А спустя полтора часа мистер Пендайс и его дочь Би шли неподалеку от станции по дороге, ведущей из деревни в Уорстед Скайнес: они возвращались домой после воскресного визита к их старому дворецкому Бигсону. Сквайр говорил:
‑ Стареет, стареет Бигсон, шамкает, не поймешь, что хочет сказать, и забывчив стал. Подумай, Би, не помнит, что я учился в Оксфорде. Но таких слуг в наше время не найти. Теперешний наш ленив. Ленив и нерасторопен! Он... Кто это там? Безобразие ‑ нестись сломя голову! Да кто же это? Не разберу!
Навстречу по середине дороги со страшной быстротой мчалась двуколка. Би схватила отца за руку и оттащила его на обочину: от негодования мистер Пендайс потерял способность двигаться. Двуколка пролетела в двух шагах от них и исчезла за поворотом к станции. Мистер Пендайс круто повернулся, не сходя с места.
‑ Кто это? Неслыханно! И еще в воскресенье! Должно быть, пьян, он чуть не отдавил мне ноги! Ты видела, Би, он чуть не сшиб меня...
Би ответила:
‑ Это капитан Белью, папа; я узнала его.
‑ Белью? Этот вечно пьяный негодяй? Я подам! на него в суд. Ты видела, Би, он чуть не переехал меня...
‑ Он, верно, получил неприятные известия. Скоро отходит поезд. Хоть бы он поспел!
‑ Неприятные известия! Значит, он должен давить меня? Хоть бы он поспел? Хоть бы он свалился в канаву! Мерзавец! Хоть бы он сломал себе шею!
Мистер Пендайс продолжал в том же духе, пока они не вошли в церковь. В одном из приделов Грегори Виджил стоял, облокотившись на аналой, ладонями закрыв лицо.
Вечером того же дня, около одиннадцати часов, в Челси у дверей миссис Белью стоял мужчина и бешено звонил в колокольчик. Его лицо покрывала смертельная бледность, но его узкие темные глаза сверкали. Дверь отворилась, на пороге со свечкой в руке, в вечернем платье появилась Элин Белью.
‑ Кто здесь? Что вам надо?
Человек шагнул вперед, и свет упал ему на лицо.
‑ Джэспер! Ты? Что тебя привело сюда?
‑ Я должен поговорить с тобой.
‑ Поговорить? Да ведь время позднее...
‑ Время? А что это такое? Ты могла бы и поцеловать меня после двухлетней разлуки. Я пил сегодня, но я не пьян.
Миссис Белью не поцеловала мужа, но и не отстранила своего лица. В ее глазах, серых, как лед, не мелькнуло и тени беспокойства.
‑ Я впущу тебя, ‑ проговорила она, ‑ если ты обещаешь все рассказать поскорее и уйти.
Коричневые чертики заплясали на лице мистера Белью. Он кивнул. Муж и жена остановились в гостиной возле камина, на их лицах появилась и пропала особенная усмешка.
Трудно совсем серьезно принимать человека, с которым прожил не один год, делил страсть, прошел сквозь все ступени близости и охлаждения, который знает все твои черточки и привычки после многих лет под одной крышей и с которым в конце концов расстаешься не из ненависти, а из‑за несходства характеров. Им нечего было прибавить к знанию друг о друге, и они улыбнулись, и эта улыбка была ‑ само знание.
‑ Зачем ты пришел? ‑ снова спросила Элин. Лицо капитана Белью мгновенно изменилось. Оно стало хитрым, губы дрогнули, между бровей легла глубокая морщинка.
‑ Как ты поживаешь? ‑ наконец проговорил он хрипло, запинаясь на каждом слове.
‑ Послушай, Джэспер, что тебе надо? ‑ спокойно сказала миссис Белью.
Коричневые черти опять заплясали на его лице.
‑ Ты очень хороша сегодня!
Губы Элин презрительно искривились.
‑ Такая, как всегда.
Вдруг его затрясло. Взгляд его устремился вниз чуть левее ее ног, потом он внезапно поднял глаза. Жизнь в них потухла.
‑ Я не пьян, ‑ глухо пробормотал он, и снова его глаза засверкали; в этом внезапном переходе было что‑то жуткое. Он шагнул к ней.
‑ Ты моя жена!
