Лазарев. И Антарктида, и Наварин - Фирсов Иван Иванович 19 стр.


- Сей же час вам накроют стол, подадут все потребное для питья и закуски. Не церемонься, запасов хватит, ежели будет заминка, относись прямо ко мне.

В это время среди тенистых деревьев Петергофского парка в загончиках два матроса разместили всех лам, вигонь, альпаку, черепах. На кустах развесили клетки с попугаями.

- Вы, братцы, не подкачайте, - Лазарев озорно подмигнул матросам, - за ламчиками ухаживайте, но, чур, с их величествами не спутайте.

Матросы заулыбались…

Вечером, когда июльское солнце еще катилось по горизонту, офицеры уютно обустроились в палатке, продолжая застолье. Просидели напролет белую ночь, на утренней заре едва успели прикорнуть.

В полдень приехал маркиз де Траверсе. Михаил видел его впервые. Напыщенный и напомаженный, с лисьей физиономией, он, небрежно кивнув, поприветствовал офицеров, осмотрел зверей и подозвал Лазарева.

- Вам с офицерами быть там, - махнул перчаткой в сторону белевшей палатки.

Вскоре на линейках подъехали Александр I с обеими императрицами и всем царствующим домом. Восхищенно любовались они редкими животными, особый восторг у царственных дам вызвали добродушные нежные ламы. Их ласкали, кормили хлебом. Александр стоял в стороне, равнодушно слушая заискивающего перед ним маркиза.

Унковский с досадой вполголоса проговорил:

- А господин маркиз лишь тварей представляет государю, а о истинных виновниках и не вспоминает.

- Не до российских новооткрытий этому чинуше, Семен, коли море ему не по нутру. - Лазарев, не оборачиваясь, слегка вздохнул. - Довольно своей лужи, ноздри прополаскивать.

Ни царь, ни Траверсе до самого отъезда так и не взглянули на моряков. Когда уехали, к Лазареву подошел граф Толстой, который был уже сильно навеселе:

- Благолепные сии твари по вкусу пришлись его величеству и государыням императрицам, - граф подмигнул, - так что можете в свое удовольствие пировать.

Но огорченные моряки долго не задержались. Забрав вино и закуски, еще до захода солнца, несмотря на штормовой ветер, под парусами на барказе ушли в родной Кронштадт.

Там на Галкиной улице, ничем не стесненные, в каморке Лазаревых, друзья от души продолжили встречу.

Вернувшись утром на корвет, Унковский бережно вынул из стола толстую тетрадь и дописал последнюю страницу дневника:

"…нам не сделано было никаких приветствий, потому что наш морской министр де Траверсе не счел нужным нас представить. Грустно и досадно было нам такое невнимание, но, вспомнив, что мы уже исполнили такой славный и еще редко совершаемый русскими мореходцами подвиг, и будучи в душе довольными сами собой, мы не нуждались ни в чьей похвале, скромно сознавая свое достоинство, не домогаясь никаких наград. Однако надо было выработать такое убеждение в себе не одним трудом, но чистой любовью к делу. В эту пору нашей молодости никогда не чувствовалось на душе никакого затаенного эгоизма, все мысли настроены к одному честному исполнению дела и обязанности, на нас возлагаемой. Любовь сотоварищей и полное уважение к нам было лучшей наградой… невнимание и малое сочувствие к честным трудам - вот что поражает благородную душу и раздражает сердце… погода была самая отвратительная, но нам казалось, что лучше быть дома у своего скромного и теплого очага, нежели в гостях у холодных и неприветливых хозяев…"

Через неделю друзья расставались. Унковский уезжал в отпуск, в сельцо Колышево Калужской губернии, к своей матери и сестрам, с которыми не виделся пять лет.

- Безмерно счастлив, Мишель, - Унковский подсел к другу на диван, - что ты подарил мне столь отрадные дни. Поглядеть привелось весь свет и лепту ничтожную внести в разгадку земель дальних. Помнишь, как Платон Гамалея нам говаривал?

