2
Путивль был весь в движении, как муравейник. На майдане горели костры - женщины в больших казанах варили кулеш, кормили воинов, детей и стариков, а потом в опустевшие казаны наливали воду - готовили кипяток, чтобы с валов лить на головы врагам, когда пойдут на приступ. Повсюду слышался незатихающий гомон: кричали дети, перекликались сторожа на валах, ревела в наспех сбитых оградах голодная скотина, переговаривались гридни, горожане, смерды из ближайших сел, ремесленники из пригородов, стонали раненые.
Владимир Ярославич стоял на звоннице, и этот гомон, этот тревожный гул, доносящийся из окружённого валами городка, как из ямы, холодил ему сердце. Что станет с этими людьми, с сестрой Ярославной, с её детьми, если город не выстоит?
Смерть от сабель половецких? Гибель в огне? Или ненавистный полон?
Страха не чувствовал, только давило бремя ответственности за всех, кто собрался здесь и ему доверился. Половецкий табор разместился в посаде. Там тоже горели костры, чернели над ними казаны, бродили воины. И ничто не предвещало нападения. Однако и никаких признаков снятия осады не было.
Неужели Кза надумал уморить осаждённых голодом?
Снизу по крутым ступеням кто-то поднимался. Слышны неторопливые шаги. Владимир глянул в тёмный проем - Ярославна.
- Уф-ф! Как высоко! Трудно сюда взбираться, - сказала она, подходя к брату.
- Так зачем поднималась? Сидела бы лучше с детьми.
- Не сидится. Хочу знать, что затевает проклятый Кза!
- Ничего не затевает. Или делает вид, что не затевает. Это меня больше всего и беспокоит - не подготовил ли какой хитрости?
- Как ты думаешь, Владимир, удержится ли Путивль? - Ярославна снизу вверх посмотрела в глаза брату. - Или все усилия напрасны?
Владимир обнял сестру за плечи, подвёл к заборолу. Он указал рукой на плотный и крепкий частокол по валу, на высокие башни, на которых дежурили лучники, уверенно сказал:
- Не бойся! Путивль Кза приступом не возьмёт! Разве что голодом нас заморит, но для этого ему придётся держать осаду не менее двух месяцев.
- У нас припасов всего на месяц.
- Подтянем животы - и два месяца продержимся.
Ярославна вздохнула.
- Тяжело нам будет и главное - неоткуда помощи ждать. Киев далеко, а Ярослав Черниговский такой трусливый, что вряд ли пришлёт сюда свой полк.
- Будем надеяться на свои силы. Пока я жив, ни тебя, сестрица, ни детей твоих никому в обиду не дам. А если погибну…
Он внезапно оборвал разговор и перегнулся через забороло, вглядываясь в густую листву ветвистого дуба, высоко поднявшегося над зарослями Перунового оврага.
- Что там такое? - почувствовав тревогу брата, всполошилась Ярославна.
- Див половецкий, - прошептал Владимир. - Следит с вершины дуба за Путивлем. Эге-ге! Да он там не один, внизу тоже колыхнулись ветки. Точно! И там кто-то скрывается! С чего бы это? С какой целью Кза послал их туда?…
Его рассуждения вдруг прервал приглушенный крик Ярославны.
- Владимир, смотри! Да не сюда, в другую сторону! Половцы на приступ пошли!
Вдоль яра, но с другой стороны ворот, с востока, к городу торопились сотни степняков с длинными лестницами и оголёнными саблями. У Владимира сжалось сердце: Кза решился ещё на один, четвёртый, приступ.
- Бей в набат! - приказал он звонарю и взял Ярославну за руку. - Иди к детям! А мне нужно на забороло! Сейчас там будет жарко!
Они начали быстро спускаться вниз, сопровождаемые набатным звоном колокола. При выходе из звонницы расстались: Ярославна поспешила в терем, а Владимир побежал к ступеням, что вели на вал. Туда же торопились все, кто мог держать оружие.
На валу его встретил воевода Волк - в кольчуге и шлеме, с мечом в руке.
- Князь, приступ, судя по всему, будет тяжёлый! Половцы уже несут двадцать штурмовых лестниц и столько же перекидных мостков через ров. Нужно сразу собрать сюда всех людей, чтобы потом не было поздно!
На слова воеводы князь не сразу ответил. Ему на ум пришло то, что заметил перед тем, как спуститься с башни звонницы: разлапистый дуб на склоне Перунова яра и половецкого дива на нём. Нет, не зря он там сидит. Что высматривает? Зачем следит? Не за той ли частью вала, что с другой стороны моста у ворот? А отчего качнулись ветки внизу? Кто ещё там затаился? Ещё один див-дозорный? Но почему он сидит так низко? Что оттуда увидишь? Похоже - там засадный полк половцев. Может, Кза именно это и надумал. И теперь ждёт подходящего момента.
