* * *
Винный магазин отыскался в трех десятках шагов от сберкассы. Впрочем, окажись он хоть чуточку дальше, Шабанов изрядно бы удивился - это музеев три на весь город, а выпивку на каждом углу найти можно. И отовариться без проверки на совершеннолетие тоже.
Не прошло и двух минут, а в глубоких карманах уже обещающе побулькивала пара бутылок "беленькой"… Теперь добрести до какого-нито укромного уголка… Сергей чертыхнулся - исполнить задуманное мешали возведенные в ранг традиции предрассудки.
Ну кто, скажите на милость, будучи в здравом уме станет утверждать, что в одиночестве легче спиться?! Нажираются как раз в компании. Под скудную закуску и уверения в бесконечном уважении. Стараясь доказать свою круть, перепив собутыльника - если в кармане лежит свежеполученная зарплата, или хвастаясь точностью розлива - если на продолжение банкета рассчитывать не приходится. Явный идиотизм. Всем известный. И все равно, ежели в одиночку, значит алкоголик…
Шабанов сплюнул.
Несмотря на очевидное нежелание делиться купленным на "кровные" с дальним своим, Сергей уныло осмотрелся в поисках родственной души.
Готовых составить компанию обнаружилось в избытке. От вонючих бомжей до расхристанных, с отретушированными дружеским кулаком подглазниками, девиц всех возрастов - начиная с тринадцатилеток и заканчивая пенсионерками. Сергей придирчиво оценивал варианты - один другого мерзостней… оценивал, пока не встретил взглядом смутно знакомую личность.
Драные кроссовки, зачуханная многолетней ноской одежка, изрытое фурункулезом, опухшее от долгого запоя лицо, заискивающе-молящий взгляд… именно взгляд заставил Серегу узнавающе прищуриться.
- Жорка? - неуверенно переспросил Шабанов.
В глазах пропойцы горячечно полыхнула надежда. Он расправил плечи, гоголем протолкался к Шабанову.
- Здорово, Серега! - с преувеличенной радостью воскликнул названный Жоркой. Грязная ладонь с готовностью протянулась к Шабанову. - Сколько лет, сколько зим!
- Много… - согласился Шабанов, вспоминая, программа какого класса показалась собеседнику чересчур сложной. Настолько, чтобы бросить школу и стать "вольной птицей". Седьмого? Нет, даже шестого.
- Как живешь, Жорка?
- А че? - искренне удивился тот. - Нормально живу. Тока бы поправиться… - Жорка шелкнул грязным пальцем по заросшему сизой щетиной кадыку, с надеждой покосился на оттопыренные серегины карманы, - ага! Значит, эта, поправиться, и совсем было бы здорово!
Зависшая в воздухе жоркина рука дрогнула и опустилась. Надежда в глазах истаивала сменяясь колючими огоньками безудержной зависти.
- Пойду, пару стаканов куплю, - обреченно сообщил Шабанов. - Не из горла же булькать.
Пусть лучше думает, что это приступ интеллигентности, а не элементарная брезгливость.
Потребляли "в скверу, где детские грибочки". В тени уныло шелестящих пыльной листвой рябин. Гуляющие с колясками мамаши посматривали неодобрительно, однако милицию звать не торопились - сказывалась извечная российская терпимость, смешанная со столь же извечным недоверием к властьпредержащим. Да и зачем? Сидят тихо, не буянят… а что молоды слишком, так пусть родители беспокоятся, чем детки заняты. Своих проблем хватает.
- Чем на хлеб-то зарабатываешь? - благодушно спросил Шабанов. Застрявший в груди клубок горечи постепенно рассасывался, уступая место ласковой алкогольной теплоте.
- Когда-чем… - ушел от ответа Жорка. - Голодным не сижу…
Глазенки бывшего соученика воровато забегали, и Сергей не стал развивать тему. Молчание затягивалось, понемногу становясь тягостным.
- Ты это… н-наливай! Че водке киснуть? - жадно напомнил Жорка и меленько хихикнул собственной шутке.
