В этот миг открылись двери, все смолкли, и вошли король и королева. Би присела в реверансе, Фиц поклонился, и все последовали их примеру. На несколько секунд наступила несколько неловкая тишина - никто не смел заговорить. Наконец король нарушил молчание.
- Подумать только, я ведь был в этом доме двадцать лет назад! - сказал он, обращаясь к Би, и напряжение немного спало.
Король был очень опрятным человеком. Его борода и усы были тщательно ухожены. Волосы редели, но их еще было достаточно для идеального пробора. Сшитый точно по фигуре вечерний костюм прекрасно сидел на его стройной фигуре: в отличие от отца, Эдуарда VII, он гурманом не был. Отдыхая, предпочитал занятия, требующие скрупулезности: ему нравилось собирать марки, аккуратно наклеивать их в альбомы (это времяпровождение стало предметом шуток непочтительной лондонской интеллигенции).
Королева выглядела более представительно благодаря седеющим локонам и суровой линии губ. Она обладала величественным бюстом, и ей очень шло глубокое декольте - необходимый элемент вечернего туалета. Дочь немецкого принца, вначале она была помолвлена со старшим братом Георга, Альбертом, который умер от пневмонии незадолго до свадьбы. Когда Георг стал наследником престола, он принял на себя и это обязательство брата, - в чем некоторые усмотрели нечто средневековое.
Би чувствовала себя в своей стихии. Она была в соблазнительном платье из розового шелка, ее светлые локоны были тщательно уложены, создавая при этом впечатление легкого беспорядка, словно она только что тайком целовалась. Графиня оживленно рассказывала королю, как Петр I создавал российский флот, и тот заинтересованно кивал.
В дверях обеденного зала появился Пил с озабоченным выражением на веснушчатом лице. Он выжидательно взглянул на Фица и выразительно кивнул.
- Ваше величество, не изволите ли пройти на обед? - обратился Фиц к королеве.
Она подала ему руку. За ними под руку встали король с Би, а следом, согласно рангу, выстроились остальные. Процессия двинулась в обеденный зал.
- Как мило! - сказала королева Фицу, увидев стол.
- Благодарю вас, - ответил он и вздохнул с облегчением.
Би постаралась на славу. Низко над длинным столом висели три люстры. Их свет отражался, играя, в хрустальных бокалах. Все столовые приборы, включая солонки и перечницы, были из золота, даже маленькие спичечные коробки для курящих, а белая скатерть усыпана розами из теплицы.
Все сели, епископ прочел молитву, и Фиц позволил себе расслабиться. Прием, который хорошо начался, обычно и дальше идет хорошо. Когда люди едят и пьют, они уже меньше замечают недостатки.
Обед начался с русских закусок, отдавая дань уважения родине Би: маленькие блинчики с икрой и сметаной, кусочки копченой рыбы на треугольных тостах, тартинки с маринованной селедкой - все это запивалось шампанским "Перье-Жуэ" 1892 года - оно оказалось именно таким, как обещал Пил. Фиц поглядывал на Пила, а Пил следил за королем. Как только его величество положил вилку и нож, Пил убрал его тарелку, и это послужило сигналом к смене блюд. Те, кто в этот миг за обе щеки уписывал закуску, вынуждены были из уважения к короне на время прерваться.
Подали суп в горшочках, и к нему изысканный сухой херес "Олоросо" из Санлукара-де-Баррамеды. В качестве рыбного блюда был выбран палтус в сочетании с выдержанным "Мерсо Шарм" - поистине золотой дуэт. К нежным котлеткам из ягнятины по-валлийски Фиц велел подать "Шато Лафит" 1875 года (вино 1870 года обладало не столь изысканным вкусом). Красные вина продолжали сопровождать и нежнейший паштет из гусиной печени, и завершающее мясное блюдо: перепелов с виноградом, запеченных в тесте.
Никто не пробовал все, что подавали. Мужчины ели те блюда, которые больше любили, не обращая внимания на остальные; женщины выбирали одно или два. Некоторые блюда возвращались на кухню нетронутыми.