Воевода заметил колебания Владимира.
- Так что повелишь, княже?! - напомнил о себе.
- Я слышу, слышу тебя, воевода, но думаю вот о чем, - Владимир потёр пальцами лоб. - Кза приготовил нам западню: главный удар нанесёт он не тут, а от Перунова яра!
Воевода всполошился.
- Ты знаешь это наверняка? Что-то заметил?
- Там див сидит на дубе, а внизу, показалось мне, притаился засадный полк - ветки кустов и деревьев качаются.
- Что же делать?
- Думаю, мне с дружиной надо быть там, а ты отбивайся тут! А потом станет виднее, как нам лучше действовать. Иди! Половцы уже совсем близко! И… стоять всем насмерть!
Они быстро разошлись в разные стороны. Воевода Волк направился к воинам у заборола и мрачно наблюдал, как приближаются нападающие, как готовят стрелы и луки. Князь Владимир Ярославич спустился вниз, где готовились к бою два стяга князя Игоря, оставленные им для защиты Путивля. Это были молодые боевые гридни, затянутые в кольчуги, с шеломами на головах. У каждого лук, колчан, полный стрел, меч на боку и увесистая сподручная булава, усеянная железными шипами.
Колокол на колокольне не утихал - сзывал всех, кто ещё задержался, на вал.
Гридни ожидали князя. Стояли плотно - между княжеским теремом и крепостными воротами. Впереди два сотника, позади них два гридня держали цветные хоругви - золотые кресты на голубом поле.
- Братья! - обратился к ним Владимир. - Вот и настало наше время! Судя по всему, Кза начал свой новый отчаянный приступ… Слышите, какой гвалт за валом подняли, - это его степняки пошли на штурм… Но мне сдаётся, что хан хочет взять нас обманом: в самое ответственное время битвы бросит на приступ свои главные силы в другом месте. Вот против них мы как раз и встанем! Идите за мною! Но из-за заборола никому не выглядывать - пусть хан думает, что нас там нет. Мы появимся только тогда, когда нападающие подойдут к валу на полет стрелы.
Он вывел оба стяга на вал, скрытно расставил всех в узких проходах между внутренними и внешними заборолами так, чтобы их не было видно с поля. Сам же поднялся на надвратную башню, откуда открывался ему вид на левое и правое крыло обороны.
На правом крыле уже бушевала битва. Половцы перекинули через ров лёгкие, наскоро связанные из жердей мостки, поставили на них лестницы, тоже скреплённые волосяными арканами, и, несмотря на потери от стрел, лезли наверх.
Гром, стук, лязг, отчаянные крики поднялись над Путивлем. Половцы карабкались вверх быстро и отчаянно, прикрываясь щитами. Другие, а их было несколько сотен, засыпали снизу вал своими лёгкими стрелами, мешая защитникам города вести прицельную стрельбу по нападавшим. Воевода Волк бросался от одного края к другому. Среди общего шума и крика звучал его сильный голос:
- Братья, держимся! За нами - наши дети и жены! Бейте супостатов булавами по головам! Поражайте сулицами! Поливайте их кипятком! Пронзайте копьями и стрелами!.. Держимся!!! С нами Бог и Матерь Божья!
На вал принесли икону Божьей Матери. Защитники города, когда её проносили мимо них, крестились и вновь брались за оружие.
Владимир с тревогой наблюдал за боем. Выдержат ли этот бешеный натиск пожилые горожане и необстрелянные смерды, что прибежали сюда с семьями из окрестных сел? Половцы лавиной лезли по прочным еловым лестницам вверх - друг за другом, друг за другом, как саранча. Падали десятками вниз, сражённые стрелами, оглушённые булавами, пронзённые метательными стрелами-сулицами. Но их место сразу же занимали другие, продолжая лезть и лезть наверх.
Прямо перед собой, на полет стрелы от ворот, он заметил группу всадников. Впереди на карем коне сидел худой старик в лёгком соболином головном уборе с малиновым верхом. Рукоять сабли сверкала на солнце яркими самоцветами. Кза?
Да, это был он, сам Кза, Коза Бурнович, или Гзак, как звали его по-половецки, неутомимый разбойник, вновь и вновь наносящий удары по Северщине, где, к слову сказать, не раз и ему перепадало от северских князей, в том числе от покойного Олега, брата Игоря.