Шабанов молча разлил по пластиковым одноразовым стаканчикам остатки. Опустевшая бутылка полетела в кусты. Период благодушия закончился, общение с вконец опустившимся ровесником становилось все более тягостным. Будто в дерьме ковыряешься. Добровольно.
"Голь перекатная…" - нежданно и пугающе прозвучал в голове тимшин голос. - "Совсем пустой человечишка… лопари про таких говорят: Мяндашу в глаза смотрел, себя потерял…"
Сергей вскочил со скамейки, расплескав содержимое стаканчика. "Сколько можно, м-мать вашу?!"
- Чего дергаешься? - встревожено поинтересовался Жорка, сложенная лодочкой ладонь мгновенно поймала "драгоценную" влагу. - Добро переводишь…
Сергей не ответил - в голове тяжко ворочался предок, настойчиво продирался к поверхности…
И, вместе с ним, на волю рвалось прошлое.
Унылый городской пейзаж дрогнул. Сквозь рябиновые заросли сквера проступили рубленые северные избы. Целая улица. Позади изб высилась сложенная из толстенных бревен стена кольского острога.
"Прочь! Прочь отсюда! К людям!"
Шабанов замычал, как от зубной боли, метнулся к железному заборчику, отделявшему сквер от ревущего моторами проспекта… Вслед обиженно неслось: "А водка?! У тебя ж еще осталось!"
Сергей несся по тротуару, задевая прохожих. Вслед что-то рассерженно кричали. Шабанов не слышал - ругань скользила мимо сознания. Главное - подальше от прущего наружу кошмара! Куда угодно, лишь бы подальше!
Перекресток. Стадо машин, рванувшееся наперерез. Словно нарочно - хотят, чтобы остановился, влип… Хрен вам! За угол, в переулок… Подметки липнут к подтаявшему на солнце асфальту, наливаются свинцовой усталостью ноги… Дома пообочь тянутся бесконечными громадами, угрюмые, настороженные. Притворяются, гады! Уж он-то видит, что прячется за обманчиво-надежными фасадами!
Хреново прошлое. С шаманами-паранормами, богами лопарскими, рыбацкими шняками и лезущими за поживой шведами, коих поморы свеями зовут…
Вот уж и мысли путаться начинают, свеи какие-то приплелись… чтоб им пусто было!
Еще один дом позади… Воздух жжет легкие, сердце колотится у горла… Снова перекресток… Теперь направо… Что-то знакомое впереди, неприятное, злое…
- Не, ты глянь на него! Повадился бегать, гад!
Сильный удар в челюсть сбивает с ног. В кармане хрупает стекло, в воздухе разливается запах пролившейся водки…
- Во падла! - рычат напротив. - Нашу водку разбил!
Царящий в голове сумбур нехотя уступил место ясности. Странной, стеклянной. Двойственной. Мир казался одновременно знакомым и чужим. Чуть кружилась голова. Глаза резало, словно смотришь сквозь одолженные у близорукого приятеля очки. Лежавший на асфальте Шабанов снизу-вверх посмотрел на заступившего дорогу Воробья.
Он медленно поднялся на ноги, цвиркнул окрашенной в розовое слюной.
"Вшивота плюгавая. И не таких бивали!" - усмехнулся вышедший из тени Тимша.
Впервые присутствие юного предка не заставило вздрогнуть. Наоборот, Сергей почувствовал, как возвращается уверенность, а мышцы наполняются недоброй силой.
- Пшли вон, уроды! - яростно выдохнул он.
Шакальим нюхом учуявшие опасность "шестерки" невольно попятились.
Воробей щербато оскалился.
- Ты на кого пасть раззявил, чмо?!
Под низким лобиком багрово вспыхнули крысячьи глазки. Уступать вожак не умел - ума не хватало. Зато агрессия разве что из пор не сочилась. Вместе с потом.
"Давай, бей!" - скомандовал вломившийся в сознание Тимша, и Сергей, не раздумывая, впечатал кулак в прыщавую скулу верзилы.
Глаза Воробья удивленно округлились. Он пошатнулся, неловко попятился, дрожащая рука за спиной шарила в поисках опоры…
"Еще разик! По зубам его!" - азартно заорал Тимша.
Сергей в подсказке не нуждался.
