Действительно, в дверях показался Лестрейд. Увлекшись разговором, мы даже не услышали, как он поднялся. На этот раз от присущей ему не только в поведении, но и в манере одеваться самоуверенности и лоска не осталось и следа. Вид у него был на редкость помятый. Лицо инспектора выражало тревогу и озабоченность. Очевидно, он пришел посоветоваться с Шерлоком Холмсом, но в присутствии своего коллеги он чувствовал себя крайне неловко. Стоя в центре комнаты, он нервно вертел в руках шляпу, и казалось, не знал, как поступить.
– Довольно необычное дело, – наконец произнес он. – Крайне запутанное.
– А, так вы тоже это заметили, мистер Лестрейд! – победно воскликнул Грегсон. – Я не сомневался, что вы придете к такому выводу. Ну что, удалось вам разыскать секретаря, мистера Джозефа Стенгерсона?
– Секретарь мистер Джозеф Стенгерсон, – мрачно начал Лестрейд, – был убит сегодня в "Холидейз Прайват" около шести часов утра.
Глава 7
Мгла рассеивается
Неожиданное известие, которое принес нам Лестрейд, было столь ошеломляющим, что Грегсон, вскочив со своего кресла, опрокинув стакан с недопитым виски с содовой. Я в молчании смотрел на Шерлока Холмса – он сидел, нахмурившись и поджав губы.
– Значит, Стенгерсон тоже,… – пробормотал он. – Дело осложняется.
– Оно и так-то было нелегким, – проговорил Лестрейд, садясь в кресло. – И, кажется, я попал на военный совет?
– А вы… вы точно уверены… в том, что он убит? – запинаясь, спросил Грегсон.
– Я только что был в его комнате, – ответил Лестрейд. – И я первым обнаружил труп.
– Мы тут уже слышали, как Грегсон раскрыл это дело, – заметил Шерлок Холмс. – Не будете ли вы так любезны, рассказать нам о том, что же вы обнаружили и успели предпринять?
– Буду только рад, – присаживаясь, откликнулся Лестрейд. – Честно признаюсь, я был абсолютно убежден, что секретарь имеет непосредственное отношение к смерти Дреббера. Сегодняшняя трагедия дала толчок к новому развитию дела, следовательно, я ошибался. Одержимый идеей о его причастности к преступлению, я кинулся на поиски секретаря, пытаясь выяснить, где он и что с ним стало. Третьего числа, вечером, примерно в половине девятого, Дреббера и Стенгерсона видели вместе на Юстонском вокзале. В два часа утра тело Дреббера было обнаружено на Брикстон-роуд. Следовательно, передо мной стояла задача определить, что делал Стенгерсон между половиной девятого и временем, когда был убит Дреббер, и куда исчез сам Стенгерсон. Я отправил телеграмму в Ливерпуль, сообщив приметы Стенгерсона, и просил проследить за пароходами, отплывающими в Америку. Затем я объехал все отели и меблированные комнаты, расположенные в окрестностях Юстонского вокзала. Видите ли, я надеялся, что в случае, если Дреббер и его секретарь разделились, скорее всего, Стенгерсон переночует где-то поблизости, а утром снова явится на вокзал.
– Вероятно, они заранее условились о месте встречи, – заметил Холмс.
– Так и вышло. Весь вчерашний вечер я напрасно потратил, разыскивая Стенгерсона. Уже рано утром я продолжил поиски, и к восьми часам добрался до отеля "Холидейз Прайват", что на Литл-Джорж-стрит. На вопрос, проживает ли здесь мистер Стенгерсон, мне сразу ответили утвердительно.
– Безусловно, вы и есть тот самый джентльмен, которого он поджидает, – ответили мне. – Он ждет вас вот уже два дня.
– И где он сейчас? – торопливо спросил я.
– У себя наверху, он еще спит. Он просил разбудить его девять.