Что же он теперь задумал?
Владимир прекрасно понимал, как хочется хану взять в полон княгиню Ярославну с детьми. Игорь с сыном, братом и племянником уже в полоне, а здесь его жена с детьми. Такого ещё никогда не случалось на протяжении беспрерывной вековой войны кочевников-половцев против оседлых славянских племён. Но не так-то легко хану взять хорошо укреплённый Путивль. Какую же хитрость он задумал?…
Вот Кза пристально посмотрел, как его воины, подобно рою пчёл, покрыли часть высокого вала. Поднимались и падали, поднимались - и снова падали. И никак не могли взобраться на деревянное забороло, чтобы врукопашную схватиться с защитниками, которые ни на шаг назад не отступали… Потом хан повернул голову вправо, так же внимательно осмотрел кудрявые заросли рощи, верхушки которых поднимались над краями оврага. И вдруг рывком снял с головы свой убор с малиновым верхом и махнул им, словно хотел кому- то подать знак.
Владимир тоже напряжённо всматривался туда же, тоже ждал. Неужели ему так и не удалось разгадать задумку хана? Неужели сейчас из засады не появится половецкое войско и не кинется на вроде бы не защищённую часть вала, на которой сейчас не видно ни одного воина?
И вдруг зелёная стена рощи всколыхнулась, словно разверзлась, из неё вырвались сотни половцев и, сгибаясь под тяжестью мостков и лестниц, побежали к валу.
У Владимира словно гора с плеч свалилась. Он разгадал замысел врага! Предвидел эту хитрость!.. Кза-то думал, что пока путивльцы перебросят сюда воинов, его батыры смогут захватить всю стену. Но ни он, ни бегущие воины и представить не могли, что их тут встретит хорошо вооружённая и опытная Игорева дружина. И не важно, что половцев около тысячи, а гридней всего двести человек - укреплённый вал удесятерит их силы!
Владимир опрометью бросился к ним.
- Братья! Дружина! На забороло! На забороло! Наш час пробил!
Пока дружинники поднимались с мест и становились к бойницам, он быстро надел шлем, застегнул пряжку подбородного ремешка, опустил забрало, выхватил меч из ножен.
Выглянул в поле. Половцы приближались. Передние уже готовились укладывать через ров неуклюжие, но крепкие помосты, а задние на ходу поднимали шестами с крючьями на концах длинные лестницы, чтобы кинуть их на вал.
- Стреляйте! Цельтесь точнее! - крикнул Владимир.
Гридни натянули тетиву луков и две сотни стрел, как молнии метнулись вниз, мгновенно вырвав из вражьих рядов несколько десятков нападавших. Отчаянные крики и ругань понеслись снизу.
Половцы засуетились, закрылись щитами, перекинули через ров мостки и на них поставили лестницы. Но и защитники не зевали - теперь их стрелы летели непрерывно и хотя половцы прикрывались щитами, немало их корчилось на земле от ран или лежало недвижно.
Владимир взглядом отыскал Кзу. От уже не стоял на месте, а со всей свитой быстро мчался сюда. Ещё бы! Именно здесь, по его расчёту, должна была решиться судьба Путивля.
К этому времени лестницы снова были приставлены и по ним, как муравьи, полезли вверх ловкие молодые степняки, тщательно прикрываясь щитами.
Владимир с обнажённым мечом встал в ряды дружинников.
- Братья, я с вами! Ни шагу назад! Стреляйте из луков, рубите топорами лестницы, бейте нехристей булавами, поражайте мечами! Не сдадим Путивля! - Потом кинулся к внутреннему заборолу, крикнул вниз: - Несите кипяток! Смолу! Да живее!
Бой стал более яростным. Прийдя в себя после первых потерь, половцы ещё упорнее лезли вверх, а те, что оставались внизу, засыпали защитников сотнями стрел.
Дружинники отвечали тем же, а когда нападающие поднялись вровень с заборолом, пустили в ход булавы, копья и мечи. Теперь половецкие лучники перестали стрелять, чтобы не попасть в своих, и по всему участку вала, прилегающему к Перунову Яру, разгорелся лютый рукопашный бой.
Половцы не привыкли брать приступом укреплённые городища и, почувствовав сильное сопротивление, начали быстро пятиться, но снизу послышался визгливый крик самого хана Кзы:
- Куда, паршивые свиньи? Вперёд! Кто отступит, тому не сносить головы!
И снова полезли его воины по лестницам, и снова схватились с гриднями врукопашную.
Наконец принесли ведра с кипятком и котлы с растопленной смолой.