Верзила сполз по стене дома и замер со слюнявой улыбкой идиота на разбитых губах.
"Этот готов, - с удовлетворением констатировал Тимша. Пора заняться подпевалами."
Сергей грозно повернулся к "шестеркам". Щуплый, с чахоточным румянцем на впалых щеках наркомана, крысеныш истерично оскалился. Из-под длинного, не по погоде, плаща вынырнула бейсбольная бита.
- Ну давай, подходи! - истерично взвизгнул задохлик, неумело размахивая битой. - На раз порешу!
"Ты поднырни, поднырни под дубину-то!" - шепнул Тимша. Сергей раздумывать не стал.
Бита опасно чиркнула по волосам… и пролетела мимо. Щуплый потерял равновесие, раскрылся… В следующий миг удар снизу в челюсть вознес его высоко над асфальтом. Приземление сопровождалась по-жабьи мокрым шмяком. Бита со звонким клацаньем откатилась в сторону.
"Второй", - продолжил счет Тимша.
Сергей шагнул к последнему оставшемуся на ногах. Детина затравленно глянул на валявшихся без движения приятелей… В кулаке привычно раскрылся серебристый нож-бабочка.
- Боксер, да? - злобно прошипел бандит. Гнилозубый смрад окутал Шабанова плотным облаком, заставил поморщиться.
"Эк зыркает! - подрастеряв ухарскую веселость заметил Тимша. - Так равки смотрят, мертвецы неупокоенные!"
- Не-е, этот еще живой, - отозвался Сергей. Рука нырнула в карман, на свет появилось отбитое бутылочное горлышко с похожим на клык острым сколом. - Мертвяки, они приятнее…
"Брось стекляху! - моментально посуровев приказал Тимша. - Негоже так-то!"
- Ему скажи! - огрызнулся Сергей.
- Ты чего бормочешь, а? Под шизика косишь? - взревел гнилозубый. - Так я и шизика урою! Думаешь, не сумею, а?!
"Чтой-то он разорался…" - встревоженно заметил Тимша.
Насмотревшийся боевиков Сергей вмиг уловил причину, и даже успел начать разворот… на затылок обрушился тяжелый удар.
"Не по-людски это - в спину бить"! - прохрипел Тимша - болезненно, словно досталось и ему.
Сергей не ответил - сознание плыло сквозь багровый туман. В тумане колыхались неясные тени, глухо бубнили злобные голоса… Одно осталось реальным и осязаемым - зажатое в кулаке горлышко разбитой бутылки.
- Получи, шизик!
Одна из теней приблизилась. Сергей прикрыл лицо, но ботинок, отлитой из свинца болванкой, врезался в печень.
"Лежачего? Ногами?! - простонал Тимша. - Равк! Как есть равк!"
"Какое там! - нашел в себе силы мысленно усмехнуться Сергей. - Эти уроды любого вурдалака сжуют."
Видимо, улыбка сумела отразиться на лице - над головой яростно взревели:
- Лыбишься, да? Щас нечем будет!
Тень снова надвинулась… Шабанов ее ждал - яркой молнией блеснуло на солнце стекло, затрещала расползаясь дешевая джинса, бесстыдно раздвинулась плоть, впустив в себя узкий и длинный скол… Воздух прорезал тонкий пронзительный визг:
- А-а-и-и-и!!! Сука-а! Колян!! Он мне ногу пропорол!!!
- Ну все! - зловеще выдохнул багрянец.
На затылок обрушился громадный бетонный блок.
"Это и есть смерть?" - беззащитно спросил Сергей.
