Но, несмотря на слова Гекамеды, ее разочарование не казалось мне особенно глубоким. Конечно, лицо девушки не светилось радостью, но и не потемнело от горя. Похоже, она отнеслась к этому с полным равнодушием, что было для меня более неприятно, чем открытая враждебность.
Я решил вывести ее из себя, рассказав о скором приходе Гортины.
- Но это не все. Хотя Гортина не выиграла, она и не проиграла. Пойдем в твою комнату - лучше поговорим там.
- Не могу.
- Почему?
- Там Поликсена. Расскажи все здесь.
- Поликсена? Значит, она пришла?
- Да, вскоре после твоего ухода. Она славная девушка, и мы подружились. Но что будет с Гортиной?
- Расскажу тебе позже. Проводи меня к себе - я хочу поговорить с Поликсеной.
- Нет! Расскажи мне о Гортине!
- Ты ведь часто напоминала мне, что являешься моей рабыней.
Гекамеда покраснела, закусила губу и направилась в свою комнату, даже не обернувшись, чтобы проверить, следую ли я за ней. "Не слишком ободряющие признаки", - подумал я.
Поликсена дружелюбно меня приветствовала, пригласив сесть рядом с ней. Эта дочь Приама казалась мне самой обаятельной из всей царской семьи. Простая и непосредственная, хотя и не забывающая о достоинстве, приличествующем ее высокому сану, она, в отличие от своей сестры Кассандры, обладала чувством юмора и была абсолютно искренна в своих симпатиях и антипатиях.
Что касается внешности Поликсены, то никакие мои похвалы не могут ничего прибавить к ее славе.
Всему миру известны пышные каштановые волосы, стройная фигура и влажные блестящие глаза, которым было суждено завлечь могучего героя навстречу его гибели.
Когда за несколько дней до того я попросил Поликсену навестить Гекамеду в моих покоях, меня озадачила радость, с которой она выразила свое согласие. Я решил разгадать эту загадку, воспользовавшись столь быстро возникшей дружбой между двумя девушками.
- Не знаю, Поликсена, - сказал я после того, как мы побеседовали на различные темы, - поблагодарила ли тебя Гекамеда за твой визит. Возможно, она даже не подозревает, что должна это сделать. Позволишь ли ты мне выразить тебе благодарность?
- Охотно, добрый Идей, если это так необходимо, - ответила дочь Приама.
- По-твоему, мне не свойственна вежливость? - вмешалась Гекамеда. - Я уже поблагодарила ее.
- Вот и отлично, - кивнул я. - Во дворце удивлены, Поликсена, что ты отказалась от развлечений с целью скрасить одиночество Гекамеды. Наверное, ты здесь скучаешь.
- Напротив, - возразила Поликсена. - Твое мнение не слишком лестно для Гекамеды и к тому же неверно. Беседа с ней для меня куда интереснее дворцовых увеселений.
- Неудивительно, - с усмешкой промолвила Гекамеда. - Я случайно обладаю сведениями о том, что живо интересует Поликсену. Она задала мне тысячу вопросов - как ты думаешь, о ком? Об Ахилле!
Краем глаза я видел, что Поликсена подает Гекамеде отчаянные знаки придержать язык. Но Гекамеда не замечала их, глядя на меня, и таким образом все стало ясно. Желание Поликсены навестить Гекамеду было вызвано ее интересом к Ахиллу.
Я с улыбкой повернулся к дочери Арсиноя:
- Безусловно, ты смогла ответить на вопросы, ведь именно Ахилл взял тебя в плен. Я больше не настаиваю на выражении Поликсене нашей благодарности - только надеюсь, что удовольствие, которое доставил ей разговор с тобой, побудит ее посещать нас чаще.
Поликсена собиралась ответить, но ее прервал голос слуги:
- Господин, Парис, сын царя Приама, просит разрешения войти в твои покои.
Я с удивлением поднялся. Зачем, во имя Аида, Парису понадобилось навещать меня? Решив, что он, по-видимому, пришел за Поликсеной, чтобы проводить ее на пиршество, я велел Ферейну впустить его.
