* * *
В княжеский терем приглашён был лишь Аскольд да с ним дюжина пасынков. Елену сенные девушки провели на женскую половину терема, а всем прочим киевским обозникам Милорад повелел размещаться в холодной повалуше и на конюшне.
Поднялся в Детинце шум и гам, холопы зажигали смолье, вздували огонь в печах, распахивали настежь амбары. Суетилась полоцкая дворня, приготовляя неурочный пир.
В подарок Милораду Аскольд поднёс две большие амфоры корсунского вина, да корчагу греческого масла, да разных сладких сушёных заморских овощей - то-то обрадовался толстяк! Словно дитя малое! Уж не знал, чем и отдариться.
Повелел наутро зажарить молодого бычка, а пока откупорить пять бочонков хмельного мёда и выставить на столы разносолы и готовизну.
В гридницу по одному, по два сходились полоцкие старшины, воеводы, старцы градские. Чинно отвешивали поклоны, степенно рассаживались вдоль стен, попивали мёд и пиво, прислушивались к беседе, которую вели между собой светлые князья Милорад да Аскольд.
Киевский князь делился с Милорадом летошними новостями.
- Минувшим травнем приходили к нам в Киев ляхи с торговлей... А по пути проходили они через землю дреговичскую... Кто там нынче правит?
- По смерти отца своего стал там володеть молодой князь Олдама, - пренебрежительно усмехнулся Милорад и шумно отхлебнул из серебряного кубка добрый глоток багрового заморского вина.
- Да, точно, Олдама! И сказывали ляхи, будто бы тот князь Олдама перед всем честным народом похвалялся, что пойдёт походом на Полоцк и что тебя, Милорад, заставит платить себе дань во всякое лето.
- Не белены ли, часом, объелся тот дрегович? - возмущённо спросил Милорад и дёрнул себя за ус.
- Того не ведаю, - добродушно ответствовал киевский князь. - Что мне ляхи баяли, то я тебе передал... Знаю только, что у тех ляхов купил князь Олдама мечей германских до полусотни и в Киев людей своих присылал, чтоб меняли они мягкую рухлядь на щиты и секиры... Киевские щитники - мастера известные. К нам за щитами, почитай, от всех земель приезжают...
- Неужто и впрямь Олдама воевать задумал?.. - всё ещё не веря услышанному, спросил Милорад. - Дурная кровь взыграла или молодая спесь покоя не даёт?
Схватил со стола чашу с хмельным мёдом, единым духом осушил, вытер усы, грозно усмехнулся.
- Скажу, как на духу, брат Аскольд, - наклоняясь к сотрапезнику, доверительно поведал Милорад. - Ведь собирался и сам я нынче наведаться в землю дреговичей... Так ведь к ним и ходить - только ноги трудить. Взять-то с голого - нечего! Живут по гнилым болотам, голодают, беличьим мясом питаются, тьфу!..
- Вот и пособил бы Олдаме, увёл бы от него сотню-другую людишек, всё ж легче им было бы прокормиться! - хитро усмехнулся Аскольд, похлопывая полоцкого князя по плечу. - Олдаме - облегчение и тебе - прибыток. Ополонился бы челядью, да и свёз на торжище. Хоть ко мне, в Киев, а хоть к урманам, в Бирку... Сам знаешь, там за девок можно выменять чего ни пожелаешь!..
- И то верно, - согласился Милорад, ударяя себя по толстым ляжкам. - А девки дреговичские - ух, ядрёные, даром что на одной мякине вскормлены. Верно говоришь, брат Аскольд! Надо непременно сходить... Ох, надобно проучить щенка, чтобы язык-то поукоротил!
- А к Гостомыслу не собираешься? Минувшим летом приходил в Киев воевода Вадим, просил прислать в Славгород обоз жита... Баял, будто по весне придёт к нему войско немалое, их кормить надобно, а своего жита у Гостомысла до весны своим отрокам не хватает, а тут целое войско кормить-поить... Призывает он к себе ратных людей от всех племён... Походом идти на кого-то вздумал или к себе незваных Гостей поджидает...
- Урманов, слышал, бить собирается, дак ведь урманы - за морем, то ли придут, то ли не придут... То ли будет битва, то ли не будет... Нет уж, я, пожалуй, дома отсижусь, - сказал, позёвывая, Милорад.
* * *
Утром, едва проснувшись, князь Аскольд услышал доносившийся со двора людской ропот. Постельничий Ват, дожидавшийся пробуждения Аскольда, поторопился известить князя, что в Детинец со всего города сошлись полочане, умоляют киевлян уступить хоть немного хлеба.
