Уклонение от уплаты налогов явилось не единственной трудностью, с которыми пришлось столкнуться правительству. Отсутствие финансов тяжело и болезненно отражается на государстве и на человеке, но существуют, пожалуй, вещи похуже, чем нехватка денег. Что, к примеру, чувствует человек, когда его оставляют друзья и близкие? Примерно в таком положении оказалось правительство республики: едва оно столкнулось с водоворотом проблем, как тут же его подданные начали травлю своего правительства, особенно это касается английской части населения. Они жаловались британским властям по поводу призыва на службу членов их семей, по поводу реквизиции товаров и имущества; они просили английское правительство вмешаться и, в общем, доставляли множество хлопот местным властям. Такая манера поведения, возможно, была естественной, но вряд ли ее можно назвать логичной или справедливой. Правительство Трансвааля никогда не приглашало этих людей сюда и не заставляло поселяться и жить в этой стране, и если уж они решились на это, то, должно быть, поступили так на свой страх и риск. С другой стороны, следует помнить, что многие из них накопили богатства, стали собственниками, а оставить собственность - это значит стать нищим, и они прекрасно понимали, что необходимо было что-то предпринимать.
Под влиянием всех этих бед буры сами раскололись на группировки, к чему они всегда были готовы. Члены допперской партии заявляли, что они сыты по горло прогрессом, и предложили на пост президента страны крайнего консерватора Поля Крюгера, поскольку срок полномочий Бюргерса истекал. П. Крюгер принял предложение, хотя до этого обещал поддержку Бюргерсу. Таким образом, их недоверие друг к другу осложнило и без того сложное положение исполнительной власти, а в стране фактически произошел раскол. Туземцы, допперы, сторонники прогресса, чиновники, англичане - все тянули в разные стороны и каждый старался только для себя. Трудно вообразить нечто более безнадежное, чем положение страны по состоянию на 1 января 1877 года. Страну окружали враги; на всех границах ситуация была настолько взрывоопасной, что могла в любую минуту перерасти в военный конфликт. В казне, кроме пачек просроченных векселей, ничего не было. Президент был в отчаянии и не доверял никому из своих должностных лиц, а должностные лица готовили заговор против президента. Правительство перестало выполнять свои функции, торговля была парализована. То и дело поступали самые дикие предложения относительно того, как избавить государство от тяжкого бремени; предлагали, к примеру, аннулировать все долги, но такие предложения являлись исключением. Большая же часть населения, которая не желала ни воевать, ни платить налоги, сидела смирно и ожидала катастрофы, совершенно безучастная к последствиям.
Глава III. Аннексия
Тревога лорда Карнарвона. - Назначение сэра Т. Шепстона чрезвычайным комиссаром по делам в Трансваале. - Сэр Т. Шепстон, человек с богатым опытом и способностями. - Его переезд в Преторию и тамошний прием. - Эмоции в связи с прибытием миссии. - Аннексия как вынужденная мера. - Обвинение, выдвинутое против сэра Т. Шепстона, относительно его призыва к зулусской армии захватить Трансвааль. - Полная несостоятельность обвинения. - Послание Кетчвайо сэру Т. Шепстону. - Собранные доказательства, подтверждающие этот факт. - Общее желание туземцев установить в стране британское правление. - Привычное игнорирование их интересов. - Законодательное собрание фолксраад. - Отклонение законопроекта лорда Карнарвона о конфедерации и новой конституции президента Бюргерса. - Выступления президента Бюргерса в парламенте. - Его предсмертное заявление. - Сообщение в парламент о намерении сэра Т. Шепстона аннексировать страну. - Назначение комиссии по расследованию фактов о принятии подданства вождем Секукуни. - Факты не подтвердились. - Развитие событий в Трансваале. - Поль Крюгер и его партия. - Беспокойство туземцев. - Подготовка к аннексии. - Объявление об аннексии.
Ситуация в стране, о чем говорилось в предыдущей главе, вызывала тревогу у министра по делам колоний. За время пребывания в этой должности лорд Карнарвон, вероятно, мечтал о вечном благосостоянии и процветании Южной Африки, теперь его не покидало предчувствие, что смута, нарастающая в Трансваале, может перерасти в войну с туземцами и что в нее будут вовлечены Капская область и Наталь.
И хотя между голландцами и англичанами существует широкая демаркационная линия, она вряд ли явится серьезным препятствием для такой победоносной нации, как зулусы, в случае, если им придет в голову пересечь ее, а начав войну с бурами, они могут завершить ее с белокожим населением страны. Когда читатель представит, к каким ужасным последствиям могло бы привести объединение туземных племен в войне против белого населения и как легко такое объединение могло произойти в то время, когда еще были свежи в памяти их победы, то он поймет ту тревогу, с которой все мыслящие люди следили за развитием событий в Трансваале в 1876 году.