Тимша ответить не успел - мир поглотила грохочущая чернота…
* * *
Сознание возвращалось толчками - каждый раз чуть ближе к поверхности. Мир за сомкнутыми веками светился ярче и ярче, к свечению присоединились шорох прибоя, потрескивание костерка, далекие крики чаек, обоняние добавило запах выброшенных на берег водорослей, горьковатый аромат тлеющей в коптильне осины и самые мощные, перекрывающие остальные, неизменные и вездесущие - запахи рыбы, копченой, вяленой, соленой… запахи поморской тони. Острый холодный ветерок налетел со спины и умчался дальше, на секунду обдав проникшей под одежду утренней свежестью…
Значит снова в прошлом. Даже нойд не помог… Сергей открыл глаза…
Мир виделся словно из глубины пещеры - темнота вокруг и неровное светлое пятно впереди. Там, за порогом - пламенеющий яркими гроздями рябинник, потемневшая от вереницы пронесшихся зим рыбацкую изба, длинные ряды жердяных вешал. На ветру лениво колышутся сохнущие сети… здесь - темнота и ватная тишина. Звуки окружающего пещеру мира доносятся глухо, словно сквозь толстое одеяло…
"Осень… Вон уж и листва на рябине покраснела, и березы почти голые… а вода в лужицах, хоть и утро на дворе, без ледяной корочки - конец августа - начало сентября… В хабзе учебный год начался… на этот раз без него. Кто знает, когда удастся вернуться? И удастся ли?.."
Голова болит адски - видать, продуло намедни… надо бы отвару брусничного попить… Тимша кряхтя подкинул в прогорающий костер пару-тройку сосновых полешек и попытался задремать - авось пройдет боль-то…
"Как спать-то, ежели дозорным ставлен? - укорила некстати очнувшаяся совесть. - А случись чего?"
"Чего случись-то? По сю пору ничего не случалось, и дале так будет…" - отмахнулся от надоеды Тимша перед тем, как задремать окончательно.
Толком выспаться все же не удалось - у берега скрипнули уключины, негромко стукнул о причал привальный брус, грюкнули по прибрежным камням кованые железом сапоги…
"Не иначе купцы кандалакшские за семгой… - лениво подумал Шабанов, - или монаси Соловецкие… не спится им, богомольцам!"
Ладно - званые, нет ли, а любой гость от Бога. Шабанов начал привставать - гостю кланяться полагается… но застыл на полуразвороте и растерянно охнул - с ошвартовавшейся у неказистого рыбацкого причала свейской иолы почти беззвучно спрыгивали воины с длинными тяжелыми мечами в руках. Чуть в стороне, прошуршав галькой, в берег уткнулся яхт, а из-за высоких закрывавших губу от моря скал, появлялись новые и новые суда.
"Свеи! Набег!"
Крик надсадно продирался сквозь пережатое испугом горло, бился в до боли стиснутые зубы… Тщетно - наружу вырывалось лишь хриплое дыхание. Совсем рядом, в притулившейся к рябиннику промысловой избе, спят поморы.
Разбудить! Растолкать, коли голос пропал! Уходить надо! Погосты поднимать! Если не Порью губу, так хоть Умбу спасти!
Тимша вскочил - вот она, изба, десяток шагов, не боле!
Пресвятая богородица, что с ногами?! Ровно из киселя сделаны! А голова-то, голова! Чугунный шар, угольем набитый! Грешников в аду в таких жарят!
Всего один шаг, и слабость бросила на утоптанную до каменной твердости землю. Желудок скрутило мучительным спазмом. Тимша судорожно глотнул… не помогло - рвота хлынула, обжигая рот, хлынула и потекла, пачкая вонючей зеленью порты…
Немного полегчало… Боль отодвинулось, но не ушла казалось, в голове ворочается кто-то чужой, бормочет непонятное… ругается… Бесы одолели? Не ко времени! Ох, и не ко времени!
Тимша натужно приподнялся, рукавом утер испачканные губы… Теперь бы встать!
Встать не удавалось. Шабанов застонал, упал на бок. Мозг раскаленным гвоздем прожигало тимшино: "Предупредить, предупредить надо!" Пальцы, ломая ногти, впились в землю, подтаскивая к избушке - по сантиметру… пока не уперлись в жесткий пропитанный морской солью сапог.
"Моя вина! Моя!!! Эх, кабы жизнь сначала начать…" беззвучно всхлипнул Тимша… прежде чем окончательно исчезнуть.
Тишина и уют пещеры испарились в ослепительной вспышке. Мир навалился со всех сторон - холодный, злой, пахнущий железом и рвотой. В волосы, задирая лицо к небу, вцепились жесткие пальцы. Над беззащитно обнажившимся горлом взметнулось лезвие меча. Показавшийся над водой краешек солнца бросил на клинок жарко вспыхнувший луч.
