Первым Дмитрий увидел отца, который продолжал адъютантскую службу у вице-адмирала. Николай Федорович и прежде, в Комлеве, не баловал детей вниманием, занимался больше охотой да борзыми. Последние же годы как-то сложилось, что отношения отца с матерью и сыновьями становились все прохладнее. В отличие от дяди, он довольно равнодушно встретил сына.
Алексей Наумович осмотрел гостя и заметил про себя, что вкус у племянника недурной.
- Чай, не токмо для парадов форма. Не упускай генерального дела. На кораблях-то смола да порох, ванты да шлюпки. Окромя кружев, схлопочи и робу для службы.
- Все платье для корабельной службы уже заказано, дяденька, - нисколько не смущаясь, ответил племянник.
Прежде чем сесть за стол, Алексей Наумович, взял с буфета заготовленный конверт.
- Вот тебе четвертной билет на обзаведение.
Немного сконфузившись, Дмитрий искренне поблагодарил дядю. По тем временам двадцать пять рублей составляли почти двойное месячное жалованье, тем паче что отец не дал ни копейки.
За столом больше говорил Алексей Наумович. Похвалил Дмитрия за примерные знания. Заметив, что опрятность в одежде обязательна для моряка, кивнул на ладно сшитый камзол:
- Однако, как говорится, береги платье снову, а честь смолоду. Молодые лета - время золотое. Вроде бы и погулять велено, однако, - адмирал при этом взглянул почему-то на сидевшего напротив него отца, - гуляй, братец, да не загуливайся. Ты нынче флота российского офицер и ответ несешь не токмо за себя, но и людей, по чину к тебе приставленных. - Дядя помолчал, пока подавали чай, потом продолжил: - Примеров дурных на кораблях немало. Впрочем, мнится мне, Митенька, что род наш древний Сенявиных ты не посрамишь.
Дмитрий смущенно засопел…
Алексей Наумович не зря намекал на время "золотое". Полгода назад, после возвращения от Нордкапа, Дмитрий, пользуясь правом старшего гардемарина, взял увольнение к дяде на Васильевский остров.
Субботним вечером возвращался из церкви. В сумраке все запорошило мокрым снегом, стало светло. Вдруг позади он услышал женский вскрик. Оглянулся и невольно побежал помочь. В нескольких метрах беспомощно барахталась, пытаясь подняться, женщина. Он подал ей руку, она чуть приподнялась, но едва ступила, вскрикнула и опять опустилась беспомощно на снег.
- Больно? - не отпуская руки, спросил Дмитрий.
Женщина жалобно всхлипнула, кивнула.
"А ведь это, кажись, девица", - подумал он и твердо проговорил:
- Вот что, сударыня, вы уж не пеняйте, но позвольте вам помочь.
Он быстро нагнулся, крепко обхватил ее за талию и помог подняться.
Девушка оказалась невысокой, но довольно плотной.
- Где ваш дом? - спросил Дмитрий.
- Там, господин офицер, - растерянно пролепетала девушка, показывая на противоположную сторону проспекта. При этом, как показалось Дмитрию, она с умыслом прижалась к нему, боясь, что ее оставят одну.
Так, обнявшись поневоле, они двинулись в путь и начали переходить улицу. "Однако девица, кажись, не из робких, - подумал Сенявин, - но и я не из таковых".
- Позвольте представиться, сударыня, - гардемарин Дмитрий Сенявин. А вас как величать?
- Анастасия, - чуть помедлив, ответила спутница. - А вот мы и пришли, сердечно вам благодарна. - Они прошли вдоль деревянной ограды и остановились у невысоких ворот.
Дернув несколько раз за кольцо в калитке, Дмитрий снял руку с талии и поддерживал девушку под локоть. Калитка распахнулась. В накинутом на плечи кафтане стоял моложавый бородатый мужчина.
- Настенька, что стряслось? - испуганно спросил он и, шагнув, подхватил девушку.
- Вот, братец, поспешила я вперед батюшки с матушкой, да оскользнулась. Спаси Бог, оказалась подмога, господин офицер выручил.
- Еще далеко не офицер, а только гардемарин, - шутливо произнес Сенявин.
Чернобородый, поддерживая сестру, шагнул во двор и пригласил Дмитрия:
- Сделайте милость, зайдите в дом.
Дмитрий пожал плечами - вроде бы неловко, но и отказаться неудобно.
В глубине двора виднелся добротный каменный дом в два этажа. Справа, вдоль забора, тянулись не то сараи, не то амбары.
