Вечером этого же дня. Московский Кремль.
Карета въезжала в Кремль. Встречавший её Рылеев открыл дверцу. Из неё вышел Александр.
- Государь, - сказал Рылеев взволнованно, - только что сообщили - свитский поезд взорван.
Александр уставился на него, словно это он сделал.
- Господи... А если бы паровоз не сломался... Да что же они хотят от меня, эти негодяи? Травят, как дикого зверя. Это уже четвёртое. Осталось всего два.
- Вы про что, Ваше величество?
- Ничего, это я так. Завтра же в Петербург, в Зимний. Только там я чувствую себя в безопасности.
5 февраля 1880 года. Дворцовая площадь.
Халтурин, как обычно, направлялся через площадь к Зимнему. За колонной его поджидал Желябов. Халтурин остановился, чтобы прикурить. Тот тихо спросил:
- Сегодня?
Халтурин также тихо ответил:
- Попробую, - и пошёл к подъезду. Он кивнул жандарму, сказал:
- Морозит, однако. Жандарм потопал ногами:
- Вечером придёшь? Моя ждёт.
- Всенепременно, коль будем живы, - ответил весело Халтурин и вошёл в подъезд.
Чуть позже. Кабинет Александра.
Александр беседовал с принцем Гессенским.
- Положение у вас, увы, серьёзное. Нигилисты совсем ничего уже не боятся.
- Но полиция...
- Полиция арестовывает их, но они плодятся ещё быстрее.
- Но я не понимаю этого, Ваше величество. Вы столько сделали для народа. Ваши реформы...
- Да в том-то и дело, что наше общество оказалось к ним не готовым. Сначала все кричали: свободу крестьянам, а как я дал её, так в результате все и недовольны оказались: и те, у кого забрали землю, и те, кому её дали.
- Это российский парадокс.
- А у нас, друг мой, всё разумное всегда своей противоположностью оборачивается, всегда. И уж если я и виноват в чём, то в том лишь, что, задумав послабления в общественной жизни, не сопровождал это усилением своей личной власти. К сожалению, в России свободу можно давать только из рук диктатора.
- Ещё один российский парадокс.
- Это не парадокс, увы, это выводы из нашей истории. Печальные выводы. Но я никогда не хотел, да и сейчас не хочу личной власти, это противно моей натуре. И вот результат: царь, попытавшийся провести реформы, вынужден опасаться. И кого? Тех, кто эти реформы требует.
- Третий парадокс.
- Я только здесь, в Зимнем, и чувствую себя в безопасности, - Александр зажёг спичку и закурил...
В это же время. Столярная мастерская в подвале Зимнего.
Халтурин зажёг спичку и поджёг бикфордов шнур. И, оглядевшись - ничего ли не забыл, - быстро вышел...
В это же время. Кабинет Александра.
Александр поглядел на часы и поднялся.
- Мы опаздываем. Нас уж, верно, все ждут. Пойдём, мой друг, за обедом продолжим. - Александр открыл дверь, пропуская гостя: - Прошу, принц.
- Нет, нет, после вас, Ваше величество.
- Ты мой гость, прошу.
Принц Гессенский вышел первым.
В это же время. Подъезд Зимнего.
Халтурин вышел из подъезда. Жандарм придержал за ним дверь.
- Так вечером?
- Как договорились, - кивнул Халтурин и быстро пересёк площадь.
У арки штаба его поджидал Желябов. Халтурин, не останавливаясь, бросил: "Готово". И тут же взрыв сотряс воздух, Халтурин побежал в сторону Невского.
В это же время. Зимний.
Александр вбежал по лестнице на третий этаж к Катиным комнатам. А она выбежала ему навстречу, прижимая к себе детей.
Увидя его живым, бросилась ему на шею.
- Саша... Что же это? Уже и сюда...
- Ещё одно, - сказал Александр, - ещё одно.
- Давай уедем отсюда, Сашенька, давай уедем.
- Куда же, родная моя?
- Не знаю, мне всё равно, я боюсь.
Подбежал запыхавшийся Рылеев.
- Вы здесь? Слава Богу...
Катя набросилась на него:
- Александр Михайлович, да что же это?! Где же охрана? Как же они могли - во дворец? Я - тайком, чтоб никто не видел, а они открыто, на весь мир - мы здесь, мы убьём вас... Как же так?
- Ваше величество... Екатерина Михайловна... Мы... Мы проверим. Это чья-то измена. Мы найдём виновного...
- Кто пострадал? - перебил его Александр.
