- Почерк самого Юстина, - продолжал он. - Как могла эта ленивая чета решиться на отдаленное путешествие в Египет? Тут кроется что-то необычное. Однако, клянусь Зевсом, - так по старой привычке обычно клялась золотая молодежь в Александрии и в Константинополе, - клянусь Зевсом, я устрою дорогим друзьям княжеский прием! Постой, прежде всего скажи посланному, что я сейчас буду у них, и прикажи запрячь новую четверку паннонских лошадей в серебряную колесницу. А я тем временем отправлюсь к матушке. Но мы успеем еще всем распорядиться. Скажи тотчас Себеку, чтобы он приготовил запасные комнаты для гостей. Какое счастье, что больные освободили их. Мою теперешнюю комнату присоедините туда же; я перейду в свое прежнее помещение. У сенаторской четы, наверное, немало прислуги. Пусть двадцать, даже тридцать рабов немедленно займутся уборкой и чисткой комнат. Через два часа все должно быть готово. Обе залы нужно убрать с особенной роскошью. Пусть Себек берет все, что понадобится, из наших собственных покоев… Юстин здесь, в Египте!… Однако тебе следует поспешить! Но подожди, я позабыл еще одно. Возьми эти рукописи и планы; впрочем, нет… они слишком тяжелы для тебя. Отошли их с невольником к Руфинусу; они мне понадобятся во время путешествия.
Секретарь опрометью бросился из комнаты; тем временем Орион торопливо поправил свою прическу и смятые складки траурной одежды, после чего пошел к матери. Нефорис слышала не раз, что ее сын, а в прежние времена и покойный муж, всегда встречали самый радушный прием в доме сенатора, и потому одобрила мысль пригласить приезжих к себе, оговорившись, однако, что сама она, по болезни, не может исполнять роль хозяйки.
Нефорис посоветовала сыну отложить путешествие и целиком посвятить себя дорогим гостям, но он сказал, что это невозможно, что Себек и старшая экономка сумеют позаботиться обо всем, а нездоровье матери послужит достаточным извинением в глазах посетителей. Орион просил мать показаться им хотя бы один раз, однако матрона отклонила эту просьбу, находя, что с ее стороны будет вполне достаточно ежедневно посылать гостям от своего имени лучшие цветы и фрукты, сопровождая их дружескими приветствиями, а перед отъездом поднести им ценные подарки.
Сын согласился с ней и несколько минут спустя выехал на своих паннонских рысаках со двора.
В гавани он встретился с хозяином барки, нанятой для путешествия, и торопливо протянул ему два пальца. То был условный сигнал, означавший: мы ждем тебя за два часа до полуночи. Лодочник отвечал энергичным кивком головы.
Эта встреча и предстоящее свидание с друзьями, которым он желал отплатить за их доброту и радушие, привели юношу в приподнятое настроение, и хотя ему было жаль оставить дорогих гостей, но опасное путешествие снова стало манить его. Он надеялся во время дороги расположить в свою пользу игуменью и не сомневался, что Паула отменит свое обидное решение сегодня же вечером.
Гостиница Зострата, громадное прямоугольное здание с большим двором, была самой лучшей и вместительной во всем городе. В восточной стороне дома, обращенной к реке, находились отличные комнаты; теперь их занимала сенаторская чета со своей свитой и штатом прислуги.
Топот четверки лошадей привлек Юстина к окну. Увидев сына мукаукаса в обитой серебром колеснице, он стал махать ему салфеткой, сдернутой со стола, и весело закричал:
- Добро пожаловать! Вот и Орион, - прибавил с торжествующим видом сенатор, обращаясь к жене. Мартина лежала на кушетке полураздетая, изнемогая от африканской жары и поминутно поднося к губам прохладительное питье из фруктового сока.
- Вот и прекрасно, - отвечала матрона, приказывая служанке принести верхнюю одежду из самой легкой ткани.
В комнате находилась еще и восхитительная молодая женщина, которая в волнении вскочила с кушетки при первом возгласе Юстина.