В пристроенных сенях при свете фонаря Дмитрий разглядел Настю. Она оказалась довольно симпатичной девушкой, с карими, задорно блестящими глазами, вздернутым носиком, и тугой косой, спадающей на высокую грудь. В сени выпорхнула и защебетала совсем еще девочка, младшая сестра Насти:
- Ах, как тебя угораздило, небось теперь и плясать не сможешь? - Она стаскивала с Насти кожушок, брат поддерживал ее, а Дмитрий неловко переминался, собираясь уйти.
В это время на крыльце затопали сапогами, вошли отец и мать Насти. Узнав, в чем дело, отец проговорил:
- Как же, знаем вашего дядюшку, их высокоблагородие уважаемый человек в нашем околотке. - Он протянул руку к Дмитрию и решительно пригласил: - Вы позвольте вашу шинельку, милости просим чайку с нами откушать.
За столом разговорились, и Сенявин узнал, что Настя почти его ровесница, дочь купца второй гильдии Скоробогатова Михаила, брат ее Пантелеймон помогает отцу. Больше всех расстроилась младшая сестра Зоя:
- Как же статься нам теперь с танцами, Настенька?
Оказалось, что они приглашены на какой-то званый вечер в неподалеку расположенный Финляндский полк.
- Перетерпится, - пробурчал добродушно отец, прихлебывая чай.
За столом Дмитрий сидел как раз напротив Насти и не сводил с нее глаз. Впервые в жизни он испытывал легкое волнение и новое, безотчетное чувство к женщине. Видимо, и его невольная знакомая осталась весьма довольна неожиданным знакомством. То и дело она вскидывала озорные глаза на Дмитрия, без тени застенчивости беззаботно хохотала, обнажая белые ровные зубки…
На следующий день Дмитрий уехал в Кронштадт, но спустя месяц опять приехал к дяде на рождественские праздники. В этот раз он преднамеренно, на другой же день поутру, чинно прохаживался по проспекту мимо дома Скоробогатовых, обращая на себя внимание редких прохожих. Должно быть, заметили его и в купеческом доме. Калитка вскоре звякнула, и на улице показалась Настя. Дмитрий обрадовался, чуть не бегом направился к ней, взял ее за руки.
- Доброе утро, Настюша, - чуть покраснев, ласково проговорил он, глядя ей прямо в глаза, - как ваше здоровье?
Настя внезапно захохотала, притопнула валенками.
- Я, чай, и позабыла, что со мной тогда стряслось. - И неожиданно предложила: - Пойдемте, Митя, кататься на санках.
Спустя полчаса они лихо съезжали по наезженной горке на невский лед. День выдался солнечный, на санках катались и стар и млад, половина Васильева острова. Вокруг стоял хохот, играли в снежки. Когда в очередной раз, разогнав санки, Сенявин крепко обнял Настю, та, повернувшись, спросила:
- Митя, вам хорошо со мной? Мне очень.
Дмитрий кивнув, улыбнулся, зажмурился, прижался к ней щекой.
На следующий день они опять встретились и прогуляли допоздна. Двери открыл старый матрос-отставник:
- Их превосходительство просили вас зайти к нему.
Алексей Наумович сидел при одной свече напротив топившейся печки. Открытая дверца излучала жар, потрескивали сухие поленья. Адмирал молча кивнул на табурет, садись, мол.
- Ведомо тебе, что служба корабельная не для слабаков, - начал он издалека, - весной тебе быть мичманом предстоит. Всяк человек судьбу свою сам вершит, послушай доброго совета. В корпусе ты постиг лишь азы дела морского. Дабы флотским офицером на полный статус взойти, надобно годков десять-пятнадцать корабельной службы испытать. Берега месяцами не видать. А случится, пошлют на Черноморскую эскадру, а то и в Средиземное море? Молодая женка вряд ли вытерпит, блудить почнет. Теперь сам посуди. Ежели с молодых лет жениться, семью содержать, достаток быть должен. А какой он у тебя? Вона, отец твой едва концы сводит, хотя, правда, и погуливает. - Адмирал поворошил кочергой угли. - Впрочем, решай сам, но поразмысли…
Этот давний разговор Дмитрий вспомнил сегодня. Впервые надев офицерские эполеты, непременно хотел встретиться с Настей, которую не видел с рождественских праздников.
Однако когда он собрался, Алексей Наумович подозвал к окну и, кивнув на проспект, промолвил:
- Смотри не попади впросак. Думается, зазноба твоя переметнулась. Больно зачастили к той пристани серые шинелишки…
Дмитрий вошел в отворенную калитку и первой увидел Зою. Та почему-то покраснела и смутилась:
- Нынче Настя в отъезде…
- Когда же будет? - спросил Сенявин.
