Приедет ли в Америку Катерина, они не обсуждали. Григорий считал, что заводить разговор на эту тему должен Левка, но тот молчал. А Григорий не знал, хочет ли он сам, чтобы Левка привез ее с собой.
Левка взял Катерину за руку и сказал:
- Нам пора.
Григорий удивился.
- Куда это вы, ведь ночь!
- У меня встреча с Трофимом.
Трофим был младшим из семейства Вяловых.
- Зачем ты с ним якшаешься?
Левка растерянно моргнул.
- Да какая разница! К утру вернемся, времени хватит с избытком, еще успеем тебя проводить на Гутуевский!
К Гутуевскому острову причаливали океанские суда.
- Ладно, - сказал Григорий. - Смотрите, не впутайтесь в какую-нибудь историю! - добавил он, понимая, что брат его все равно не слушает.
Левка весело помахал рукой, и они ушли.
Было около полуночи. Григорий со всеми попрощался. Кое-кто из друзей прослезился, то ли от избытка чувств, то ли от выпитого. Он вернулся в дом вместе с девчонками-соседками, которые, прощаясь, его расцеловали. И пошел к себе.
На столе стоял подержанный фибровый чемодан. Он был небольшой - и все равно полупустой. Там лежали рубашки, белье и шахматы. Единственная пара сапог была на нем. За девять лет, прошедших после смерти матери, немного он нажил.
Прежде чем лечь в постель, он решил проверить, на месте ли Левкин наган. Когда увидел, что пистолета нет, сердце у него екнуло.
Он отодвинул оконную задвижку, чтобы не вставать из постели, когда заявится Левка.
Лежа в постели, слушая проходящих поездов, он задумался: как-то оно будет там, за четыре тысячи миль отсюда? Всю свою жизнь он был рядом с Левкой, заменяя ему отца и мать. А завтра он уже не узнает, если Левка опять уйдет куда-то на всю ночь, да еще с револьвером. Легче ли ему будет не знать, или наоборот, он будет только сильнее волноваться?
Как обычно, Григорий проснулся в пять. Его судно отправлялось в восемь, идти до него час. Времени еще полно.
Левка так и не пришел.
Григорий умылся. Глядя в осколок зеркала, подровнял большими ножницами усы и бороду. Надел лучший костюм. Второй костюм он решил оставить Левке.
Когда разогревал на сковороде кашу, внизу раздался громкий стук в дверь.
Ничего хорошего это не предвещало. Когда к кому-нибудь приходили друзья, они обычно кричали под окном. Григорий надел кепку, вышел из комнаты и, высунувшись на лестницу, посмотрел вниз. Хозяйка открыла, вошли двое в полицейской форме. Приглядевшись, Григорий узнал круглую, как луна, физиономию Пинского и крысью мордочку его дружка Козлова.
Думать надо было быстро. Ясно, что кого-то подозревают в преступлении. Скорее всего, Левку. Но кого бы в конце концов ни арестовали, допрашивать будут всех. Григорию, конечно, припомнят, как он спас Катерину, и не упустят возможности за это отыграться.
И корабль уйдет без него.
От этой страшной мысли он оцепенел. Без него? Он столько собирал эти деньги, столько ждал и мечтал об этом дне. Нет, решил он, нет! Этому не бывать!
Он бросился назад, в комнату. Если Пинский узнает, что Григорий собрался за границу - с тем большим удовольствием бросит его в кутузку. Григорий даже не сможет сдать билет и получить назад деньги. И сбережения, накопленные за столько лет, пропадут зря.
Надо бежать.
Он лихорадочно оглядел комнатенку. Одна дверь, одно окно. Придется выбираться тем же путем, каким Левка приходил домой по ночам. Он выглянул в окно. На задворках никого. Полиция Санкт-Петербурга отличалась жестокостью, но не сообразительностью. Может, они знали, что с этой стороны нет прохода, кроме как через железнодорожную насыпь, - но для человека в отчаянном положении это не такая уж серьезная преграда.
Григорий услышал крики и визг из соседней комнаты, где жили женщины - полицейские сначала зашли к ним.
Он сунул руку в нагрудный карман: билет, документы и деньги на месте. Остальные пожитки уже уложены в чемоданчик.
Подхватив его, Григорий высунулся из окна как можно дальше, размахнулся и бросил. Чемоданчик приземлился плашмя и, похоже, остался цел.
За ручку двери в его комнату начали дергать.
Григорий перекинул ноги через подоконник, долю секунды помедлил и спрыгнул на крышу сарая. Нога скользнула, он больно шлепнулся на зад и сполз по покатой крыше. Услышал сзади крики, но оборачиваться не стал. Спрыгнул на землю довольно удачно.