- Куда, княже?
- Сюда! Лейте на головы окаянных! - и сам схватил ведро с кипятком.
Выплеснул сквозь бойницу прямо в разинутый рот половца, сцепившегося было с молодым гриднем и теснившего его назад. Обваренный выпустил из рук саблю, схватился за обожжённое лицо и с диким воплем упал навзничь, сбивая с лестницы тех, кто лез за ним.
- Давайте ещё ведра и котлы! Окропите их смолой! Сулицами, сулицами бейте их! Так их! Так! Не давайте вылезти на забороло!
Гридни хватали ведра с кипятком и котлы со смолой - лили на лестницы, и с них, отчаянно крича, падали вниз ошпаренные половцы.
Лестницы оголились. Теперь никто, как ни бесился Кза, не решался на них становиться.
Владимир похвалил гридней:
- Спасибо, братья! Спасибо молодцы! А как там дела у воеводы Волка?
Двое метнулись на надвратную башню.
- И там отбили, княже! Половцы отступают! - прокричали оттуда.
- Вот и ладно! Но зорко следите - ворог ещё не разбит, а только пока отброшен.
- Да нет - отступает повсюду! Не похоже, чтобы снова пошёл на приступ!
Владимир снял шлем, вытер потное лицо. Сердце его громко стучало в груди и медленно начало наполняться радостью.
3
Неудача взбесила Кзу. Он долго лютовал, топал ногами, брызжа слюной извергал потоки ругательств, а потом, обессилев, умолк. Медленно вошёл в шатёр, прилёг на кошму отдохнуть. Но это ему не удалось: в лагерь с воплями и криками неожиданно ворвался взбудораженный, встревоженный конный отряд. Кза выскочил в тревоге наружу.
- Что там?
- Беда хан! Беда! - подскакал к нему один из воинов. - Нас разбили, а хан Костук ранен!..
- Как это - разбили? Кто ранил хана?
- Урусы напали на нас… Внезапно… До Клевани мы не дошли…
Кза ничего не мог взять в толк.
- Какие ещё урусы? Откуда они взялись?
Он кинулся к походным носилкам, привязанным к иноходцам, идущим друг за другом. На них в мягких подушках лежал хан Костук с серым лицом и, не открывая глаз, тихо стонал. Многоопытный в этом Кза сразу заметил, что его зятю осталось недолго жить. Глаза ввалились, губы запеклись.
Кза содрогнулся. Он схватился за голову, наклонился над умирающим.
- Хан, кто тебя так? Почему это случилось? Ведь в Северской земле не осталось ни одного воина!.. О, я несчастный! Что скажу твоей жене, а моей дочери? Что скажу малым твоим сиротам - моим внукам? О, горе мне!.. Кто же это тебя так? Скажи - и я без жалости заставлю распять на уруских крестах его со всем родом до пятого колена!
Костук медленно приподнял веки.
- Хан, на меня напал князь Владимир, сын Святослава Киевского… С целым полком… внезапно… Я тоже, как и ты, думал: раз Игоря нет, то и войска уруского нет… А это вовсе не так… Владимир многих убил, похватал… Я отчаянно оборонялся, но стрела попала мне в живот… И я умираю…
- Где же Владимир?
- Он вслед за нами идёт… Беги скорее!
- С чего бы это я бежал? Я его встречу и отомщу за тебя!
Костук едва повернул голову.
- Мы… взяли в плен одного уруса… Отрезали ему уши… и он тогда сказал, что сюда шёл и другой их полк… Князя Олега Святославича… Он молодой, неопытный князь… Но с ним идёт старый воевода Тудор… Хитрый лис!.. Ты его знаешь… Как бы ты не попал в западню, хан!
Кза на мгновение заколебался.
- Ты это знаешь наверняка?
- Умирающий урус сбрехать не мог…
- Куда же подался Олег?
- По той стороне… вверх по Сейму, - прошептал Костук и, теряя сознание, закрыл глаза.
Кза изменился в лице.
- Вверх по Сейму!.. Но там мой сын!.. Чугай… Он попадёт к урусам в западню! Надо спасать его! О, вай-пай!
И он тут же приказал снимать осаду.
Прошло совсем немного времени, и орду из-под Путивля как ветром сдуло. Всё вытаптывая, уничтожая по пути села и убивая пленных, не успевавших за конными воинами, она покатилась вверх вдоль Сейма на соединение с молодым Чугаем.
Не выдержав быстрой езды, на первом же привале умер хан Костук, Кза приказал завернуть его в войлок, привязать к седлу и везти с собою.