- Финляндский полк, Ваше величество. Много убитых и раненых.
- Боже, какой ужас, - прошептала Катя.
- Караульное помещение как раз под столовой. А взорвать хотели именно её, думая, что Ваше величество на обеде.
- Они даже это знали... И если бы я не задержался... И вся моя семья, и мои приближённые... - он передёрнул плечами.
- А как императрица?
- Не знаю, Ваше величество. Я сразу - сюда.
- Я позже зайду, - бросил Александр Кате и пошёл вниз.
На втором этаже его догнал Адлерберг.
- Ваше величество, какое счастье...
Рылеев, не останавливаясь, резко сказал ему:
- Вам же говорили, надо усилить охрану дворца, а вы - в амбиции. И вот результат.
- Генерал, давайте не искать стрелочника. Особенно на ходу. Надо создать комиссию.
- Как императрица? - спросил его Александр.
- Похоже, она даже не слышала взрыва.
Александр заглянул в спальню императрицы. Мария Александровна спала. Дежурившая при ней горничная встала и вышла за ним в смежную комнату.
- Она ничего не слышала? - шёпотом спросил Александр.
- Она в забытьи, Ваше величество. С утра. Очень сильный приступ удушья. Она приняла лекарство и...
Александр кивнул и вышел.
Вечером этого же дня. Покои Великой княгини Марии Александровны.
У дочери Александра собралась вся царская семья. Все выглядели подавленными.
Император сидел за ломберным столиком и машинально тасовал и сдавал карты. Потом снова собирал их и снова сдавал... Наконец он встал, подошёл к окну, посмотрел на площадь - там были выставлены гробы погибших при взрыве солдат.
- Надо вот что... - сказал он, не оборачиваясь, Адлербергу. - Александр Владимирович, завтра представь мне список вдов и детей погибших. - Он помолчал, а потом глаза его наполнились слезами, и он добавил тихо, будто самому себе: - Кажется, мы всё ещё на войне, там, в окопах под Плевной...
- Но надо же что-то делать, - сказал наследник.
- Да, да, Саша. - Александр повернулся спиной к окну. - Но что?
- Я знаю что, - сказал Алексей Александрович. - Надо призвать Лорис-Меликова.
11 февраля 1880 года. Зимний. Библиотека.
За столом заседаний собрались наследник, Константин Николаевич, Горчаков, министры. Александр сидел во главе стола - сутулый, постаревший, с закрытыми глазами. Все слушали выступление графа Лорис-Меликова. Он единственный выглядел энергичным.
- Прежде всего, Ваше величество, надо обеспечить единство власти. Для этого вся власть должна быть сосредоточена в руках одного человека, пользующегося полным доверием Вашего величества...
Александр вдруг открыл глаза, встал и ясным голосом произнёс:
- Ты и будешь этим человеком, Михаил Тариелович. Подготовь мои указы об учреждении Верховной распорядительной комиссии по охранению общественного порядка под твоим председательством и о назначении тебя генерал-губернатором Санкт-Петербурга вместо Гурко. Я завтра же их подпишу. - Он обвёл всех глазами. - Всё, благодарю вас, господа. Заседание закрыто. - И первым покинул библиотеку.
13 февраля 1880 года. Спальня императрицы.
- Он наведёт порядок, я уверен, - успокаивал Александр императрицу, лежащую в постели, - Он, вспомни, взял неприступный Карс, он за два месяца навёл порядок в Харькове, причём не повесив ни одного человека, он победил чуму в Астрахани, усмирил Чечню... Он и здесь, я уверен, наведёт порядок. Я дал ему все полномочия. Так что, дорогая, ты можешь не волноваться. Это покушение было последним.
- Для меня, - тихо сказала она.
- Что? - не расслышал Александр. Она не ответила и отвернулась. Александр постоял и, видя, что она словно бы задремала, тихо вышел.
21 мая 1880 года. Здесь же.
В комнате, смежной со спальней, собрались Александр, Константин Николаевич, наследник с женой и Мария Александровна - Великая княжна. Они ждали, что им скажет Боткин.
Он развёл руками и сказал без всякого энтузиазма:
- Ну что мне вам сказать... Состояние не улучшилось, состояние, не скрою, тяжёлое, но в эту ночь, я уверен, ничего плохого не произойдёт.
- Значит, я могу вернуться в Царское? - спросил Александр.
- Па! - не сдержалась дочка.
- Но Боткин говорит...
- Но какой смысл, - вступился за брата Константин, - Саше тут сидеть? Мари всё равно ведь без сознания. К тому же она сама уговаривала его жить на воздухе.