- Грозятся полочане, если добром не дадим хоть сколько-нибудь, отбить наше жито... - опасливо оглядываясь на окна, затянутые мутными бычьими пузырями, завершил свои речи постельничий.
Князь Аскольд тряхнул головой, отгоняя остатки сна, потянулся, свесил ноги с лавки. Постельничий помог надеть мягкие юфтевые сапоги, набросил на плечи Аскольда тяжёлую волчью шубу.
Протяжно зевая, Аскольд вышел на резное крыльцо и увидел перед собой мрачно насупившихся полочан, заполнивших всю площадь перед княжеским теремом.
При виде киевского князя толпа загудела, заволновалась. Отовсюду послышались протяжные жалобные вопли:
- Жита дай, княже!..
- Жи-и-ита!..
- Добром просим...
Аскольд поднял руку, дождался, пока толпа угомонится.
- Полочане, братия!..
Постепенно умолкли голодные люди. Лишь сзади глухо переговаривались, напирали, тесня передних, придвигая к дубовым ступеням всё ближе и ближе.
- Даже и не ведаю, как растолковать вам, что зашли мы в Полоцк только обогреться с дороги, передышку коням дать. А путь наш лежит на полночь, к славгородскому князю Гостомыслу...
- Жи-и-та... - протяжно завопили женщины.
- Жита дай! - угрюмо подступали к киевскому князю мужики.
Аскольд зябко поёжился, поправил на плечах шубу, поковырял снег на крыльце носком зелёного хазарского сапога.
- Быть по-вашему, братья полочане!.. - громко согласился Аскольд.
Толпа враз притихла.
- Поделимся мы с вами житом... А вы отдаритесь мягкой рухлядишкой. Менять будем так: за меру пшеницы - десяток соболей, за меру ржи - сорок белок.
Оголодавшие полочане взревели, однако перечить никто не стал, а самые бойкие да ушлые уже протягивали заезжим отрокам связки играющих на солнце куньих и собольих шкурок, подставляли мешки под золотистое зерно.
* * *
Через неделю князь Аскольд простился с гостеприимным Милорадом и вновь отправился в путь.
Вдоволь намаялись его люди, продираясь обозом сквозь дремучие кривичские леса, пока не вышли на реку Ловать, закованную в крепкую ледовую броню.
Две гречанки сидели на санях в середине обоза обречённо и тихо. Они не понимали, куда и зачем их везут, и готовились к самому худшему.
По гладкому речному пути обоз двигался споро, и на исходе зимы Аскольд прибыл в Славгород.
Однако Гостомысла там уже не оказалось.
Славгородский боярин Вадим поведал, что Гостомысл со всем своим двором и войском своим ушёл к Ладоге, гам дожидается киевского князя с дружиной.
- Будет у нас тут сеча знатная!.. Ратные люди от словен и от кривичей, от чуди и веси, смоляне и вятичи собрались в устье Волхова... Доколе можно давать ненасытным урманам?.. Обидно нам показалось, вот и сдумали всем миром... - радостно извещал Вадим.
- Так уж заведено - все дают, кто - урманам, кто - хазарам, кто - уграм... - задумчиво откликнулся Аскольд.
- Слабые дают, - уточнил Вадим. - А коли сила есть, можно и отказать.
- Достанет ли силы управиться с урманами? - недоверчиво покачал головой Аскольд. - Урманы - бойцы знатные. Есть у них и такие, что ни боли не чувствуют, ни страха... Берсерки прозываются. Бьются без кольчуг, до пояса голыми, зубами доски грызут...
- Знаем-знаем тех берсерков... Лютые, как волки, да только не раз мы их били... Волхвы нам пророчили победу. Пас нынче много собралось!..
- Кабы знал, прихватил бы побольше жита, - сказал Аскольд, не жалея о том, что выгодно продал жито в Полоцке.
- И за го жито, что есть, Гостомысл тебе в ноги поклонится, отдарится всем, чем пожелаешь...
И верно, не успел обоз Аскольда прибыть в Ладогу, в тот же день Гостомысл сам явился на постоялый двор, где расположился киевский князь со своими пасынками и отроками.
Выслушав слова благодарности за жито и дружину, Аскольд попросил Гостомысла, чтобы тот без промедления прошёлся краем полоцкой земли, повоевал Милорада, ополонился бы челядью, да и вернулся бы восвояси через небольшое время.
- Не то чтобы Киев обиду потерпел от Полоцка и не то чтобы данникам нашим зло причинил, но Дир просил тебя погулять с дружиной по краю земли Милорадовой...
