Фигура двинулась к холму и, будто скользя, появилась у самого застолья князя. Святослав невольно встал. Его зоркий взгляд уже давно заметил белое облако, что двигалось с противоположного берега Волхова, пересекло водную гладь, не коснувшись воды, и вот оно здесь, на холме. Большими ярко-голубыми глазами он с ног до головы разглядел юношу, потом взял его за плечо, сильно, но мягко, как бы по-дружески, повернул в сторону капища, где еще струился вверх тонкий стержень дыма, вкрадчивым голосом произнес:
- Потому, видимо, Свят, что хранишь память о предках и Веру? Добро. И Славен станешь, людина, коль Прави следовать будешь.
Он коснулся головы Святослава стрелой со сверкающим ледяным наконечником и белым оперением, что держал в левой руке, как державу, и князь почувствовал разливающийся в голове жар, но только на секунду. При всей храбрости и смелости даже слово не мог вымолвить - так он был поражен. Князь какое-то время постоял, глядя, как исчезает, растворяется в пространстве видение, потом сел, наполнил чару ромейского вина и выпил. Еле-еле с помощью служка Асмуд, задыхаясь, поднялся на холм и буквально рухнул рядом с князем.
- Я видел, видел. Что он тебе сказал?
Святослав молчал.
Появился холоп, что отмечал участников игрища, и, опустившись рядом с Асмудом, взволнованно сообщил:
- Он, оно, чудище, я видел, вошло в дом волхва, а потом через какое-то время вышло.
Асмуд, глядя на расстроенное лицо воспитанника, снова спросил:
- Так что же он тебе сказал?
Долго молчал Святослав, потом, налив себе еще один бокал ромейского вина, выпив, произнес:
- Мать нарушала закон Прави. Я не пойду в христиане.
- Будь здрав, - сказал Асмуд, входя с князем Святославом в дом волхва. Тот сидел за столом, на котором были разложены куски кожи, дратва и длинные с загибом на концах иглы. Волхв занимался обыденным делом, чинил першни . Видя таких почитаемых гостей, он все сгреб, бросил в фартук и понес за печку, как бы во вторую комнату, разделенную занавеской. Появился с бочонком меда и тремя ковшами.
- Милости прошу, дорогие гости. Чем богат, тем угощать буду, - будто пропел он, наливая мед в деревянные ковши и не обращая внимания на протестующий жест Святослава.
- На Руси мед пьют пять раз в день, а у нас поболее, в Полночи живем. Потому бодрые и работящие, в войне сильные и умелые. И Боги пьют мед-сурицу в Ирии.
Гости уселись на деревянные, крепко сколоченные скамейки у такого же кряжистого, выскобленного до белизны и пахнущего деревом стола.
- Мы к тебе, святитель, - обратился Асмуд к волхву, - по такому важному делу, что в народе никак не угомонятся, вопрошая о чуде, что виделось всем, суды идут, пересуды. Вот и молодой князь никак не может понять, с кем встретился и кого слушал.
Волхв сел и завел глаза к потолку, выражая тем самым глубокое почитание пришельцу.
- Это Тиу, - понизив голос, сказал он, - по-другому зовется Альв. Он оттуда, - волхв указал рукой куда-то на северо-восток. - Из Беловодья, - добавил и так же в полуголое продолжал: - Это высшая категория Духа, иначе бессмертный. Их осталось мало, потому что умеют сами себя растворять в пространстве, могут даже скалы передвигать и беседуют с духами Стихий. - Он покачал головой, снова поднял палец, указывая вверх и давая понять, что это сверх его разумения.
За свою долгую странствующую по миру жизнь Асмуд многое слышал о великих святых, кудесниках, прорицателях, джиннах и дивах, факирах и фокусниках, да и о эльфах он знал, но никогда не воспринимал их всерьез, считая все выдумкой возбужденного сознания. А тут он видел Тиу своими глазами, а теперь слышит такое, чему уже не поверить нельзя.
- Он что-то сказал молодому князю? - спросил волхв у Асмуда, глядя на Святослава.
- Да, да, - ответил Асмуд, - но князь не говорит.
- Что бы Тиу ни сказал - это правда, - сказал волхв, - потому что вера у них великая от Прави, Яви и Нави, которая существовала много тысяч лет в стране Белых Вод. Они знают тайны пространства и потому могут появиться в любой части суши, моря и... даже в чертогах самого Рода. Но земля, как говорил мне Тиу, стала жить по другим законам, потому они покидают ее. Они оставили письмена, по которым и я служу Богу. Но что я? Для них я маленький служитель Великой веры, таких, как я, по Руси тысячи.
- Так почему же он является именно к тебе? - спросил Асмуд.
После такого тяжелого разговора волхв впервые улыбнулся. Улыбка его оказалась мягкой, ласковой и по-детски наивной.