- Видимо, не скоро, - ответила Зоя и потупилась, - замуж она собирается за господина прапорщика…
Первые шаги
Дмитрия Сенявина вместе с однокашниками мичманами Матвеем Лизуновым и Василием Кутузовым по распределению назначили в Кронштадт на линейный корабль "Князь Владимир". Молодые мичманы уже знали, что "Владимир" готовится к походу в составе Атлантической эскадры для крейсерства у берегов Западной Европы. Эскадра снаряжалась для защиты русского торгового судоходства.
…Испокон веков в морях существовал разбой. Пираты шуровали, как правило, на оживленных торговых путях. Каперство приносило немалые доходы, так называемые "призы" - суда, а главное - товары. В трюмах всегда находился ценный груз, зачастую серебро и золото. На своих каперов смотрели сквозь пальцы, особенно в Англии, Франции, Испании. И даже пособляли пиратам, или, как их еще называли, арматорам, гласно и негласно. Потому что часть награбленного оседала в королевской казне. Некоторые разбойники становились национальными героями и получали большие чины. Как, например, англичанин адмирал Дрейк. Для охраны своих купцов державы выделяли военные корабли, отряды, не скупились, отправляя даже эскадры.
После Петра I, когда был создан русский морской флот, - Россия мощно выступила на рынке мировой торговли. Суда под трехцветным флагом бороздили северные моря, Атлантику, Средиземноморье, протянулись первые маршруты к берегам Северной Америки. Торговать было чем - лес, зерно, меха и пенька, масло, патока, мед… На русский флаг стали зариться каперы. В 1778 году американские каперы перехватили несколько судов, шедших в Белое море. Русские дипломаты взъерепенились. Видный и весьма дальновидный политик, первоприсутствующий Коллегии иностранных дел Никита Иванович Панин представил в конце 1778 года свои соображения Екатерине II о необходимости "ограждения" прав российских торговых судов: "Сие ограждение долженствует, однако основываться на правилах, обще всеми державами признаваемых, а именно, что море есть вольное и что всякая нация свободна производить плавание свое по открытым водам". И Панин предложил: "Одинаковое противу англичан и французов поведение с американскими каперами почитаю и надобным для того, чтоб инако собственные наши торговые суда по всем другим морям не подвергнуть их мщению и захвату, как нации, которая сама их неприятельским нападением задрала. Известно, что американцы имеют в европейских водах немалое количество вооруженных судов, кои все и стали бы караулить наш торговый флот". Первоприсутствующий предлагал направить для защиты прав россиян эскадру, а командиру эскадры "с точностью предписать - дабы он во время крейсирования своего встречающихся английских, французских и американских арматоров отнюдь не озлоблял, но советовал им удалиться в другие воды… потому что вся навигация того края идет единственно к пристаням и берегам Российской империи". Вот так-то честно и справедливо, но спуску не давать. Кстати, Н. Панин одновременно являлся и наставником президента Адмиралтейств-коллегии генерал-адмирала цесаревича Павла.
К мысу Нордкап для ограждения торговли России от пиратов послали эскадру героя Чесмы адмирала Хметевского. Каперы утихомирились, но только на севере. Каперство началось в другом месте. Испанские крейсеры по королевскому указу начали перехватывать россиян у Гибралтара, в Средиземном море.
Купцы пожаловались. Вскоре последовал доклад русского консула в Испании: "Торговля и навигация между севером и Средиземным морем совсем прекратятся. А поскольку продукция России составляет значительную часть средиземноморской торговли, то российская коммерция от этого пострадает".
Чашу терпения правительства Екатерины II переполнила весть о задержании в испанских водах голландского судна "Конкордия", зафрахтованного для доставки русской пшеницы из Архангельска в Барселону. Остановленное при подходе к Гибралтару в середине декабря, оно было отведено в Кадис, где груз продали с торгов.
В конце декабря россиян вновь "обидели". У Гибралтара захватили русское торговое судно "Святой Николай", принадлежащее петербургскому купцу. Следовало оно с грузом пшеницы в Малагу. Привели "Святого Николая" в Кадис и быстренько распродали всю пшеницу по дешевке.
Испании сделали демарш. Императрица повелела снарядить эскадру в те края. В феврале Россия "для покровительства чести российского флага и безопасности торговли" приняла Декларацию, которую назвали "О морском вооруженном нейтралитете". Воюющим державам - Англии, Франции, Испании - объявлялись российские правила "для поддержания ее подданных противу кого бы то ни было". Правила гласили:
"1. Чтобы нейтральные корабли могли свободно плавать от одной пристани к другой и у берегов воюющих наций.
2. Чтобы товары, принадлежащие подданным воюющих держав, были свободны на нейтральных кораблях, исключая заповедные (т. е. военные) товары.
3. Что в определении таковых императрица придерживается того, что означено в X и XI артикулах коммерческого ее трактата с Великобританией, распространяя их на все воюющие державы.
