В полдень один из часовых донес Филиппу, что на равнине показался отряд всадников, человек в двести. Легко было предположить, что он выехал с целью захватить гугенотов.
- Я желал бы, чтобы д’Арбле и граф де Лаваль были с нами, - сказал Филипп. - Конечно, они сумеют устроиться, но предатели везде найдутся.
Весь день он провел в беспокойстве, и как только стемнело, отряд передвинулся на прежнее место к Мерлинкуру. Пять человек тотчас же отправились в замок.
Через несколько времени послышался выстрел.
- На коней! - скомандовал Филипп в беспокойстве. - Должно быть, товарищи наши попали в засаду. Вперед к опушке, и будьте наготове.
Прошло четверть часа в тяжком ожидании, но ничто кругом не нарушало вечерней тишины.
- Не сходить ли мне в селение узнать, что там случилось? - спросил Пьер. - Я сниму шлем и кольчугу, потому что в железных горшках спасаться бегством неудобно.
Филипп согласился. Пьер поспешно сиял вооружение и скрылся. Полчаса спустя он вернулся запыхавшись.
- Дурные вести, сударь, - сказал он. - Д’Арбле, господин Франсуа и владелец замка с женой схвачены и отведены в Тулузу сегодня ранним утром. Один из слуг замка оказался шпионом, подосланным советом Тулузы, чтобы наблюдать за действиями владельца, и как только в замок прибыл господин д’Арбле, он незаметно вышел и послал вестника в Тулузу. Замок скоро был окружен и всех схватили, раньше чем они успели подумать о сопротивлении. Замеченный нами отряд всадников весь день искал нас и с наступлением ночи вернулся в Мерлинкур, уверенный, что мы придем туда за нашим начальником. На пятерых воинов, посланных вами туда, напали неожиданно, и они все убиты после жестокой борьбы, а затем отряд католиков зарядил ружья и устроил засаду, уверенный, что за теми пятью последуют и остальные.
- Тебя не заметили, Пьер?
- Нет, в деревне было столько чужих, что один лишний не мог вызвать подозрений.
- В таком случае мы спокойно можем остаться здесь еще с полчаса, - сказал Филипп.
Филипп объявил о случившемся всему отряду и приказал им сойти с коней и отдохнуть.
- Трудное положение, - сказал он Пьеру, отойдя, с ним в сторону. - Судьба моего кузена и д’Арбле известна: их сожгут или повесят как еретиков. Нужно подумать, как выручить их вместе с владельцем замка.
Пьер заметил, что их всего, двенадцать человек, из которых четверо ранены, и что с такими силами ничего нельзя предпринять.
- Вот что, - сказал после долгого раздумья Филипп, - многие из советников и членов парламента живут, вероятно, вне городских стен, на своих виллах, и если мы дюжину их захватим и пригрозим повесить или расстрелять, то нам, может быть, и удастся выручить друзей.
Отряд немедленно сел на коней и направился к Тулузе.
Богатый и густо населенный город был окружен прекрасными виллами и замками высокопоставленных лиц и богатых горожан.
Филипп и Пьер с двумя воинами вошли в первый же дом в предместье, оказавшийся домом огородника. Хозяин уже спал. Его разбудили, и он в страхе вышел, думая, что у него в доме разбойники.
- Тебе не будет сделано никакого зла, если ты исполнишь наши приказания, - сказал ему Филипп. - В противном же случае мы с тобой церемониться не будем. Я уверен, что тебе известны дома знатных лиц города, живущих на своих виллах.
- Конечно, господин. Тут живут президент парламента, три или четыре главных советника, королевский судья и другие.
- Прекрасно. Ты проведешь нас к ним. Никто не узнает, что ты указал нам дорогу. Если же ты вздумаешь бежать или поднимешь шум, то немедленно будешь убит, а если угодишь нам, получишь пару крон.