- Это не ко мне, а к милостнице моей Манфред! Внучка она мне. С самого рождения он покровительствует ей. Отец ее пропал в войне князя Игоря, вы-то уж помните, - обратился волхв к Асмуду. - Когда ромеи сожгли почти все наши лодии. В одной из них отец ее, мой зять, был кормчим. А потом дочь моя померла, молодой померла, а все дожидалась мужа, жалела, что не с ним ушла. По роду нашему женщины верны своим мужьям. Вот Тиу каждый год в день появления Манфред на свет является к ней с подарками.
Он оглянулся в сторону печки и громко сказал приказным тоном:
- Манфред, поди сюда. Уважь почетных гостей.
За печкой кто-то засуетился. Вначале показались протянутые руки с полотенцем, на котором лежал розовый поджаристый пирог, а потом появилась и сама дева.
Одновременно, будто сговорившись, Асмуд и Святослав приподнялись со скамеек и с изумлением глядели на нее, пока она ставила пирог на стол.
- Ах, это что ж? - ахнул Асмуд. - Это ты победила знаменитого рыцаря Ингвора?
Девушка рассмеялась:
- Да не победила... я его просто обманула. Уж очень он представлялся из себя... грозным, как Кап .
И чтобы продолжить разговор и угодить, гостям волхв спросил:
- А покажи, что тебе Тиу подарил нынче?
Девушка полезла в глубокий карман сарафана и вытащила крупное золотое кольцо с массивным грушевидным зеленым изумрудом.
Святослав невольно схватился за ухо, где висела серьга с таким же зеленым карбункулом, точь-в-точь как на кольце.
Манфред не переставала улыбаться, ее будто забавляла эта неожиданная растерянность гостей.
- Камень такой же, но только чище, видишь, князь? Погляди, в него можно смотреться.
Она показывала вблизи кольцо, касаясь его щек и шеи своими пшеничными волосами и заглядывая в его глаза такими же изумрудно-зелеными глазами.
- Тиу сказал, - поясняя князю смысл подарка, сказала Манфред, - что надеть его на палец я должна после поцелуя избранного мной.
- Что-то я не видел никаких женихов под окнами, - нахмурясь, сказал волхв.
- Как не видишь, дед, - расхохоталась Манфред, - он сидит напротив тебя.
Волхв задохнулся, аж приподнялся, а она, продолжая хохотать, скрылась за печкой.
- Князь, дозволь не сердиться, - поспешил волхв, - она у меня великая шутница. Чем старше, тем непослушнее. Я ведь ей говорил вчера, куда ты так нарядилась, ведь не послушалась. Значит, опять напроказничала?
Снова из-за печки показались протянутые руки с полотенцем, на котором лежало блюдо с рыбой.
- Вот-вот, чего-чего, а рыбицу она готовит прелестную. Когда же ты успела?
- С утра, - ответила Манфред.
- А чего же меня не попотчевала?
- А я знала, что будут гости. И мой суженый.
Она, продолжая улыбаться, широко обнажила свои ровные, блестящие, как ожерелье, жемчужные зубы. Святослав, не отрывая взгляда от нее, протянул руку за ковшом, но тот оказался на другом месте. Он потянулся снова, но прямо на глазах ковш отодвинулся дальше. Тут уж волхв не выдержал и стукнул по столу кулаком:
- Опять балуешь? Ведь это Великий князь!
- А пусть вначале князь скажет, возьмет ли он меня к себе в дружину стременным.
И тут вдруг Святослав будто раскрепостился и, как бы обращаясь к Асмуду, спросил:
- Дядька, возьмем ли мы эту девку в дружину?
- Не девку, - уже под хмельком пробормотал Асмуд, - а воя!
- Тогда пусть она вначале заплатит поцелуем, - осмелев и озорно глядя на Манфред, сказал Святослав.
Она подошла к князю, они оказались одного роста, забросила руки ему за шею и впилась губами в его только отросшие усы. Потом отошла к самой печке, подальше от деда, и, вытащив перстень из кармана, демонстративно надела на средний палец.
6. Византион. Константинополь. Царьград
В покоях императора Византии находились два самых приближенных человека: паракимомен Василий и мандатор Акапий.
- Как мне называть королеву русов? - спросил император Константин Багрянородный, читая донесения греческих лазутчиков о княгине Ольге.
- У них принято называть женщин именем отца. Отца звали Хельгом, то есть Олегом, следовательно, Хельгой или Ольгой. На Руси ее зовут Ольгой, - ответил мандатор Акапий.
- Королева русов христианка, - добавил паракимомен Василий, - она приняла христианство в нашем божеском храме Софии, ее крестным отцом был император Роман, и святая церковь нарекла ее христианским именем Елена.
Не отрывая взгляда от свитка, Константин Багрянородный продолжал спрашивать:
- Как ты думаешь, Василий, если я буду называть ее Элгой, она не обидится?