- Для чего это нужно, не ведаю, догадываюсь, что не просто так направляешь меня на Милорада, но коли просишь - исполню в точности, - пообещал Гостомысл. - Я так думаю: жить следует, не особо рассуждая о причинах и следствиях... Попал на стремнину - и знай себе плыви по течению... Станешь задумываться - враз утонешь! Просят помочь - помоги, если в силах...
- Спасибо на добром слове, - усмехнулся Аскольд. - За твою помощь я и тебе отслужу чем смогу!
- Сей же день и пошлю малую рать... С тем чтобы до ледохода вернулась в Ладогу.
* * *
Впервые очутившись в Славгороде, Аскольд немало подивился и прочности построек, и налаженности хозяйства, и достатку самих славгородцев...
Кичились словене тем, что в сапогах щеголяли, всех прочих обзывали лапотниками.
Киев был, верно, богаче, но и Славгород явно не уступал...
За счёт чего богател Славгород?
Известно, что благосостояние любого народа зависит то ли от богатства земледелия, то ли от доходов с торговли, то ли от удачных военных походов...
Земля у словен - скудная, своего жита хватало обычно лишь до февраля. Однако голодных среди словен не замечал Аскольд. Ремесло у словен было неважное - горшки лепили да древесный уголь жгли, с того шибко не забогатеешь...
Лишь по некоторым косвенным признакам догадался Аскольд, что богатство Славгорода было награблено у соседей за морем.
Ходили словенские бродники в земли датчан, грабили свеев, собирали дань с диковатых местных племён, обитавших на восходе от Славгорода.
Имея крепкую дружину, Гостомысл диктовал свою волю до тех пор, пока за морем Варяжским не был создан мощный ледунг.
Варяги скоро вытеснили славгородцев с тех земель, где словене собирали дань, а затем и их самих данью обложили...
* * *
В положенный срок пришла весна и в словенскую землю.
Сошли снега с холмов и пригорков, зазеленела трава, лопнули почки на берёзах.
Гостомысл с каждым днём становился задумчивее, с тревогой поглядывал на серую гладь озера Нево, откуда со дня на день должны были появиться варяжские корабли.
Изготовились словене к отпору, собралось их в Ладоге достаточно, чтобы сразиться с заморскими находниками, и малая дружина успела вернуться из молниеносного набега на полочан, а всё же не покидала Гостомысла забота.
По нескольку раз на дню объезжал он береговые заставы, придирчиво оглядывал боевые лодьи, иной раз и в глухую полночь делал смотр своим дозорам.
С жалостью и грустью смотрел Гостомысл на молодых словенских парней, более привыкших к обращению с косами и вилами, чем с копьём и мечом... Их единственная задача - количеством устрашить врага, своими телами прикрыть княжескую отборную дружину, утомить руки вражеских мечников и пращников...
Зато те из них, кто не погибнет в первой битве, станут когда-нибудь настоящими бойцами, смелыми и умелыми, не прущими на рожон, но и не отсиживающимися за чужими спинами.
И уже никогда не вернутся они к сохе и серпу, станут вольными гридями, полюбят войну и станут в мирное время тосковать даже в княжеском тереме, пока не выедут в чистое поле, пока не отведут душу охотой или удалыми игрищами...
* * *
Однажды показались на озере Нево варяжские корабли - низко сидящие, чёрные, с золочёными драконьими головами на штевнях...
Словно стая хищных птиц, летели они к устью Волхова.
Мерно вздымались длинные жёлтые вёсла, мощно резали штевни крутую ладожскую волну.
Наперерез урманским кораблям выдвинул князь Гостомысл одну лодью, и с той лодьи на варяжском наречии раздался громкий приказ:
- Сигурд-конунг, стой!..
Некоторое замешательство возникло на переднем драккаре, вёсла ударили вразнобой, стал корабль замедлять ход, покачиваясь на волне, словно утка. На нос драккара поднялся закованный в железо конунг, прокричал недовольно:
- Ты кто таков,чтобы мне отдавать приказания?
- Имя моё - Вадим, - без страха откликнулся словенский воевода. - Велено мне передать всем варягам, что не получите вы отныне ни корма, ни дани в земле словенской.
Расхохотался в ответ конунг Сигурд, повернулся к своим воинам, приказал налечь на вёсла.
Воевода Вадим взмахнул рукой, и по этому знаку из-за мыса двинулись вперёд словенские лодьи - числом до полусотни.
Каждая лодья ощетинилась копьями и стрелами, в руках славгородцев засверкали мечи и боевые топоры.
А когда остановились лодьи, выстроившись в боевой порядок, когда загородили проход к устью Волхова, возникло замешательство в стане варягов.
