Солдат удачи. Исторические повести - Лев Вирин 6 стр.

***

Архимандрит сидел в келье возле побелённой печки. Ондрей по­клонился земным поклоном, встал у двери.

-Садись, дьякон, - сказал отец Митрофаний, указав на скамью возле стола. - Ты из Кафы? Анфим сказал, что там у вас Русское брат­ство есть. Расскажи.

Ондрей рассказал об их житье в Кафе и о братстве, что собрал отец Иларион.

- Откуда он взялся? Иеромонах Печерский? Эвона! Святой да вельми учёный человек был у вас попом. Слава об отце Иларионе из Печерского монастыря далеко идёт. Да мы-то думали, погиб он в та­тарский набег с другими иноками. Добрый учитель был у тебя, дьякон. Говоришь, книги от него остались? Где они? У тебя? Так что ж ты си­дишь как пень, тащи их сюда поскорее!

Когда Ондрей вернулся с книгами, в келье, рядом с архимандри­том, сидел седобородый монах в камилавке. На груди его тускло блес­нула панагия.

"Икона на груди - знак епископа. Преосвященный Прохор!" - догадался Ондрей.

- Ну что ж, отрок, принёс книги? - спросил Преосвященный строго.

-Принёс, - Ондрей развернул тряпицу и выложил на стол два больших фолианта в кожаных переплётах.

Епископ бережно взял верхний, пододвинул поближе свечку, рас­крыл книгу.

-"Послания преподобного отца нашего Василия Великого", - медленно прочёл Преосвященный, переводя заголовок на русский. - Так. А в этой что?, - епископ раскрыл вторую книгу: "Слово и правило монашеской жизни" преподобного Исаака Сирина. Слышал я, что отец Иларион принёс с Афона сии святые книги, да в руках не держал, а ныне сподобился. Слава Иисусу и Пресвятой Богородице. Ты, дья­кон, говорят, греческие книги читать можешь? Ну-ка, прочти!

Он развернул том Исаака Сирина на середине и протянул Ондрею.

-Да я, преподобный отче, худый да младый, за святую книгу и взяться робею.

-Ничо! Попробуй! Мы посмотрим.

Ондрей перевёл первые фразы: "А иноку поперед всего подобает смирение перед Господом и людьми. И труды инока - пост и молитва".

-Гляди-ка, отец Митрофаний, - сказал епископ, - Господь в пре­мудрости своей ко времени послал нам сего отрока и книги святых отцов! Пущай он с завтрашнего дня и садится толмачить, не отлагая! А жить тебе, дьякон, здесь, в монастыре, под надзором архимандрита и отца Анфима. Может, постричь его в монахи? Благое дело.

-Никак нельзя, ваше Преосвященство. Женат он. А жена его в Кафе осталась заложницей за жизнь и здоровье того глупого фрязина, на коего государь давеча опалу положил, - сказал архимандрит.

- Слышал я. Чего дурачина в церковные дела полез? Не смыслит ведь ни аза.

- Да не лез он, Ваше Преосвященство! Подставили его и обо­лгали.

-Ты, дьякон, отца Иосифа Волоцкого осмелился во лжи обви­нить? - сурово спросил епископ.

- Избави Боже! Это венецианец Антоний разговор завёл об унии церковной, а грек, боярин Рало, перевёл игумену совсем не то, что го­ворил мой хозяин. Вот и подвели невинного человека под гнев госу­даря.

-Так ли дело было? Расскажи толком, да не лги!

Ондрей рассказал. Епископ долго молчал. Думал.

- Похоже, не врёт отрок. Зачем сему фрязину в церковные споры соваться? А венецианцам тот договор, что нож вострый. Да и государыня на него разгневалась.

Не учуял западни гордый фрязин и попался. Да дело уже сделано. По­менять трудно. И государь Волоцкому игумену верит. Ладно. Подумаем, может, и удастся замолвить словечко за твово хозяина. Как зовут-то его? Гвидо Спинола? И чего это у фрязинов такие имена басурманские. Живи у отца Митрофания, да трудись усердно. Работа во имя Божье тебе зачтётся.

- Пресвятой Отче! Как же я сии премудрые книги толмачить буду? А вдруг ошибусь, не так разберу? Сие ж грех великий - святую книгу исказить.

Епископ улыбнулся:

- Смирен ты, гордыней не заносишься, добро. Не робей! Пре­подобный старец Нил Сорский обещал под Рождество к нам приехать. Он на Афоне долго прожил. Попрошу его посмотреть труд твой. Уж он-то не ошибётся.

- Ох, отец Митрофаний, - обратился епископ к архимандриту, - до чего ж нужны добрые толмачи! Многие из трудов отцов Церкви не дошли до нас, отсюда и всякое нестроение. Говорил я Великому князю: надо пригласить с Афона грамотеев, славянский язык знающих. Есть ведь такие! Да не едут, больно дорога тяжёлая да страшная.

С утра отец Анфим отвёл Ондрею место за столом писцов, дал медную чернильницу, линейку, свинцовый карандаш, пук перьев и, самое ценное, стопу толстой голландской бумаги:

-С Богом!

Ондрей принялся за работу.

***

В обед дьякон побежал отыскивать Ваську Ворона. Тот уже узнал, где живёт подьячий Степан Фёдорыч. Изба на Солянке была большая, в два жилья, с дворовыми постройками. Хозяина дома не было.

- В субботу вернётся, - сказал дворовый мужик. - В Рязань уехал.

В воскресенье, после заутрени, дьякон отправился в Успенскую

церковь. Как он и ожидал, подьячий с женой пришёл к ранней обедне и стал на видном месте, возле алтаря.

"Знать, Степан Фёдорыч в своей церкви не последний чело­век" , - подумал Ондрей. Дождавшись конца службы, дьякон подошёл, поклонился низко:

- Доброго здоровья, Степан Фёдорыч!

-Здравствуй! Маруся, се дьякон Ондрей, с коим я из Крыма ехал. Я тебе говорил.

Маруся улыбнулась:

- Пошли к нам. Угощу, чем Бог послал.

В доме хозяйка подала на стол котелок вчерашних щей, пироги с вязигой, кувшин медового квасу. Ондрей, покрестившись на иконы, сел скромно, с краю.

- Предупреждал я тебя, брат! - сказал Степан, запустив пальцы в бородку. - Что ж твой-то не уберёгся? Глуп?

- Гордыня одолела. Да вот и платит. А и я с ним попал в беду.

- Что делать думаешь?

-Пока пристроился переписчиком в Чудовом монастыре. Игу­мен, отец Митрофаний, обещал попросить государя при случае. Да и епископ Прохор тоже готов замолвить словечко. Я привез из Кафы книги греческие, от отца Илариона остались. Ударил ему челом, так он тем книгам зело обрадовался. Правда, меня же и посадил толма­чить.

- Добро. Это ты хорошо удумал. А дальше что будешь делать?

- Мыслю я, злодеи эти не только моего господина погубили, но и супротив дьяка Курицына пакость учинили. Договор он составлял. Он и государю его докладывал. А вместо дела-то, шиш. Может, ты, Сте­пан Фёдорыч, с Курицыным потолкуешь?

-Ближний государев дьяк Фёдор Васильевич Курицын - боль­шой человек. Я супротив его - козявка, мне его просить невместно.

Маруся, наклонив голову на руку, поглядывала на мужа.

- А ежели попросить Волка, брата Фёдор Васильевича? Ты ведь выручал его, было дело, - сказала она раздумчиво.

- Через Волка просить можно. Умница ты у меня, Марьюшка! - оживился Степан. - Завтра я его и увижу. Приходи завтра вечером.

***

Скоро Ондрей встретился с Фёдором Васильевичем. Тот смотрел невесело.

Дьякон начал говорить ему о коварстве и лжи венецианцев и боя­рина Рало, но Фёдор Васильевич остановил его:

-Всё сие мне ведомо. Да не в том суть. Государь латынцев нена­видит пуще басурман. И правильно. К басурманам-то мы привыкли, при случае и сговориться можем. А папистская Литва да Польша нам нынче - злейший враг. Ты пойми, дьякон, ведь уния сегодня - подчи­нение Литве завтра!

- Да ведь мой-то хозяин про унию и слова-то не сказал!

- И это знаю. Государь Волоцкому игумену верит. Да и упрям он. Принятого решения менять не любит.

Брат говорил, что у тебя в том деле свой интерес. Что ты не хо- зяина-латынца, а родных защищаешь. Так ли?

- Так, - ответил Ондрей, и в который раз поведал о своей беде.

-Сурьёзно тебя повязали. Аки медведя, кольцом в носу, - заду­мался дьяк. - Не дурак твой хозяин. Знает, своих не бросишь, совесть не позволит. Ну и что ты надумал?

-Архимандрит Митрофаний и епископ Прохор пообещали бить челом государю за невинно осуждённого.

Курицын глянул на Ондрея с уважением.

- Ты молод, да умён. Верно придумал. Я могу сказать, только ежели государь спросит. А они по чину должны печаловаться о каждом невинно осужденном, хоть он и латинский еретик. Так Господь запо­ведал и Никола Угодник. А государь к архипастырям прислушивается. Говорил я давеча с князем Патрикеевым. Государю близкий человек. Да осторожен князь. Не хочет лезть в эту склоку. Зайди завтра в Успенский собор. Протопоп Алексей Иосифу Волоц- кому - первый враг. Я ему скажу, при случае и он замолвит словечко.

- А нельзя ли и Митрополита попросить? - спросил Ондрей.

- Без пользы. Робок. Коли государь гневен, у Митрополита ко­лени дрожат.

Подождём до Рождества Богородицы. Государь большой корм ар­хиреям в Кремле давать будет. Попечаловаться святым отцам удобный случай. Гнев-то у него к тому времени пройдёт. А спешить у нас на Москве негоже.

***

Ондрею отвели в Чудовом монастыре маленькую, полутёмную, но тёплую келью. Туда и приходил каждый вечер Васька Ворон.

-Кормят синьора хорошо, с барского стола, - рассказывал он. - А пройти к нему никак невозможно. Пускают только Донателло, да и то под надзором. Там Фома, дворовый, здоровенный такой мордово­рот, все норовит в харю въехать. Но нынче воевода в Торжок отъехал. Говорят, недели три не будет. Я придумал, как к хозяину добраться. Зав­тра попробуем, как стемнеет.

Назавтра к вечеру Ондрей пришёл в усадьбу воеводы Образца. Дотемна сидел в людской. Челядь, поужинав, начала расходиться - спать. Выждав, Ондрей с Вороном вышли потихоньку во двор. Здоро­венный кобель Хватай подошёл к Ваське, ткнулся мордой в руку. Васька отдал ему горбушку:

- Я его уже третий день прикармливаю. Пошли.

В углу, за поленицей дров, стояла лестница. Они подтащили её к дому и поставили под окошком горницы синьора.

- Лезь, Ондрей. Я покараулю.

Под окошком, забранным частым свинцовым переплётом с ку­сочками слюды, была продушина для свежего воздуха, задвинутая из­нутри липовой доской. Дьякон осторожно, кончиком ножа, отодвинул доску, и тихонько позвал:

-Синьор Гвидо! Синьор...

В продушине показалось бледное лицо синьора.

- Андрео! Ты на свободе? - удивился синьор Спинола и стал жадно расспрашивать Ондрея обо всём, что произошло после его за­точения.

- Я ничего не знаю! Московиты не понимают человеческой, тос­канской речи, а Донателло знает по-русски пять слов.

Узнав о хлопотах Ондрея, синьор приободрился:

-Старайся, Андрео! Да поможет тебе Святая Дева. Но неужто я просижу здесь до Рождества Богородицы?

"Да ежели хоть после Рождества Христова удастся тебя выта­щить, - подумал Ондрей, - так я Николе Угоднику большую свечу по­ставлю!".

- Здесь так тоскливо! - пожаловался синьор и попросил взять у Пьетро Солари Библию и что-нибудь ещё из книг, а также бутылку вина и принести ему.

Осторожно, стараясь не шуметь, Ондрей выбрался со двора вое­воды через дыру в заборе. Ворон присмотрел её заранее.

***

Протопоп Алексий провёл Ондрея в ризницу. Разгладил тща­тельно расчёсанную и подвитую бороду.

-Так что за пакость учинил Иосиф Санин твому хозяину?

Ондрей рассказал.

-Говоришь, епископ Прохор обещал печаловаться за него перед Великим князем? Добро. Будет случай, и я замолвлю словечко. Слышал я, ты книги редкие привёз, труды Василия Великого и Исаака Сирина. А других книг у тебя не было, тайных?

- Да нет, отче Алексий. А что за тайные книги ты разыскиваешь?

Протопоп осторожно выглянул за дверь. В церкви уже никого не было.

-Есть такая тайная книга. В ней великое знание сокрыто. И че­ловек, познавший сии тайны, обретёт великое могущество.

-Не слыхал я о сем. А что за книга-то?

Протопоп понизил голос:

- Каббала. Книга сия на жидовском языке написана. У вас в Крыму, я слышал, много жидов?

- Хватает. И жидов, и караимов. Я многих знаю, но о Каббале ни- коли не слышал.

Протопоп встал.

-Жаль. Говорят, есть там и секрет вечной молодости, и как зо­лото из свинца варить, и как чудеса делать. Такую книгу не каждому по­кажут. Вернёшься в Кафу, поспрошай. А насчёт твово фрязина, я запомнил. Что смогу, сделаю.

Вечером Ондрей осторожно спросил отца Анфима:

- Чего это Успенский протопоп жидовской Каббалой интересу­ется? Зачем ему?

Монах встревожено посмотрел на Ондрея:

-Отец Алексий? Ох, дьякон, держись от него подале. Он хоть и ближний поп государев, а бают люди, что тайный еретик. Сказывают, не одного хрестьянина совратил в ересь жидовствующих. Геннадий, архиепископ Новгородский, да Волоцкий игумен Великому князю донос за доносом пишут на этих еретиков. Да государь прикрывает их до времени. Должно, нужны они ему. А ты, Ондрюша, поберегись! В ересь впутаться просто, выйти трудно.

- А в чём сия ересь, отец Анфим?

- Ну, досконально-то я не ведаю. Слышал, что признают они только Бога Отца. А Иисуса и Матерь Божью не признают.

- Вот еретики! Да как же без Божьей Матери, заступницы за нас грешных? Зачем им это?

- Блазит их волшебство, якобы в Каббале сокрытое. Все хотят всемогущества. Гордыня, Ондрюшенька, - корень всех грехов. А сми­рение - первая добродетель христианская. Не заносись, сын мой.

***

Ондрей тайно посещал синьора Гвидо. Приносил ему книги, вино, вкусную рыбку. Старался утешить бедного узника. В этот раз, как обычно, он допоздна засиделся с Вороном в людской, дожидался, пока дворовые разойдутся спать. Потом они вытащили лестницу, и дьякон, передвинув на спину кожаную суму с гостинцами, полез к окошку. Синьор Спинола ждал его, отодвинув досочку.

-Ну что ты нынче так поздно? Я замёрз совсем.

Однако Ондрей не успел ответить.

-Берегись! - крикнул снизу Ворон.

Ондрей оглянулся. К лестнице бежало четверо мужиков с дубьём. Дьякон спрыгнул. На него сразу навалились трое. Но Фому перехватил Васька и сходу ударил его в зубы. Ворон вложил в удар всю свою силу. Но Фомушка даже не качнулся, и занёс правую руку. Ворон укрылся от удара. Тут Фома достал его левой. Недаром его считали лучшим из мос­ковских кулачных бойцов. Вася рухнул, как подкошенный.

Ондрей стряхнул повисших на нём мужиков и рванулся к Фоме. Тот ловко перехватил правую руку дьякона и завернул за спину. Ондрей попытался вывернуться, однако Фомушка уже схватил его за ворот ту­лупа.

-Левую давай! - рявкнул он на мужиков. - Вяжи! Да что ж вы раззявы трое с одним управиться не смогли!

-Почто ты, ирод, Ваську убил! - крикнул дьякон.

Фома усмехнулся:

-Жив твой Ворон. Я его легонько. Ничо, отлежится на сено­вале, оклемается. А ты шагай в дом, к хозяйке!

Боярыня в высокой кичке и бобровой душегрейке сидела в крас­ном углу на лавке. За её плечом стояла старуха Аксинья, ключница. И такое торжество светилось на её лице, что Ондрей сразу понял, кто их выследил.