Лазарев задумался о чем-то своем. Унковский тронул его руку:

- А ты как далее?

Тот промолчал, немного нахмурился, кивнул на гавань.

- Зришь в Кронштадте запустение немалое, корабли хилые, гниют у стенок, в море парусов не видать. Да и на берегу не слаще, чиновные воры округ сплошь. - Порыв ветра окатил друзей бисером брызг. Лазарев оживился, вздохнул. - Буду вновь в вояж дальний проситься, таю задумку одну. Спафарьев позавчера сказывал, будто адмирал Сарычев мыслит землю Южную отыскивать…

Звонко хлопали паруса почтового транспорта, на котором уходил Унковский. Ветер с залива крепчал, от низких свинцовых туч повеяло осенью.

Бывшему французскому маркизу, а волею царской морскому министру де Траверсе претило все русское. Он даже похвалялся, что "по-русски знает худо". Потому и кругосветку "Суворова" не удостоил вниманием, неприязненно скользнув безразличным взглядом по казенной бумаге.

Михаил Лазарев вторым, после Лисянского и Крузенштерна, совершил кругосветное путешествие. Среди прежних мореплавателей всех стран не сыскать было в те времена капитана, в двадцать пять лет рискнувшего в одиночном плавании обогнуть земной шар. Мало того, он первым из россиян открыл неведомую землю в Южном полушарии.

Но оказалось, не одни кронштадтские моряки радовались успеху "Суворова". Простые обыватели, и не только петербургские, гордились нашими мореходами.

Вскоре в "Духе журналов" Г. Хвостов напечатал свои стихи "На прибытие корабля "Суворов" и окончил их следующими строфами:

Хвала вам, Росски Аргонавты!
Дерзали вы по безднам плыть.
Ревнуя добычи богаты,
С своим Отечеством делить.
Чудесный мой орел "Суворов",
Оставя грозный океан,
Внезапно над Невой летает,
Уже с когтей своих бросает
Избытки чужеземных стран.

Терра Инкогнита

Океан и суша. Оболочка Земли, сотворенная неведомым волшебником. И тут и там присутствует жизнь. Но как разнятся эти среды обитания. Суша тверда и незыблема, тут обустроиться человеку по плечу. Океан - динамичная водная стихия, до сих пор неподвластная человеку. На суше человеку проще, но без океана трудно. Он кормит его, соединяет воедино материки и острова, дает шанс на будущее.

Люди в прошлом на континентах обустраивались по-разному, но жизнь их все равно была связана с землей.

Моряки, чьей судьбой стало море, люди несколько иного склада.

Природой предназначено людям, как и всему живому на земле, трудиться. В этом смысл существования. Но и здесь есть различия.

Одни живут не задумываясь, лишь бы заполнить отведенный природой срок.

Другие напоминают трудолюбивых пчел. Честно и добросовестно, иногда с великим мастерством, работают они самозабвенно, всю жизнь без роздыха, не размышляя о конечной цели своих усилий.

Третьи, как правило, тоже с недюжинными способностями, но не с ординарными взглядами на жизнь. Ими руководит настойчивая идея - принести пользу человечеству. Они-то и стремятся своим трудом внести посильную лепту в избранную область, способствуя поступательному движению общества.

Однако сама жизнь человеческая дает далеко не равные права и возможности каждому члену общества.

В утробе матери, еще не увидев света, одинаковые по физиологии и природе, люди разнятся. По праву наследования титула или звания, богатства или вечного рабства и нищеты.

Первые появляются на свет правителями стран, повелителями народов или стоящими рядом с ними - князьями, графами, баронами, маркизами. К примеру, по воле Екатерины II заслуги вице-адмирала Самуила Грейга были отмечены пожалованием его сына, еще в утробе матери, офицерским званием "мичмана".

Вторым обеспечено, по крайней мере, беззаботное существование. Денег - пруд пруди, занимайся чем душе угодно.