4. Что для определения того, что может ознаменовать блокированный порт, должен таковым считаться только тот, ко входу в который стоит очевидная опасность по сделанным распоряжениям от атакующей его державы расставленными вблизи оного кораблями…
5. Чтобы сии правила служили основанием в судопроизводствах законности судов".
Моря и океаны соединяют все земли воедино на всем шаре земном.
Россия первой возгласила на них право свободной торговли.
К Декларации присоединились все нейтральные страны, одобрили ее и в Конгрессе Соединенных Штатов за океаном, как основанную "на принципах справедливости, беспристрастности и умеренности". Франция и Испания обязались соблюдать ее принципы. Особняком осталась Англия. Удар и был, собственно, направлен против вековой "владычицы морей". Деспотизм ее и безраздельное господство на море рушились. Потому Великая Британия официально не одобрила Декларацию.
Английский посланник в Петербурге Джеймс Гаррис всполошился, строчил донесения в Лондон, где старался принизить значимость Декларации.
- Какой же вред причиняет вам вооруженный нейтралитет, - насмешливо хитрила Екатерина, беседуя с Гаррисом, - или лучше сказать, вооруженный нулитет?
Нашлись противники нейтралитета и в России. Адмирал Самуил Грейг, англичанин, который прославился еще при Чесме, а к тому же был участником и исполнителем похищения невольной соперницы Екатерины - княжны Таракановой - из Ливорно. Такое не каждому доверяли.
Он-то и спросил Екатерину:
- Матушка, в прошлой войне пират Каччиони поступал в море так же, как и английские крейсеры поступают ныне с кораблями чужими. Однако ты Каччиони благоволила, чин дала. Противоречие в твоих действиях…
Екатерина вскинулась:
- А ты, адмирал, не путай грека с королем английским.
Декларация была хороша, но пока только на бумаге.
Требовалось подкрепить ее силой. Об этом спросила Екатерина при очередном докладе одного из авторов Декларации, вице-президента Адмиралтейств-коллегии Чернышева:
- Каковы и куда направите экспедиции?
- Ваше величество, у Нордкапа побывал Хметевский, одну снарядим в Лиссабон, поведет ее Палибин. Затем другая под командой контр-адмирала Сухотина направится в Ливорно…
Граф Иван Григорьевич Чернышев верховодил Адмиралтейств-коллегией двенадцать лет без малого. В свое время, в юные годы, четырнадцать лет состоял на дипломатической службе в Дании, Пруссии, Англии. По возвращении из-за границы в тридцать лет пожаловал был Елизаветой в камер-юнкеры. Она же поручила ему воспитание наследника Павла Петровича. Были у Елизаветы замыслы - выслать из России "голштинца" Петра и его супругу Екатерину, принцессу Ангальт-Цербстскую. Наследником своим объявить хотела Павла. Но не успела…
Екатерина покровительствовала брату Ивана Григорьевича - влиятельному царедворцу Захару Чернышеву. Вначале обласкала и Ивана Чернышева. Пожаловала его генерал-поручиком, назначила в Адмиралтейств-коллегию, наградила орденами. Все это не без умысла. Надеялась за дарованное получать от него донесения на сына. Однако ошиблась.
Иван Чернышев добился аудиенции и без натуги ответил прямо:
- Ваше величество, состоять при его высочестве шпионом не по мне, такого не будет.
Не привыкла Екатерина к подобным ответам от обласканных ею людей при дворе, где все покупается и продается. Слегка побледнела, сжала губы, кивнула. Прием окончен.
Вскоре удалила его от двора - назначила послом в Англию. Два с лишним года добивался юный Павел возвращения своего воспитателя.
Екатерина наконец смилостивилась, определила Чернышева вице-президентом Адмиралтейств-коллегии… Теперь он ведал всеми делами по морскому ведомству.
Екатерина торопила Чернышева, не скрывала своих намерений:
- Не мешкай, Иван Григорьевич, посылай кораблики в Португалию и Тоскану. Надобно Европе доказать наши права.
- Ваше величество, - напрямую ответил Чернышев, - моряки готовы, корабли несколько худы, припасов нехватка, казна скупится…
Ух, не любила Екатерина "худые вести", нахохлилась:
- Добро, сыщем…
Граф-то знал щедрость матушки-государыни. За одну ночку фаворитам отваливала по сто тысяч…
На следующий день Чернышев вызвал командира Атлантической эскадры контр-адмирала Палибина:
- Немедля отправьте в Адмиралтейство офицеров, даны высочайшие указания отпускать вам все без задержек.
Декларация между тем имела успех в Европе, Екатерина была неравнодушна к лаврам. Как-то при докладе Безбородко в присутствии Храповицкого обронила:
- Как славно пришла мне первой в голову сия идея о нейтралитете.