Царевна стыдливо улыбнулась, польщенная похвалой своему любимцу; в эту минуту она совершенно забыла, что на ней лежит великая миссия ратовать за свою родину; чувство матери поглотило ее всю, и она, мило коверкая русские слова, стала рассказывать о нем всякие мелочи, дорогие ее материнскому сердцу.
Князь Пронский, сидя немного поодаль от царевен, украдкой следил за Еленой Леонтьевной, чтобы кто-либо не поймал его страстного взора. Порой он переводил свои взоры на боярыню Хитрово, и если бы она видела этот взгляд и злобную усмешку, мелькавшую на его губах, то, как бы ни была храбра и бесстрашна, наверное, содрогнулась бы… Но она не видела этого взора, а видела, как вспыхнул князь, когда царевна Елена, разговорившись о сыне, скользнула по нему взглядом и даже чуть улыбнулась ему, когда он поцеловал ручку царевича. Боярыня сдвинула свои соболиные брови; потемнели, как ночь, ее лазоревые очи, и до крови закусила она свои алые губы, но ничего не сказала, а подсела к царевне Елене, и, пытливо смотря в ее бледное тонкое личико, заговорила:
- Правда ли, царевна, говорят, будто у вас крестят младенцев одним погружением, отцам духовным не каются и причастие только при смерти дают, да и то без покаяния? Будто у вас ко честному кресту вера оскудела, да и икон будто вы не почитаете?
Царевна заволновалась, быстро перебирая четки; при последних словах гостьи слабо вспыхнули румянцем ее бледные впалые щеки, и она, вытянув руку вперед, молча указала Хитрово на поставец с образами.
Боярыня чуть смешалась, не заметив в углу образов и при входе в горницу не перекрестившись; но она скоро оправилась и еще порывистее стала выкладывать царевне свое знакомство с Грузией и ее обрядами.
- У вас много несогласий с соборно апостольскою церковью, - продолжала она. - Первое несогласие - то, что церкви от алтарей не отгорожены, престолы везде наги и к стене приделаны; служите вы в неосвещенных церквах, крестов ни на одной церкви нет и не бывало, мотаете рукой не по истине и кланяетесь, смотря на небо, а не на иконы. Женятся у вас будто без венца, и ежели дети будут, то венчаются, а ежели не будут, то, покинув старую жену, берут иную. Всякие люди будто входят у вас в церковь в шапках да в соболях… Свадьбы играют в Великий пост и в Благовещение… Какие же вы настоящие христиане после того? - победоносно усмехнувшись, закончила Хитрово и торжественно оглянула всех.
Но царевна уже вполне овладела собой и, хотя слова русской боярыни жестоко оскорбили ее религиозное чувство, она и вида не показала, что обиделась, а ровным, внятным голосом ответила ей на довольно чистом русском языке:
- Не знаю, боярыня, не обучена я, как бы следовало, церковному знанию, но известно мне, что не тем вера велика, как крестное знамение сотворить и где алтарь поставить и когда венчаться! В шапках у нас ходят в церковь потому, что это - древний обычай и в этом нет греха, а грех в церковь ходить и не Богу молиться, а судачить и зло творить; как известно тебе, царь ваш Иоанн Васильевич в церковь ходил чинить расправу да над митрополитом издевки делать, вот грех где. Не в том грех, что жену бесплодную с честью на людях домой отослать: Сам Господь повелел Аврааму служанку взять себе в жены, потому что Сарра была бесплодна, Иисус Христос велел смоковнице высохнуть за ее бесплодие, так в чем же тут грех? Я думаю, грех-то там, где постылую жену в монастырь гонят силком, или - что еще хуже - в гроб вколачивают со злобой…
Царевна говорила, все более и более воодушевляясь; видно было, что она хорошо ознакомлена с русской историей и русскими нравами. Она колола не в бровь, а прямо в глаз, и последние ее слова заставили боярыню Хитрово пугливо отшатнуться от нее и взглянуть на князя Пронского. Тот сидел бледный, угрюмо устремив на царевну свои мрачные глаза и пощипывал свою окладистую курчавую бороду.
- Ай да царевна! - кисло рассмеялась Хитрово. - Умеешь ты своих защищать.
- Я не защищаю, а только оправдываюсь. Ты сказала, что мы - не христиане, а мы были еще тогда христианами, когда на Руси о Христе никто и не слышал.
- Мудреное что-то говоришь! - всплеснула ручками царевна Татьяна. - Как это возможно, чтобы вы раньше нас Христа знали?
- Мы были христианами, когда еще и Руси вовсе не было! - с гордостью произнес царевич Николай, все время молча и со вниманием слушавший спор.
Все улыбнулись; царевны Татьяна и Анна кинулись целовать его, но он вырвался от них и убежал; они погнались за ним, и скоро по всему дому раздался веселый смех девушек и царевича.
Елена Леонтьевна предложила гостям угощение; хотя она и ее свита, как и все приезжие из всех стран послы, пользовались на царский счет яствами и питьями, но все же она имела и свой запас кахетинского вина и восточных сладостей, вроде кишмиша и чурчхелы, которыми с особым удовольствием и тайной гордостью любила потчевать своих русских гостей.
Елена Дмитриевна с удовольствием согласилась отведать вина.
- Бают, вино у вас чудесное? - улыбнувшись, спросила она все время молчавшего Джавахова. - Что, понятна ли тебе моя речь?
Пронский сказал, что князь хорошо говорит по-русски.
Боярыня заговорила с князем Леоном, предоставив Пронского царевне. Но та сидела потупившись и на предлагаемые князем Борисом Алексеевичем вопросы отвечала односложно.
Наконец прислужник-грузин вошел в комнату с подносом, уставленным сластями и сосудами с кахетинским вином; следом за ним вошли несколько грузин и две грузинки. Низко поклонившись всем по-восточному, они безмолвно расселись по тахтам. Грузинки же потупились, сложили маленькие руки на коленях, вытянули слегка ноги так, что из-под платьев виднелись кончики их атласных туфелек, и все застыли, точно изваяния, в этих неподвижных позах. Изредка которая-нибудь из них вскидывала черные жгучие глаза, но тотчас, будто испугавшись, что ее взгляд может обжечь кого-нибудь, торопливо опускала свои длинные ресницы.
Одна из грузинок была очень хорошенькая, смуглая, с крупными чертами лица, страстными, полными губами и ярким румянцем на щеках; ее длинные черные косы, перевитые жемчугом, закрывали уши и опускались на грудь. Другая была совсем молоденькая некрасивая девушка, с добрыми карими глазами и бледными тонкими губами.
Первая - княжна Каркашвилли - как пришла, так сейчас же отыскала князя Леона, и ее черные, немного сросшиеся брови насупились, когда она увидела, что он оживленно разговаривает с голубоглазой красавицей гостьей.
- Кто это? - по-грузински спросила она свою маленькую подругу Саакову, которая робко взглядывала на статного русского князя, разговаривавшего с ее царевной и не обратившего никакого внимания на приход девушек.
- Не знаю! - тихо шепнула та. - А какая красавица, правда? Белая, как пена Арагвы, а глаза… Нина, ты видела когда-нибудь такие глаза? Я видела на образе у Божией Матери, знаешь, в Мцхете, в соборе…
- Замолчи, Гаяне! Она отвратительна! - скрипнув зубами, прошептала княжна. Саакова с удивлением посмотрела на нее.
Между грузинами выделялся красивый старик с ястребиным взором и мягкой улыбкой; в его черных волосах проглядывала сильная седина, придававшая его загорелому мужественному лицу особую важность и величавое спокойствие. Он был одет богаче других, и его кинжал был осыпан драгоценными камнями; царевна одному ему кивнула головой.
Это был князь Джавахов, отец Леона, уполномоченный посол царя Теймураза и приближенный царевны Елены. Он приходился ей даже троюродным дядей. Испытанный в боях воин, храбрый, как лев, ловкий, как пантера, князь Вахтанг происходил из царского рода, но гордился не этим, а тем, что он- сын Грузии, которую любил наравне с единственным своим сыном и на служение которой отдал всю свою жизнь.
Отправившись в посольство с невесткой царя Теймураза и его внуком, он думал скоро уладить дело с русскими, испросив у московского царя все, что необходимо для грузин, и каково же было его нетерпение, когда ему пришлось сидеть без дела в Москве, в то время как на родине персы разоряли города и села грузин. Он ходил в Посольский приказ, спрашивал подьячих и дьяков о том, как подвигается их дело; дьяки выслушивали его, качали головами и, уставившись бородами в землю, в свою очередь, глубокомысленно спрашивали:
- Зачем вы в Москву-то приехали?
- Приехали мы бить челом великому государю, чтобы пожаловал нас для православной христианской веры, велел принять под свою высокую руку в вечное подданство! - отвечали грузины.
Эти вопросы озадачивали и сердили князя Вахтанга, так как повторялись при каждом его посещении приказа.
Теперь, увидав наконец у царевны русских и узнав, что боярыня Хитрово имеет влияние при дворе, он решился через сына сам серьезно переговорить с нею. Его приятно изумило, что сын, видимо, понравился влиятельной гостье, потому что она слушала его с удовольствием, что выражали ее красивые, ясные глаза. Старик не понимал по-русски, но по оживленному лицу сына видел, что беседа идет, вероятно, о Грузии; он не пропускал ни одного их жеста и, покручивая свои седые усы, зорко следил и за царевной, видимо, с большой неохотою слушавшей князя Пронского.
Прибежали наконец и царевны с царевичем Николаем; они подсели к грузинам и заставляли царевича переводить их робкие, короткие речи. Он, хотя и с акцентом, но довольно свободно, как все дети, легко выучился русскому языку и теперь с наслаждением вошел в роль толмача.
Царевны заливались веселым смехом, а грузинки застенчиво улыбались и смотрели на них с жгучим любопытством. Молодые грузины, безмолвно сидевшие на тахтах, таращили на девушек свои черные, как маслины, глаза и изредка молодцевато поглаживали свои блестящие черные усы.
Анна и Татьяна Михайловны, смеясь и кокетничая, взглядывали на них, но вступать в разговор с ними все-таки еще не решались. Уж очень шло вразрез со всем укладом русской жизни первыми начинать беседу с мужчинами, что считалось весьма неприличным, да к тому же и грузины не умели объясняться по-русски.
VIII. Ревность
- А прежде у кого были вы в подданстве? - спросила боярыня Елена Дмитриевна князя Леона, ласково улыбаясь ему.
- Мы еще ни у кого в подданстве не были! Есть у нас царь Теймураз, и ему мы - подданные, а так как шах Абас Персидский нас очень теснит и города наши разорению предает, и мы одной веры с вами, а потому ваш царь может нам помочь… Узнают персы и турки, что русский царь нас под защиту взял, испугаются и к себе вернутся.
- Это точно! - кивнула головой Елена Дмитриевна. - А много ли у вас служилых людей, и какой у вас бой?
- Ратных людей у нас восемь тысяч, бой лучной и копейный; все бывают в панцирях.
- Как рыцари! - произнесла Хитрово. - В каких местах вы живете, далеко от Терека? - с важностью спросила она, желая похвастаться перед иноземцем своими познаниями.
Грузин действительно с удивлением взглянул на красавицу, знавшую, что недалеко от их царства течет Терек.
- От Терека до Тушинской земли скорого хода четыре дня.
- Недалеко. А что, эта река, Терек-то, поди, меньше нашей Москвы-реки?
Князь Леон усмехнулся и ответил:
- Да любой приток Терека в два раза больше ее.
- Ой ли! Значит, Терек- как Волга?
- Терек не так широк, как Волга, но он бурлив, глубже Волги и красивее.
- Ну а скажи ты мне, - не унималась боярыня, с наслаждением прислушиваясь к гортанным звукам низкого голоса грузина, - есть ли у вас города и в каких местах вы живете?
- Как же городам, боярыня, не быть? - изумился Леон. - Таких городов, как наши Тифлис, Телаз, Мцхет, не найти много, разве что Тегеран да Испагань таковы. Где столько садов с белыми дворцами и журчащими фонтанами? Где такая светлая, прозрачная река, как наша Кура? Где такие раины, буки для аллеи из роз и миндальных деревьев? Где еще растут спелые персики, абрикосы и такой душистый виноград, как у нас? Разве есть такие города, которые со всех сторон закрывались бы голубыми горами и их воздух был наполнен благоуханием цветов? О, нет, ты не знаешь, нет лучших городов, как наш Тифлис и наша древняя столица Мцхет! - с воодушевлением говорил молодой грузин, и все с невольным вниманием прислушивались к его словам.
Старик Джавахов, поймав раза два знакомые имена, одобрительно закивал своей курчавой головой и с гордостью оглянул присутствующих.
Царевна Елена Леонтьевна уже давно перестала слушать, что говорил ей князь Пронский, и с разгоревшимися щеками смотрела на князя Леона. Княжна Каркашвилли вся подалась вперед; забыв всех, она не отрывала своих черных страстных глаз от юного оратора. Когда он на минуту остановился, чтобы перевести дыхание, боярыня Хитрово проговорила своим воркующим нежным голоском:
- Ах, уж вижу, ты - кулик!
Леон и царевна не поняли ее и попросили объяснения.
- А то и значит, что всяк кулик свое болото хвалит! И плох тот кулик, который своего болота не хвалит, а хаит! А чтобы ваш Тифлис на самом деле так хорош был, что-то плохо мне верится. Вы, что черные орлы, на страшенных высотах гнезда вьете; как же там городам быть красивыми? Что-то не пойму я.
- Чтобы понять всю красоту нашей страны, надо видеть ее! - взволновался князь Леон.
- Эка, что сказал! - рассмеялась боярыня. - К вам ехать, ехать - не доехать, в тридевятую землю, в тридесятое царство ближе, поди, съездить.
- Мы же приехали! - многозначительно проговорила царевна Елена и впервые прямо в упор взглянула в глаза боярыне.
"Ну и баба, - подумала боярыня, - воля-то какая да силища видны в ее глазах! Поборемся, поборемся, матушка, люблю и я побиться, силушкой вдовьей померяться. Ты моего Борисушку, свет ясна сокола, на свою жердочку переманить хочешь? Да у меня позволенья, красавица, на то не спросила, а время не пришло мне, князя-то моего от себя освободить, люб он еще мне, касатик!" - и с особой нежностью она окинула статную фигуру Бориса Алексеевича.
Иногда ее самолюбивое сердце жаждало любви и привязанности, и тогда ей казалось, что Пронский ей особенно дорог и необходим. Но Пронский не глядел на нее, а сидел, глубоко задумавшись. Она окликнула его:
- Что, князь, свет Борис Алексеевич, затуманился?
Пронский дрогнул, недоумевающим взглядом окинул всю комнату, провел рукой по глазам, точно снимая с них паутину, и спросил боярыню:
- Долго мы еще хозяюшке надоедать станем?
Царевна заволновалась. Сказано было много, смеха и шуток было довольно, а до главного - до того, о чем стонало сердце грузинской царевны и ее свиты - все еще не договорились. Боярыня, должно быть, и думать забыла, чего от ее визита ждала невестка царя Теймураза; князь Пронский, видно, другим чем был озабочен, а не делами грузинскими; царевны смеялись и шутили с царевичем и даже не слушали серьезных разговоров.
При вопросе Пронского на губах Елены Дмитриевны змеей пробежала улыбочка; она поняла, что творилось в гордом сердце царевны, но на помощь прийти не захотела. Любила она посмотреть, как люди свою гордость от нужды теряют, а тут еще царевна, хотя и чужой земли, будущая царица, пред нею, простою боярынею, должна была преклоняться. И ждала боярыня льстивых речей, просьбы жалостной от царевны грузинской.
Но гордые уста Елены Леонтьевны не раскрывались. Она чувствовала, что судьба родины теперь всецело зависит от нее и этой белокурой, белотелой красавицы, так спокойно, так победоносно стоявшей перед нею, но у нее не было сил унижаться, вымаливать милостей у той женщины, которую она сразу инстинктивно возненавидела, со всем пылом своей страстной, неукротимой южной натуры.