Третьи обречены корпеть всю жизнь, с весьма малой надеждой когда-либо увидеть свет полновесной жизни. Иным это заказано безвозвратно - рабам, невольникам, крепостным, как было в России…

Михаил Лазарев относился как раз к той категории людей, которые уже в ранние годы, наперекор судьбе, отыскали свою "красную нить" жизни, поймали ветер в паруса жизни, самостоятельно отыскав свой курс и следуя им всегда, бескорыстно исполняя долг, служа своему народу и отечеству не за страх и деньги, а за совесть.

В море Лазарев отыскал отраду своей душе, здесь обрел свою жизненную цель.

Военный моряк по профессии и призванию совмещает две ипостаси - морскую и военную. И, конечно, истинный моряк не упустит любой возможности испытать и проявить себя в родной стихии. А тут выпал случай для мореплавателя довольно редкий. Предстоял поиск совершенно неизвестного континента на планете Земля.

Порывистый октябрьский ветер гнал с залива длинную, растянувшуюся до самого горизонта гряду мрачных, косматых туч. Поднявшаяся Нева выплескивала свинцовые волны на гранитные ступени парапета, обдавая брызгами набережную и стоявшие вдоль нее дома.

В гостиной скромного особняка главного гидрографа флота вице-адмирала Сарычева беспрерывно шумел самовар. Гавриил Андреевич третий час потчевал чаем старого товарища, генерал-майора Леонтия Спафарьева. Во время кампании директор маяков Финского залива редко бывал в Петербурге, но каждый раз старался навестить товарища, а теперь, уже который год, начальника по службе.

В долгих беседах за чашкой чаю делились они мыслями о нуждах и заботах гидрографии русского флота, вспоминали былое, мечтали о грядущих плаваниях.

На днях в Адмиралтейский департамент доставили первое донесение со шлюпа "Камчатка", год назад отправленного из Кронштадта в кругосветное плавание. Капитан-командор Василий Головнин лестно отзывался о точности карт, составленных в департаменте. Сарычев был доволен.

- В оных местах молодые лета промчались словно вихрь. На байдарках каждый закуток обмерил самолично в морях океана Великого… - Главный гидрограф радушно улыбался, вспоминая молодые годы.

- Акватории те и капитаном Куком описаны были, Гаврила Андреевич! - Спафарьев хорошо помнил упоминания об этом Сарычева в его сочинениях, изданных полтора десятка лет назад…

Сарычев согласно закивал головой.

- Справедливо заметил, Леонтий Васильевич. Рвение великое проявил сей капитан, однако принужден он был многие места за крепкими ветрами, туманами и отмелями оставить неосмотренными. - Сарычев отпил чай. - Да и те берега, которые видел, означил на картах в некоторых местах не соответственно их настоящему положению. Заливы малость пропустил, острова не отделил от матёрой земли, а туманы почел за острова. Вот так-то…

Спафарьев несколько смутился, но знал, что адмирал зря наговаривать не станет.

- В таком разе оный же капитан искусный в своих сочинениях не раз отвергал матёрую землю у Южного полюса. Как ваше суждение по сему случаю?

В комнату вошла неслышно жена адмирала, внесла самовар. Она любила эти длинные беседы, за которыми в редкие часы отдыхал вечно занятый муж.

И прежде Сарычев и Спафарьев не раз вели разговор о Южном материке, но как-то не доводили его до конца…

Великие мореплаватели и путешественники прошлого мечтали об открытии неведомого континента. В поисках его голландцы открыли Австралию, а затем Новую Зеландию. Плавая дальше к югу, Абель Тасман не нашел каких-либо признаков суши и заявил, что в высоких широтах материка нет.

Английский король дважды отправлял на поиски Южной земли Джеймса Кука, но плавания не имели успеха…

Постепенно в конце XVIII века этот материк стал исчезать с западноевропейских карт - сказались авторитет Кука и его категорическое суждение об отсутствии суши у Южного полюса…

Сарычев встал, вынул из шкафа книгу и открыл ее на закладке.