Миссис Белью улыбнулась:
‑ Опомнись, Джэспер. Тебе надо уходить. ‑ Она протянула обнаженную руку, чтобы оттолкнуть его. Но он отступил сам и снова уставился в пол левее ее ног.
‑ Что там? ‑ прошептал он прерывающимся голосом. ‑ Что это... черное? Наглость, насмешка, восхищение, неловкость ‑ все исчезло с его лица, оно было белое, застывшее, спокойное и несчастное.
‑ Не прогоняй меня, ‑ проговорил он нетвердо, ‑ не прогоняй.
Миссис Белью внимательно поглядела на мужа, в ее глазах пренебрежение сменилось жалостью. Она решительно подошла к нему и положила руку ему на плечо.
‑ Успокойся, Джэспер, успокойся! Там ничего нет!
ГЛАВА IX
МИСТЕР ПАРАМОР РАСПОЛАГАЕТ
Миссис Пендайс, все еще спавшая с мужем в одной спальне (он так хотел), поведала ему о планах Грегори утром, когда сквайр был еще в постели. Момент был благоприятный, ибо сквайр еще не вполне проснулся.
‑ Хорэс, ‑ начала миссис Пендайс, ее взволнованное лицо казалось совсем молодым, ‑ Григ говорит, что Элин не может дольше оставаться в таком положении.
Я объяснила ему, что ты будешь недоволен, но Григ говорит, что так дальше продолжаться не может, что она должна развестись с капитаном Белью. Мистер Пендайс лежал на спине.
‑ Что, что? ‑ пробормотал он. Миссис Пендайс говорила дальше:
‑ Я знаю, это расстроит тебя, но в самом деле, ‑ она посмотрела в потолок, ‑ мы в первую очередь должны думать об Элин.
Сквайр сел.
‑ Ты что‑то говорила о Белью?
Миссис Пендайс продолжала бесстрастным голосом и не сводя глаз с потолка:
‑ Только, дорогой, не выходи из себя; это так неприятно. Раз Григ говорит, что Элин должна разойтись с капитаном Белью, ‑ значит так нужно.
Хорэс Пендайс резко откинулся на подушку и теперь лежал, как и жена, устремив взгляд в потолок.
‑ Разойтись с Белью? ‑ воскликнул он. ‑ Давно пора! По нем веревка плачет. Я ведь говорил тебе, как он чуть не переехал меня вчера вечером. Забулдыга ‑ какую жизнь он ведет! Хороший пример для всей округи! Если бы не мое присутствие духа, он бы сшиб меня, как кеглю, и Би в придачу.
Миссис Пендайс вздохнула.
‑ Ты был на волосок от смерти, ‑ сказала она.
‑ Развестись с ним! ‑ продолжал мистер Пендайс. ‑ Еще бы, давным‑давно надо было развестись с ним. И как я жив остался; еще дюйм, и лошадь сбила бы меня!
Миссис Пендайс отвела взгляд от потолка.
‑ Сперва я подумала, ‑ начала она, ‑ вполне ли это... но я очень, очень рада, что ты так отнесся к решению Грегори!
‑ Так отнесся! Я должен сказать тебе, Марджори, что вчерашний случай из тех, что заставляет задуматься. Когда Бартер читал вчера свою проповедь, я все думал, что сталось бы с усадьбой, если бы... ‑ И он поглядел кругом, нахмурившись. ‑ Сейчас и мне не так‑то легко сводить концы с концами. А что касается Джорджа, он не более тебя пригоден вести хозяйство; он будет нести тысячные убытки.
‑ Боюсь, что Джордж чересчур много времени проводит в Лондоне. Уж не потому ли, я думаю... Боюсь, он часто стал видеться с...
Миссис Пендайс замолчала, больно ущипнув себя под одеялом!. Краска залила ей щеки.
‑ У Джорджа, ‑ говорил мистер Пендайс, развивая свою мысль, ‑ нет практической сметки. Где ему справиться с такими людьми, как Пикок, ‑ а ты еще его балуешь! Ему пора подыскать себе жену, пора остепениться!
Щеки миссис Пендайс остыли, она сказала:
‑ Джордж очень похож на бедного Губерта. Хорэс Пендайс вынул из‑под подушки часы.
‑ О! ‑ воскликнул он, но воздержался и не прибавил: "А, твоя семья!": еще не истек и год, как умер Губерт Тоттеридж.