Были еще салаты, десерты, прочие закуски, фрукты и крошечные пирожные птифур. Наконец графиня, незаметно приподняв бровь, взглянула на королеву, которая в ответ едва кивнула. Они встали, за ними поднялись все остальные, и дамы вышли из комнаты.
Мужчины вновь сели, слуги принесли коробки с сигарами, а Пил поставил справа от короля графин портвейна "Феррейра" 1847 года. С чувством облегчения Фиц закурил. Все шло хорошо. Всем было известно, что король не любил общество, чувствуя себя уютно лишь со старыми друзьями, которых знал еще со счастливых флотских дней. Но этим вечером он был в прекрасном расположении духа, ничего плохого не произошло. Даже апельсины были доставлены вовремя.
Фиц уже переговорил с сэром Аланом Тайтом, камердинером короля - отставным армейским офицером со старомодными бакенбардами. Они договорились, что завтра король побеседует наедине с каждым из присутствовавших за столом, - всем им не понаслышке было известно, что происходит в том или ином правительстве. А этим вечером Фиц должен был пустить пробный шар, заведя разговор на общеполитические темы. Он кашлянул и сказал, обращаясь к Вальтеру фон Ульриху:
- Вальтер, мы с вами вместе учились в Итоне. А вашего кузена, - он повернулся к Роберту, - я знаю с тех пор, как мы втроем жили в одном номере в Вене, когда были студентами.
Роберт улыбнулся и кивнул. Оба нравились Фицу: Роберт почитал традиции совсем как Фиц, а Вальтер был необычайно умен.
- А сейчас, - продолжал Фиц, - весь мир говорит о предстоящей войне между нашими странами. Неужели есть вероятность, что подобная трагедия действительно случится?
- Если война может начаться от одних разговоров, - ответил Вальтер, - тогда да, мы будем воевать, поскольку все к этому готовятся. Но есть ли у нас поводы для войны? Я их не вижу.
Гас Дьюар задумчиво поднял руку. Фиц относился к нему благосклонно, несмотря на его либеральные взгляды. Все привыкли к тому, что американцы ведут себя вызывающе, но этот был воспитан и даже несколько застенчив. И еще он удивительно много знал. Сейчас он произнес:
- У Великобритании и Германии много причин для серьезной ссоры.
Вальтер повернулся к нему.
- Не приведете ли пример?
Гас выпустил струйку дыма и сказал:
- Соперничество на море.
Вальтер кивнул.
- Мой кайзер не считает, что флоту Германии Богом было предначертано во веки веков оставаться меньше английского.
Фиц озабоченно взглянул на короля. Его величество любил свой флот и легко мог почувствовать себя оскорбленным. С другой стороны, кайзер Вильгельм - его кузен. Отец Георга и мать Вильгельма брат и сестра, дети королевы Виктории. Фиц с облегчением увидел, что его величество благосклонно улыбается.
Вальтер продолжал:
- В прошлом это приводило к осложнениям, но уже два года как мы заключили соглашение - неофициальное - о том, каких размеров может достигать флот каждой стороны.
- А как насчет экономического соперничества? - спросил Дьюар.
- Германия с каждым днем все больше преуспевает, и скоро сможет в области производства составить конкуренцию Великобритании и Соединенным Штатам. Но в чем проблема? Германия - один из основных партнеров Великобритании. Чем больше у нас возможностей тратить, тем больше мы покупаем. От нашего экономического процветания английские производители только выиграют.
- Говорят, Германии нужно больше колоний, - предпринял новую попытку Дьюар.
Фиц снова взглянул на короля, беспокоясь, не возражает ли его величество, что разговором завладели эти двое, но тот слушал с интересом.
- Войны за колонии - не редкость, - сказал Вальтер. - В частности, для вашей страны, господин Дьюар. Но в настоящее время мы в состоянии решать такие вопросы, не прибегая к оружию. Три года назад Германия, Великобритания и Франция поссорились из-за Марокко, и конфликт удалось уладить без военных действий. А совсем недавно Великобритания и Германия достигли взаимопонимания в неудобном вопросе Багдадской железной дороги. Если мы будем продолжать вести себя подобным образом - войны не будет.