- Ты хочешь сейчас встретиться с ним, душа моя, - спросила ее жена сенатора, - или мы сделаем сыну Георгия приятный сюрприз?
- Я лучше уйду, - проговорила красавица, подавляя невольный вздох. - Что он подумает обо мне? - продолжала она. - Люди стареют, но не делаются с годами умнее.
Сказав это, молодая женщина исчезла в боковой двери Мартина посмотрела ей вслед и заметила мужу:
- А ведь она оставила щелку для подглядывания. Боже праведный! В такую жару терзаться любовью должно быть положительно невыносимо!
Минуту спустя, Орион возник на пороге комнаты. Когда Юстин обнял его, Мартина весело воскликнула:
- Поцелуй также и меня!
Юноша тотчас повиновался ей, и тогда она простонала притворным отчаянием:
- О мой милый мальчик! О мой великий Сезострис! Скажи мне, как мог твой знаменитый дед совершать геройские подвиги под этим палящим солнцем? Что касается меня, то я здесь совершенно погибаю, таю, как масло. Но для своих близких можно решиться на всякую жертву. Эй Сира, поди сюда! Прикрой меня еще каким-нибудь кусочком, похожим на одеяние. Как практичны моды африканских крестьян, которых мы встречали в пути. Если у них надета опояска в три пальца шириной, они считают это очень милым костюмом. Однако что же ты не садишься? Сядь здесь, у моих ног… Подай стул господину, Аргос! Принеси вина и воды в прохладном кувшине, такой же свежей воды, как и давеча… Муж, я нахожу, что Орион похорошел еще более. Но, Боже мой, как грустно видеть на нем траурную одежду, хотя она очень идет милому мальчику. Ах ты, бедный плутишка! Мы узнали о твоем горе еще в Александрии.
Сенаторша вытерла платком влажные глаза и заодно вспотевший лоб. Ее муж прибавил от себя несколько сочувственных слов по поводу смерти мукаукаса.
Юстин и Мартина были необыкновенно обходительными и веселыми людьми. Богатство и знатность обеспечивали им привилегированное положение в свете, но они никогда не кичились им. Все жители Константинополя от мала до велика оказывали им большой почет; эта уважаемая чета отвоевала себе право не стеснять себя строгим этикетом, царившим тогда в чопорном византийском обществе. Кому не нравилась простота их обращения, тот мог не являться к ним в дом. Муж не отличался честолюбием, его назначили сенатором как богатого и знатного человека в столице, но он пользовался высоким саном только разве для того, чтобы доставлять родным и знакомым удобные места на публичных торжествах. Юстин был гостеприимен, охотно оказывал услуги друзьям, любил пожить и давал жить другим. Мартина, добросердечная женщина, никогда не претендовала на роль красавицы, что не мешало очень многим добиваться в молодости ее руки.
Супруги уже давно безвыездно жили в Константинополе, переезжая летом в свою великолепную виллу на берегу Босфора. Им была непонятна мания других богачей ежегодно посещать морские купания и путешествовать. Величайшим удовольствием для сенатора и его жены было принимать у себя добрых знакомых, и гостеприимный дом Юстина никогда не пустовал. Константинопольская знать охотно собиралась здесь в дружеский кружок, утомившись церемонными придворными праздниками. Молодежь имела привычку поверять Мартине свои сердечные тайны. Так же поступила и прекрасная Элиодора, вдова родного племянника сенаторши, когда Орион овладел ее неопытным сердцем.
Элиодора была любимицей почтенных супругов, но еще больше любили они младшего брата ее покойного мужа. Ему предстояло наследовать их состояние; но два года спустя в Византию пришла печальная весть, что Нарсес, занимавший должность трибуна в одном из конных полков императора, пал в битве с неверными.
Между тем никто не мог доставить точных сведений о его смерти; наконец благодаря неутомимым поискам родные узнали, что юноша взят в плен и живет в Аравии.