- Ма всегда думает о других раньше, чем о себе, - сердито возразила Великая княгиня. - Может, и вам о ней надо подумать?
- Если Ваше величество позволит, - Боткин сложил свой чемоданчик, - я пока оставлю вас, - и он вышел.
Константин сказал племяннице с укоризной:
- Как ты говоришь с Государем при посторонних.
- Я с отцом говорю, а не с Государем. И о мама, а не об императрице. И считаю, что па не должен сегодня уезжать... Саша, - обратилась она к брату, - скажи.
Наследник уклончиво пожал плечами.
- Как па сам считает.
- Я поеду, а утром вернусь, - решил Александр.
- Не знаю, я бы не смогла дышать свежим воздухом, - ни к кому не обращаясь, заметила Мария Александровна, - зная, что мама почти никак не дышит.
Александр сердито посмотрел на неё и вышел.
- Правда, меня, - добавила она, - никто там не ждёт...
21 мая 1880 года. Царское Село.
- Ты останешься у меня сегодня? - спросил Александр Катю. Она была в его спальне.
- А дети не приедут?
- Нет, они там остались.
- Ей не лучше? - она взглянула на Александра. Он покачал головой. - Так, может, тебе тоже надо было там остаться? Ты же потом корить себя будешь. И меня.
- Ну что ты, Катя.
- Человек всегда ищет виноватого, когда сам виноват.
- Но сегодня не такое опасное положение. Боткин обещал спокойную ночь. Давай ложиться...
22 мая 1880 года. Царское Село.
Александр и Катя спали. Вдруг Александр, не проснувшись толком, рывком сел в постели, словно его что-то испугало.
- Что случилось? - сонно спросила Катя.
- Не знаю, - сказал он. - Но что-то случилось. Я еду...
Спустя некоторое время. Зимний.
Александр стремительно шёл через анфиладу дворцовых комнат. Лакеи почтительно открывали перед ним дверь за дверью. Наконец он вошёл в апартаменты императрицы и увидел всю семью. Все были заплаканы и смотрели на него с немым укором.
В этот же вечер. Придворная церковь.
Горели свечи. Пел хор. Александр в чёрной повязке на рукаве стоял на коленях, молился и плакал. Немного сзади него стоял Константин.
Чуть повернув голову назад, Александр сказал брату:
- Я виноват перед ней, виноват... Как я перед ней виноват. Простит ли Бог меня? Она простила, простит ли Он? А если нет, если захочет наказать, то меня одного. Катя ни в чём не виновата, ты же знаешь. Это я увлёк её, это я обещал жениться, я сделал её матерью моих детей, я лишил её нормальной жизни, я поселил её в заточении, сладком, быть может, но в заточении... Я навязал ей свою волю. Я старше её на тридцать лет, и я один должен нести ответ за всё. Говорю это не только тебе, но и Ему, если Он меня слышит, если не отвернулся совсем.
- Да не казни ты себя так... Конечно, изменять жене - грех, великий грех. Но любить - истово, до потери рассудка, столько лет, против всех приличий, ни о чём больше не помышляя - разве так любить не Богова милость? Так что же больше: милость или грех?
Александр словно и не слышал его.
- Нет, нет, я знаю, кара за грех мой должна быть, и она приближается всё, я преступил и готов заплатить, но об одном молю: не сразу, не теперь, дай ещё несколько лет, ну хоть бы год - обвенчаться, узаконить её и детей, а тогда уж...
29 мая 1880 года. На берегу залива.
Пять человек стояли на песке у самой воды.
- Он ездит в одни и те же места, - чертил на песке план Желябов. - Зимний - Аничков - Царское - Петергоф - вокзал... Одними и теми же маршрутами. Надо выбрать самый частый, сделать подкоп. Может, снять магазин - оттуда...
Михайлов сказал:
- Под улицей - большой заряд нужен. Люди погибнут.
- Когда он едет, - возразила Перовская, - улицу оцепляют. Только на тротуарах зеваки.
- А зеваки - не люди? - удивилась Фигнер.
- Лес рубят - щепки летят, - заметил Желябов.
- Надо установить себе срок, - сказал Михайлов.
- Сроки зависят от обстоятельств, - сказал Желябов. - Нужен динамит. Нужны деньги. Нужны люди.
- Люди есть, - сказала Перовская.
- Мало. Надо вербовать новых. Но надёжных. И опасаться провокаторов. - Он взглянул на Кибальчича. - Как с динамитом? - Кибальчич пожал плечами.
- Смотря для чего. Если под мостовую, надо много. В Зимнем почему не вышло - мало было. Я говорил.
- Халтурин не мог проносить больше, - возразил ему Желябов. - Сколько нужно, чтоб изготовить необходимое количество?
- Под мостовую? - Кибальчич задумался. - Несколько месяцев.
- Столько ждать мы не можем. Мы объявили в прокламации, что казнь неминуема. Чтоб в нас поверили, надо не медлить.
Перовская добавила:
- Но и подкоп из магазина... Раньше, чем за несколько месяцев, не осилить.
- Это долго, - жёстко сказал Желябов.
- Слушайте, - подал голос Михайлов. - А почему обязательно под мостовой? А что если... - он присел и стал чертить на песке. - Летом он в Царское и из Царского по каменному мосту ездит, так? Ну вот и... Мост-то легко взорвать - копать не надо.
- Это идея! - обрадовалась Перовская. - Тут же меньше надо динамита. - Она поглядела на Кибальчича. - Успеете?
- За лето? Постараюсь.
20 июня 1880 года. Каменный мост.
Царская карета в сопровождении эскорта охраны направлялась из города в Царское Село.
Сидящие в лодке Желябов и Тетёрка проводили её глазами, а когда она скрылась, стали грести под мост...
25 июня 1880 года. Царское Село.
Варя и Катя стояли на мостике у пруда, глядя на воду, разговаривали.
- И что ж, ни слова? - Варя взглянула на Катю, та отрицательно покачала головой. - Ни намёка, ничего? Он же обещал - когда станет возможным. Стало вот...
- Год надо ждать, пока траур кончится. А пока только месяц прошёл.
- Ну так хотя бы сказал: мол, не волнуйся, я помню, что обещал.
- Скажет. Ему сейчас не до того. Либералы перемен требуют, партия наследника - ни в какую, семья не может простить, что он императрицу умирать одну оставил, и что мы... А он как мишень в тире - каждый, кто хочет, приходи и стреляй.
- Да что же это за власть, что она даёт им такую свободу действий? Сколько же их, бездельников, обязаны защищать Государя? Министр внутренних дел, начальник полиции, главноуправляющий Третьим отделением, он же шеф жандармов, министр двора, генерал-губернатор... кто ещё?.. суперинтендант Зимнего, начальник личной охраны - посмотри, сколько их, и не могут справиться с кучкой бандитов.
- Может, их и не кучка, может, их тоже целая армия.
- Но тайная, тайная же. И вне закона. А эти - государство, его защитники. А получается, что не то, что государство, одного царя защитить не могут... Слушай... Я что подумала... Может, тебе теперь не ездить с ним никуда и вообще не быть рядом. А? Если не дай Бог... ты понимаешь... Чтоб хоть мать у детей осталась.
- Что ты говоришь, Варя, побойся Бога. Зачем мне жить без него, как мне жить без него? Ведь если... Они же все меня со света сживут. Всё припомнят.
- Да что тебе они, ты от них теперь не зависишь вовсе. Дома у тебя есть - и здесь, и в городе, и в Крыму, драгоценности есть, деньги есть. Конечно, хорошо бы он ещё и состояние тебе отписал. На случай, если... Он не говорил об этом ничего?
- Он не верит в это. Всё шутит. Говорит, до седьмого ещё далеко, только пять было.
- Так не он же время отсчитывает, поди знай - когда.
- Варя, я ждала этого четырнадцать лет. Так что ж, я год ещё не подожду?
- А он есть у тебя, этот год-то?..
Послышался шум подъехавшей кареты. Они обернулись. В сопровождении охраны подкатила карета Александра. Он вышел из неё и направился к ним.
- Я так и знал, что вы здесь, - он поздоровался за руку с Варей, поцеловал в лоб Катю. - Я не помешаю вашей беседе?
- Нет, что вы, Ваше величество, - Варя посмотрела на Катю. - Я пойду, ладно?
- Но вечером приходите, - погрозил ей Александр. - Я хочу отыграться.
Варя присела в поклоне и ушла по аллее.
- Славная она, - сказал, глядя ей вслед, Александр. - Хорошо, что она подле тебя. - Он повернулся к ней. - Я не так волнуюсь, что ты одна. Давай пройдёмся немного. - Он поглядел на небо. - Как я люблю лето. Долгие дни, много солнца... Тебе дневной свет идёт - видна твоя красота.
- А при лампе или свечах я уродлива?