‑ Без десяти восемь! А ты все занимаешь меня своими разговорами; пора принимать ванну.
В пижаме в широкую голубую полоску, сероглазый, с седеющими усами, тонкий и прямой, он помедлил у двери:
‑ У девочек нет ни капли воображения. Ты знаешь, что сказала Би? "Хоть бы он поспел на поезд!" Поспел на поезд! Боже мой! Я‑то чуть было... чуть было..., ‑ сквайр не кончил; по его мнению, только самые яркие и выразительные слова могли дать понятие об опасности, которой он чудом избежал, а ему с его воспитанием и характером не пристало в таком тоне говорить об этом.
За завтраком он был любезнее, чем обычно, с Грегори, уезжавшим с первым поездом. Как правило, мистер Пендайс относился к нему с опаской: ведь Виджил был кузеном его жены, да к тому же имел чувство юмора.
‑ Прекрасный человек, ‑ говаривал он, ‑ но только отпетый радикал. Другого названия для странностей Грегори мистер Пендайс не мог придумать.
Грегори уехал, не обмолвившись больше ни словом о деле, приведшем его в Уорстед Скайнес. На станцию его отвез старший грум. Грегори сидел в коляске, сняв шляпу; его голова приходилась в уровень с открытым окном: он, видимо, хотел, чтобы мысли его хорошенько продуло ветром,
И до самого Лондона он все сидел у окна, и лицо его выражало то растерянность, то добродушную усмешку. Перед ним, как медленно разворачивающаяся панорама, проплывали одна за одной затопленные неярким осенним солнцем церкви, усадьбы, обсаженные деревьями дороги, рощи, все в золотом и красном уборе, а далеко на горизонте, по гребню холма медленно двигалась фигура пахаря, четко вырисовываясь на светлом фоне неба.
На вокзале он нанял кэб и поехал в Линкольнс‑ИннФилдс к своему поверенному. Его провели в комнату, в которой ничто не говорило о занятии ее хозяина, если не считать нескольких томов "Вестника юстиции"; на столе в стакане с чистейшей водой стоял букетик ночных фиалок. Эдмунд Парамор, старший партнер фирмы "Парамор и Херринг", гладко выбритый мужчина, лет около шестидесяти, с черными, подернутыми сединой, зачесанными вверх волосами, встретил входившего приветливой улыбкой.
‑ Здравствуйте, Виджил! Откуда‑нибудь из деревни?
‑ Только что из Уорстед Скайнеса.
‑ Хорэс Пендайс ‑ мой клиент. Чем могу служить? Какие‑нибудь неприятности с вашим Обществом?
Грегори Виджил, усевшись в мягкое кожаное кресло, в котором сиживало так много людей, искавших совета и помощи, с минуту молчал; мистер Парамор, бросив внимательный взгляд на своего клиента, шедший, казалось, из самой глубины его души, сидел, не двигаясь. Было сейчас что‑то общее в лицах этих двух столь разных людей: их глаза светились энергией, честностью.
Грегори наконец заговорил:
‑ Мне тяжело говорить о деле, ради которого я здесь.
Мистер Парамор нарисовал физиономию на промокательной бумаге.
‑ Я пришел к вам, ‑ говорил Грегори, ‑ чтобы посоветоваться о разводе моей подопечной.
‑ Миссис Джэспер Белью?
‑ Да. Ее положение невыносимо.
Мистер Парамор посмотрел на Грегори, соображая что‑то.
‑ Как мне известно, она и ее муж живут врозь.
‑ Да, вот уже два года.
‑ Вы действуете с ее согласия?
‑ Я говорил с ней.
‑ Вы хорошо знаете закон о разводе?
Грегори отвечал, страдальчески улыбаясь:
‑ Не очень; я никогда не читаю газетных отчетов о подобных делах. Мне все это отвратительно.
Мистер Парамор опять улыбнулся, но тут же его лицо омрачилось.
‑ Необходимо иметь некоторые доказательства. У вас они есть?
Грегори провел ладонью по волосам.
‑ Я не думаю, что будет много затруднений, ‑ сказал он. ‑ Белью согласен, они оба согласны!
Мистер Парамор удивленно поглядел на него.
‑ Ну и что?