- Думаю, что нет. В нашем языке что Ольга, что Элга звучат одинаково.
Но мысленно паракимомен отметил скрытое намерение императора не называть ее христианским именем, давая понять, что она как бы не совсем полноценная христианка, ибо страна ее языческая. И сразу понял, что уже сейчас император готовит один из вопросов, которые они будут обсуждать, - о христианизации Руси.
- А сколько дней гостит Элга в нашем божественном городе? - снова спросил император.
- Двадцать три дня, - ответил мандатор , - и поселили ее вместе со свитой в монастыре Святого Мамонта, там, где всегда проживают купцы из Руси.
- Она любопытна? Ей уже показали ваш Византион, город Константина - Новый Рим?
- Да, она очень любопытна, ежедневно что-нибудь осматривает, кроме дворца и ипподрома.
- Ну, это уж моя забота, - ответил император, чуть склонив голову и искоса глядя на паракимонена Василия, - ей уже сообщили, что я вернулся?
Все хорошо знали, что император никуда не отлучался, все время он проводил за письменным столом, сочиняя свою книгу "Об управлении государством".
- Да, конечно. Но она не поверила. Ведь ваш дромон все это время простоял у причала, - ответил мандатор Акапий.
Император Константин Багрянородный улыбнулся:
- Надо было объяснить королеве Элге, что это маленькая хитрость. Плебс должен знать, что император в городе и покидает его только в чрезвычайных обстоятельствах.
- Так ей и объяснили, мой император, - ответил мандатор.
- Хорошо. Не слишком ли мы затянули встречу, паракимомен? Когда же мы назначим прием. Я, как ты знаешь, не люблю четных чисел. И потом, готов ли дворец для приема этой варварки? Вы все учли, чтобы королева почувствовала наше величие и богатство?
- Дворец готов, - ответил Василий, - как всегда. Предупреждены все знатные люди нашего города. Все ждут.
- Так когда?
- Я предлагаю назначить встречу на девятое сентября.
- Это еще две недели. Не слишком ли?
- Да. Но это входит в наш замысел. Королева Элга должна понять и почувствовать, с кем должна встретиться. Полагаюсь на то, что она не просто появилась здесь, проделав такой серьезный и рискованный путь, на который не решится иной мужчина, значит, ее вынудила забота, которая в должной степени зависит от империи.
Паракимомен Василий прекрасно знал, но скрыл от императора, что буквально на днях княгиня Ольга в сердцах высказала эпарху , а диангел тут же донес Василию, свое недовольство, и прямо заявила: "Если императору некогда принять меня, то завтра же я подниму паруса".
- Завтра мы назначим ей день встречи. Уж коли она ждала столько, то еще две недели подождет.
- Василий, пойми, надо это сделать убедительно. Скажите, что по возвращении император приболел, но он помнит о встрече. Предложите ей прогулку по Пропантиде на моем драмоне.
Константин Багрянородный задумался и, размышляя вслух, добавил:
- А вообще я ничего не жду интересного и любопытного для себя от встречи с этой северной непросвещенной варваркой.
Не только император, но и все, кто был приглашен на церемонию встречи княгини Ольги с Константином Багрянородным, представляли далекую северную страну чуть ли не концом света, где водятся одни дикие животные, а люди ходят в шкурах. То же самое и княгиня, чуть ли не дикарка, хоть, говорят, и крещеная.
Много сил, умения и сноровки проявили русские флотоводцы, спускаясь по Днепру к Русскому морю. И не напрасно это море было названо морем Русским, ибо по нему сновали лодии (у хазар и печенегов лодок не было) вдоль Крымского побережья, где стояли греческие города, называемые общим словом Климаты: Ольвия, Херсонес, Согдея, Кафа. Они успешно торговали с греками, в основном поставляя сельскую продукцию: крупное разнообразное зерно, мед, пеньку и изделия из дерева. Они спускались из среднего Приднестровья в устье реки, а там по морю на юго-запад Крымского полуострова вплоть до Истры (Дуная). Этим же путем следовала и княгиня Ольга, но, чтобы попасть в море, необходимо было преодолеть семь Днепровских порогов. Это был самый сложный участок пути. Первый порог с острыми высокими камнями, о которые ударяется вода и низвергается вниз с огромным шумом, назывался Ессули, то есть, "Не спать". Русичи выходили на берег, оставшиеся упирались шестами, другие шли вброд, отыскивая, где нет камней, и совместно с трудом проводили лодии между камнями и берегом. Второй порог назывался Остров у нипрах, что означало "Остров у порога". Третий - Геландри, а по-славянски "Шум от порога". Четвертый - Неасит, потому что здесь на камнях гнездились пеликаны и неясыти. Из судов выносились все товары, суда перетаскивались волоком шесть тысяч шагов, пока не минуют порогов. Этот участок был очень опасен, потому что именно здесь чаще всего подстерегали печенеги, грабя и убивая людей. Снова грузились и плыли до шестого порога, называемого Веручи, а по-славянски "Ключ воды", и последнего - Непряди, то есть "Малый порог", откуда попадали к Крарийскому перевозу и направлялись в сторону Согдеи и Корсуни. Здесь также было очень опасно из-за нападений печенегов. Но караван с княгиней Ольгой благополучно прошел весь путь, охраняемый конной дружиной, что постоянно следовала по берегу и служила прекрасным заслоном от печенегов, которые то появлялись, то исчезали из поля зрения. Далее путь шел по морю. Конечно, такая большая группа кораблей русов не могла быть не замечена. Четкая служба оповещения уже от Херсонеса просигналила в Царьград о направлении русского флота, и уже у самого Босфора русских встретила эскадра греческих военных кораблей - дромонов и скедий, которые, охватив флотилию русов полукругом, так и сопровождали ее до Константинополя.
