Резанов, как и все в зале, любовался ею, но, едва он перевёл взгляд на Хвостова, ему стало не по себе. Кажется, танец Кончиты пробудил в лейтенанте то бешеное настроение, в котором он был страшен и не терпел, чтобы кто-то вставал на его пути. В таком же настроении после долгой пьянки этой голодной зимой Хвостов по пустячному поводу вызвал на дуэль штурмана Корюкина и дрался с ним на саблях. Теперь же отнюдь не спиртное, а эта пленительная пятнадцатилетняя испанка подействовала на него как оглушающее разум зелье.
Кто-то из офицеров форта хотел пригласить Кончиту на следующий танец, но Хвостов с остекленевшим взглядом отодвинул его в сторону и встал перед девушкой, прижав руку к сердцу и громко щёлкнув каблуками.
"Идиот, - подумал Резанов, - нам только скандала здесь не хватало". Он видел, как Кончита, приняв приглашение, смущённо взглянула на в упор пялившегося на неё русского офицера и тут же потупила глаза. Хвостов что-то говорил ей по-французски, но Кончита лишь мило качала головой, давая понять, что не знает языка.
Лейтенант и после окончания танца пытался удержать Кончиту рядом с собой, но девушка оглянулась на Резанова, безмолвно призывая спасти её от общества агрессивно настроенного офицера. Резанов подошёл и по-испански попросил разрешения на танец. Она благодарно улыбнулась.
Прежде чем отвести даму в центр зала, Резанов сказал обиженно сжавшему губы Хвостову:
- Николай Александрович, донья Игнасия заждалась, когда же капитан "Юноны" уделит ей своё внимание".
- Вы так чудесно танцуете, сеньорита, кто учил вас? - спросил он у Кончиты.
Она удивлённо вскинула на него свои волшебные глаза:
- Разве я помню, кто учил меня говорить? Мне кажется, я танцевала всегда. Я училась сама по себе, глядя, как танцуют родители, соседи.
- Но здесь живёт совсем немного семей.
- Да, увы! Но мы ездили в Монтерей, в другие селения.
Когда танец закончился, Кончита пригласила Резанова во двор, сославшись на духоту в доме.
Однако по её прихоти они прошли за ворота крепости и остановились на берегу залива. Кончита легко опиралась на руку Резанова.
Воздух был напоен запахом луговых трав. Яркая луна серебрила воды залива, и можно было видеть тёмный силуэт стоявшей на якоре "Юноны". В отдалении раздался тоскливый вой, и остервенело отозвались на него ожившие от дремоты крепостные собаки.
- Волк? - неуверенно спросил Резанов.
- Да, - беспечно повела рукой Кончита. - Здесь их много... Пожалуйста, расскажите что-нибудь о своей родине, о Петербурге, о других городах, где вы бывали. Луис говорил, что вы объездили на своих кораблях чуть ли не весь мир... И вы же бывали на придворных балах. Расскажите о них.
"Там, - подумал Резанов, - эта похожая на дикий цветок девушка могла бы стать первой красавицей". Вслух он сказал иное:
- Придворные балы, сеньорита, не такое уж весёлое зрелище. На завсегдатаев они навевают скуку. Но для впервые выходящих в свет дам это, безусловно, лучший повод продемонстрировать своё положение, наряды, драгоценности. Этот мир полон скрытого соперничества, интриг, и случается, что именно там, на дворцовых балах и приёмах, плетутся тайные нити заговоров, меняющих ход истории...
На эту тему Резанов мог говорить долго, но он ограничился кратким рассказом о том, как влиятельны были некоторые фавориты императрицы Екатерины Великой, сдобрив свой рассказ парой анекдотов, характеризующих нравы придворной среды.
Он говорил с лёгкой иронией, но Кончите не уловила её, а услышала в его рассказе лишь то, что хотела услышать.
- Вы такой счастливый человек, что имеете возможность жить в этом мире, - с глубоким вздохом сказала она.