-Поймали вора, - сказал Фомушка. - Прикажешь на конюшню и в батоги?

- Я его знаю, - молвила боярыня. - Это ж толмач фрязина! Дья­кон из Кафы. Отвечай, какое воровство задумал в моём доме? Да не ври!

- Помилуй, государыня! - ответил Ондрей, низко кланяясь. - Никакого воровства я не творил. Да ведь к хозяину не пускают. А он тоскует в заключении. Вот я и принёс ему гостинцы. Взгляни сама, го­сударыня. Я не из дома тащил, а в дом.

Дворник Тихон снял суму, поставил на стол перед боярыней:

-Прикажете развязать, Наталья Денисовна?

В суме лежали мешочек орехов, две дюжины румяных яблок, гор­шочек мёда и маленькая книжка. Пока хозяйка осматривала гостинцы, Ондрей потихоньку разглядывал набелённое лицо женщины. До сих пор он видел хозяйку мельком, пару раз издали.

"Что скрыто за этим уверенным ликом с насурьмяненными бро­вями? Что прячет сарафан из дорогого сукна? Молодая ещё баба, кра­сивая, лет за тридцать. Лицо властное. Да видно, что не дура. Врать такой - только запутаешься. Не ошибись, Ондрей, судьба твоя реша­ется", - думал дьякон.

- Сласти, словно дитю малому! А что за книжка? Дай-ко! - ска­зала боярыня и открыла книгу. - Не по-нашему написано. Да и ровно- то как! Буковка в буковку. Хороший писец видать делал.

- Сия книга не писана, а печатана с деревянных литер. Фрязины вырезают буковки из дерева, складывают книгу и печатают сколько надо, хоть и сто штук, - сказал дьякон.

-Эвона! А что тут? Евангелие?

- Евангелие я ему сразу принёс, - ответил Ондрей. - Это свет­ская книга. "Декамерон" называется. Господин мой сказывал, недавно у них напечатана.

-О чём она? - спросила Наталья Денисовна.

Ондрей смутился:

-Тут, боярыня, скоромные побасенки о весёлых женках да мо­нахах латинских.

- Скоромные, говоришь? - хозяйка отложила книгу и с любопыт­ством стала разглядывать Ондрея. - Ладно. Потом посмотрим. А пошто ты заради сего еретика так стараешься? Он ведь государев пре­ступник. А ты живота не жалеешь. Верный слуга?

-Служу, как могу, - ответил дьякон. - Дело-то не в сем фрязине. Он, правда, хоть и латынец, а всё же христианин. Да вся семья моя в Кафе осталась заложниками за его жизнь и здоровье. Пропадёт он - хозяин отдаст моих родных на муки. Как же мне, Наталья Денисовна, не стараться. Да и не виновен он перед государем. Оговорили его.

Боярыня задумалась. Потом кивнула мужикам:

- Ступайте. Я сама с ним разберусь. Садись, дьякон. Расскажи-ка толком.

Мужики поклонились в пояс и ушли, а Ондрей в который раз пе­ресказал всю историю. Старался говорить так, чтобы боярыня пове­рила.

"Коли она мне поверит, значит, Господь меня не оставил", - за­гадал он.

Хозяйка слушала, подперев ладонью щёку.

- Горемычная твоя головушка. Сгноят твово господина. И ты пропадёшь, и семья.

- Ежедень молю Пресвятую Деву и Николу Чудотворца, дабы ми­новала нас чаша сия. Государь казнит, да государь и милует.

-Да он и думать забыл о твоем фрязине. А тебя пред лицо госу­дарево не пустят.

- Верно, боярыня. Я человек малый. Но через неделю Рождество Богородицы. Государь будет угощать архиреев и попов московских. Отец Митрофаний, игумен Чудова монастыря, обещал печаловаться пред Великим князем за невинно осуждённого. Да епископ Прохор. И протопоп Алексий.

Боярыня удивлённо подняла брови:

-Как же ты в столь краткое время самых именитых мужей цер­ковных сговорил?

-Не за себя, а за правду прошу. И матушка моя говорила: "Доб­рое слово и гору сдвинет".

Наталья Денисовна улыбнулась. Лицо её похорошело.