Княгиня Ольга остановилась на пороге Магнавры - огромного длинного зала, по краям которого почти в два ряда стояли придворные, чиновники всех рангов, вся богатейшая знать Константинополя.
А там, вдали, в конце зала ярко светилось возвышение, на котором сидел император. Ольга уже многое знала о порядке встречи с императором и потому не смутилась, видя богатство и блеск Золотой палаты. Как только она переступила порог, уже знала, что раздастся по залу громкое шуршание листьев и мелодичное пение птиц, которые сидели на золотых деревьях перед троном базилевса. И чем ближе Ольга подходила к императору, тем тише становился звон листьев, и, уже находясь в центре зала, княгиня заметила, как дрогнули золотые львы у трона, разинув пасти, высунули кровавые языки, и послышался грозный рык зверей и сильные хлесткие удары их хвостов о землю. Но это не остановило княгиню в панике, она только сомкнула губы, целеустремленнее двинулась вперед и, казалось, приободрилась, стала выше и значительнее. Публика смотрела на нее не отрывая взгляда. Голубое с серебряными крестами ниже колен платье, сшитое в лучших традициях византийской моды, скифские, такие же голубые, мягкие, остроносые, отделанные жемчугом, на устойчивых каблуках сапожки, на груди лунообразная золотая гривна с подвесками из сверкающих разноцветными лучами камней - знак великокняжеской власти. На голове голубая с золотой ниткой повязка, от которой вниз опускались серебряные колты, также украшенные самоцветами. На плечах и до самого пола белое княжеское корзно, больше похожее на мантию, прихваченное у плеча рубиновой застежкой-фибулой. Подол корзно несли двое детей, также одетых в белое, но с маленькими крыльями на спине. Такой красоты и величия женского одеяния византийская знать никогда не видела. Это была смесь стилей: европейской, византийской и чисто русской культуры с элементами христианской символики. За княгиней шли послы, толмачи и христианский священник Григорий, далее около тридцати женщин в разноцветных, оригинального покроя, но не нарушающих греческой традиции платьях, сверкающих драгоценными колтами и подвесками. Чуть отступя двигалось более ста купцов, бородатых, в шитых крест-накрест или квадратно прошитых золотой и серебряной ниткой свитках, с широкими кожаными ремнями, на которых висела казна, огниво, соль, но без мечей. Они больше походили на воинов, чем на торговый люд.
По принятому порядку церемонии встречи с императором гость или посланник обязан был, не доходя до трона, пасть ниц, а потом уже приветствовать владыку империи. Место преклонения должен был указать логофет - чиновник управления, который первым опускается на колени. Когда логофет, не доходя нескольких метров до возвышения, где стоял трон, пал ниц, княгиня Ольга прошла мимо него и приблизилась к самому трону. Логофет тут же вскочил и громко, чтобы слышал весь зал, объявил:
- Королева русов и великая княгиня Киевской Руси!
Ольга только склонила голову, а вся свита, выбросив правую руку в сторону, а потом опустив к земле, сделала по-русски глубокий земной поклон. Один только священник Григорий широко по-православному перекрестился и поклонился то ли императору, то ли лику Христа, что светился за троном. Откуда-то сбоку, скрытый за толстыми золотошвейными шторами, послышался звук хора:
Многие лета здравствующему императору!
Многие лета венценосному императору!
И вдруг трон еле качнулся и стал подниматься вверх. Теперь император оказался выше всех в зале, как бы парящим над ними. Но Ольга успела заметить, что это был мужчина лет сорока пяти с черной кудрявой бородкой и большими сливовидными глазами. На голове ажурная корона, усыпанная драгоценными камнями; покрыт пурпурной мантией. Ольга услышала шепот логофета:
- Говорите, королева!
Глянув вверх, княгиня, больше не поднимая головы, молвила: