутными, подслеповатыми глазками, нервно теребя карман дрожащими пальцами. Я взглянул на своего друга – он выглядел настолько разочарованным, что мне даже стало жаль его.
Старая карга вытащила вечернюю газету и ткнула пальцем на наше объявление.
– Я вот зачем пришла сюда, добрые джентльмены, – забормотала она и снова присела. – Это вы нашли золотое обручальное кольцо на Брикстон-роуд? Оно принадлежит моей доченьке Салли, которая вышла замуж всего год назад. Муженек ее работает официантом на круизном пароходе, и что он сказал, что если он придет домой и увидит, что у нее нет кольца… Я не могу представить, что тогда произойдет. Он и так у нас не отличается кротким нравом, а когда выпьет, то и подавно. Понимаете, вчера вечером она поехала в цирк с…, – старуха замялась.
– Это ее кольцо? – спросил я.
– Слава Богу! – воскликнула старуха. – Вот Салли-то обрадуется! Её это колечко, её! Как же!
– Назовите, пожалуйста, свой адрес, – попросил я, беря карандаш.
– Дункан-стрит, тринадцать, Хаундсдитч. Ох, и умаялась я, пока добралась до вас.
– Но дорога из Хаундсдитча до цирка не проходит по Брикстон-роуд, – резко произнес Шерлок Холмс.
Старуха повернулась и обожгла его своими маленькими, красными глазками.
– Я сказала джентльмену свой адрес, – произнесла она. – А Салли живет в меблированных комнатах на Мейфилд-плейс, три, в Пекхэме.
– Могу я узнать вашу фамилию?
– Моя фамилия – Сойер, а ее – Деннис, потому что замуж она вышла за Тома Денниса. Пока он в море, он сообразительный, умный, чистюля – глаз с него не сведешь. Но как только сойдет на берег – шляется с девками по всем кабакам…
– Вот ваше кольцо, миссис Сойер, – перебил я ее, повинуясь знаку, поданному мне Холмсом. – Очень рад вернуть его законной владелице.
Бормоча слова признательности и благодарности, старая гильза спрятала кольцо в карман и, шаркая, спустилась по лестнице. Едва она ушла, Шерлок Холмс вскочил с кресла и бросился в свою комнату. Он вернулся через несколько секунд уже в длинном, широком пальто с наброшенным на шею шарфом.
– Я иду следом за ней, – торопливо проговорил он. – Она, должно быть, его сообщница и приведет меня к нему. Дождитесь меня.
Не успела входная дверь тяжело захлопнуться за нашей посетительницей, как Холмс уже мчался вниз по лестнице. Взглянув в окно, я увидел старуху, с трудом бредущую по противоположной стороне улицы. Холмс упорно шел следом, держась от нее на небольшом расстоянии.
"Одно из двух: либо он ошибся в своей теории", – подумал я, – "либо Холмс проникнет в самое сердце тайны".
У Холмса не было необходимости просить меня дождаться его возвращения, поскольку я все равно не смог бы заснуть, не узнав, чем же закончилось его приключение.
Когда Холмс ушел, не было еще и девяти. Я не имел ни малейшего понятия, сколько продлится его отсутствие, и невозмутимо продолжал, попыхивая трубкой, листать "Vie de Boheme" Анри Мюрже. Часы пробили десять раз, и я услышал топот идущих спать служанок. В одиннадцать величавой поступью мимо моей двери прошествовала хозяйка, направляющаяся в свою спальню. Было почти двенадцать, когда раздался резкий звук открываемого замка. Как только Холмс вошел, по его виду я сразу понял – моего друга постигла неудача. Лицо его одновременно выражало досаду и веселье. Наконец, победило чувство юмора, и он разразился громким хохотом.
– Черт подери, только бы мои "коллеги" из Скотланд-Ярда не пронюхали об этом, – воскликнул он, плюхаясь в кресло. – Столько раз я издевался над ними. Уж они-то сейчас не упустили бы такого удобного случая. Только я сам могу посмеяться над собой – в конечном итоге я возьму верх!
– Что ж случилось? – спросил я.
– Собственно говоря, ничего особенного. Просто меня обвели вокруг пальца. Значит, так. Старуха, пройдя немного, начала вдруг хромать. Двигалась она с трудом, будто натерла ноги. Спустя некоторое время она остановилась и подозвала проезжавший мимо кэб. Я постарался подойти к ней поближе, чтобы услышать адрес. Хотя я мог особо и не беспокоится: она орала так, что ее было слышно даже на другой улице. "Поезжайте на Дункан-стрит, тринадцать, Хаундсдитч!", – прокричала старуха. Все это выглядело, на мой взгляд, вполне естественно. Убедившись, что старуха села в кэб, я уцепился сзади – прекрасная возможность перемещаться по Лондону, я бы советовал овладеть этим искусством каждому сыщику. Наш кэб, грохоча, поехал по дороге. Я уверен, что пока мы не подъехали к указанному старухой дому, кучер ни разу не остановился. Прежде чем кэб остановился у двери, я соскочил с него и стал неторопливо прохаживаться по улице. Кэбмен спрыгнул на тротуар, распахнул дверцу и застыл в недоумении. Внутри никого не было. Я подошел к нему – он все еще оторопело разглядывал пустой кэб и ругался на чем свет стоит. Он произносил такие словечки, каких я никогда и не слышал. Итак, старуха бесследно исчезла, и, боюсь, кэбмену долго придется ждать платы за проезд. Мы справились в доме номер тринадцать – он принадлежит почтенному обойщику по имени Кесвик, и ни о каких Сойерах или Денисах там даже и не слышали.
– Ну и дела! Ничего не скажешь! – изумленно воскликнул я. – Как могла старуха, с таким трудом ковылявшая по улице, незаметно, на ходу спрыгнуть с кэба?