IV
В семь вечера, когда смена на Путиловском заводе заканчивалась, Левка обычно отправлялся играть в карты с дружками или выпивать со сговорчивыми подружками. Григорий посещал собрания: лекции по атеизму, семинары, проводимые социалистами, народные чтения с волшебным фонарем, на которых показывали картины дальних стран, поэтические вечера. Но сегодня идти было некуда. Пойдет он домой, приготовит ужин, оставит Левке на плите, - пусть ест, когда вернется, - и ляжет пораньше спать.
Завод находился на южной окраине Санкт-Петербурга, его трубы и ангары далеко раскинулись вдоль берега Балтийского моря. Множество рабочих жили на территории завода, кто в бараках, а кто устраивался на ночлег прямо у станка. Потому-то и бегало вокруг столько детворы.
В социалистическом обществе, был уверен Григорий, дома для рабочих будут строить одновременно с заводом. А пока тысячам людей было негде жить. Григорию хорошо платили, но он мог себе позволить только комнату в получасе ходьбы от завода. Он знал, что в Буффало у рабочих есть водопровод и электричество. Говорили, что у некоторых - и телефон, но это казалось ему нелепым, все равно что утверждать, будто улицы там мостят золотом.
Встреча с княжной Би словно вернула его в детство. Пробираясь по обледеневшим улицам, он не мог не думать о деревянной избенке, где они жили; он видел красный угол с иконами, а напротив - лавку, где спал, бок о бок с козой или теленком. Наиболее отчетливо он вспоминал то, чего в то время и не замечал: запах. Пахло печкой, животными, лучиной и табаком-самосадом, что курил отец, сворачивая "козьи ножки". Окна были из слюды, а щели проложены тряпьем, чтобы не так дуло. В избе душно…
Но воспоминания его были прерваны. В круге света уличного фонаря городовой остановил молодую женщину. По ее простой одежде и манере повязывать платок можно было сказать, что она совсем недавно из деревни. На первый взгляд Григорий дал ей лет шестнадцать - столько было и ему, когда они с Левкой остались одни.
Коренастый городовой что-то сказал и потрепал девчонку по щеке. Она отшатнулась, и тот засмеялся. Григорий вспомнил, как плохо приходилось ему, шестнадцатилетнему сироте, как обижал его всякий, имевший хоть какую-то власть. Ему стало нестерпимо жаль беззащитную девочку. Вопреки здравому смыслу, он подошел и, чтобы хоть что-то сказать, произнес:
- Если вы ищете Путиловский завод, я могу вас проводить.
Коренастый городовой рассмеялся:
- Проваливай-ка подобру-поздорову.
Григорий его не боялся. Он был высок и силен, его закалил тяжелый труд. С детства он участвовал в уличных драках, и за все эти годы ни разу не был побит. И Левка был такой же.
- Я работаю на заводе мастером, - сказал он девчонке. - Если нужна работа, могу тебе помочь.
Она взглянула на него с благодарностью.
- Подумаешь, мастер! - сказал городовой и взглянул Григорию в глаза. В желтом свете уличного керосинового фонаря Григорий узнал это круглое лицо с выражением тупой враждебности. Сердце у Григория сжалось. Было чистым безумием затевать драку с городовым - но он уже не мог дать задний ход.
Девушка заговорила, и по голосу ей можно было дать скорее двадцать, чем шестнадцать.
- Спасибо, я пойду с вами, - сказала она Григорию. Он увидел, что она хорошенькая, с изящными чертами лица и большим, чувственным ртом.
Григорий огляделся. Вот незадача, вокруг никого не было: он вышел с завода на несколько минут позже, переждав толчею после конца смены. Он понимал, что надо бы сдать назад, но не мог бросить девчонку.
- Идемте, я отведу вас к начальнику, - сказал он, хотя на самом деле все начальство давно ушло.
- Она пойдет со мной, правда, Катерина? - рявкнул городовой, грубо схватив ее за руку. Катерина вырвалась.
- Уберите свои грязные руки! - взвизгнула она.
Удивительно быстро и точно тот ударил ее кулаком по губам. Она вскрикнула, из губы пошла кровь.
Григорий разозлился, шагнул к городовому и сильно толкнул. Тот зашатался и упал на одно колено. Григорий обернулся к плачущей Катерине.
- Беги, живо! - крикнул он, и тут его сильно ударили по затылку. Он упал на колени, от мучительной боли потемнело в глазах, но сознания он не потерял.
Он видел, как Катерина бросилась было бежать, но городовой нагнал ее, поставил подножку, а когда девушка упала, ударил ногой.
Со стороны завода к ним приближалось авто. Под фонарем машина резко затормозила.