- Hans! Stöt thrällin dö - bär rov thik siälfer! /Ханс! Зарежешь раба - самого добычу таскать заставлю! (древнешведск.)/
Меч замер на взлете. Солнечный луч неуверенно скользнул к рукояти и растворился в тенях. Разжалась державшая волосы рука… Шабанов не понял сказанного глубоким властным баритоном, однако смерть явно откладывалась… Сергей рискнул скосить взгляд на избавителя.
Первой в глаза бросилась до блеска начищенная кольчуга, затем круглый шлем с острой стрелкой наносья и спадающей на плечи бармицей, меч в украшенных серебрянными накладками ножнах, наконец уверенно попиравшие доски причала красного сафьяна сапоги… Воевода… или атаман разбойничий - кто их поймет, каянцев…
- Bort medh swärdh, Hans! /Убери меч, Ханс! (древнешведск.)/- в голосе добавилось металла. Стоявший над Шабановым, недовольно заворчал и с треском вогнал клинок в ножны.
- Huath skulu vi göra medh swa mager, Pekka? Nogh them som takn i hws! /Зачем нам этот дохляк, Пекка? Хватит и тех, что взяли в доме! (древнешведск.)/
Смысла сказанного Шабанов не уловил. Воевода же на возглас не прореагировал - наблюдал, как из промысловой избы выводят в кровь избитых мужиков.
Повинуясь чуть заметному жесту воеводы, к пленным приблизился одетый в куртку из толстой бычьей кожи воин. В руке его хищно поблескивал взведенный арбалет.
- Не пойтесь мужикки - жить путете! - осклабившись сообщил каянец. Чудовищный акцент делал речь едва пригодной для понимания. - Натто рыпа носить, соль носить. Пыстро-пыстро носить! Токта хорошо путет! Томой пойтете!
- Ага, - буркнул Никодим Чунин, покрученник с Варзуги. - Домой пойдем… А еще нам по теплой бабе… путет! Другому кому байки рассказывай.
Финн - акцент завсегдатаев мурманских кабаков Сергей знал, как любой северянин - укоризненно поцокал языком и погрозил Никодиму похожим на сардельку, пальцем:
- Плохой мужик! Групый! Такой нелься долго жить!
Звучит короткий приказ - небрежно, даже лениво… Стоящий рядом с Шабановым воин текучим движением смещается к варзужанину. Снова взмывает меч, и на этот раз полет никто не останавливает…
Голова Никодима, глухо постукивая по валунам, покатилась к прибою. Тело, не веря в смерть, лишь пошатнулось. Из обрубка шеи высокими фонтанчиками плеснула кровь.
- Патай! - со смешком приказал толмач. Обвитый кожаным ремнем кулак толкнул обезглавленное тело.
- "Боже, защитник наш! Приникни и призри на лице помазанника Твоего", - негромко начал читать молитву староста тони, Серафим Заборщиков, - "ибо один день во дворах Твоих лучше тысячи…"
- Huath mumlar swa ryz? /О чем бормочет этот русс? (древнешведск.)/ - поинтересовался воевода.
- Bidher till gudh, /Молится (древнешведск.)/ - пожал плечами толмач.
Вожак усмехнулся.
- Lat göra Vadhe är the som gnisslar taender medh onzka! /Пускай! Опасаться надо тех, кто зубами от злости скрипит! (древнешведск.)/
Стоящая у причала иола готовилась принять добычу.
- Тафай, мужики! - заторопил поморов толмач. - Рапотать нато!
Отзывавшийся на имя Ханс снова возник над Серегиной головой, выразительно бросив ладонь на оголовье меча.
- Встаю, встаю! - с ненавистью буркнул Шабанов.
Ненависть придала сил. Даже ноги перестали дрожать, только в голове по-прежнему гудели далекие колокола.
"Возвращение откладывается…" - мрачно подумал Сергей,
- "и похоже надолго… дожить бы…"
И он сделал первый шаг на пути к Судьбе.