В конце концов они приняли такой серьезный оборот, что правительство решилось на конкретные действия в целях предотвращения катастрофы и назначило сэра Теофила Шепстона чрезвычайным комиссаром по делам в Трансваале, предоставив ему полномочия в случае необходимости включить страну в состав доминионов ее величества "для обеспечения мира и стабильности в наших колониях и гарантирования безопасности нашим подданным, где бы они ни находились". Срок его полномочий был необычайно велик, за ним сохранялось право пользоваться своей властью при решении многих вопросов. Правительство, несомненно, поступило мудро, когда остановилось в своем выборе на таком государственном деятеле, поручив ему очень трудную и ответственную миссию.
Сэр Т. Шепстон был человеком удивительного такта и необычайных способностей, которые сочетались у него с открытостью и простотой души; имя этого человека навсегда войдет в историю Южной Африки. За долгие годы своей государственной службы ему приходилось не раз сталкиваться с многочисленными племенами южноафриканских туземцев, поэтому он знал эти племена и их обычаи лучше любого другого человека; к нему же все они относились с каким-то особым благоговением и любовью. Для них он был верховный белый вождь, "старейшина", его слово, даже сейчас, когда он отошел от активной политической деятельности, имеет больший вес, чем официальные заявления любого губернатора Южной Африки.
Он почти так же хорошо знал буров, со многими был лично знаком на протяжении долгих лет. Он обладал редким даром завоевывать сердца людей, а также уважение окружающих, и в такой степени, что те люди, которые служили ему однажды, просились к нему на службу вновь.
И тем не менее у сэра Шепстона, как и у любого смертного, были враги, которые между собой называли его учеником Макиавелли и говорили, что его ум погряз в тайных хитросплетениях кафрской политики. Успех аннексии они приписывали как раз этим качествам его ума, отличающим дипломата старой школы. Предполагалось, что подкуп и обман являлись основными рычагами в достижении поставленных целей, наряду с угрозами гибели, которые могли исходить со стороны дикого и враждебно настроенного народа. То, что аннексия явилась победой разума над косностью, вполне очевидно, а вот какими средствами она была достигнута, пусть судят те, кто прочтет эту краткую хронику. На днях в одной из газет промелькнула заметка, в которой говорилось о том, что историкам еще предстоит разбираться в событиях, связанных с аннексией; и я опасаюсь, что это замечание отражает общее настроение, поскольку якобы все, что было связано с теми событиями, до сих пор окутано тайной и мраком. Однако тех, кто так считает, я вынужден буду разочаровать, потому что мне доподлинно известно, что средства, которыми была осуществлена аннексия, были в такой же степени справедливы и законны, как сама аннексия необходима и своевременна.
Но вернемся к сэру Т. Шепстону. Как государственный деятель он тоже имел свои недостатки, самый существенный из которых проявлялся в его природной мягкости, не позволяющей ему действовать жестко, даже когда такая жесткость была оправдана. Отъявленные преступники, приговоренные к смертной казни, имели реальные возможности добиться отмены приговоров, когда он их подписывал. Один из серьезнейших недостатков (если это можно назвать недостатком) в человеке, кому от природы суждено стать выдающейся личностью, проявлялся в полном отсутствии честолюбивых наклонностей, что свидетельствует о ровном и философском складе ума. Известность к нему пришла без каких-либо усилий с его стороны, также тихо он решил уйти с политической арены, когда пришел срок, ну а следует ли человеку с таким опытом, способностями и знанием южноафриканских проблем при теперешней кризисной ситуации оставаться в стране или нет - это уже другой вопрос.
20 декабря 1876 года сэр Т. Шепстон написал письмо президенту Бюргерсу, в котором сообщал о предстоящем своем прибытии в Трансвааль с целью возможного урегулирования существующих проблем и принятия соответствующих мер по предотвращению их повторения в будущем.
По дороге в Преторию сэра Теофила тепло встречали как буры, так и английская часть населения. Кто-то обратился к нему со словами: "Будьте уверены, достопочтенный сэр, что мы, граждане этой страны, собравшиеся здесь, испытываем самые дружеские и добрые чувства к вашему правительству и согласны на все, что вы собираетесь предпринять совместно с нашим правительством во имя прогресса и процветания нашего государства, в целях укрепления наших границ и для повышения общего благосостояния жителей всей Южной Африки. Добро пожаловать в Гейдельберг, добро пожаловать в Трансвааль!"