- Но, по-моему, и вы здесь, в Калифорнии, живете совсем неплохо, - протестующе ответил Резанов. - Ваша жизнь естественна, тут прекрасный климат, плодородные почвы, чудесная природа. Вас окружают люди, которые любят вас...
- О да, - с оттенком горечи ответила Кончите, - иногда я думаю, что я и умру на этой земле, не увидев более ничего... Да, конечно, сеньор Резанов, прекрасная земля, в достатке хлеба, в изобилии скота, а что ещё? Скажите, что же здесь есть ещё и какое может быть настроение живущей здесь девушки, если она чувствует, что достойна какой-то иной жизни?
Поражённый этим страстным признанием, Резанов внимательно посмотрел на неё. В бездонных глазах Кончиты он увидел, что характером и чувствами она взрослее своих пятнадцати лет.
- Идёмте в дом, Конча, - просто сказал он. - Я боюсь, как бы вы не простыли.
Она с благодарностью сжала его руку.
- Спасибо вам за рассказ, сеньор Резанов, и простите, что он навеял на меня грусть. Это пройдёт. Давайте веселиться!
Резанов начинал понимать, какие мысли пробудила в ней их нечаянная встреча.
С этого вечера те новые отношения, которые возникли между Резановым и Кончитой, продолжали развиваться. Прогуливаясь на следующий день верхом по пышно зеленеющим окрестным лугам, Резанов набрал букет полевых цветов - ромашек, васильков, лютиков. На обратном пути он завернул к комендантскому дому и преподнёс букет Кончите.
- Эти цветы, сеньорита, напомнили мне о моей родине.
- Как это мило, - вспыхнула девушка. - Я чувствую, вы очень скучаете по ней.
- Теперь - да. Собирая цветы, я вспомнил, что в моей стране девушки обычно плетут из них венки и украшают ими головы. Ещё недавно я собирался отправиться по делам компании в юго-восточные страны, в Батавию, Манилу, чтобы установить торговые отношения с тамошними купцами. Но вижу, что не смогу. Слишком истосковался по России. Да есть и дела, связанные с нашими американскими колониями, которые надо срочно решать в Петербурге.
- Простите меня, сеньор Резанов. Я не стала бы вмешиваться в ваши дела, но... слухи здесь расходятся так быстро... Луис обмолвился, что вы договаривались с монахами о покупке хлеба для ваших северных поселений. Это очень важно для вас?
Резанов внимательно посмотрел на Кончиту. Она поставила цветы в белую фаянсовую вазу и старательно расправляла стебли, делая вид, что очень увлечена этим занятием. Резанов вдруг подумал, что в случае торговых затруднений Кончита, бесспорно имеющая большое влияние на родителей, сможет оказать ему поддержку.
- Я бы не хотел, Кончита, чтобы вы забивали свою хорошенькую головку моими скучными делами, но этот вопрос действительно очень важен для меня. Там, на севере, хлеб не растёт. Недостаток продуктов сказывается на здоровье людей.
Кончита подняла на него свои прекрасные глаза, и по тому, как серьёзен был её взгляд, Резанов понял: она догадалась, что он не договаривает и в чём-то смягчает действительное положение дел.
- Я постараюсь, сеньор, чтобы просьба ваша была удовлетворена.
Она сказала это просто и уверенно, как королева, знающая силу своих слов.
Сан-Франциско,
10 апреля 1806 года
К исходу второй недели пребывания в Сан-Франциско из Монтерея наконец прибыли комендант крепости и губернатор Калифорнии. Появление кортежа всадников было встречено салютом крепостных орудий, и Резанов немедленно послал в форт курьера с поздравлением по случаю приезда.
Однако встретиться с уставшим от верховой езды доном Хосе Нурьега де ла Гарра, как звали губернатора, он смог лишь на следующий день. Встрече этой предшествовало событие, насторожившее искушённого в вопросах протокола камергера российского двора: вместо ожидаемого письменного приглашения от губернатора около полудня на судно прибыли два миссионера, передавшие устное приглашение пожаловать в крепость на обед к коменданту.