- Нелишне вспомнить, Леонтий Васильевич, как сей капитан, отваги немалой, сочинил: "Я обошел вокруг Южного полушария в большей широте таким образом, что неоспоримо доказал - нет в оном никакой матёрой земли, разве в окрестностях полюса, куда невозможно достигнуть… По непрестанным опасностям, коим подвержено плавание в сих местах, никто еще не осмелился пройти столь далеко, как я, далее же идти невозможно…"

Сарычев глянул на товарища поверх очков.

- А далее скромности вовсе маловато: "Я льщу себя надеждой, что положен конец дальнейшим поискам Южного материка".

Адмирал поставил книгу на место, поманил Спафарьева к большой карте, висевшей на стене.

- О сих местах, - Сарычев закрыл ладонью Южный полюс, - еще великий Михайло Ломоносов упоминал, как о половине света, где стужа поболее намного, чем в Северном полушарии. Но токмо он утверждал, что причиной тому льды великие, укрывающие матёрую землю и острова. Вот вам и мой ответ.

- В таком случае, Гаврила Андреевич, сию землю сыскивать надобно, открытие это человечеству пользу великую принесет.

Адмирал вздохнул, поднял брови, согласно закивал головой:

- О том пекусь, Леонтий Васильевич, давние годы.

Беседа продолжалась за чаепитием. Сарычев рассказал, что еще два года назад обговаривал с Василием Головниным плавание для изысканий в Ледовитом океане и поисков Южного материка.

- Ну, так за чем же дело остановилось? - Спафарьев подул на блюдечко.

- Казна нынче небогата. На другие нужды средства идут. Граф Аракчеев всем распоряжается. Однако удалось-таки выпросить кое-что. В Архангельске снаряжаем бриг для вояжа к Новой Земле, днями командир туда убывает, лейтенант Лазарев.

- Который на "Суворове" капитанствовал? - спросил Спафарьев.

- Нет-нет, старший брат его. Исправный, пытливый моряк.

- А как же с вояжем в южные края?

Сарычев ухмыльнулся.

- Нашего маркиза плыть далее Толбухина маяка трудненько уговорить. - Он слегка насупился, помешал чай. - Для этого надобно государя убедить, а Траверсе только ублажать способен.

Год назад Сарычев проводил в кругосветное плавание военный шлюп "Камчатку" под командованием В. Головнина, в первый вояж, оснащенный за счет казны. С большим трудом уломал Траверсе доложить императору.

- Который месяц у нас в Адмиралтействе поговаривают, - продолжал разговор главный гидрограф, - надобно снарядить экспедицию на поиск в Ледовитый океан с другой стороны материка, из пролива Беринга. Мне там на утлых судах восемь годков мытариться привелось, а потребны крепкие корабли, фрегаты. Все одно, убедиться надобно окончательно о проходе северным путем вдоль нашего материка. Граф Аракчеев мысль сию будто бы государю докладывать непременно будет.

Собеседники оживились.

- В одночасье доложил бы уж сиятельный граф и другой вояж государю - к полюсу Южному…

Сарычев внимательно посмотрел на товарища:

- Дело нешуточное, требует обдумывания обстоятельного.

- А у меня на примете и готовый капитан, - оживился Спафарьев.

- Кто таков? - вице-адмирал удивленно вскинулся.

- Командир "Евстафия", лейтенант Лазарев-второй, проходу не дает, рвется в дальние вояжи.

- Который на "Суворове" пребывал? Многоопытный, знающий капитан, только рано еще толковать о том.

После ухода Спафарьева нахлынули воспоминания.

Год назад Василий Головнин, перед уходом в плавание, так же вот гостил у него и с жаром убеждал Сарычева о необходимости экспедиции к Южному полюсу.

- Беспременно англичане от спячки Куковой проснутся или американцы, те понахальнее, упредить могут. Как-никак первыми открывателями Южной земли всяк пожелает быть…

Сарычев улыбнулся… Иван Иванович… Он-то прекрасно помнит те времена, когда французский эмигрант и авантюрист, безвестный сухопутный капитан Жан-Франсуа маркиз де Траверсе был благосклонно принят на службу покойной императрицей Екатериной II. Она питала особую слабость к беглецам из бунтующей Франции. Карьера его была скорой и блестящей, не в пример русским офицерам. Уже в 1802 году Александр I назначил Траверсе главным командиром Черноморского флота и военным губернатором Севастополя и Николаева. Все, что можно было разрушить из созданного адмиралом Ф. Ф. Ушаковым и его сподвижниками там для укрепления флота, Траверсе добросовестно разрушил. За эти "заслуги" император в 1811 году назначил маркиза министром морских сил. И на этом поприще он и поныне так же действует - разваливает все, что было сделано его предшественниками, вредит своим бездействием флоту…

Сарычев вздохнул. С таким верховодом трудно задуманное осуществить, а надобно беспременно… Снестись бы со старыми моряками, однако Ушакова уже нет, Сенявин в опале, разве Мордвинова упросить.

…Теми же днями в Кронштадте в окнах небольшого домика на Галкиной улице допоздна горели свечи. К Михаилу Лазареву заехал Семен Унковский. Неделю тому назад состоялся наконец указ о его отставке.

- Понимаешь, Мишель, и грустно, и радостно, - откровенничал Унковский, - два десятка годков флотской жизни в душе до конца дней сияние оставят, а с другого бока, - Семен озорно сверкнул глазами, - надоело бобылем скитаться.

- Не ты первый, - понимающе сказал Михаил, - Алексей Шестаков уже второй год в отставке. Пишет, жениться надумал. Я-то вот один теперь. Андрея неделю как проводил в Архангельск. Добился он таки своего. Назначен командиром брига, отправится к Новой Земле следующим летом.

- А что с Алексеем?

Лазарев досадливо махнул рукой.

- Совсем отбился, государевы яхты его с панталыку сбили. Сам понимаешь, все время с Константином и Николаем в их свите, а там половина юбок. Легковесная жизнь. Роман завел с танцовщицей Дуней Истоминой, а у нее поклонников пруд пруди. - Лазарев согнал улыбку. - Надобно его из этой трясины вытащить на простор морской.

Глаза Унковского потеплели, он похвалил друга:

- Молодец ты, печешься о младшеньком, хватка у тебя флотская, вызволишь непременно. - Добавил с доброй завистью: - Тебе-то все нипочем, стоек ты духом и телом крепок, море - что дом…

Михаил чуть покраснел.

- Что верно, то верно - прикипел к парусам. Только нынче, видишь, служба не в радость, любезный маркиз о флоте печется будто неприятель. - Он оживился, подался вперед. - На днях, правда, обрадовал капитан-лейтенант Бестужев, помощник Спафарьева. Сказывает, будто в Адмиралтействе вояжи задумывают к Северному и Южному океану. Ежели то сбудется, к самому императору пробьюсь, определюсь в оные.

Унковский поднял бокал:

- За твои свершения, Миша!

Друзья расставались на долгие годы.

…Апартаменты морского министра ныне располагались в новом здании Адмиралтейства. Семь лет назад, сменив Чичагова, де Траверсе завел здесь свои порядки. Гармония и спокойствие окружили министра. Вкрадчивый ум, слащавая любезность, безупречность французского светского обращения завоевали ему симпатии высшего общества и оказали решающее влияние на его карьеру. Он готов был пустить прахом все корабли флота ради достижения своих целей. Среди них главная была - приобрести любой ценой расположение нужных людей, и в первую очередь всесильного графа Аракчеева. Мало-помалу Александр I удалялся от дел, сторонился общения со своими министрами, принимал доклады и отдавал распоряжения, как правило, только через Аракчеева. Не был исключением и морской министр.

Сегодня первым маркиз принимал непременного члена Адмиралтейского департамента, главного гидрографа флота вице-адмирала Сарычева.

Напомаженный и надушенный, слегка наклонившись вперед, министр вполголоса заканчивал чтение врученной ему только что записки о проекте экспедиции к Южному полюсу.

Назад Дальше