Подхватил чемодан и помчался прочь.
Прозвучал выстрел, и страх заставил его бежать быстрее. Полицейские меткостью не отличались, но бывают же и исключения. Он взобрался по насыпи - понимая, что, оказавшись на уровне окон, станет более доступной мишенью. Услышал близкое пыхтение паровоза, и, взглянув направо, увидел быстро приближающийся товарняк. Раздался новый выстрел, он ощутил толчок, но боли не почувствовал, и понял, что растяпа-полицейский попал в чемодан. Григорий добрался до верха насыпи, зная, что его силуэт прекрасно виден на фоне утреннего неба. Паровоз был совсем рядом, он пронзительно гудел. Прогремел третий выстрел, и Григорий отчаянным броском перемахнул через рельсы.
Локомотив несся, гремя стальными колесами по стальным рельсам, за ним стелился черный дым. Григорий, шатаясь, поднялся. Теперь от огня преследователей его закрывал целый поезд открытых платформ, груженных углем. Григорий пересек железнодорожное полотно и спустился с другой стороны насыпи и, пройдя через двор небольшой фабрики, вышел на улицу.
Он взглянул на чемодан, в него действительно попала пуля. Еще немного - и угодила бы в самого Григория.
Сейчас, когда он был в безопасности, - во всяком случае, пока - он начал волноваться за брата. Он должен был узнать, грозит ли Левке опасность, и если да, то какая.
Начать он решил с того места, где видел брата в последний раз, - с харчевни.
Сделав несколько шагов, он заколебался: вдруг его заметят? Это было маловероятно, но Пинский ведь мог начать поиски по ближайшим улицам. Григорий натянул кепку на лоб (не очень, правда, веря в действенность такой маскировки). Он догнал группу рабочих, идущих к докам, и пошел следом, как бы с ними, правда, из-за чемодана он выглядел среди них странно.
Как бы то ни было, до харчевни он добрался без происшествий.
Харчевня была обставлена просто: самодельные столы да скамьи. В воздухе еще чувствовался запах вчерашнего пива и табачного дыма. По утрам хозяин подавал хлеб и чай тем, кто не мог позавтракать дома, но из-за забастовки дела шли плохо, народу было совсем немного.
Григорий хотел расспросить хозяина, не знает ли он, куда направился Левка, - но вдруг увидел Катерину. Вид у нее был жалкий. Голубые глаза припухли и покраснели, из косы выбивались целые пряди, юбка была измята и испачкана. По грязным щекам текли слезы, руки тряслись. Но такой она была ему еще милее, ему захотелось обнять ее и утешить. Или хотя бы поспешить на помощь.
- Что с тобой стряслось? - спросил он.
- Слава богу, ты здесь! - выдохнула она. - За Левкой гонится полиция.
Григорий застонал. Значит, брат попал в беду! И надо же, чтобы именно сегодня!
- Что он натворил? - спросил Григорий. Что Левка мог оказаться невиновным, ему и в голову не пришло.
- Этой ночью вышла какая-то путаница, - начала рассказывать Катерина. - Мы должны были сгрузить папиросы с баржи… - (Ворованные, сообразил Григорий.) - Левка заплатил, а хозяин баржи вдруг заявил, что этого мало, и они повздорили. Кто-то начал стрелять. Левка тоже выстрелил, и мы убежали.
- Слава богу, что живы!
- Но теперь у нас ни денег, ни папирос!
Григорий взглянул на часы над стойкой. Четверть седьмого. Времени еще много.
- Давай присядем. Чаю хочешь? - Он окликнул хозяина и заказал два чая.
- Левка думает, кто-то сказал полиции, что он стрелял. И теперь его ищут.
- А тебя?
- Меня - нет, никто из них меня не знает.
Григорий кивнул.
- Стало быть, надо сделать так, чтобы они его не нашли. На неделю-другую ему придется залечь на дно, а потом по-тихому смыться из Питера.
- У него нет денег.
- Еще бы! - У Левки вечно не было денег, когда что-то случалось. На выпивку же ему хватало, и на девочек, и спорить на деньги он любил. - Я дам ему немного… Где он?
- Он сказал, что придет на пристань.
Хозяин принес чай. Григорий почувствовал, что голоден: кашу он так и не съел, - и спросил вчерашнего супа.
- Ты сколько сможешь ему дать? - спросила Катерина, взволнованно глядя на него. Когда она так смотрела, Григорий был готов сделать все, чего она ни попросит.
- Сколько понадобится, - сказал он, отводя взгляд.