- Как же можно! - с недоумением отвечал Резанов. - У него теперь гостит губернатор, и мы ещё не представлены друг другу. Простите, но принять это приглашение значило бы нарушить все протокольные нормы.
- Ваша светлость, - искренне удивился дон Педро, лоснящееся лицо которого говорило о том, что святой отец весьма неравнодушен к чревоугодию, - мы здесь люди простые. И если вас приглашает комендант, это значит, что приглашает и губернатор, и оба они уже облачились в парадные мундиры, чтобы оказать вашей светлости подобающую честь.
- Раз так, то я поеду, - уступил Резанов. - Но, право, всё это как-то странно. Почему же они не прислали для приглашения офицера?
- Вот те на! - искренне удивился монах. - Да чем же мы, слуги Господа, хуже офицеров?
О протоколе, решил Резанов, здесь, видимо, свои понятия. Он более не колебался и, натянув парадный мундир с широкой орденской лентой через плечо, отправился в сопровождении монахов в путь.
Дорогой у него появилась ещё одна причина насторожиться. Он спросил, не интересовались ли святые отцы насчёт дозволения о продаже хлеба.
- Да что уж там, ваша светлость, таиться, - чистосердечно отвечал монах. - И не спрашивали, потому как губернатор наш, дон де ла Гарра, получил извещение из Мексики, что Испания в состоянии войны с Россией скоро будет. Тут уж, сами понимаете, не до хлеба.
Новость эта поразила Резанова, но, насколько он понимал ход мировых событий, принимать её за чистую монету не стоило.
- Вздор! - с показным весельем рассмеялся Резанов. - Да как вы можете верить в такое! Я бы и не подумал идти сюда на своём корабле, если б слышал хоть что-то подобное.
- И мы так считаем, ваша честь, - отвечал словоохотливый монах, - да ведь нет, как говорят, дыма без огня.
"Дыма без огня и впрямь не бывает, - подумал Резанов, - но кто же тут раздувает этот огонь?"
У ворот форта был выстроен взвод солдат. Увидев приближающихся всадников, они взяли на караул.
Облачённый в мундир губернатор встретил почётного гостя во дворе крепости. Де ла Гарра был довольно тучен и уже в годах. Его обрамленное сединой лицо выражало полное расположение к высокому посланнику России.
После церемоний знакомства и обмена любезностями все были приглашены на обед, во время которого Резанов имел возможность ещё раз пространно поблагодарить и коменданта, дона Хосе де Аргуэлло, сухощавого, с внешностью видавшего виды старого солдата, и губернатора за доброту и любезность, проявленные в этом доме к русским морякам. Не преминул он отметить и гостеприимство здешних миссионеров, пользуясь их присутствием за столом.
- В беседах со святыми отцами, - с любезной улыбкой говорил Резанов, готовя почву для предстоящего более серьёзного разговора с губернатором, - мы нашли полное понимание наших нужд и способов их взаимного удовлетворения.
Эту тему он продолжил во время беседы один на один с губернатором. Говорили по-французски, которым де ла Гарра владел почти столь же свободно, как и Резанов.
- Надеюсь, сеньор, - начал Резанов, - вам подробно доложили о том, кто я такой, и о цели моего приезда в Калифорнию. Во избежание возможных недоразумений хотел бы ещё раз напомнить, что я прибыл сюда не столько по делам русской кругосветной экспедиции, завершение которой уже не требует моего личного участия, а как совладелец и главный администратор Российско-Американской компании и полномочный посланник нашего государя императора в Тихоокеанском регионе. Извините мою настойчивость в желании поскорее решить мои дела здесь, но время мне дорого, и вопрос, который я хотел бы обсудить с вашей честью, не терпит отлагательства. Я имею поручение от императора изучить состояние наших американских владений и, если потребуется, принять все меры к их дальнейшему процветанию. Вникнув на месте в дела, вижу, что дальнейшее благо наших колоний в немалой степени зависеть будет от установления дружественных и коммерческих связей с нашими ближайшими соседями на юге, то есть с вами - с испанскими владениями в Калифорнии. Убеждён, что это послужит благу не только тех отдалённых от метрополий областей, которые мы с вами представляем. Это будет способствовать и укреплению дружеских отношений между двумя нашими великими державами. Мы с вами находимся в равно затруднительном положении из-за тех сложностей, с которыми сопряжена доставка сюда необходимых товаров.