- Я готов исполнить ваши приказания, - сказал огородник, которому не оставалось никакого выбора. - Да мне не за что и любить этих господ, они очень немилостивы к нам.
Запасшись веревками у того же огородника, маленький отряд отправился к дому президента. Пьеру было поручено наблюдать с пистолетом в руке за огородником и покончить с ним, если он вздумает бежать.
- Когда мы будем входить в дом, - приказал Филипп другим воинам, - вы оставайтесь снаружи с Пьером и смотрите за первыми четырьмя пленниками, которых мы приведем. Наденьте на них петли и затяните их настолько, чтобы они чувствовали себя в вашей власти, а другие концы веревок прикрепите к седлам и предупредите, что в случае надобности вы пустите лошадей вскачь. Эта угроза заставит их быть спокойными.
Через четверть часа отряд подошел к воротам большой красивой виллы. Филипп приказал воинам смотреть за лошадьми. Двоих он поставил у бокового входа, двоих у главного, с приказанием не выпускать никого, потом открыл кинжалом ставень одного из окон и в сопровождении остальных шести солдат проник в дом. Спавшие в зале на полу слуги вскочили с криком при виде вооруженных людей.
- Молчать! - сурово приказал Филипп. - Рожер и Юлий, возьмите их за ворот. Вот так. Теперь приставьте пистолеты к их головам. Ну, молодцы, ведите нас в комнату вашего господина. Евстафий, зажги факел и посвети нам. Генрих, иди и ты с нами; а другие пусть стерегут остальных слуг. Заставьте их сесть. Если кто-нибудь из них тронется с места, пристрелите его.
В это время послышался сверху гневный повелительный голос.
- Что там за шум?.. Погодите, я разделаюсь с вами утром.
Филипп громко рассмеялся. Вслед за тем какой-то человек в широком халате быстро спустился в залу.
- Что это значит, негодяи? - крикнул он, но тотчас остановился в изумлении.
- Если вы сделаете еще шаг, - сказал ему Филипп, направляя на него пистолет, - то умрете.
- Вы с ума сошли - проговорил президент. - Знаете ли, с кем вы говорите?!
- Знаю, милостивый государь: вы президент парламента Тулузы, а я офицер-гугенот, и вы мой пленник. Я мог бы поджечь все ваши виллы и перерезать вас всех, но мы, гугеноты, не убиваем во имя Божие и такие дела предоставляем вам. Возьми этого человека, Евстафий, и стереги его. Если он окажет малейшее сопротивление, всади ему кинжал в грудь.
- Дайте мне хоть одеться, - попросил перепуганный хозяин дома.
- Ни одной минуты, - возразил Филипп. - Ночь теплая, вам и так будет хорошо. Вы же, - продолжал он, обращаясь к слугам, - можете остаться здесь до утра, но если кто-нибудь из вас посмеет выйти из дома, то будет без пощады убит. Уверьте вашу госпожу, что, по всей вероятности, супруг ее завтра раньше полудня вернется жив и здоров. Принесите плащ вашему господину, он, кажется, боится ночного воздуха.
К утру в руках Филиппа находилось уже десять пленников.
Отряд отъехал подальше от города и остановился под купой деревьев.
Пленников усадили на землю. Филипп заметил, что многие из них были уже пожилые люди, и приказал снять с них петли.