Обе женщины стояли друг перед другом: одна - сильная своей силой и властью, другая- слабая, беспомощная…
- Прощай, царевна, спасибо за хлеб, за соль! - проговорила наконец Хитрово, и углы ее полных губ опустились, что означало ее крайнее недовольство.
- Что ж, боярыня, - начал вдруг Пронский, - ты не скажешь царевне, устроишь ли ей свидание с царем-батюшкой?
Хитрово метнула на князя грозный взгляд, но, притворно усмехнувшись, точно не понимая, спросила:
- А разве царевна хочет видеться с государем? Она меня не просила об этом.
Боярыня сделала ударение на слове "просила" и перевела вопросительный взгляд на царевну. У той в это время происходила тяжелая борьба между долгом и личным чувством.
Леон Джавахов понял, что обе женщины невзлюбили друг друга, что боярыня испытывает царевну, а последняя не хочет преклоняться перед влиятельной боярыней. И вдруг Пронский очутился возле него и тихо шепнул ему:
- Пусть царевна просит свидания с царем… Одно только слово, а прочее я уж устрою.
- Она попросит царевен! - также шепотом ответил Леон.
- Боже сохрани! - испугался Пронский. - Вечного врага наживет в боярыне.
- Но царевна ни за что не попросит ее…
- Надо заставить.
- Я скажу отцу… - и князь Леон указал на седого старика, с нескрываемым беспокойством следившего за царевной и боярыней.
- Познакомь, князь, меня, с ним.
- Он не говорит по-русски.
- Ничего не значит. Ты перескажешь. Пойдем!
Они подошли к старику, и Леон по-грузински передал ему в нескольких словах, что, видно, царевна не хочет просить боярыню о свидании с царем. Старик нахмурился и спросил сына, что же хочет от него этот мрачный русский. Леон пожал плечами. Пронский тогда взял старого Джавахова за руку и подвел его к Хитрово. Старик низко поклонился ей.
- Мой отец! - отрекомендовал Леон отца, не понимая, почему Пронскому понадобилось знакомить его с боярыней.
Пока боярыня Хитрово через Леона разговаривала с Вахтангом Джаваховым и царевной о положении Грузии, князь Борис Алексеевич подсел к царевнам и царевичу и тихо шепнул Анне Михайловне, чтобы она, прощаясь, спросила царевну Елену, желает ли она видеться с государем.
- Только смотри, царевна, боярыне об этом ни слова! - попросил Пронский.
Анна Михайловна лукаво погрозила ему пальцем.
- Что, небось, боярыню больше боишься, чем брата? - вполголоса спросила она.
- И-и, куда! - отмахнулся князь. - Так сделаешь, о чем прошу, царевна?
- А ты приведешь к нам в терем того вон, глазастого, что таращится на меня? - засмеялась царевна. - И грузинок этих. Потешные они!.. Смотри, князь, вон та, маленькая, с тебя глаз не сводит; знать, заполонил ты ее девичье сердце!
- Ой, и шустрая же ты, царевна! Смотри, галчонок-то ушенки навострил, - указал Пронский на царевича, силившегося расслышать их беседу, и прибавил так, чтобы царевич слышал: - Так скажешь царевне Елене Леонтьевне?..
Анна Михайловна утвердительно кивнула головой. Пронский отошел от них и подошел к царевне Елене с поклоном.
- Государыня царевна! - проговорил он, низко опуская голову. - Бью челом на добром угощении.
Князь Леон по-грузински что-то шепнул царевне; она чуть вспыхнула и протянула князю кончики тоненьких пальчиков; он прикоснулся к ним, но сейчас же отошел и прислонился своей мощной фигурой к стене, точно ноги не держали его. Он был бледнее обыкновенного, и на его лице лежали какая-то растерянность и печаль.
Боярыня Хитрово из-под ресниц вбок взглянула на него и шумно стала звать царевен домой.
Когда Анна Михайловна целовала бледные щеки царевны, то вдруг, к изумлению сестры, царевны Татьяны, и Елены Дмитриевны, проговорила:
- А что ж, царевна, когда хочешь увидеть брата-царя?
Царевна Елена смутилась..