В Претории чрезвычайного комиссара принимали бурей восторга: весь город вышел к нему навстречу, даже лошадей выпрягли из экипажа, в котором он ехал, и тащили его с ликованием по улицам.
Цели своей миссии сэр Теофил изложил в ответном обращении к народу: "Последние события в стране требуют от всех мыслящих людей единства и сплоченности, чем и должны руководствоваться правительства государств южной части африканского континента; это отвечает интересам как туземных племен, так и интересам белокожего населения, которые должны жить в мире и сотрудничестве, и я возлагаю надежды на вас и ваше правительство и думаю, что совместными усилиями мы достигнем великой и благородной цели, вписав на знамени всех южноафриканских государств золотыми буквами слова: "Eendragt maakt magt" (в единстве - сила).
Спустя несколько дней после его прибытия была создана комиссия, в состав которой вошли: по поручению чрезвычайного комиссара - господа Хендерсон и Осборн, а от Трансваальского правительства - господа Крюгер и Йориссен. На повестке дня стоял вопрос о положении дел в стране. Результаты деятельности этой комиссии оказались нулевыми: ни той, ни другой стороне не удалось добиться решающего прорыва.
Жители Трансвааля отнеслись по-разному к прибытию миссии. Одни ее горячо приветствовали, главным образом английская часть населения, которая искренне надеялась, что прибытие миссии связано с вопросом об аннексии страны. За исключением голландцев, государственные чиновники тоже были рады миссии и втайне надеялись на присоединение страны к Британской империи, так как в этом случае у них появлялись более широкие перспективы для взыскания недоимков. Более просвещенная часть бурского населения в большинстве своем тоже выступала за то, что бы Англия в той или иной степени оказала им помощь, хотя им и не очень нравилось то, что они вынуждены будут принять эту помощь. Однако более ограниченные и недальновидные из них, те, кто был заражен вирусом предрассудков, категорически выступали против английского вмешательства и под руководством своего лидера Поля Крюгера, баллотирующегося в то время на пост президента республики, делали все от себя зависящее, чтобы не допустить этого. У них тут же нашлись союзники среди голландской оппозиции, коей окружил себя м-р Бюргерс, возглавляемой знаменитым доктором Йориссеном, который, как и большинство руководителей этого удивительного государства, в прошлом являлся священником, а ныне занимал пост генерального атторнея, совершенно ничего не смысля в законах. Эти люди в большинстве своем не соответствовали занимаемым должностям и боялись, что в случае смены власти в стране их могут освободить от этих должностей; кроме того, они любезно предоставили англичанам возможность относиться к ним с той особой злобной и всеохватывающей ненавистью, которая является частью тайного кредо многих иностранцев, в особенности тех, кто находится под нашим покровительством. Нетрудно себе представить, что в первые месяцы 1877 года, после прибытия в Преторию чрезвычайного комиссара, внутри всевозможных политических течений и партий плелись многочисленные интриги и заговоры, а накал политических страстей в стране достиг предела. Никто толком не знал, как далеко пойдет в осуществлении своих планов сэр Шепстон, все боялись его чрезвычайных полномочий и желания усидеть сразу на двух стульях. Члены фолксраада и другие видные политические деятели страны, которые днем, не стесняясь в выражениях, поносили чрезвычайного комиссара и даже предлагали прикончить его вместе со своими коллегами в знак предостережения английскому правительству, вечером под покровом темноты тайно прибывали в его резиденцию и во время коротких бесед с ним выражали искреннюю надежду на то, что его планы по осуществлению аннексии страны в ближайшее время реализуются.
В Претории большую роль в реализации планов миссии сыграли женщины, поскольку почти все они единодушно выступали за смену правительства, а под их влиянием и мужская часть населения очень скоро стала придерживаться той же точки зрения. Мудрец сказал однажды, что в тех случаях, когда требуются большие усилия, чтобы добиться единения и доброй воли всего народа, в первую очередь следует убедить в этом женщин; если это удастся, о мужчинах можно не беспокоиться.