- Вы мне простите употребление термина германский милитаризм? - упорствовал Дьюар.
Это было чересчур. Фиц поморщился. Вальтер покраснел, но отвечал по-прежнему спокойно:
- Ценю вашу откровенность. В Германской империи ведущую роль играет Пруссия, как, скажем, Англия в подчиненном его величеству Соединенном королевстве.
Это было смело - сравнивать Великобританию с Германией и Англию с Пруссией. Вальтер балансировал на грани дозволенного, за которой кончается вежливая беседа.
Вальтер продолжал:
- У Пруссии сильные военные традиции, но она не воюет без причин.
- Значит, Германия не стремится к войне? - скептически осведомился Дьюар.
- Более того, - сказал Вальтер, - я утверждаю, что Германия - единственная из основных сил на европейском материке, которая не стремится к войне.
Вдоль стола пронесся шепоток. Фиц заметил, что король приподнял брови. Дьюар откинулся в кресле:
- Из чего же вы делаете такой вывод?
Доброжелательный тон и безукоризненные манеры Вальтера смягчили резкость его слов.
- Ну, во-первых, возьмем Австрию. Мой венский кузен Роберт не станет отрицать, что Австро-Венгерская империя предпочла бы передвинуть свои границы подальше на юго-восток.
- И не без оснований! - воскликнул Роберт. - Земли, которые англичане называют Балканами, сотни лет входили в состав Великой Османской империи. Но империя распалась, и с тех пор Балканы нестабильны. Австрийский император считает своей священной миссией принести туда порядок и христианство.
- Конечно, - сказал Вальтер. - Но у России свои виды на эту территорию.
Фиц счел необходимым вмешаться, - возможно, из-за Би.
- У них тоже есть основания, - сказал он. - Половина их внешней торговли проходит через Черное море, а потом через проливы - в Средиземное. Россия не может позволить другой стране овладеть проливами, захватив территорию Восточных Балкан. Это стало бы петлей на шее российской экономики.
- Именно так, - сказал Вальтер. - Если обратиться на запад Европы - Франция претендует на входящие в состав Германии Эльзас и Лотарингию.
- Отобранные у Франции сорок три года назад! - взвился французский гость граф Жан-Пьер Шарлуа.
- Не спорю, - примирительно заметил Вальтер. - Давайте вспомним, что Эльзас и Лотарингия присоединены к Германской империи в 1871 году, после поражения Франции во Франко-прусской войне. И независимо от того, как это произошло, вы, наверное, согласитесь, господин граф, что Франция желает их вернуть.
- Естественно! - граф сделал большой глоток портвейна.
- Даже Италия хотела бы отнять у Австрии Трентино… - начал Вальтер.
- Где большинство говорит по-итальянски! - воскликнул синьор Фалли.
- …И большую часть Далмации…
- Где кругом - венецианские львы, католические церкви и римские колонны!
- А еще Тироль, провинцию с давней историей самоуправления, где большинство людей говорит по-немецки…
- Это стратегическая необходимость.
- Разумеется.
Фиц оценил, как изящно Вальтер сумел заставить представителя каждой страны подтвердить - в той или иной форме - свои территориальные притязания.
Наконец Вальтер спросил:
- На какие же территории притязает Германия? - Он оглядел сидящих за столом, но никто ему не ответил. - Ни на какие! - торжествующе провозгласил он. - А кроме Германии, в Европе есть лишь одна большая страна, которая может о себе сказать то же самое - Великобритания!
Гас Дьюар передал по кругу портвейн и сказал, по-американски растягивая слова:
- Я думаю, это правда.
- Так зачем же, Фиц, мой старый друг, - заключил Вальтер, - с какой стати нам воевать?
IV
В воскресенье утром, еще до завтрака, леди Мод послала за Этель.