Драккары сбились в кучу, видно, стали урманы совет держать.
- Убирайтесь отсель подобру-поздорову! - прокричал им Вадим. - И детям своим закажите дорогу сюда!..
- Будь по-вашему! - крикнул Сигурд-конунг. - Посчитаемся в другой раз...
На драккарах поставили полосатые паруса, и ненавистные вражеские корабли скоро скрылись в сине-сером просторе озера Нево.
Стоя на берегу, с тревогой и радостью следил Гостомысл за варяжскими кораблями, и когда понял, что Сигурд-конунг не принял боя, не смог князь сдержать ликования:
- Братия и дружина! Всех приглашаю на честной пир!..
* * *
Сходились на княжий двор все ладожане - и стар и млад.
Собирались на пир соратники - кривичи и словене, весь и корела, поляне и чудь, все праздновали победу над заморскими грабителями.
Заливались гудки и гусли, звенели бубенцы и грохотали барабаны.
Рекой лилось пиво, распечатывались замшелые бочонки с хмельным мёдом, из потаённых закромов выносились припасы.
Оголодавший за зиму народ спешил насытиться впрок.
Князь Аскольд сидел на почётном месте по правую руку от Гостомысла, рядом с ним скучала грекиня.
Впервые со дня, когда Аскольд увёз Елену из Киева, пригласил он её разделить с собой трапезу.
Волхвы сопоставили все приметы и наконец-то успокоили князя: никакая опасность от гречанки ему не грозит.
Аскольд любовался юной девой, зябко кутающейся в меха, то и дело дующей на пальцы. Здесь, в земле словен, и летом не бывает жарко, а уж весной что ни ночь на траву иней ложится.
Пасынок Гордята сидел напротив, пытался что-то объяснять на пальцах другой черноглазой холопке, а гречанка лишь смешливо щурилась и непонимающе вертела головой.
Быстро захмелевший князь Гостомысл выкрикивал здравицы в честь своих ратников и воевод, а то сам пускался в пляс на нетвёрдых ногах и к закату свалился, где стоял, уснул мёртвым сном.
Примеру своего предводителя скоро последовали и другие словене, они заваливались спать прямо на молодой траве, кто где приткнётся.
Князь Аскольд взял гречанку за руку и, ни слова не говоря, властно повёл в свои покои.
Усевшись на постели, Аскольд с удовольствием вытянул уставшие ноги.
Гречанка в замешательстве стояла у порога, не зная, что ей делать.
- Милая моя грекиня, - начал было говорить Аскольд медовым голосом и вдруг увидел, как по стене опочивальни скользнул багровый отблеск. - Сиди здесь, не высовывайся! - напоследок зычно крикнул Аскольд и убежал.
Когда он выбежал на двор, то увидел, что угловая башня охвачена пламенем, следом занялась огнём воротная вежа, послышались грозные боевые крики урманских находников.
Скрытно вернувшись, варяги пристали к берегу и кинулись на штурм ладожских укреплений.
Князь Аскольд поставил всю киевскую дружину оборонять главные ворота, против которых варяги налаживали мощный таран.
В ночи стало светло, словно ясным днём, - то загорелся облитый смолой частокол городских стен, пылали сторожевые башни и амбары, от летучей варяжской стрелы занялся княжеский терем в глубине крепости...
Послышались грозные удары в дубовые ворота, и вскоре разлетелись в щепки размочаленные плахи, варяги ворвались на площадь, и завязалась беспощадная лютая сеча.
Звенели мечи, и гремели боевые топоры, повсюду слышались хриплые крики воинов, по сырой ладожской земле потоком полилась кровь...
- Вадим, скажи всем нашим и пришлым, чтобы Сигурда-конунга не убивали! - запоздало прокричал с высокой башни Гостомысл. - Я хочу, чтобы Сигурд живым вернулся домой и всем поведал, каково его приветили в Ладоге!..
- Другие вернутся, расскажут! - откликнулся воевода Вадим, сражаясь сразу с тремя варягами.
- Другие не смогут вернуться! - сердито прокричал Гостомысл. - Если Сигурда убьют, всем его воинам придётся искать смерти в бою...
- Ладно!.. Пускай урман ещё поживёт, - неохотно согласился воевода. - Эгей, Сигурда не убивать!..
Аскольд бился длинным двуручным мечом, сдерживая натиск закованных в железные доспехи викингов. Киевский князь один противостоял целой дюжине урманов, не пропускал их в галерею, ведущую к терему Гостомысла.
Не углядел Аскольд, когда подкрался к нему вражеский воин, когда обрушился на шелом боевой варяжский топор...