– Я поднимусь, и сам разбужу его, – произнес я. – Полагая, что мой приход застанет его врасплох и заставит неосторожно проговориться о чем-нибудь. Коридорный, показав мне на дверь комнаты Стенгерсона, начал спускаться вниз. Вдруг я увидел такое, отчего, несмотря на двадцатилетний опыт, мне стало дурно. Из-под двери вытекала тоненькая алая струйка крови, и, изгибаясь, пересекала коридор, образовывая маленькую лужицу у противоположной стены. Я невольно вскрикнул, и коридорный тот час же вернулся назад. Увидев кровь, он едва не потерял сознание. Дверь была заперта изнутри, но мы ее выбили. Окно в комнате было открыто, а под ним на полу, скорчившись, лежал человек в пижаме. Он был мертв, и, несомненно, давно: конечности уже успели закоченеть. Мы перевернули его, и коридорный опознал в нем того самого человека, который, снимая комнату, назвался Джозефом Стенгерсоном. Смерть наступила от глубокого ножевого ранения в левом боку, должно быть, при ударе было задето сердце. А теперь наступает самый интересный момент. Как вы думаете, что мы увидели над трупом?
Прежде, чем прозвучал ответ Холмса, меня охватило страшное предчувствие и по телу у меня поползли мурашки.
– Написанное кровью слово "Rache", – ответил Холмс.
– Да, верно, – произнес Лестрейд с суеверным трепетом в голосе. В комнате воцарилось молчание.
В поступках неизвестного убийцы было что-то закономерное и непонятное. Едва я подумал об этом, и мои нервы, ни разу не сдававшие на полях сражений, затрепетали.
– Убийцу заметили, – продолжал Лестрейд. – Мальчик, разносящий молоко, шел обратно на ферму через проулок, на который выходят конюшни, что на заднем дворе гостиницы. Он заметил, что лестница, всегда лежащая на земле, была приставлена к широко распахнутому окну второго этажа. Отойдя немного, он оглянулся и увидел, как по лестнице спускается человек. И слезал он так спокойно и открыто, что мальчик принял его за работающего в отеле плотника. Сразу-то он ничего особенного и не заметил, но позже у него промелькнула мысль, что время для работы слишком раннее. Он припомнил, что человек был высокого роста, краснолицый, одет в длинное коричневое пальто. Должно быть, после убийства он не сразу вышел из комнаты – мы обнаружили тазик с водой со следами крови, в котором он, вероятно, ополоснул руки, и лист бумаги, о который он осторожно вытер нож.
Я взглянул на Холмса – описание убийцы точно совпадало с его догадками. Но лицо его оставалось непроницаемым.
– Вы ничего не обнаружили в комнате, что бы могло помочь напасть на след убийцы? – спросил он.
– Ничего. У Стенгерсона в кармане обнаружили кошелек Дреббера, но в этом нет ничего необычного – всегда и за все расплачивался Стенгерсон. В кошельке было восемьдесят фунтов с мелочью, и, по-видимому, ничего не взято. Мотивами этих странных преступлений является все, что угодно, но только не ограбление. В карманах убитого мы не нашли ни записок, ни бумаг, за исключением полученной месяц назад телеграммы из Кливленда с текстом: "Дж. Х. в Европе". Подписи под текстом не было.
– И больше ничего? – переспросил Холмс.
– Да ничего важного. Роман, который Стенгерсон читал вместо снотворного, на стуле – его трубка. На столе стоял стакан с водой, а на подоконнике – маленькая коробочка из-под мазей, а в ней две пилюли.
Шерлок Холмс с восторженным возгласом вскочил с кресла.
– Вот оно, последнее звено! – воскликнул он. – Теперь мне все ясно.
Лестрейд и Грегсон удивленно уставились на Холмса.
– Сейчас в моих руках находятся все нити запутанного клубка, – уверенно заявил мой приятель. Не хватает, конечно, нескольких деталей. С того момента, как Дреббер расстался со Стенгерсоном, и вплоть до обнаруженного вами тела секретаря, последовательность происходящих событий не вызывает у меня сомнения, словно все происходило на моих глазах. И я докажу вам это. Не могли бы принести эти пилюли?
– Они у меня с собой, – произнес Лестрейд, подавая маленькую белую коробочку. – Я взял и пилюли, и кошелек, и телеграмму, что бы сдать их в полицейский участок. Честно говоря, пилюли я взял совершенно случайно и не придал им никакого значения.