Губернатор, полулёжа в кресле со свободно вытянутыми ногами, внимательно слушал Резанова, испытующе глядя на него из-под кустистых седых бровей.
- При всех богатствах наших американских владений, - продолжал Резанов, - земля там из-за особенностей климата не способна родить хлеб. Мы могли бы закупать хлеб в Кантоне или в других местах. Но для чего устраивать нам эти дальние вояжи, когда Калифорния к нам ближе и нам удобнее было бы делать закупки здесь?..
На этом полувопросе-полуутверждении Резанов прервал поток своего красноречия, чтобы дать возможность собеседнику высказать и собственные взгляды по затронутой теме.
Губернатор осторожно уточнил:
- Насколько я осведомлён, сеньор Резанов, вы отправили бывшие с вами в кругосветном плавании корабли обратно в Россию.
- Да, это так. Но император поручил мне задержаться здесь...
- Вопросы, которые вы затрагиваете, слишком серьёзны, и я буду обязан подробно информировать о нашей беседе находящегося в Мексике вицероя. Я был бы очень признателен вам, сеньор Резанов, если бы вы показали мне бумаги, представляющие вас дворам европейских держав как главу русской кругосветной экспедиции.
- С этим не будет никаких затруднений, - легко ответил Резанов, - такие бумаги и рекомендательные письма хранятся в моей каюте на корабле, и завтра же я ознакомлю вас с ними.
- Сколько же хлеба вам потребно?
- Я бы взял столько, сколько примет вместо балласта мой корабль. Если качество его и цены удовлетворят нас, я собираюсь поставить его не только нашим американским селениям, но и на Камчатку, где тоже есть в нём большая потребность. Вы видели мой корабль. Он не велик. И эту торговую сделку, если мы её заключим, я буду рассматривать лишь как первый успешный опыт будущих более крупных наших с вами торговых операций.
- Хочу предупредить вас, сеньор Резанов, самое большее, что я могу позволить вам здесь, так это купить хлеб на пиастры. Да и на это иду исключительно из личного к вам расположения. Насчёт же прочих товаров никаких решений без позволения правительства принять не могу.
- Пусть будет так, - скрывая радость, быстро ответил Резанов. - Я вполне вас понимаю. Миссионеры говорили, что хлеб у них есть, и я готов платить за него пиастрами. Если же вам надо дать отчёт о своих действиях, вы представите квитанции вицерою. А уж куда монахи употребят полученные деньги, это, согласитесь, их дело.
- Я понимаю, - усмехнулся губернатор, - на что вы намекаете. Мол, закройте глаза на торговые сделки со святыми отцами. Но это, повторяю, вопрос совсем не шуточный. Я имею строгие предписания, запрещающие допускать здесь торговлю с иностранными кораблями. Лет пять назад зимовали у нас по необходимости моряки из Бостона. Чтобы помочь им выжить, я из человеколюбия распорядился поставить на судно провизию. У них не было наличных денег. Я принял в счёт долга некоторые товары и, как положено, обо всём сообщил вицерою. В результате получил от него выговор: на сей раз, мол, прощаю, но впредь никогда не давать повода иностранцам посещать наши порты.
- Я вполне представляю ваши трудности, - заспешил Резанов, боясь, как бы подобный поворот беседы не навёл губернатора на мысль, что он поторопился со своим решением. - Но насчёт хлеба мы, кажется, договорились?
- Хлеб вы получите, - твёрдо ответил губернатор. Видно, он был из тех людей, кто, ценя своё слово, не отменяет уже принятых решений.
