Еще несколько лет назад Анна Зегерс, когда ее попросили дать несколько страниц о своем родном городе для сборника "Атлас, составленный немецкими авторами" (книги, в которой приняли участие писатели ГДР и ФРГ), отозвалась на эту просьбу кратким очерком "Два памятника". "У меня на родине, в Майнце на Рейне, было два памятника, о которых я никогда не могла забыть, ни в радости, ни в тревоге, ни на пароходах, ни в чужих городах. Один из них - собор… Этот собор, возвышающийся над Рейнской долиной, остался бы в моей памяти во всей своей мощи и величии, даже если бы я его никогда больше не увидела". Другой памятник, о котором говорится в очерке, - это плоский камень, установленный на одной из улиц Майнца в память неизвестной женщины, убитой осколком бомбы в дни первой мировой войны - в момент, когда женщина шла за молоком для своего ребенка.
Очень характерна для склада мышления Анны Зегерс эта склонность сопрягать, связывать воедино величественное и малое, исторически монументальное и будничное, домашнее. В "Седьмом кресте" Майнцский собор, приютивший Георга на одну из его тревожных ночей, - почти что живое действующее лицо, он обрисован с проникновенной любовью, как "воплощение разума зодчих и неисчерпаемой силы народа". Красочный прирейнский пейзаж, который связывается в сознании автора с минувшими веками национальной истории, народно-сказочные мотивы, которые пробиваются то здесь, то там, - все это повышает масштабность повествования, придает ему своеобразный поэтический колорит. А вместе с тем тут же, на многих страницах не менее наглядно, любовно запечатлены самые повседневные дела и заботы рядовых немцев - рабочих, крестьян, ремесленников, домохозяек. Из всего этого складывается многоцветный, зримый образ Германии - страны, о которой писательница-изгнанница думала неотступно, с болью и горечью, но вместе с тем и с глубокой привязанностью и затаенной надеждой.
Обратим внимание на финал "Седьмого креста". Это, в сущности, счастливый финал, но в нем, как это часто бывает в концовках романов Зегерс, нерасторжимо слиты радость и грусть. Георг уходит навстречу своей боевой судьбе (намеки, рассеянные в разных местах романа, позволяют судить, что он и на чужбине будет продолжать антифашистскую деятельность, быть может, поедет сражаться в Испанию). Недавний пленник Вестгофена, загнанный, затравленный, вырвался наконец на волю, но расставание с родиной дается ему нелегко. Под стать этому смутному настроению - серое небо, дождь. Такой же упрямый осенний дождь льет и в тот вечер, когда в вестгофенском бараке бывшие товарищи Георга по заключению смотрят, как сгорают в печке дрова: арестанты думают - им хочется думать, - что дрова наколоты из того самого креста, утыканного гвоздями, который был приготовлен для Георга Гейслера, седьмого из беглецов, но так и остался незанятым. Крест - древний христианский символ страдания, но здесь этот символ переосмыслен, - крест становится в то же время и воплощением непобедимой силы человеческого духа. Революционного духа .
Рассказы Анны Зегерс по тематике и манере тесно примыкают к ее романам, иногда - как бы дополняют романы, договаривают то, что не было досказано там. А в романах Зегерс, с другой стороны, иные эпизоды или главы могут читаться, как отдельный законченный рассказ.
Таков эпизод из романа "Путь через февраль" (1934) - "Установка пулемета в квартире фрау Кампчик": в нем есть свой самостоятельный сюжет, и он не раз печатался отдельно.
Роман "Путь через февраль" был написан Анной Зегерс по свежим следам февральских событий 1934 года в Австрии. В те дни передовые австрийские рабочие сделали героическую попытку преградить дорогу фашизму. Республиканский Шуцбунд - вопреки воле реформистских руководителей социал-демократической партии - выступил с оружием в руках против реакционной политики правительства Дольфуса; австрийские коммунисты, вместе с рядовыми социал-демократами шуцбундовцами, участвовали в февральских боях.
Весной 1934 года Анна Зегерс побывала в Австрии, опрашивала участников и свидетелей недавних событий, обошла рабочие районы Вены, где немало домов было изуродовано пулями и снарядами. В романе "Путь через февраль" - как и в написанном позднее "Седьмом кресте" - большое число персонажей из разных общественных слоев; будучи взяты вместе, они дают обобщенный образ страны, народа в момент исторического перелома. В отличие от "Седьмого креста", там нет главного героя, картина событий до некоторой степени мозаична, разбросана. Однако и здесь писательнице удалось через глубинные психологические "просвечивания" передать отражение общественных конфликтов в душе и сознании рядовых тружеников.