Это известие подтвердилось справками, собранными Орионом и его покойным отцом. Несколько часов спустя после отъезда молодого египтянина из Константинополя, к Юстину пришло письмо, написанное дрожащей рукой. Молодой узник умолял освободить его от рабства с помощью правителя Египта Амру. Тогда почтенные супруги собрались в Мемфис, причем Элиодора всеми силами старалась поддержать их намерение. Разлука только усилила ее любовь к сыну Георгия; Мартина знала чувства племянницы к Ориону и считала своим долгом устроить судьбу молодой женщины, которая была преданной женой ее племяннику и самоотверженно ухаживала за ним до последней минуты жизни.
Орион и Элиодора были как будто созданы друг для друга, а почтенная сенаторша любила устраивать свадьбы. Однако на этот раз о брачном союзе не было речи, и в конце концов Мартина попала в неприятное положение, так как связь знатного египетского юноши с ее племянницей получила огласку.
Однажды простодушная сенаторша заговорила об этом с Орионом, но тот отвечал, что его отец, якобит, не позволит ему жениться на женщине другого вероисповедания. Почтенная матрона не стала возражать, но подумала про себя, что стоит старому мукаукасу познакомиться с Элиодорой, и его предубеждения рассеются, как дым. Лично зная Георгия, Мартина не сомневалась в его благосклонности. Действительно, Элиодора обладала всеми данными, которые могли служить порукой супружеского счастья. Она была из хорошей семьи, вдова знатного человека, а ее редкая красота пленяла и молодых, и старых. Трудно было представить себе более милое, кроткое существо; ее прекрасные глаза, которые Мартина называла "молящими", могли тронуть камень, а белокурые, слегка вьющиеся волосы были мягки, как и нрав молодой женщины. Несколько полноватая, но стройная и гибкая фигура, умение одеваться, талант к музыке и пению выгодно дополняли физические достоинства красавицы.
За ней ухаживала положительно вся молодежь Константинополя. А если бы старый Георгий мог хоть раз услышать ее серебристый, веселый смех! Элиодора не была особенно умна, но ее нельзя было назвать ограниченной, к тому же слишком умные женщины, как известно, не пользуются большим успехом у мужчин.
Когда сенатор Юстин решил отправиться в Египет, Мартина взяла с собой Элиодору, твердо намереваясь устроить ее свадьбу с Орионом, поведение которого бросило тень на безупречную репутацию вдовы. В Александрии она узнала с смерти мукаукаса, и эта весть поддержала в ней надежду на успех. Наконец они прибыли в Мемфис, и теперь молодой человек сидел перед Мартиной, приглашая приезжих вместе с их штатом переселиться к нему в дом. Почтенные супруги, конечно, приняли это приглашение, и рабам был отдан приказ готовиться к переезду; весь штат богатой четы состоял приблизительно из двадцати человек.
Юстин рассказал юноше о цели своего приезда в Египет, прося его содействия.
Сын Георгия встречал несчастного Нарсеса в Византии, где племянник сенатора слыл одним из самых блестящих и обходительных представителей знатной молодежи. Ориону было очень грустно сообщить друзьям, что Амру, от которого зависело освобождение пленника, уезжает послезавтра в Медину, а сам он еще сегодня вечером должен отправиться в далекое путешествие на неопределенное время.
Эта весть взволновала и опечалила гостей. Юстин принялся настойчиво расспрашивать своего любимца, по какому поводу он покидает Мемфис, и наконец ему удалось выпытать тайну Ориона.
Однако почтенные супруги не одобрили его рискованного предприятия. Сенатор доказывал юноше, что ему, как естественному главе египетского населения, не следует подрывать таким поступком доверия к себе, потому что соотечественники видят в нем своего руководителя. Покровительствовать мелхитам значит явно восставать против патриарха, между тем сыну мукаукаса следует действовать с ним заодно в защиту единоверцев страны, порабощенной мусульманами.
Но никакие доводы не могли заставить юношу отказаться от своего намерения. Образ Паулы стоял перед его глазами, пока он слушал убедительные речи византийца.