- Очень сожалею, господа, - сказал он им, - что принужден обращаться с вами так невежливо. Хорошо, однако, что вы хоть немного испытали обращение, которое сами применяете к гугенотам. Благодарите судьбу, что вы в руках человека, который не имеет друзей среди убитых вами в тюрьмах Тулузы, иначе вы были бы без пощады повешены. Вы взяты мною заложниками. Мои друзья вчера захвачены вами и отведены в Тулузу. Вы, милостивый государь, - продолжал он, обращаясь к одному из пленников, - по-видимому, старший из всех. С рассветом вас освободят, и вы передадите вашим товарищам в городе весть о том, что вот эти девять человек находятся в плену у меня. Вы объявите, что, если какой-либо отряд приблизится сюда с какой-либо стороны, эти девять человек будут тотчас повешены на этих сучьях. Скажите, что я держу их как заложников за тех четырех пленников, и что я требую, чтобы те четыре пленника были высланы сюда с их конями и оружием в сопровождении двух невооруженных людей. Вы все подпишете распоряжение об освобождении названных пленников и дадите письменно торжественное обещание, что господину де Мерувилю с супругой, если они вернутся в свой замок, не будет сделано никакого притеснения. Позволю себе прибавить, что если это обещание будет когда-либо нарушено, я сочту своей обязанностью вернуться сюда и повесить подписавших его на их собственных дверных косяках, а затем дотла выжгу их замки и виллы.
Утром советника посадили на коня и в сопровождении двух воинов доставили к ближайшим воротам города. Филипп объявил, что если к десяти часам его друзья не будут возвращены, то председатель и его советники будут повешены.
Время тянулось медленно. Пленники с беспокойством прохаживались взад и вперед и с нетерпением посматривали все время на дорогу, которая вела к городу; другие молча сидели в мрачном унынии. Воины, напротив, находились в веселом настроении и как бы гордились тем, что участвуют в таком необычном приключении.
Ровно в девять часов вдали показалась небольшая группа всадников. Филипп с нетерпением выехал к ней навстречу и вскоре уже был рядом с Франсуа и д’Арбле.
- Что за чудо! - воскликнул д’Арбле после первых приветствий. - Мы ничего не понимаем!
- Сейчас вам все будет ясно, - сказал им Филипп.
Солдаты встретили с восторгом освобожденных начальников, а те с изумлением смотрели на странные фигуры девяти полуодетых людей под охраной солдат. Узнав их, де Мерувиль вскрикнул от изумления.
- Господин де Мерувиль, - сказал Филипп, - я полагаю, что вы знаете в лицо этих господ: но вы, господин д’Арбле и Франсуа, не имеете этого счастья, и потому позвольте представить вам этих высокоуважаемых господ: президент парламента Тулузы, королевский судья, господа советники парламента, с которыми, к сожалению, я принужден был обойтись не совсем любезно. Господин де Мерувиль, вот торжественное обещание, подписанное этими десятью господами, в котором они заявляют, что вам и вашей супруге будет предоставлено жить в замке без малейших покушений на вашу свободу. Я думаю, что вы без опасения можете вернуться к себе. Теперь, господа, - продолжал Филипп, обращаясь к своим пленникам, - вы можете вернуться домой. Надеюсь, урок, который мы можем повторить, ослабит ваше усердие в преследовании гугенотов.
Президент и его товарищи молча удалились. Солдаты засмеялись было им вслед, но Филипп знаком остановил их.
- Не следует глумиться над ними, - заметил он, - они уже и так достаточно унижены.
Узнав все подробности, д’Арбле смеясь заметил Филиппу:
- Ну, сэр Флетчер, плохо вам придется, если вы попадетесь в руки этих почтенных людей. Я не боюсь смерти на поле битвы, но признаюсь, что ужас охватывает меня при мысли, что меня могли бы пытать в подвале.
Франсуа и д’Арбле заметили отсутствие пяти солдат в отряде и очень сожалели, узнав об их печальной судьбе.
- Де Мерувиль, - обратился д’Арбле к владельцу замка, - вы должны теперь же решить, поедете ли вы с нами, или положитесь на обещание этих господ. И вам нужно торопиться, иначе, можете быть уверены, за нами помчатся с полдюжины эскадронов, как только президент и его друзья доберутся до города и, если нас захватят вторично, наше положение будет незавидное.
Де Мерувиль обратился к Филиппу:
- Как вы думаете, сэр Флетчер, исполнят ли эти господа свое обещание? Если нет, мы должны бежать; но мы в таком возрасте, когда трудно начинать новую жизнь; имущество наше будет, без сомнения, конфисковано, а без средств нам худо придется на чужбине.