Одна из них - фрау Кампчик. Немногими штрихами обрисована очень живая, достоверная фигура женщины из венского предместья. С четырнадцати лет она зарабатывала на хлеб тяжким трудом, прислуживала в кафе, перемыла за годы молодости сотни тысяч чашек, и теперь, став женой квалифицированного рабочего, гордится своим семейным уютом, собственным чайным сервизом, квартиркой, где все начищено до блеска. Анна Зегерс и здесь - как на многих лучших страницах своих произведений - стремится проследить скрытую динамику душевного перелома: в напряженные минуты боев домовитая фрау испытывает прилив неведомых ей ранее чувств классового гнета, классовой солидарности - и заботливо кормит бойцов-шуцбундовцев, нарушивших порядок и покой ее дома.
После окончания второй мировой войны Анна Зегерс вернулась к действующим лицам романа "Седьмой крест" и написала два больших рассказа, которые являются как бы эпилогом к роману. В характерах и судьбах частных лиц прослеживаются перипетии и закономерности национальной истории.
В рассказе "Саботажники" (1946) снова появляются те честные и смелые люди, которые в свое время помогли Георгу Гейслеру спастись, - Франц Марнет, Герман Шульце, инженер Кресс. В дни войны гитлеровской Германии против Советского Союза они пытаются организовать саботаж на военном заводе. Им не удается вовлечь в свои действия мало-мальски значительную группу рабочих. Однако Герман Шульце, арестованный гестаповцами уже после Сталинградской битвы, чувствует моральное удовлетворение, когда узнает, что гранаты, прошедшие через его руки, не взорвались на поле боя: значит, он жил недаром, умрет недаром. А Франц Марнет, долго числившийся в списках убитых на советско-германском фронте, после окончания войны подает о себе весть жене: читатель вправе предположить, что он добровольно сдался в плен советским войскам.
Еще раньше, в 1945 году, был написан рассказ "Конец". Здесь досказала история фашиста Циллиха - того, кто был одним из самых яростных истязателей в концлагере Вестгофен.
Циллих впервые появился еще в повести "Оцененная голова", написанной вскоре после гитлеровского переворота, в период, когда многие немецкие антифашисты терзались вопросом: кто они, эти люди из низов народа, которые пошли за Гитлером? В этой повести Циллих - один из тех неимущих крестьян, которые поддались на удочку нацистской демагогии. Этот деревенский бедолага и неудачник, прошедший первоначальную школу жестокости еще на фронтах первой мировой войны, легко дает себя убедить, что во всех несчастьях Германии - а главное, в его собственных несчастьях - виноваты "евреи и красные". Такие типы при гитлеровской диктатуре легко делали карьеру в эсэсовских отрядах.
В рассказе "Конец" мотив "бегства", знакомый нам по ряду произведений Анны Зегерс, возникает в совершенно новой вариации: в роли беглеца на этот раз - Циллих, который столько лет преследовал и травил антифашистов. Читатель, знакомый с романом "Седьмой крест", естественно воспринимает Циллиха в контрастном сопоставлении с Георгом Гейслером. Герою "Седьмого креста" угрожала реальная, смертельная опасность; если он сумеет спастись, то потому, что был одушевлен великой идеей, придававшей ему силы, верил, что сумеет найти друзей, единомышленников, которые ему помогут, - и действительно нашел их. Иное дело Циллих. Опознанный после войны в деревне одним из бывших заключенных Вестгофена, инженером Вольпертом, Циллих, собственно говоря, не подвергается опасности. Американские оккупационные власти, несмотря на настойчивые заявления Вольнерта, не разыскивают бывшего вестгофенского надзирателя - как не разыскивали многих ему подобных. Но Циллих мечется по стране, одержимый диким страхом: ему не во что верить, у него нет и не может быть друзей - он чувствует себя окруженным глухой неприязнью людей всюду, где бы он ни появлялся.