- Какой ты добрый…
- Он же мой брат, - сказал Григорий, пожимая плечами.
- Спасибо тебе!
Ему было и приятно, что Катерина его благодарит, и как-то неловко. Принесли суп, и он стал есть, радуясь, что можно отвлечься. Еда его приободрила. С Левкой вечно случалось то одно, то другое. Выкрутится, уже не раз выкручивался. А для Григория главное - успеть на корабль.
Катерина пила чай маленькими глотками и смотрела на Григория. У нее во взгляде уже не было отчаяния. "Левка втягивает тебя в неприятности, а я выручаю, - подумал Григорий. - И все же для тебя он лучше".
Должно быть, Левка уже ждет его в порту, прячась где-нибудь в темном углу и озираясь, не идут ли полицейские. Григорий решил, что ему пора. Но может, он никогда больше не увидит Катерину. Мысль о том, что прощается с ней навсегда, была невыносима.
Он доел суп и взглянул на часы над стойкой. Почти семь. Времени в обрез.
- Пора мне, - сказал нехотя.
Катерина вместе с ним дошла до дверей.
- Не будь с ним слишком суров, - попросила она.
- А когда я был с ним слишком суров?
Она обняла его за плечи, поднялась на цыпочки и быстро поцеловала в губы.
- Счастливо тебе! - сказала она.
И Григорий ушел.
Он быстро шел по улицам Петербурга на юго-запад - это были кварталы заводов, складов и трущоб, где люди теснились, как селедки в бочке. Стыдное желание заплакать скоро прошло. Он старался держаться в тени, надвинул пониже кепку и опустил голову, избегал открытых мест.
Ему удалось дойти до порта незамеченным. Корабль, "Архангел Гавриил", оказался небольшим, ржавым судном, перевозившим и грузы, и пассажиров. Сейчас как раз заканчивали грузить крепко заколоченные деревянные ящики с маркировкой известного петербургского торговца мехами. На глазах Григория на палубе установили последний ящик, накрыли груз сетью и стали ее закреплять.
У трапа предъявляло билеты семейство евреев. Сколько Григорий ни встречал евреев, все они стремились в Америку. У них на то было еще больше причин, чем у него. В России евреи не могли владеть землей, становиться государственными чиновниками, офицерами, было и бесчисленное множество других запретов. Селиться им можно было не везде, и в университеты принимали строго ограниченное число евреев. То, что они хоть как-то могли зарабатывать себе на жизнь, само по себе было чудом. А если уж им удавалось вопреки всем невзгодам разбогатеть, часто их дома и лавки громила толпа, подстрекаемая полицией: их избивали, разбивали окна, сжигали имущество… Странно, что хоть кто-то из евреев еще оставался в России.
Раздался сигнал, призывавший пассажиров подняться на борт.
Брата он так и не увидел. Что же случилось? Неужели Левка передумал? Или его арестовали?
Его потянул за рукав маленький мальчик.
- С вами хочет поговорить один человек.
- Какой человек?
- Очень похожий на вас.
"Слава богу!" - подумал Григорий.
- А где он?
- Вон за той кучей досок.
На пристани стояли штабеля досок. Григорий поспешно зашел за них и увидел Левку. Тот нервно курил. Он был бледен и взволнован - редкое зрелище, обычно превратности судьбы не лишали его бодрого расположения духа.
- У меня крупные неприятности.
- Как всегда.
- Эти перекупщики с баржи просто мошенники!
- Наверняка еще и воры!
- Не смейся надо мной, сейчас не время.
- Тебе надо убраться из города, пока суматоха не уляжется.
Левка помотал головой, одновременно выдыхая дым.
- Одного с баржи я застрелил насмерть. Меня ищут за убийство.
- Ах, чтоб тебя! За убийство… - Григорий опустился на торчащие доски и обхватил голову руками.
- Трофим был тяжело ранен, полицейские его взяли, допросили, и он меня сдал.
- А как ты узнал?
- Полчаса назад видел Федора.
Федор был знакомый полицейский, за деньги делившийся информацией.
- Да, нерадостные новости.
- Есть еще хуже. Пинский поклялся, что найдет меня - тебе в отместку.
- Этого я и боялся, - кивнул Григорий.
- Что же делать?
- Езжай в Москву. В Петербурге тебе оставаться опасно.
- Но и Москва не так далеко, особенно теперь, когда есть телеграф.
Григорий понял, что Левка прав.
Снова прозвучал гудок. Скоро уберут сходни.
- У нас одна минута. Что ты собираешься делать? - сказал Григорий.