Несмотря на то, что страну захлестнула волна политических интриг, в лагере чрезвычайного комиссара ничего подобного не происходило. У него и в мыслях не было организовывать заговоры против трансваальцев; напротив, это они всячески пытались сговориться против него. В течение нескольких месяцев он сидел тихо и спокойно наблюдал за тем, как бушуют страсти противоборствующих сторон. Такую тактику впоследствии зулусы назвали "сидячей войной". Когда кто-либо навещал его, он очень радушно принимал гостей и в беседе с ними говорил о критическом положении в стране и о возможностях выхода из тупика. Вот, пожалуй, и все, чем он занимался, хотя постоянно был в курсе всех событий, а также знал о всех передвижениях туземцев как внутри страны, так и за ее пределами. Он не тратил денег на подкупы, в чем его так часто обвиняли, хотя невозможно себе представить более подходящую для этого ситуацию, если не считать, конечно, подкупом его обещания о назначении пенсии президенту Бюргерсу, который израсходовал все свои личные сбережения на нужды государства и мог оказаться на грани нищеты. Заявление о том, что аннексия проводилась якобы под угрозой возможного вторжения со стороны зулусов в случае, если бы правительство ответило отказом сэру Шепстону и он впустил бы зулусов в страну, также является злобной и гнусной выдумкой, но об этом я расскажу немного ниже и более подробно.
Неправы и те, кто считает, что аннексия являлась заранее продуманным мероприятием и что сэр Т. Шепстон прибыл в Трансвааль с твердым намерением аннексировать страну без учета внутренней обстановки, а просто с целью расширения английского влияния и (совсем уж нелепое предположение) для выгоды Наталя. У него не было твердо определенного мнения относительно того, стоит или нет использовать всю полноту власти, предоставленной ему в соответствии с занимаемым положением; напротив, он изо всех сил старался найти возможные внутренние резервы в самой республике, посредством которых удалось бы избежать аннексии - об этом в полной мере свидетельствуют многочисленные письма и послания, написанные его рукой. Так, в письме президенту Бюргерсу от 9 апреля 1877 года он пишет: "Я не раз уверял вашу честь, что если бы у меня был план, который смог бы гарантировать независимость государства за счет использования его собственных внутренних ресурсов, я во что бы то ни стало поделился бы этим планом с вами".
Эта мысль еще раз совершенно случайно находит свое подтверждение в отрывке из предсмертного заявления м-ра Бюргерса, где он пишет: "Затем мы уединились с Шепстоном у меня дома и повели беседу о целях его миссии. С поразившей меня откровенностью он прямо заявил, что аннексирует страну, имея для этого достаточно основания, только в том случае, если не пройдут изменения, которые бы удовлетворили его правительство. Тогда я предложил свой проект новой конституции по американскому образцу и план создания отряда конной полиции из двухсот человек. Он обещал дать мне время на созыв фолксраада, а также обещал отказаться от своих замыслов в том случае, если фолксраад одобрит мои предложения, а страна будет готова их принять и претворить в жизнь". Далее он пишет: "Справедливости ради должен заметить, что я бы никогда не усомнился в преданности и честности любого члена моего правительства, если бы он поступил так же, как поступил Шепстон".
В Англии тогда бытовало мнение (кстати, оно до сих пор является поводом для всевозможных дискуссий), что чрезвычайный комиссар представил дело таким образом, будто бы большинство жителей республики выступало за аннексию, и на этом основании была дана санкция аннексировать страну. Подобное заявление свидетельствует о полной неосведомленности англичан относительно положения дел в Южной Африке, неосведомленности, которая в данном случае тщательно охранялась правительством м-ра Гладстона, решившим в партийных интересах и с целью упрочения своих собственных позиций пойти на то, чтобы признать виновность сэра Шепстона и ряда других должностных лиц в даче ложной информации. К несчастью, правительство и его сторонники больше всего пекутся о себе и зачастую готовы выдавать ложь за истину. Если бы они потрудились взглянуть на письма сэра Шепстона, то наверняка бы увидели, что основанием для аннексии Трансвааля являлось не желание большей части его населения войти в состав империи, а ситуация в стране, которая сползала к анархии и хаосу, являлась банкротом и была на грани опустошения туземными племенами. Далее, они бы увидели, что сэр Шепстон никогда не представлял дело так, будто бы большинство буров выступали за аннексию. Действительно, он говорил, что большинство мыслящих людей не видели иного выхода из тупика; но скажите, пожалуйста, какая часть бурского населения может быть отнесена к "мыслящим людям"?
В пятнадцатом параграфе своего послания лорду Карнарвону от 6 марта 1877 года он подчеркивает, что петиции, которые подписали две с половиной тысячи представителей каждой общественной прослойки, из общего числа взрослого мужского населения, составляющего восемь тысяч человек, были переданы правительству республики на рассмотрение, и в них говорилось о бедах и трудностях, подстерегающих их на каждом шагу и выражалась просьба "оказать содействие в их устранении". Он также указал на совершенно достоверный факт, что петиций было бы гораздо больше, если бы на граждан не оказывали давления, и что во всех городах и поселках люди требовали перемен.