В два огромных шага Григорий очутился рядом с городовым, оттащил от Катерины и удерживал, несмотря на то, что тот вырывался.
Дверца авто распахнулась, и из него выскочил американец из Буффало. На его лице читалась ярость.
- Что здесь происходит?! - воскликнул он, обращаясь к городовому. - Почему вы избиваете беспомощную женщину?
Повезло, подумал Григорий. Только иностранец может возмутиться, увидев, как городовой бьет крестьянку.
За спиной Дьюара вырос силуэт Канина, начальника Григория.
- Пешков, отпустите его, - сказал он.
Григорий разжал руки, городовой злобно произнес:
- Так ты Пешков? Я тебе припомню!
Катерина со стоном поднялась на колени. Дьюар помог ей встать.
- Вам очень плохо, сударыня? - спросил он.
Канин неловко опустил глаза. Ни один русский не был бы так любезен с простой крестьянкой.
Из машины послышался голос графини - княжны Би. Та говорила по-английски, раздраженно и нетерпеливо.
Григорий обратился к Дьюару:
- Сударь, если позволите, я отведу эту женщину в больницу.
Дьюар взглянул на Катерину:
- А вы, сударыня, согласны?
- Да, - сказала она, едва шевеля окровавленными губами.
Григорий взял ее под руку и повел прочь, пока ни у кого не появилось другого предложения.
Когда они свернули за угол, она сказала:
- У меня нет денег на врача.
- Я мог бы вам одолжить, - сказал он, чувствуя себя неловко: деньги-то были нужны на дорогу в Америку, а не на лекарства и примочки для всяких смазливых девчонок.
Она пытливо посмотрела на него.
- Мне не так уж нужен врач, - сказала она. - Что мне действительно нужно, так это найти работу. Вы правда можете отвести меня к заводскому начальству?
- Сейчас уже поздно, но утром мы пойдем и я сделаю, что могу.
- Мне негде ночевать, - сказала она, бросив на него настороженный взгляд. Он удивился: неужели она тоже? Этим заканчивали многие деревенские девчонки, приехав в город. Но может, ее взгляд означал, что ей действительно негде ночевать, а платить своим телом она не собирается…
- В доме, где я живу, - сказал он, - одну комнату снимают женщины. Они спят по трое и больше на одной кровати, и у них найдется еще местечко.
- А далеко это?
- Рядом. - Он указал вперед, на улицу, идущую вдоль железнодорожной насыпи.
Она кивнула, соглашаясь.
Его комната была на первом этаже, со стороны черного хода. У одной стены стояла узкая кровать, на которой они спали вдвоем с Левкой. У них была печка с конфоркой, у окна, выходящего на насыпь, располагались стол и два стула, у кровати вместо тумбочки стоял перевернутый деревянный ящик, на нем - кувшин и тазик для мытья.
Катерина осмотрела комнату долгим, все замечающим взглядом, и сказала:
- И вы здесь живете один?
- Что вы, я же не богач! Мы живем здесь с братом. Он придет позже.
В ее взгляде отразилось сомнение. Может, она боится, что оба брата начнут приставать? Чтобы ее успокоить, Григорий сказал:
- Пойдемте, я познакомлю вас с женщинами, о которых говорил.
- На это еще будет время. - Она села на стул. - Я передохну немножко, ладно?
- Конечно.
Дрова в печи были уже сложены, чтобы сразу развести огонь. Григорий всегда по утрам закладывал дрова на вечер. Он поднес спичку, и огонь загорелся.
Раздался оглушительный грохот. Катерина испуганно взглянула на Григория.
- Это поезд, - сказал он. - Наш дом стоит у самой дороги.
Он налил в тазик из кувшина воды и поставил на печку греться. Потом сел напротив Катерины и посмотрел на нее. У нее были прямые светлые волосы и бледная кожа. Она с самого начала показалась ему симпатичной, но сейчас он разглядел, что она красавица. По лицу было видно, что у нее сильный характер: большой, чувственный, но волевой рот, в сине-зеленых глазах - целеустремленность.
От удара жандарма ее губы распухли.
- Как чувствуете себя?
Она провела руками по плечам, ребрам, ногам.
- Вся в синяках, но серьезных увечий нет, вы успели вовремя оттащить эту тварь.
Она не собиралась жаловаться и жалеть себя. Ему это понравилось.
- Когда согреется вода, я вам солью, - сказал он.
Григорий хранил еду в жестяной коробке. Достав свиную рульку, положил ее в кастрюлю, налил воды. Помыл репу и начал нарезать ломтиками. Перехватил удивленный взгляд Катерины. Она спросила:
- У вас отец умел готовить?