- Я мог бы поехать в Америку, - ответил Левка.
Григорий молча смотрел на него.
- Ты мог бы отдать мне свой билет.
Григорий не хотел даже думать об этом.
- Я мог бы взять твой паспорт и выдать себя за тебя…
Мечты Григория погасли, как туманные картины "волшебного фонаря", когда в зале включали свет и снова были видны мрачные цвета и грязь настоящего мира.
- Ты хочешь, чтобы я отдал тебе свой билет? - переспросил он, отчаянно оттягивая миг принятия решения.
- Спасешь мне жизнь… - сказал Левка.
Григорий понял, что ему придется это сделать, и от этой мысли больно сжалось сердце.
Он вынул документы из кармана своего лучшего костюма и отдал Левке. Он отдал ему все деньги, которые скопил на путешествие. Потом передал брату свой чемоданчик с дыркой от пули.
- Я вышлю тебе деньги на дорогу! - горячо пообещал Левка. Григорий ничего не ответил, но, должно быть, у него на лице было написано, что он не верит сказанному братом, потому что Левка стал с жаром уверять: - Обязательно вышлю, клянусь!
- Ладно уж, - сказал Григорий.
Они обнялись.
Левка побежал к кораблю. Матросы уже отвязывали трап, но Левка крикнул, и они его дождались.
Он взбежал на палубу.
Опираясь на перила, повернулся и замахал Григорию.
Григорий не мог заставить себя помахать в ответ. Он отвернулся и пошел прочь.
Корабль снова загудел, но он не оглянулся.
Правая рука без чемоданчика казалась странно легкой. Он шел через порт, глядел вниз, на черную воду, и вдруг поймал себя на мысли, что мог бы броситься туда. Он встряхнулся: не годится думать о таком! Но на душе было горько и тоскливо. Никогда судьба не давала ему ощутить радость победы.
Он брел, не поднимая глаз, и ему даже в голову не пришло остерегаться полиции: если его и арестуют, теперь это не имело значения.
Что же ему делать? Конечно, его возьмут обратно на завод, когда кончится забастовка: он хороший мастер, и все это знают. Наверное, стоило бы пойти сейчас и узнать, на какой стадии переговоры, - но он просто не мог заставить себя думать об этом.
Вскоре он подошел к харчевне "У Михаила". Хотел пройти мимо, но, случайно заглянув внутрь, заметил Катерину - она сидела на том же месте, что и два часа назад. Перед ней стоял остывший чай. И он понял, что должен рассказать ей о происшедшем.
Он вошел. В харчевне никого не было, только хозяин подметал пол.
Катерина испуганно вскочила.
- Почему ты вернулся?! - спросила она. - Ты что, не успел на корабль?
- Успеть-то я успел… - Он замялся, не зная, как ей сказать.
- Так что же?! - воскликнула она. - Левка… погиб?
- Нет, он жив, но его разыскивают за убийство. И ему пришлось уехать.
- Куда? - выдохнула она, словно что-то поняв.
- В Америку. Вместо меня.
- Не может этого быть! - закричала она. - Он бы меня не оставил! Я тебе не верю! - и залепила Григорию пощечину. Удар был слабый, девчоночий, и он только поморщился.
- Это ты заставил его уехать! Я тебя ненавижу! Ненавижу твою мерзкую рожу!
- Что бы ты ни говорила, хуже мне уже не станет, - ответил Григорий, обращаясь к самому себе.
Он пошел прочь, и крики вскоре смолкли, а сзади раздались торопливые шаги.
- Подожди! Григорий, не бросай меня! Прости, ну пожалуйста! - Он обернулся. - Раз Левка уехал, теперь заботиться обо мне придется тебе.
Он покачал головой.
- Зачем я тебе нужен? Сейчас тут выстроится целая очередь желающих о тебе позаботиться.
- Не выстроится, - сказала она. - Есть одно обстоятельство.
"Ну что еще?" - устало подумал Григорий.
- Левка не хотел, чтобы я тебе говорила… - У меня будет ребенок, - сказала она и зарыдала.
Григорий стоял, оцепенев. Ну конечно, у нее будет Левкин ребенок. А Левка знал. И уехал в Америку.
- Ребенок… - повторил Григорий. Она кивнула.
У нее родится ребенок, и он будет о них заботиться. Они станут одной семьей.
Он обнял Катерину и притянул к себе. Ее трясло от рыданий, и она уткнулась лицом в его пиджак. Григорий погладил ее по голове.
- Ничего, - сказал он. - Не бойся. Все будет хорошо. Я о вас позабочусь. И о тебе, и о ребенке… - и вздохнул.