Вскоре Парис появился в дверях. Один взгляд на него объяснил мне цель этого неожиданного визита, ибо на нем не было воинского облачения, которое с начала осады стало повседневной одеждой для всех мужчин-троянцев. Парис был одет в хитон из расшитого золотом льняного полотна, опоясанный в талии, и великолепную пурпурную хламиду, наброшенную на плечи. Коротко остриженные волосы блестели от масла и благовоний, а сбоку висел меч в золотых ножнах и с украшенной драгоценными камнями рукояткой.
Руки и ноги также были смазаны душистым маслом, а мягкие сандалии защищали ступни от грубого мрамора.
Короче говоря, Парис был облачен для единственной битвы, в которой ему хватало смелости участвовать. Его намерения были абсолютно ясны. Услышав во дворце сплетни о красоте Гекамеды, он решил убедиться в ней лично, несомненно собираясь почтить девушку своим вниманием, окажись она его достойна.
Стоя в дверном проеме в изящной позе, Парис удостоил меня кивком, потом с братской снисходительностью улыбнулся Поликсене и наконец устремил взгляд на Гекамеду.
При виде девушки Парис вздрогнул и шагнул вперед. Сначала я подумал, что он узнал ее, но, вспомнив, что, по словам Гекамеды, она ни разу не видела Париса во время пребывания у Елены, понял, что это движение - невольная дань ее красоте.
"Придется понаблюдать за этим щенком!" - подумал я.
Быстро опомнившись, Парис двинулся вперед грациозной походкой и промолвил беспечным тоном:
- Ты неплохо устроился во дворце, Идей, - недурные покои. - Он обернулся к Поликсене: - Я пришел за тобой, сестра. Кассандра сказала, что я застану тебя здесь. Ты нашла себе новую подругу? - И Парис бросил дерзкий взгляд на Гекамеду.
Я шагнул к нему:
- Гекамеда, это Парис - сын Приама и муж Елены. - По его выражению лица я прочел, что последнее упоминание не пришлось ему по вкусу. - Садись рядом с сестрой, Парис. Гекамеда, вели Ферейну подать вино и печенье. - Когда она встала, чтобы позвать слугу, я опустился на скамью поблизости от знатного посетителя.
Каким бы ни являлось дело Париса к его сестре, оно, безусловно, не было безотлагательным. Он пробыл у меня больше часа, попивая мое лучшее вино и то и дело скользя взглядом по лицу и фигуре Гекамеды.
Несмотря на это, я не мог им не восхищаться. Парис, бесспорно, был самым красивым и самым щеголеватым мужчиной в Трое. Одна пурпурная хламида, должно быть, стоила целое состояние.
Мое недовольство усиливало то, что Гекамеда смотрела на гостя с не меньшим интересом - она казалась очарованной его блистательной внешностью и изысканной речью.
Поликсена явно была смущена, так как отлично знала своего брата. Несколько раз она пыталась увести его под различными предлогами, и в конце концов ей это удалось. Парис удалился еще более величавой походкой, чем вошел, фамильярно хлопнув меня по спине, сделав ряд комплиментов красоте Гекамеды и шутливо сказав сестре, что она не должна пренебрегать его компанией, собираясь нанести визит в покои Идея.
Когда они ушли и мы с Гекамедой остались наедине, я хотел продолжить рассказ о событиях в храме, но она, казалось, напрочь об этом забыла.
- Так это Парис! - были ее первые слова.
- Да, - ответил я, с любопытством глядя на нее. - Что ты о нем думаешь?
Гекамеда пожала плечами:
- Не знаю. Он очень красив, но немного женоподобен и невероятно самодоволен. Я не порицаю Елену за то, что она убежала с ним, - все-таки он лучше Менелая.
- Ты не учитываешь моральный аспект в своих суждениях?
- Право, не знаю… Давай поговорим о другом. Да, я забыла - ты собирался сообщить мне что-то о Гортине.
- Кое-что не слишком приятное, - ответил я. - Как я сказал, она не выиграла, но и не проиграла.
- К чему говорить загадками? Объясни, что произошло.
- Ну… по "воле богов" я должен взять Гортину себе в рабыни.
Гекамеда широко открыла глаза:
- Но ведь твоя рабыня я! Значит…
- Значит, ты свободна? Нет - разве я не сказал, что ты останешься со мной? И ты и Гортина - вы обе будете моими рабынями. Тебе не помешает подруга.