Впрочем, желая доказать друзьям свое участие, молодой человек предложил Юстину немедленно поехать с ним на ту сторону Нила, для переговоров с наместником халифа. До захода солнца оставалось по крайней мере полтора часа, а паннонские рысаки могли быстро домчать их до Фостата и привезти обратно. Во время отсутствия мужчин решили устроить переселение из гостиницы в дом наместника. Оттуда прибыли уже фургоны для перевозки тяжестей; другие экипажи должны были явиться несколько позднее, чтобы отвезти дорогих гостей на новую квартиру.
Когда сенатор выезжал со двора вместе с Орионом, Мартина весело крикнула юноше из окна:
- Мой муж, наверное, убедит тебя дорогой, и если ты образумишься, то получишь прекрасную награду! Не жалей золотых талантов, старик, пока полководец Амру не пообещает тебе освободить бедного мальчика! Послушайся меня, Орион, откажись от безумной затеи!
Солнечный диск еще не успел окончательно исчезнуть за Ливийской горной цепью, как взмыленная четверка лошадей въехала во двор наместнического дома. Однако Юстин потерпел неудачу. Амру был в отъезде: он делал смотр войскам, расположенным между Гелиополисом и Ониу, откуда не мог вернуться раньше ночи или следующего утра.
Тем временем весь багаж сенаторской четы и многочисленный штат прислуги был благополучно перевезен из гостиницы. Белые рабы, прибывшие из Византии, смешались с черными и коричневыми невольниками покойного мукаукаса. Мартина была в восторге от своего нового помещения и превосходных, не виданных ею цветов, которыми больная хозяйка дома велела украсить обе приемные залы, отведенные для почетных гостей. Но неудачная поездка мужа в Фостат омрачила веселость сенаторши.
По ее словам само Провидение устроило так, чтобы удержать Ориона от рискованного путешествия. Оставшись в Мемфисе, он мог, во-первых, работать на пользу соотечественников, а во-вторых, помочь друзьям в несчастье. Однако молодой человек не согласился изменить принятого решения, хотя ему было тяжело противоречить доброй женщине.
- Ты не уступишь, даже если тебе понравится привезенный мной подарок? - спросила Мартина, лукаво улыбаясь.
- К сожалению, нет, - отвечал сын Георгия.
- Вот увидим, - возразила матрона и продолжала еще настойчивее прежнего, - у каждого есть качество, которое особенно красит его и делает неотразимым, так и ты, мой сын, всегда очаровывал нас своей любезностью. Твердая решимость, обнаруженная тобой сегодня, отнимает у тебя очень много привлекательного. Ты положительно неузнаваем. Будь лучше прежним уступчивым, мягким юношей!
- То есть слабохарактерным и малодушным, готовым на все, чего ни попросят добросердечные женщины вроде…
- Чего ни попросят старые друзья, - перебила сенаторша но не докончив своей речи, быстро обернулась к мужу и воскликнула: - Господи Боже, Юстин, подойди скорее сюда к окну! Ну, видал ли ты когда-нибудь такое сочетание пурпура и золота на небе? Древние пирамиды, вон там в пустыне, и вся окрестность как будто охвачены пламенем. Однако, великий Сезострис - так называла Мартина в шутку своего любимца Ориона, - пора показать тебе привезенные подарки. Прежде всего этот обруч, - и гостья подала юноше дорогой браслет с разными камнями греческой работы, - нет, нет, подожди благодарить, - продолжала она, - у меня есть для тебя кое-что получше… Но эта вещь довольно объемиста и, кроме того… Пойдем со мной!
Говоря таким образом, сенаторша вышла из залы в прихожую и приблизилась к дверям комнаты, которая принадлежала раньше Пауле, а в последнее время служила спальней Ориону. Приотворив одну половину двери, Мартина заглянула туда, отступила назад и подвела к порогу юношу.
- Вот твой подарок! - произнесла она с торжествующим видом, слегка подталкивая юношу вперед.