Картина скитаний Циллиха дана как бы замедленной съемкой; Анна Зегерс высвечивает самые темные уголки его злодейской души лучом психологического анализа, внимательного и безжалостного. В нем кипят темные страсти: озлобление против былых хозяев Третьего рейха, которые оторвали его, Циллиха, от земли и плуга, а потом бросили на произвол судьбы, сожаление о тех невозвратно ушедших временах, когда можно было мучить по своему произволу беззащитных заключенных, - а главное, звериный страх, все более нарастающий, становящийся невыносимым, доводящий до самоубийства.
Самая тяжкая кара постигает Циллиха уже посмертно. И здесь снова Анна Зегерс создает своего рода контрастную параллель к образам прежних своих произведений. Не раз в ее романах и рассказах возникали эпизодические фигуры детей революционеров, антифашистов, - тех, кому суждено продолжить дело отцов. И после Циллиха остается сын, подросток; он откровенно радуется известию о смерти отца, воспринимает эту смерть как избавление. Финал рассказа "Конец" заключает в себе поучительное обобщение: разрыв преемственности с поколением отцов для юного Циллиха, как и для многих его сверстников, - начало новой жизни, свободной от позорного наследия прошлого.
Каждый человек несет долю ответственности за судьбы своего народа, своей страны: эта мысль отозвалась во многих произведениях Зегерс, написанных за годы эмиграции, - и в "Седьмом кресте", и в законченном уже после краха фашизма большом романе "Мертвые остаются молодыми" (1948), и в рассказах, и в статьях.
Рассказ "Прогулка мертвых девушек" (1943) - одно из наиболее выдающихся художественных произведений Зегерс. В нем сказалась и сила ее чуткой гражданской совести, и ее своеобразие как мастера прозы. Рассказ оригинально задуман: он весь строится на незаметных переходах от повествования к воспоминанию, от настоящего к прошлому; действие происходит одновременно в Мексике (где писательница провела последние шесть лет своего изгнания), в Германии вильгельмовской и гитлеровской. Пересечение временных планов, взаимопроникновение мира воображаемого и действительного - все это знакомо нам по многим образцам современной западной прозы. Однако сорок с лишним лет назад, когда Анна Зегерс работала над своим рассказом, такие приемы были не столь обычными, - она пошла на смелый эксперимент. Именно такая непривычная форма изложения дает Анне Зегерс возможность, вспоминая давнюю школьную экскурсию, в то же время сопоставить облик и поведение одних и тех же людей в пору их юности и в пору зрелости. Жестокая историческая действительность разлучила, раскидала в разные стороны былых подруг, - Лени, антифашистка, погибла в концлагере, Марианна вышла замуж за видного нацистского чиновника, Нора стала деятельницей гитлеровской женской организации, Герда покончила с собой от стыда, когда ее муж, боясь потерять службу, вывесил из своего окна в праздничный день флаг со свастикой…
"Прогулка мертвых девушек" - единственная вещь Анны Зегерс, где присутствует в прямой форме ее авторское "я", имеются ясно различимые автобиографические мотивы. Тут есть и реальные мексиканские впечатления писательницы, и живые детали ее юности, проведенной на берегах Рейна; она и на самом деле перенесла в Мексике тяжелую болезнь, о которой упоминается в начале рассказа: ее сшиб грузовик на улице, и она долго не могла прийти в сознание. Отчасти именно этой недавно перенесенной тяжелой травмой, тем душевным состоянием, которое бывает у человека выздоравливающего, мотивирована и острота восприятия, и необычайно интенсивная работа памяти, стирающая грани между настоящим и далеким прошлым. Однако "Прогулка мертвых девушек" - не столько рассказ-воспоминание, сколько рассказ-размышление. Анна Зегерс попутно замечает, что "судьбы мальчиков и девочек, взятых вместе, составляют судьбу родины, народа"… Именно поэтому она - давая волю не только памяти, но и творческому воображению - домысливает жизненные пути давно потерянных из виду товарок и товарищей детства; сопряжение, сопоставление разных времен дает ей повод выдвинуть моральную тему ответственности. Ни у кого из юных персонажей "Прогулки мертвых девушек" будущий путь не был роковым образом предначертан с самого начала, у каждого или каждой из них, в определенный момент, была возможность выбора, самостоятельного решения. Рассказ этот, открывающийся экзотическим мексиканским пейзажем, затем переносящийся в идиллически-провинциальный мирок старого бюргерского Майнца, - повествование с причудливым сюжетом, основанным на вольном обращении с пространством и временем, - это, по сути дела, по своему содержанию произведение остро политическое. Здесь ставится вопрос о возможностях сопротивления фашизму - возможностях, заложенных в каждом человеке: в этом смысле "Прогулка" непосредственно перекликается с "Седьмым крестом". Анна Зегерс не морализирует и не ставит точки над "и", но ее рассказ, проникнутый нравственным беспокойством, пробуждает такое же беспокойство и в читателе.