- Что ж, в таком случае я распоряжусь выгружать балласт. - Резанов встал.
Губернатор де ла Гарра, опираясь на подлокотники кресла, не без труда перевёл себя из горизонтального положения в вертикальное. После долгого верхового пути из Монтерея у него побаливали кости: дал знать о себе тревоживший его время от времени ревматизм.
Итак, договорённость о продаже зерна была достигнута. Но, несмотря на неоднократные напоминания Резанова, что корабль его освобождён от балласта и он ждёт, когда обещание будет выполнено, монахи зерно не везли. Более того, Кончита сообщила ему, что в миссию Санта-Клара, расположенную на расстоянии часа езды от Сан-Франциско, переведён из монтерейского гарнизона отряд драгун. Стало быть, решил Резанов, уверения губернатора в дружбе не многого стоят и ему по-прежнему не доверяют. В крепости всё настойчивее циркулировали слухи о скором появлении у здешних берегов испанского сторожевого фрегата. Камергер терялся в догадках, что всё это значит. Не ведёт ли губернатор двойную игру с ним?
Но если он и прав в своих догадках относительно тайных интриг против него, то семейство коменданта крепости дона Хосе де Аргуэлло не могло иметь к ним никакого отношения - в этом Резанов был убеждён. И сам комендант, и донна Игнасия, и братья Кончиты встречали его с неизменным радушием, а поведение общей любимицы Кончиты всё более утверждало Резанова в мысли, что она не просто очень добра и любезна с ним; временами казалось, что прекрасная дочь коменданта испытывает к нему более глубокие чувства.
Однажды днём, когда он в очередной раз гостил у семьи Аргуэлло, Кончита увлекла его прогуляться и, пока они неспешно шли по тропинке, проложенной меж луговых трав, шутливо сказала:
- Я уже так привыкла к вам, сеньор Резанов, что иногда думаю, хоть бы вам подольше не везли хлеб. А то ведь, как только вы нагрузите свой корабль, вы покинете нас, и опять начнётся прежняя скука.
Резанов ответил ей в той же лёгкой шутливой манере:
- Не огорчайтесь, сеньорита. Говорят, что скоро сюда придёт фрегат из Санта-Блаза. Ваши военные моряки арестуют моё судно, самому мне предложат посидеть в тюремной камере. Могу ли я надеяться, Кончита, что вы не оставите в беде вашего русского поклонника и замолвите за меня словечко?
Кончита нахмурила брови и даже топнула ножкой.
- Я запрещаю вам, сеньор Резанов, шутить таким образом. У нас, испанцев, так не принято. Можете поверить, пока вы здесь, вам не грозит никакая опасность. Вы знаете, как относятся к вам мои родители, Луис, Гервасио...
- А вы, Кончита?
Она отвернулась в сторону и еле слышно уронила:
- Вы очень невнимательны, сеньор Резанов.
Какое-то время они шли молча.
Лишь вчера Резанов думал о том, что, осмелься он попросить руки Кончиты, едва ли она, заворожённая его рассказами о российском высшем свете, откажет. Но любит ли она? Неожиданная реплика девушки удостоверила - любит. Резанов воспарил. Если же, мелькнула мысль, его предложение не встретит препятствий и со стороны родителей, то эта родственная связь не только очень поможет ему в нынешней его миссии, но и в осуществлении более далёких планов относительно тесного сотрудничества американских колоний России с испанскими властями в Калифорнии.
Час настал. Более медлить нельзя.
Резанов остановился, взял Кончиту за руку. Ожидая, что он скажет, она по-прежнему смотрела в сторону, в направлении кряжа гор.
- Вы так прекрасны, Кончита, - сказал Резанов. - Как счастлив будет человек, который сможет назвать вас своей суженой! Вы были так добры ко мне, так не убивайте же меня отказом. Я прошу вас стать моей женой.
Резанов чувствовал, как напряглась в его руке нежная рука Кончиты. Наконец она повернулась к нему, и Резанов увидел согласие в её больших, увлажнившихся от чувств глазах.