Этель пришлось сдержать вздох досады. Она была ужасно занята. Было еще рано, но у прислуги уже вовсю кипела работа. Прежде чем гости встанут, нужно вычистить все камины, развести огонь, наполнить ящики углем. Все главные помещения - обеденный зал, утренняя гостиная, библиотека, курительная комната и еще несколько сравнительно небольших гостиных - должны выглядеть чисто и красиво. Этель, когда ее позвали, осматривала цветы в биллиардной, заменяя увядшие. И хоть ей очень нравилась сестра Фица, она все же надеялась, что Мод не собирается занять ее каким-нибудь трудоемким делом.
Когда Этель только пришла работать в Ти-Гуин, ей было тринадцать, и она не могла относиться к семейству Фицгербертов и их гостям как к обычным людям: они казались ей сказочными персонажами - и она их ужасно боялась. Она дрожала от страха при мысли, что сделает что-нибудь не так и потеряет работу, - но с другой стороны, ей очень хотелось рассмотреть этих диковинных людей поближе.
Однажды судомойка велела ей пойти в биллиардную и принести тантал. Этель так испугалась, что даже не спросила, что это такое. Войдя в комнату, она стала оглядываться, надеясь, что этот тантал сразу бросится ей в глаза - ну, как поднос с грязной посудой. Но не увидела ничего, что явно требовалось отнести вниз, и в конце концов расплакалась. В это время в комнату вошла Мод.
Мод была тогда неловким пятнадцатилетним подростком - в детском платье, но с характером взрослой женщины и страдающей, мятежной душой. И хоть борьба стала смыслом ее жизни намного позже, уже в пятнадцать лет она чувствовала чужую боль как свою.
Тантал оказался серебряным ящичком с графинами бренди и виски. Он причинял слугам танталовы муки, так как на нем был замок, чтобы они не могли тайком прикладываться к графинам, объяснила Мод. Этель горячо ее поблагодарила. Это был первый из множества случаев, когда Мод проявила свою доброту, и вскоре Этель привязалась к молодой госпоже.
Этель постучала и вошла. Стены Жасминовой комнаты украшали замысловатые цветочные узоры, вышедшие из моды на рубеже веков. Зато из эркерного окна открывался вид на самый чудесный уголок сада - Западную аллею, длинную и прямую, идущую вдоль клумб к беседке.
Этель с беспокойством заметила, что Мод обувается.
- Я собираюсь на прогулку, - сказала она, - и мне нужно, чтобы вы меня сопровождали. Помогите надеть шляпку и расскажите новости.
Времени на это у Этель не было, но любопытство оказалось сильнее беспокойства за оставленные дела. С кем это Мод собирается на прогулку, где тетя Гермия, и зачем она надевает эту шляпку, если просто идет погулять по саду? Не появится ли кавалер?
- У нас в подвальном этаже сегодня был скандал, - сказала Этель, прикрепляя шляпку к темным волосам Мод. Хозяйка любила собирать сплетни не меньше, чем король - марки. - Моррисон не ложился до четырех утра. Это один из слуг, высокий такой, со светлыми усами.
- Я знаю, кто такой Моррисон. И знаю, с кем он провел ночь… - Мод замялась. Этель чуть-чуть подождала, а потом спросила:
- А мне не скажете?
- Вы не поверите своим ушам.
- Тем более! - улыбнулась Этель.
- Он провел ночь у Роберта фон Ульриха! - Мод взглянула на отражение Этель в зеркале туалетного столика. - Как вам это нравится?
Этель изумленно ахнула:
- Никогда бы не подумала! Я знала, что Моррисон не пристает к девчонкам, но не могла себе представить, что он из этих, - ну, вы понимаете.
- Роберт точно из "этих", и я видела, как он переглядывался с Моррисоном во время обеда.
- Прямо на глазах у короля?! А откуда вы знаете про Роберта?
- Мне сказал Вальтер.
- Как джентльмен мог сказать такое леди! Впрочем, вам можно рассказать что угодно… А о чем сплетничают в Лондоне?
- В Лондоне все только и болтают, что о мистере Ллойд Джордже.