Грегори удивился в свою очередь:
‑ Как что? Но если обе стороны только этого и хотят, если никто не ставит препятствий, какие могут быть трудности?
‑ Боже мой! ‑ воскликнул мистер Парамор.
‑ Да ведь я видел Белью только вчера. Я уверен, что уговорю его признать все, что окажется необходимым.
Мистер Парамор вздохнул.
‑ Вы слыхали когда‑нибудь, ‑ спросил он деловито, ‑ что такое тайный сговор, имеющий целью ввести суд в заблуждение?
Грегори вскочил и зашагал по комнате.
‑ Я вообще в этом не разбираюсь, ‑ сказал он. ‑ И все это в высшей степени гадко. Для меня узы брака священны, и если они вдруг оказываются не таковыми, то вникать во все эти формальности невыносимо Мы живем в христианской стране, и среди нас нет непогрешимых. На какую грязь вы намекаете, Парамор?
Окончив свою гневную тираду, Грегори опустился кресло и подпер рукой голову. И, как ни странно, мистер Парамор не улыбнулся, а посмотрел на Грегори с состраданием.
‑ Если оба супруга несчастны в браке, ‑ сказал он, ‑ им не полагается обоим желать его расторжения. Одному из них необходимо делать вид, что он против этого и считает себя пострадавшей стороной. Нужны доказательства измены, а в данном случае ‑ доказательства либо жестокого обращения, либо оставления без средств к существованию. И доказательства эти должны быть объективны. Таков закон.
Грегори проговорил, не поднимая взгляда:
‑ Но почему?
Мистер Парамор вынул из воды фиалки и понюхал их.
‑ Как это почему?
‑ Я хочу сказать, зачем нужен весь этот обходный маневр?
С удивительной быстротой сострадание на лице мистера Парамора сменилось улыбкой, и он проговорил:
‑ Для того, чтобы не так легко было расшатать моральные устои общества. А как же иначе?
‑ И вы считаете это высокоморальным? То, что на людей надевают цепи, от которых они могут освободиться только ценой преступления?
Мистер Парамор замазал лицо, нарисованное на промокательной бумаге.
‑ Куда девалось ваше чувство юмора?
‑ В этом нет ничего смешного, Парамор.
Мистер Парамор подался вперед.
‑ Друг мой, ‑ сказал он серьезно, ‑ я вовсе не собираюсь утверждать, что наши законы неповинны в огромном количестве никому не нужных страданий; я не буду говорить, что наша законодательная система не нуждается в преобразовании. Большинство юристов и почти каждый мыслящий человек скажет вам, что очень нуждается. Но это вопрос отвлеченный, и нам сейчас его обсуждение поможет мало. Мы постараемся добиться успеха в вашем деле, если это возможно. Вы не с того конца начали, вот и все. Первое, что мы должны сделать, ‑ это написать миссис Белью и пригласить ее к нам. Затем надо начать слежку за капитаном Белью.
Грегори перебил его:
‑ Какая гадость! Нельзя ли обойтись без этого?
Мистер Парамор прикусил указательный палец.
‑ Опасно. Но вы не беспокойтесь, мы все устроим. Грегори поднялся с кресла и подошел к окну. Помолчав с минуту, воскликнул:
‑ Мне все это противно! Мистер Парамор улыбнулся.
‑ Всякий честный человек почувствовал бы то же. Но дело в том, что этого требует закон.
Грегори снова разразился тирадой:
‑ Выходит, никто не может развестись, не став при этом либо сыщиком, либо негодяем.
Мистер Парамор сказал серьезно:
‑ Очень трудно избежать этого, почти невозможно. Видите ли, в основе закона лежат определенные принципы.
‑ Принципы?
Мистер Парамор улыбнулся, но улыбка тотчас же сошла с его лица.
‑ Принципы, основанные на христианской этике. Согласно им, человек, решившийся на развод, ipso facto ставит себя вне общества. А будет ли он при этом негодяем, не так уж важно.
Грегори отошел от окна, сел и снова закрыл лицо ладонями.
‑ Не шутите, Парамор, ‑ сказал он, ‑ все это мне очень тяжело.
Мистер Парамор с сожалением смотрел на склоненную голову Грегори.
‑ Я не шучу, ‑ сказал он. ‑ Боже упаси. Вы любите стихи?