- Нет, - ответил Григорий, и в один миг вновь вернулся в то время, когда ему было одиннадцать. Он больше не мог гнать от себя страшные воспоминания, вызванные появлением княжны Би. Он поставил кастрюлю, тяжело опустился на кровать и закрыл лицо руками.
- Нет, - ответил он. - Мой отец готовить не умел.
V
Они прискакали в деревню на заре: урядник с шестью конными полицейскими. Конников вел деревенский староста, должно быть, встретил их за деревней. Едва заслышав топот копыт, мама подхватила Левку - в шесть лет он был крепким и тяжелым, но мать у них была сильная, - схватила за руку Григория и выбежала из дома. Мама потащила детей за дом - врассыпную бросились куры, коза испугалась так, что сорвалась с привязи и тоже пустилась наутек. А они втроем через пустошь побежали к деревьям. Может, им и удалось бы скрыться, но Григорий вдруг вспомнил, что они не взяли с собой бабушку. Он остановился и выдернул руку.
- Мы забыли бабушку! - взвизгнул он.
- Она не может бежать! - закричала в ответ мать.
Григорий это понимал. Бабушка едва ходила.
- Гришка, бежим! - крикнула мать и побежала дальше, Левка у нее на руках ревел взахлеб. Григорий наконец бросился вдогонку, но далеко уйти им не удалось. Всадники были близко, подъезжая к ним с разных сторон. От тропинки в лес их уже отрезали. В отчаянии мама бросилась к пруду, но ноги увязли в грязи, и она упала.
Преследователи развеселились.
Маме связали руки.
- Мальчишек тоже ведите, - распорядился урядник. - Приказ князя.
Неделю назад забрали отца и еще двоих крестьян. А вчера плотники из усадьбы князя Андрея поставили на северном лугу виселицу. И сейчас, выйдя вслед за матерью на луг, Гришка увидел на помосте трех человек, связанных по рукам и ногам, с петлями на шее. Рядом с виселицей стоял поп.
- Нет! - закричала мама и рванулась к отцу. Всадник стянул из-за спины винтовку и, размахнувшись, ударил ее по лицу прикладом. Мама горько заплакала.
Гришка знал, что будет дальше: его отец сейчас умрет. Он видел однажды, как вешали, но тех людей, конокрадов, ему даже жалко не было. А сейчас его охватил ужас, тело онемело, ноги не слушались.
Но вдруг что-нибудь произойдет - и казнь не состоится? Вдруг вмешается царь, ведь он радеет о своем народе… Или ангел… Гришка почувствовал, что лицо стало мокрым, и понял, что плачет.
Их с матерью поставили напротив виселицы. Собрались односельчане. Жен других приговоренных, как и маму, пришлось тащить со связанными руками, они кричали и плакали, а следом бежали дети, цеплялись за юбки, ревели от ужаса.
На грязной дороге, идущей по краю луга, стояла закрытая карета. Четыре золотисто-рыжих лошади щипали траву у обочины. Когда все были на месте, из кареты вышел чернобородый человек в длинном темном пальто. Это был князь Андрей. Он обернулся и подал руку своей младшей сестре, княжне Би. Она зябко ежилась от утреннего холода и куталась в меховую накидку. Григорий не мог не обратить внимания, как прекрасна была княжна - белая кожа, светлые локоны, - именно такими он представлял себе ангелов, хотя уж она-то, конечно, была дьяволом в человеческом обличье.
Князь обратился к крестьянам.
- Этот луг принадлежит княжне Би, - сказал он. - Никто не смеет пасти здесь скот без ее дозволения. Нарушать запрет - значит красть траву княжны.
В толпе зароптали. Люди не желали признавать за княжной такого права, хотя в церкви им каждое воскресенье проповедовали нерушимость прав собственности. Они придерживались гораздо более древнего уклада земледельцев: земля - для тех, кто ее пашет.
- Эти дурни, - князь указал на стоявших на помосте, - преступили закон. И не один раз, нет, они делали это вновь и вновь! - Его голос наполнился яростью. - Хуже того, они говорили другим, что княжна не имеет права им мешать и что поля, которыми не пользуются, следует передать бедным крестьянам! - Гришка часто слышал подобное от отца. - И в результате даже крестьяне из других деревень стали выпасать скот на этих землях. Вместо того чтобы покаяться, они ввергли в грех и соседей! И поэтому достойны смерти.
Князь кивнул священнику. Тот взобрался по наскоро сколоченной лестнице и по очереди сказал каждому из стоявших на помосте несколько слов. Первый равнодушно кивнул. Второй заплакал и начал громко молиться. Третий - отец Гришки - плюнул попу в лицо. Это никого не удивило: крестьяне были невысокого мнения о служителях церкви. Гришка слышал, как отец говорил, что об услышанном на исповеди попы должны доносить в полицию.