– Дайте их сюда, – сказал Холмс. – Теперь, доктор, – он повернулся ко мне. – Как вы думаете, это обыкновенные пилюли?
Конечно, вид у них был не вполне обычный. Маленькие, круглые, жемчужно – серого цвета, а если посмотреть на свет – прозрачные.
– Судя по их легкости и прозрачности, могу предположить, что они легко растворяются в воде, – заметил я.
– Совершенно верно, – ответил Холмс. – А теперь будьте так любезны, спуститесь вниз и принесите того несчастного больного терьера. Собака давно уже болеет, и хозяйка просила вчера усыпить его, что бы он больше не мучился.
Я сошел вниз и принес собаку. Она тяжело дышала и смотрела на нас мутными глазами. Видимо, жить ей осталось недолго. Судя по белой, как лунь, морде, она уже перешагнула порог собачьего существования. Я осторожно положил собаку на подстилку.
– Теперь я разделю одну из этих пилюль на две части, – произнес Шерлок Холмс, вынимая перочинный нож. – Одну половину я кладу в бокал, предварительно налив чайную ложку воды. Вы убедитесь, что наш друг доктор оказался прав, пилюля прекрасно растворяется.
– Да, весьма любопытно, – произнес Лестрейд обиженным тоном, словно полагая, что над ним издеваются. – Но я не вижу связи между вашими действиями и смертью мистера Джозефа Стенгерсона.
– Терпение, друзья мои, терпение! Со временем вы все поймете. Теперь добавим чуть-чуть молока, это сделает более приятным вкус жидкости. Увидите, с каким удовольствием собака вылакает все до капли.
Продолжая свои объяснения, он вылил приготовленную смесь в блюдце, и поставил его около терьера. Пес моментально вылакал содержимое. Серьезность намерений Шерлока Холмса настолько ошеломила нас, что мы, застыв от неожиданности, в молчании следили за животным. Однако, ничего не происходило. Собака продолжала все так же, вытянувшись и тяжело дыша, лежать на подстилке. По-видимому, ей не стало ни лучше, ни хуже.
Холмс вынул часы. Прошла минута, затем еще одна, но и они не принесли никакого результата. На лице Холмса отразились глубокое недовольство и разочарование. Кусая губы, он нервно постукивал пальцами по столу, выказывая все признаки нетерпения. Он так сильно переживал, что мне даже стало искренне жаль моего друга. В то время как Грегсон и Лестрейд злорадно усмехались, довольные непредвиденной заминкой, с которой столкнулся Шерлок Холмс.
– Это не могло быть простым совпадением! – воскликнул он, вскакивая с кресла, и принялся ходить взад-вперед по комнате. – Нет, это не возможно! Те самые пилюли, каковыми, по моим предположениям, отравили Дреббера, на самом деле, найдены после смерти Стенгерсона. И они абсолютно безвредны. Что все это значит? Неужели ход моих рассуждений оказался ошибочным? Это невозможно! И вдобавок ко всему эта несчастная собака. Ах, вот в чем дело! Теперь я все понял! – восторженно заявил Холмс и бросился к коробке. Разрезав на две части вторую пилюлю, он растворил ее, добавил молока и снова сунул терьеру. Не успело несчастное, бессловесное создание окунуть язык в приготовленную смесь, как конечности его свели страшные судороги. Собака умерла, будто сраженная молнией.
Шерлок Холмс, глубоко вздохнув, вытер выступивший на лбу пот.
– Верить надо было тверже, – произнес Шерлок Холмс. – Пора бы мне уже знать, что если какой-либо факт, казалось бы, противоречит ходу логически построенных выводов, следовательно, он может быть иначе истолкован. В коробочке лежали две пилюли – одна с сильнодействующим ядом, другая же совершенно безвредная. Мне следовало бы заранее это знать. Еще до того, как я увидел коробку.
Последнее замечание Холмса настолько поразило меня, что я усомнился, в своем ли он уме. Однако сам факт того, что собака умерла, говорит как раз о верности его предположения. Мне показалось, что туман, окутавший мои мысли, постепенно рассеивается, уступая место смутному, расплывчатому облику правды.
– Все это кажется вам довольно странным, – продолжал Холмс. – Потому как в самом начале расследования вы не обратили внимания на важность одной единственной детали, которая и служила ключом к разгадке. Мне удалось за нее ухватиться, и все, что происходило потом, подтверждало мою первоначальную догадку, по сути, явилось ее логическим следствием. Таким образом, факты, которые ставили вас в тупик и все больше запутывали дело, мне, наоборот, многое прояснили, укрепив мои умозаключения. Мы часто ошибаемся, путая странное с таинственным. Часто наиболее банальное преступление оказывается самым загадочным, потому как в данный момент ему не сопутствуют какие-либо особенности или же необычные факты, служащие основой для логических выводов. Убийство было бы невероятно трудно раскрыть, если бы тело жертвы просто нашли бы лежащим на улице без всяких там "outre" и сенсационных подробностей, которые делают его особенным. Непонятные, странные детали на самом деле не усложняют преступление, а лишь упрощают его.
Терпение Грегсона, слушавшего эту речь с нескрываемым раздражением, подошло к концу.
– Послушайте, мистер Холмс, – произнес он. – Мы всегда охотно признаем, что вы человек умный и у вас свой собственный метод работы. Нам сейчас нужно нечто большее, чем ваша лекция о пользе теоретических знаний. Необходимо поймать убийцу. У меня был свое мнение об этом деле, но вижу, что я ошибался. Молодой Шарпентье не может быть причастен ко второму убийству. Лестрейд подозревал другого человека, Стенгерсона, и тоже ошибся. Вы постоянно намекаете на то, что знаете гораздо больше нас. Полагаю, пришло время откровенно у вас спросить: что вы знаете об этом деле? Вы можете назвать имя убийцы?
– Не могу не согласиться с Грегсоном, сэр, – заметил Лестрейд. – В своих попытках мы оба потерпели неудачу. С тех пор, как я вошел в комнату, вы уже неоднократно замечали, что обладаете всеми уликами, подтверждающими ваши предположения. Надеюсь, вы не будете их больше скрывать?
– Если медлить с арестом убийцы, – заметил я. – У него окажется достаточно времени для того, чтобы совершить еще какое-нибудь злодеяние.
Все мы так насели на Холмса, что он явно заколебался. Опустив голову на грудь и нахмурившись, он продолжал ходить взад – вперед по комнате, как делал всегда, обдумывая что-то.
– Убийств больше не будет, – наконец произнес он, внезапно остановившись и глядя на нас. – Вы задали мне вопрос, могу ли я назвать имя убийцы. Да, могу. Но недостаточно просто знать его имя, нужно еще суметь поймать его. Я надеюсь, что благодаря принятым мною мерам, это скоро произойдет. Придется вести себя очень осторожно, потому как мы имеем дело с человеком хитрым и отчаянным, к тому же, как показывают обстоятельства, у него есть помощник, такой же умный, как и сам убийца. Пока убийца не знает о том, что преступление раскрыто, у нас еще есть шанс схватить его. Но если у него возникнет хоть малейшее подозрение, он изменит свое имя и растворится среди четырех миллионов жителей нашего огромного города. Не хочу оскорблять ваших лучших чувств, но вынужден сказать, что поймать таких преступников не плечу сыскной полиции – вот потому-то я и не обращался к вам за помощью. Если я потерплю неудачу, обещаю, что возьму на себя всю ответственность за совершенное упущение. Пока же я даю слово рассказать все, что знаю, но только если буду уверен, что моим планам ничего не угрожает.
Казалось, Грегсон и Лестрейд были далеко не в восторге ни от обещаний Холмса, ни, тем более, от подобного обидного намека на сыскную полицию. Грегсон вспыхнул до корней льняных волос, а похожие на бусинки глаза Лестрейда вспыхнули любопытством и гневом. Но ни тот, ни другой не успели произнести ни слова – раздался легкий стук в дверь и появился своей собственной персоной, довольно отталкивающей, надо сказать, представитель уличных мальчишек, Виггинс.
– Прошу вас, сэр, – произнес он, дотрагиваясь до пряди волос. – Кэб ждет вас на улице.
– Молодец, – ласково сказал Холмс. – Почему в Скотланд-Ярде не пользуются этой новой моделью? – продолжал он, вынимая из стола пару наручников. – Взгляните, как хорошо действует пружина. Они мгновенно защелкиваются.
– Нам вполне хватает и старого образца, – заметил Лестрейд. – Было бы на кого их надеть.
– Отлично, отлично, – улыбаясь, произнес Холмс. Кэбмен поможет вынести мои чемоданы. Скажи, что бы он поднялся, Виггинс.
Я был крайне удивлен поведением Холмса: собрался уезжать, а мне – ни слова! В комнате стоял небольшой чемодан – он вытащил его на середину и принялся, стоя на коленях, застегивать ремни. Вошел кэбмен, и Холмс продолжал суетливо возиться с ремнями.
– Кучер, помогите-ка мне застегнуть вот эту пряжку, – не поворачивая головы, произнес Холмс.
Парень с молчаливым пренебрежением подошел к Холмсу и протянул руки к ремню. В этот момент раздался резкий щелчок, металлическое звяканье, и Шерлок Холмс вскочил на ноги.
– Джентльмены, – с сияющими глазами воскликнул он. – Позвольте вам представить мистера Джеферсона Хоупа, убийцу Еноха Дреббера и Джозефа Стенгерсона.
Все остальное произошло в считанные секунды – настолько быстро, что я толком не успел ничего понять. Я отчетливо помню победное выражение на лице Холмса и звук его голоса, изумленное, дикое лицо кэбмена при виде сверкающих наручников, внезапно, словно по волшебству, появившихся у него на запястьях. Несколько минут мы стояли словно статуи. Затем в порыве безумной злобы преступник вырвался из рук Холмса и бросился к окну. Он вышиб оконное стекло, но выскочить не успел – Грегсон, Лестрейд и Холмс набросились на него, как свора ищеек. Они втащили его в комнату, где и началась ужасная драка. Преступник был настолько свиреп и силен, что постоянно отбрасывал нас. Как невозможно скрутить человека, бьющегося в эпилептическом припадке, так и мы не могли справиться с ним. Его лицо и руки были исполосованы, он истекал кровью, но, казалось, совершенно не замечал этого. И только тогда, когда Лестрейд, изловчившись, просунул руку преступнику под шарф и едва не задушил его, нам удалось с ним справиться. Мы не почувствовали себя в безопасности до тех пор, пока не связали ему ноги. Проделав все это, мы, пыхтя и задыхаясь, поднялись с пола.
– У нас есть его кэб, – произнес Шерлок Холмс. – На нем мы и доставим преступника в Скотланд-Ярд. Ну что ж, джентльмены, – продолжил он с приятной улыбкой. – Вот мы и добрались до разгадки нашей маленькой тайны. Пожалуйста, можете задавать любые вопросы. И не бойтесь, я вполне могу ответить на любой из них.
Часть II. Страна святых
Глава 1
Великая щелочная равнина
В центральной части огромного северного американского материка лежит сухая и безжизненная пустыня, служившая естественным барьером на пути цивилизации. От Сьерра-Невады до Небраски, от реки Йеллоустон на севере до Колорадо на юге простираются земли тишины и отчаянья. Но природа и здесь показала свой изменчивый характер. Тут есть и покрытые снегом вершины, и величественные горы, и мрачные, темные ущелья. Быстрые реки мчатся через каньоны, огромные равнины, скрытые зимой под снегом, летом становятся серыми от соленой пыли. Но на всем лежит отпечаток одиночества, безысходности и отчаянья.
Безлюдна эта страна. Здесь царствует безнадежность. Лишь изредка забредают сюда индейские племена в поисках новых земель для охоты, но тут же уходят. Даже самые отчаянные из них рады поскорее забыть пугающий вид этих равнин и оказаться подальше отсюда. Койоты крадутся по кустам, канюк тяжело машет в небе крыльями, и неповоротливый медведь гризли, неуклюже переваливаясь, бродит по темному ущелью, с трудом находя пищу среди безжизненных скал. Вот и все обитатели этой дикой местности.