- Я думаю, что помня о моих угрозах, они не рискнут нарушить обещание. Но если вы хотите принять мой совет, вам следует продать ваше имение, как только найдется подходящий покупатель, и переселиться в Ла-Рошель или даже в Англию. Несомненно, что вас будут глубоко ненавидеть здесь.
Пять минут спустя отряд отправился в путь, а де Мерувиль с женою вернулись домой.
Д’Арбле решил направиться в Ла-Рошель.
- Только там мы будем чувствовать себя в безопасности, - говорил он. - Президентов парламента, королевских судей и вообще высокопоставленных лиц нельзя безнаказанно стаскивать ночью с постели. К счастью, все они не скоро доберутся до города - им еще нужно переодеться, чтобы не показаться в таком жалком виде там, где они привыкли властвовать, а мы тем временем успеем уйти далеко. Мы много сделали и собрали большие суммы, и нам лучше не рисковать результатами наших трудов и нашими жизнями.
Отряд ехал быстро, останавливаясь только для того, чтобы дать отдохнуть коням, и приехал в Ла-Рошель, не встретив на пути ни одного неприятельского отряда.
Тем временем на театре военных действий происходили очень важные события.
Армия Конде и адмирала вступила в Лотарингию и, избежав столкновения с преграждавшими ей путь королевскими войсками, благополучно соединилась с немецким отрядом герцога Казимира. Правда, немцы отказывались идти дальше, пока им не будет выдана плата, и адмирал, войсковая казна которого была пуста, попросил помощи у своих офицеров и солдат и те отдали все, что имели.
Соединенная армия направилась на запад, чтобы снова дать католикам сражение под стенами Парижа.
Но у армии не было ни артиллерии, ни припасов, и адмиралу приходилось конфисковывать продовольствие в попутных католических городах и селениях, причем солдат невозможно было удержать от грабежа.
В Орлеане силы адмирала возросли - влились новые отряды гугенотов.
Между тем французский королевский двор, вступавший всегда в переговоры, как только гугеноты усиливались, и прекращавший их, когда сила была на его стороне, теперь искал замирения.
И когда армия Конде подошла к Шартру и осадила его, католики прислали такие выгодные предложения, что несколько дворян-гугенотов были отправлены в Лонжюмо для переговоров с королевскими посланцами.
Однако переговоры затянулись.
Адмирал и Конде сознавали, что договоры мало приносят пользы, что их тотчас же нарушают. Но само войско гугенотов желало мира. Бремя войны ложилось главным образом на дворян, а они были разорены; их спутники не получали жалованья, и земли их не обрабатывались за недостатком рук.
Уже и теперь под Шартром многие без разрешения удалились из армии, и силы гугенотов быстро уменьшились.
Принц и адмирал вынуждены были согласиться на мир, и договор, предоставлявший гугенотам те же права, как и в предыдущих подобных соглашениях, был подписан.
Глава VIII
Третья гугенотская война
Гугеноты скоро почувствовали, как непрочен был договор, заключенный ими с Екатериной Медичи и непостоянным королем.
Едва нанятые немецкие войска ушли из Франции, как договор был отменен.
В католических церквах начали проповедывать, что Лонжюмоский договор - нечестивое дело, что с гугенотами мира быть не может, и во многих местах повторилась резня беззащитных протестантов - за шесть месяцев их было убито до десяти тысяч человек.
Губернаторы отказывались исполнять договор, а король объявил, что он не распространяется на владения его матери и принцев.
К гугенотам опять ставили на постой буйных солдат, и положение становилось хуже, чем было до войны.
- Принц Конде и адмирал были не в своем уме, - говорила возмущенная графиня де Лаваль вернувшимся домой Франсуа и Филиппу, - что позволили себя одурачить. Лучше было совсем не поднимать оружия.
Филипп, собравшийся было ехать домой, решил остаться во Франции, так как было очевидно, что война возгорится снова после жатвы и сбора винограда.
Крепость Ла-Рошель отказалась открыть ворота королевским войскам, и во всей местности, прилегающей к этой крепости, гугеноты были многочисленны и сильны.
Поэтому в Лавале лето прошло спокойно; но вести о преследованиях гугенотов, приходившие с разных концов Франции, наполняли ужасом и негодованием сердца обитателей замка.
Неистовства, происходившие в Париже, были так велики, что Конде, бывший там, счел за лучшее удалиться в Нуайе, небольшой городок в Бургундии. В этот же край, в замок своего брата д’Андело, лежавший в нескольких милях от Нуайе, переселился из Шатильона и адмирал Колиньи, потерявший незадолго перед тем свою мужественную супругу, умершую от болезни, которой она заразилась, ухаживая за ранеными в Орлеане.
Сам владелец замка, д’Андело, удалился в Англию, написав Екатерине Медичи протест против нарушения договора и преследований гугенотов.
Канцлер л’Опиталь и Монморанси пытались было помешать жестокостям католиков, но в королевском совете заседали сильные противники и среди них властолюбивый кардинал Лотарингский.
Л’Опиталь в отчаянии удалился из совета.
В начале августа 1568 года король приказал всем гугенотам присягнуть в том, что они никогда не возьмутся за оружие иначе, как по приказанию короля.
Гугеноты единодушно отказались присягнуть.
Между тем, после выхода канцлера из королевского совета, партия кардинала Лотарингского не встречала уже никакого противодействия. Было решено захватить всех гугенотских вождей, проживающих в своих поместьях. Арестовать Конде и адмирала было поручено Гаспару де Таванн, в распоряжение которого с этою целью было отдано по четырнадцать рот пехоты и кавалерии, которые тайно направились в Нуайе.
Конде предупредили. К нему присоединился и адмирал Колиньи с семейством. Несколько соседних дворян с их людьми составили конвой в полтораста человек. Но бегство было невозможно; их сторожили на всех дорогах солдаты Таванна. Враги предполагали, что Конде и адмирал будут искать спасения в Германии, и сторожили эти пути особенно бдительно. Этим решили воспользоваться вожди гугенотов, направившись в противоположную сторону.
Перед отъездом Колиньи послал королю красноречивое письмо, в котором писал, что в бедствиях Франции повинен кардинал Лотарингский.
23 августа Колиньи и Конде выехали со своим конвоем из Нуайе и против ожидания нашли брод через Луару без охраны. Они приняли это за особую милость Провидения, тем более, что вслед за их переправой пошел сильный дождь, от которого река поднялась и помешала переправиться тем же бродом преследовавшей их кавалерии Таванна. Колиньи и Конде удалось избежать всех опасностей и проехать благополучно всю Францию до Ла-Рошели.
Вечером шестнадцатого сентября часовой на башне замка Лаваль заметил приближающийся большой отряд всадников. Ла-Рошели угрожали королевские войска, которые, конечно, могли быть посланы и против замков гугенотов, и сторожевой колокол забил тревогу, извещая соседей об опасности. Сама графиня с Франсуа и Филиппом появились в башне над воротами. Отряд остановился, и два всадника выступили.
- Да ведь это Конде и адмирал! - вскричал Филипп, всматриваясь в всадников.
Франсуа также узнал их.
Велели опустить подъемный мост и открыть ворота, и сама графиня поспешно спустилась в сопровождении Франсуа и Филиппа во двор навстречу неожиданным посетителям, уже въехавшим по подъемному мосту.
- Графиня, - сказал Конде, почтительно снимая шляпу, - мы беглецы и просим у вас приюта на ночь. Со мной жена и дети, а адмирал тоже со своей семьей. Мы проехали по всей Франции из Нуайе по проселкам и малоизвестным дорогам, преследуемые, как дикие звери, и нуждаемся в отдыхе.