Священник сошел с помоста, и князь Андрей кивнул одному из своих людей, державшему наготове молот. Тут Гришка впервые заметил, что все трое приговоренных стояли на грубо сбитом помосте, одна сторона которого опиралась лишь на одну подпорку. Он с ужасом понял, что сейчас ее выбьют.
Пусть поскорее явится ангел, подумал он.
Толпа зашевелилась. Жены закричали, и на этот раз стражники их не трогали. Маленький Левка зашелся в плаче. Он не понимал, что должно произойти, но его испугали вопли матери.
Отец ничем не выдал своих чувств. Его лицо словно окаменело. Он смотрел вдаль и ждал своей участи. Гришке тоже хотелось бы быть таким сильным. Он пытался держать себя в руках и плакал, закусив губу молча.
Солдат поднял молот, коснулся им подпорки, примеряясь, размахнулся и ударил. Помост с грохотом обвалился. Стоявшие на помосте задергались в предсмертных судорогах.
Гришка все смотрел на отца, не в силах отвести взгляд. Отец умер не сразу. Он открыл рот, пытаясь вдохнуть, а может, крикнуть, лицо покраснело, словно он пытался разорвать свои путы. Потом на уже багровом лице проступил синюшный оттенок, и тело обмякло.
Мать перестала кричать и тихо плакала.
Священник начал читать молитву, но крестьяне, не слушая его, один за другим расходились с места казни.
Князь с княжной сели в карету, кучер щелкнул кнутом, и карета укатила.
VI
Григорий вытер глаза рукавом и посмотрел на Катерину. Она слушала его в сочувственном молчании, но рассказ ее не потряс. Должно быть, она видела такое и сама: виселицы, порка, издевательства были обычным явлением в деревнях.
Григорий поставил согретую воду на стол и нашел чистое полотенце. Катерина откинула голову, и Григорий повесил на торчащий в стене крюк керосиновую лампу, чтобы лучше видеть.
У нее была ссадина на лбу, синяк на щеке, губы распухли. И все равно, взглянув на нее вблизи, Григорий на миг перестал дышать. Она смотрела на него прямо и смело, и его околдовывал этот взгляд.
Он обмакнул уголок полотенца в теплую воду.
- Только осторожно, - попросила она.
Стерев кровь, он увидел, что рана легкая, просто царапина. Он протирал ей лицо, а она смотрела на него. Он омыл ей щеки и шею, потом сказал:
- Самое неприятное я оставил напоследок.
- Ничего, - сказала она. - У вас легкая рука. - Но поморщилась, когда он коснулся ее распухших губ.
Промывая ссадины, он увидел, что у Катерины белые и ровные зубы шестнадцатилетней девчонки. Он протер уголки большого красивого рта. Наклонился ниже, и его щеки коснулось ее теплое дыхание.
Закончив, почувствовал разочарование, словно ждал чего-то, что так и не произошло. Он выпрямился и прополоскал полотенце в воде, потемневшей от крови.
- Спасибо, - сказала она. - У вас очень хорошие руки.
Он понял, что его сердце бешено колотится. Ему и раньше приходилось промывать раны, но никогда еще у него не было такого головокружительного ощущения. Он со страхом подумал, что может сморозить какую-нибудь глупость.
Открыв окно, выплеснул воду на снег.
Ему пришла в голову дикая мысль, что, может, Катерина - это сон. Обернувшись, он бы не удивился, если бы стул оказался пуст. Но вот она, никуда не делась, смотрит на него своими сине-зелеными глазами. И он понял, что хотел бы, чтобы она никогда не уходила.
Прежде он никогда не думал о любви. С младшим братом на руках ему было не до девчонок. Он не был девственником, в его жизни трижды появлялись женщины. Но особой радости от близости и ними он не испытывал - возможно потому, что ни одна не вызвала у него особых чувств.
Но сейчас, подумал он в смятении, больше всего на свете ему хотелось бы лежать с Катериной на узкой кровати, целовать ее разбитое лицо и говорить…
Говорить о любви.
Не глупи, сказал он себе. Ты встретился с ней час назад. Ей не нужна твоя любовь, а нужно немного денег, да работа, да ночлег.
Григорий захлопнул окно.
Она сказала:
- Надо же, вы готовите брату еду, и у вас легкая рука, но полицейского вы сбиваете с ног одним ударом.
Он не знал, что ответить.
- Вы рассказали, как умер ваш отец, - продолжала она, - но потом ваша мама тоже умерла, и давно, правда?
- Почему вы так думаете?
Она пожала плечами.
- Потому что вам пришлось ее заменить.