И, выдвинув ящик стола, он вынул томик, переплетенный в красный сафьян.
‑ Мой любимый поэт.
Жизнь ‑ как пена на воде,
Но одно лишь твердо в ней:
Добрым будь в чужой беде,
Мужественным будь в своей.
Это, по‑моему, квинтэссенция всякой философии.
‑ Парамор, ‑ начал Грегори, ‑ моя подопечная очень дорога мне; она дороже для меня всех женщин на свете. Передо мной сейчас мучительная дилемма: с одной стороны, этот ужасный процесс и неизбежная огласка; с другой ‑ ее положение: красивая женщина, Любящая светские удовольствия, живет одна в этом Лондоне, где так трудно уберечься от посягательств мужчин и от женских языков. Недавно мне пришлось это понять со всей остротой. Господь да простит меня! Я даже советовал ей вернуться к мужу, но это абсолютно невозможно. Что мне теперь делать?
Мистер Парамор встал.
‑ Я знаю, ‑ сказал он, ‑ я знаю. Друг мой, я знаю! ‑ Минуту он стоял не двигаясь, отвернувшись от Грегори.
‑ Будет лучше всего, ‑ вдруг заговорил он, ‑ если она расстанется с ним. Я поеду к ней и сам поговорю обо всем. Мы ей поможем. Я сегодня же еду к ней и дам вам знать о результатах моего посещения.
И, словно повинуясь одному и тому же инстинкту, они протянули руки и пожали их, не глядя друг на друга. Затем Грегори схватил шляпу и вышел.
Он отправился прямо в свое Общество, занимавшее помещение на Ганновер‑сквер. Оно располагалось в самом верхнем этаже, выше, чем все другие Общества, населившие этот дом, ‑ так высоко, что из его окон, начинавшихся в пяти футах от пола, было видно только небо.
В углу на машинке работала девушка, краснощекая, темноглазая, с покатыми плечами, а за бюро, на котором в беспорядке были разбросаны конверты с адресами, дожидающиеся ответа письма и номера газеты, издаваемой Обществом, боком к кусочку неба в окне, сидела женщина с седыми волосами, узким, длинным обветренным лицом и горящими глазами и, нахмурившись, изучала страницу рукописи.
‑ А, мистер Виджил, ‑ заговорила она, увидев Грегори, ‑ как хорошо, что вы пришли. Нельзя пускать этот абзац в его настоящем виде. Ни в коем случае!
Грегори взял рукопись и прочитал отмеченный абзац:
"История Евы Невилл так потрясает, что мы позволили себе спросить наших уважаемых читательниц, живущих под надежным кровом своих усадеб, в тиши, в довольстве, а быть может, и в роскоши, что бы стали делать они на месте этой несчастной, которая очутилась в большом городе без друзей, без денег, разутая и раздетая, где на каждом шагу ее подстерегали демоны в образе человеческом, промышляющие несчастьем женщины. Пусть каждая из вас спросит себя: устояла бы я там, где Ева Невилл пала?"
‑ Ни в коем случае нельзя оставить в таком виде, ‑ повторила дама с седыми волосами.
‑ А что, по‑вашему, здесь плохо, миссис Шортмэн?
‑ Это оскорбляет. Подумайте о леди Молден и других наших подписчицах. Вряд ли им будет приятно даже мысленно поставить себя на место бедной Евы. Я уверена, что им это придется не по вкусу.
Грегори провел ладонью по волосам.
‑ Неужели это их шокирует?
‑ Все потому, что вы привели столько ужасных подробностей того, что случилось с бедной Евой.
Грегори поднялся и зашагал по комнате. Миссис Шортмэн продолжала:
‑ Вы давно не живали в деревне, мистер Виджил, и вы уже все забыли. А я помню. Люди не любят читать неприятное. К тому же им нелегко вообразить себя в подобном положении. Это шокирует их, а мы лишимся подписчиц.
Грегори протянул страничку девушке, сидевшей в углу за машинкой.
‑ Пожалуйста, прочитайте это, мисс Мэллоу. Девушка читала, не поднимая глаз.
‑ Ну как, вы согласны с миссис Шортмэн? Мисс Мэллоу, залившись румянцем, вернула листок Грегори.
‑ Конечно, это прекрасно, только все‑таки, по‑моему, миссис Шортмэн права. Многим это покажется оскорбительным.