Орион неожиданно увидел перед собой Элиодору. Она стояла у самого окна. Розовый отблеск зари обливал ее красивую фигуру. "Молящие" глаза молодой женщины смотрели на вошедшего с благоговейным восторгом, а руки, сложенные на груди, придавали ей сходство с праведницей, которая видит перед собой чудо и заранее предвкушает неземное блаженство.
Сенаторша также остановила на Орионе испытующий взгляд и заметила, как он побледнел при виде Элиодоры, вздрогнул всем телом и отступил назад.
Как сильно он любит ее, подумала про себя добрая женщина; а юноше казалось, что у него под ногами разверзается зияющая пропасть.
Почтенная Мартина оставила влюбленных наедине и выскользнула из комнаты с проворством, какого было трудно ожидать от ее тучного, полновесного тела.
- Все идет прекрасно! - заметила она вполголоса мужу еще с порога залы. При виде нашей малютки Орион прирос к месту, как пораженный молнией. Вот посмотри: нам придется праздновать свадьбу на берегах Нила.
- Дай-то Бог! - отвечал сенатор. - Однако свадьба свадьбой, а прежде всего Элиодора должна помешать опасному предприятию, затеянному безрассудным юношей! Я видел, с каким почетом встретили его приближенные наместника; никто, кроме Ориона, не сумеет склонить Амру в нашу пользу. Ему ни в коем случае не надо уезжать! Ты сказала племяннице…
- Чтобы она не пускала его? - прервала со смехом матрона. - Можешь быть уверен, что он и сам останется!
- Буду очень рад. Однако, жена, тебе не совсем прилично оставлять молодежь вдвоем, - заметил Юстин. - Ведь ты все-таки должна оберегать доброе имя неопытной Элиодоры.
- Какие пустяки! - воскликнула Мартина. - Ведь в Константинополе они не приглашали свидетелей на свои нежные свидания. Пускай влюбленная парочка хорошенько наговорится и насмотрится друг на друга после долгой разлуки. Потом я пойду к ним и буду наблюдать за их благочинием. Ах Юстин, если эта свадьба устроится, я отправлюсь босиком на поклонение святой Агате.
- А я только в одной сандалии! - подхватил сенатор. - Хорошо, если так кончится… а то весь город говорил об отношениях Доры к Ориону. Нам не следовало приглашать их к себе одновременно, но ведь тебя не переспоришь… Вот и наделала бед! Ступай же к ним, Мартина, иди!
- Сейчас, сейчас! Только посмотрим еще раз в окно. О какой яркий закат! Но нет, уж слишком поздно: краски зари успели потухнуть. Две минуты назад все небо полыхало пурпуром, точно мой сирийский плащ. Теперь вдруг наступили сумерки… Этот старинный дом и сад великолепны! Именно таким представляла я себе жилище мукаукаса.
- И я также, - отвечал сенатор. - Однако тебе пора прервать уединенную беседу молодых людей. Если все пойдет удачно, Дора крупно выиграет!
- Конечно! - воскликнула Мартина. - Но ведь у нее также отличное состояние. Одна загородная вилла чего-нибудь да стоит! Я заранее предвижу, что молодые супруги будут проводить на ней каждое лето. А если бедняжка Нарсес не переживет неволи… Нелегко провести в рабстве целых два года… тогда… тогда я не прочь…
- Изменить завещание? Будем надеяться, что до этого не дойдет. А теперь ступай к Элиодоре, прошу тебя!
- Сейчас, сейчас! Надо же дать им время высказаться. После Нарсеса мне ближе всего…
- Орион и Дора? Согласен с тобой; однако тебе пора…
- Может быть, грешно говорить о живом, как о покойнике… Но во всяком случае бедный мальчик не должен поступать обратно на военную службу.
- Разумеется, но послушай, Мартина…
- Завтра сын Георгия упросит полководца помочь нам…
- Да, если юноша останется здесь…
- Давай биться об заклад, что Элиодора удержит его.
- Я что, дурак? - со смехом спросил сенатор. - Разве я получу с тебя что-нибудь, если выиграю?