Годы, проведенные в Мексике, оставили глубокий след в художническом сознании Анны Зегерс. Ее привлекала в этой стране и щедрая, своеобразная природа, и драматический ход национальной истории, и народное искусство, в особенности - великолепные создания фресковой живописи. Впечатления Мексики отразились, уже после возвращения писательницы на родину, в ряде ее произведений - повестях, рассказах, очерках, в эпизодах романов о современности ("Решение" и "Доверие"). В Мексике развертывается и действие рассказа "Крисанта" (1950).
Простодушная, невежественная девушка из мексиканской деревни, которая во всех своих тяжких бедствиях сохраняет добродушие, стойкость, бодрость духа, обрисована с неподдельной человеческой симпатией. Современный немецкий исследователь верно говорит о Крисанте: "Анна Зегерс наделяет эту женщину - один из лучших своих женских образов - смутным ощущением, что она есть часть общенародного целого и что она может выдержать все разочарования и превратности жизни именно потому, что она неотделима от этого целого. Этот мотив защищенности воплощен в виде красочного символа. Далекое полуосознанное воспоминание сопровождает Крисанту во всех ее трудностях, и оно всегда связано с синим цветом". Этот цвет - традиционная окраска народной керамики и женских "ребосо", головных платков, - напоминает Крисанте об ее давно умершей матери, с этим цветом связано для нее представление об устойчивости, прочности основ народного бытия. (В таком же смысле приобретает он значение национального, народного символа и в более поздней повести Зегерс "Настоящий синий цвет".)
О трудных женских судьбах говорит Анна Зегерс и в некоторых рассказах своего цикла "Сила слабых" (1965). Здесь снова оживает мотив "силы" в том смысле, в каком мы его видели в "Седьмом кресте": речь идет о рядовых, неярких, казалось бы, людях, которые при определенных условиях проявляют незаурядную смелость и мужество.
Рассказ "Агата Швейгерт", открывающий сборник "Сила слабых", - история целой человеческой жизни, от детства и до старости. Перед нами обыкновенная немецкая женщина, провинциальная лавочница, каких много. Весь смысл ее жизни сводился к заботам о сыне: прокормить ребенка, рано лишившегося отца, вырастить его, обучить, вывести в люди. Логикою материнской любви Агата Швейгерт втягивается в дела и заботы сына, ставшего активным антифашистом, и после гибели сына остается своим, необходимым человеком в кругу его единомышленников.
В творчестве Анны Зегерс последних лет все более явственно обнаруживаётся склонность к произведениям легендарно-сказочного характера (таковы и некоторые рассказы в цикле "Сила слабых"), В 1973 году вышел новый цикл ее рассказов под общим названием "Странные встречи".
По поводу этой новой книги Анна Зегерс сказала корреспонденту газеты "Нойес Дойчланд" (в интервью, напечатанном 22. IX 1973 г.): "Поставим вопрос: Что такое действительность? Не только то, что можно потрогать руками и попробовать на вкус, - и фантазия и мечты относятся к области реальности. Наша нынешняя, подлинная, осязаемая нами жизнь когда-то для кого-то была предметом догадок. Люди сухие и даже недобрые считали, что она - всего лишь мир мечтаний. А я думаю, что мечты могут быть неотъемлемой частью действительности. Если найти верный подход к ним, они расширяют литературу, социалистическую литературу. Они раскрывают человека как изобретателя, - а таков он есть по своей природе, - и учат его уважать то, что изобрели другие люди".
В каждом из трех рассказов, составляющих цикл "Странные встречи", будничная реальность сплавлена с фантастикой. В их сюжетах есть элемент недосказанности и загадочности: это побуждает читателей к размышлениям. Сталкивая знакомое с незнакомым, рассказывая о "странном" и невероятном в такой же спокойной и трезвой манере, в какой она говорит о вещах самых обычных, Анна Зегерс заставляет нас задуматься над насущными вопросами бытия. Смысл жизни человека и его долг, этические нормы, которыми надлежит руководствоваться человеку, а вместе с тем и долг художника, место искусства в жизни людей - такова философская проблематика новой книги Зегерс.