Дэвид Ллойд Джордж, министр финансов Великобритании, отвечал за казну страны. Валлиец по происхождению, он был пламенным оратором левого крыла. Отец Этель считал, что ему место в партии лейбористов. Во время забастовки шахтеров 1912 года он даже договорился до национализации рудников.
- И что о нем говорят? - спросила Этель.
- У него есть любовница.
- Не может быть! - Этель не поверила своим ушам. - Но ведь он баптист!
Мод рассмеялась.
- А если бы он был приверженцем англиканской церкви, было бы лучше?
- Да, - сказала Этель, сдержавшись, чтобы не добавить "естественно". - А кто она?
- Ее зовут Фрэнсис Стивенсон. Сначала она была гувернанткой его дочери, но женщина она умная, с высшим образованием… И сейчас она - его личный секретарь.
- Какой ужас!
- Он зовет ее "киска".
Этель почувствовала, как к щекам прилила кровь. Она не знала, что на это ответить. Мод поднялась, и Этель помогла ей надеть пальто.
- А как же его жена, Маргарет? - спросила наконец Этель.
- Она живет здесь, в Уэльсе, с четырьмя детьми.
- Да, было пятеро, но один умер. Бедная женщина!
Мод была готова. Они прошли по коридору и спустились по главной лестнице. В холле ждал Вальтер фон Ульрих в длинном темном пальто. У него были небольшие усики и искрящиеся голубые глаза. В застегнутом на все пуговицы пальто он выглядел просто потрясающе, очень по-немецки: так и ждешь, что сейчас он поклонится, щелкнет каблуками и чуть заметно подмигнет, подумала Этель. Вот, значит, почему Мод не хотела, чтобы ее сопровождала леди Гермия.
- Уильямс начала здесь работать, когда я была еще девчонкой, и мы сразу подружились.
Этель никогда не посмела бы сказать, что они дружат. Мод была к ней добра, а Этель ею восхищалась, но у них были отношения хозяйки и служанки. На самом деле Мод лишь имела в виду, что Этель можно доверять.
- Очень рад с вами познакомиться, Уильямс. Как поживаете? - сказал Вальтер, обращаясь к Этель подчеркнуто вежливо, как принято у некоторых господ вести себя со слугами.
- Благодарю вас, сэр. Я сейчас вернусь, только пальто надену.
Она спустилась на этаж прислуги. На самом деле ей не хотелось идти с Мод на прогулку - сейчас, когда здесь король, ей следовало бы остаться присматривать за слугами, но отказать она не могла.
На кухне Нина, служанка графини, заваривала для своей госпожи чай по-русски.
Этель подозвала горничную.
- Герр Вальтер встал, - сказала она. - В серой спальне можно делать уборку.
Как только гость выходил из спальни, ее следовало подмести, застелить постель, опорожнить ночной горшок и принести свежей воды для мытья. Этель увидела Пила, тот пересчитывал тарелки.
- Наверху кто-нибудь еще поднялся? - спросила она его.
- Девятнадцать, двадцать, - сказал он. - Мистер Дьюар позвонил, чтобы принесли горячую воду для бритья, да еще синьор Фалли попросил кофе.
- Леди Мод захотела, чтобы я вышла с ней в сад.
- Это не годится, - сказал сердито Пил. - Ты нужна здесь, в доме.
Этель это знала.
- Но что же мне делать, мистер Пил? - спросила она. - Не могу же я ей сказать: "Обойдетесь!"
- Брось свои выходки! Иди, а как только освободишься - сразу сюда.
Когда она вернулась в холл, у дверей уже стоял Гелерт, пес графа. Он шумно, радостно дышал, чувствуя, что намечается прогулка. Все вышли и через восточную лужайку направились к лесу.
- Я полагаю, общаясь с леди Мод, вы тоже стали суфражисткой? - спросил фон Ульрих.
- Было как раз наоборот, - сказала леди Мод. - Первые либеральные идеи я услышала от Уильямс.
- Я лишь повторила слова отца, - сказала Этель.