- Подруга? - Глаза Гекамеды гневно сверкнули. - Маленькая греянка - подруга дочери Арсиноя? Хоть ты и мой господин, но не имеешь права так меня оскорблять!
Я поспешил объяснить, что пошутил и что ее оскорбляют боги, а не я.
- Мне хорошо известно, Гекамеда, что она неподходящая компаньонка для тебя. Но что я могу сделать? Мне приказали принять ее, и я вынужден повиноваться. Если бы ты ответила на мою любовь и согласилась стать моей женой, Гортина стала бы и твоей рабыней.
На лице Гекамеды вновь появилось выражение угрюмой враждебности.
- Когда прибудет эта девушка? - холодно осведомилась она и воскликнула с неожиданной страстью: - Думаешь, я этому поверю? Ты сам все подстроил! Разве ты не признался, что волочился за ней? Это я должна стать ее рабыней! Я ненавижу ее, а тебя презираю больше, чем когда-либо!
Гекамеда поднялась, дрожа с головы до ног. Я тоже встал, ища слова для ответа, но в этот момент появился Ферейн с сообщением, что меня хочет видеть какая-то женщина.
- Как она выглядит? - строго спросил я.
- Маленькая, очень молодая, господин, - ответил Терсин. - Похоже, из низших сословий. Черные волосы, оливковая кожа…
- Ладно, приведи ее сюда.
Ферейн с поклоном удалился. Вскоре в дверях появилась Гортина.
Девушка являла собой любопытное зрелище. Очевидно, она сразу же повиновалась приказу властей, ибо на ней были только мантия, едва доходящая до колен, и грубые сандалии на ногах. Головной убор и покрывало отсутствовали - спутанная масса волос падала ей на плечи.
В правой руке Гортина держала узел с одеждой, завернутый в грязную старую накидку, а в левой - большую деревянную клетку с черным грейским попугаем.
- Ну, Идей, твоя Гортина пришла, - заявила она.
Словно дождавшись сигнала, попугай внезапно захлопал крыльями и закричал пронзительным фальцетом:
- Идей! Идей! Идей!
Глава 14
На Скейских башнях
На следующее утро я проснулся, чувствуя, что что-то происходит. Протирая глаза, я внезапно понял, что кто-то громко повторяет мое имя:
- Идей! Идей! Идей!
- Проклятый попугай! - сердито пробормотал я и повернулся, пытаясь заснуть снова.
Но крики не прекращались и в конце концов разбудили меня окончательно. Поднявшись с ложа, я направился к комнатушке, которую отвел Гортине, но, поняв, что крики доносятся с другой стороны, повернул назад.
Когда я проходил мимо комнаты Гекамеды, она высунула голову и испуганно спросила, в чем дело. Получив ответ, что я знаю не больше ее, Гекамеда вышла, одетая в полупрозрачный хитон, и последовала за мной. Шум явно доносился из главного холла. Мы поспешили туда.
Наша тревога сменилась весельем, хотя, честно говоря, смеяться над этим зрелищем было довольно бессердечно с нашей стороны.
Кричал мой слуга Ферейн. Он лежал на полу, скрючившись и закрывая лицо руками. Над ним стояла Гортина, колотя его по спине, плечам и ногам тяжелым кожаным поясом и бормоча при каждом ударе:
- Злодей! Чудовище! Фессалийский пес!
Перестав смеяться, я велел ей немедленно прекратить истязать беднягу, но она не обратила внимания и продолжала работать поясом. Тогда я схватил ее за руку и оттащил назад.
- Что это значит, Гортина?
Она не ответила. Ферейн поднялся, потирая руками ушибы. В глазах его блестели слезы, он шевелил губами, словно боясь заговорить. Внезапно Гортина вырвала свою руку и взмахнула поясом. С испуганным криком Ферейн повернулся и исчез в коридоре.
- Во имя Неба, Гортина, что произошло? - снова осведомился я.
Она повернулась ко мне:
- Он оскорбил меня.
- Оскорбил тебя? Как?
Гортина бросила сердитый взгляд на Гекамеду:
- Этот маленький фессалиец нес светильники. Я шла по коридору, чтобы вынести Зама подышать свежим воздухом…
- Зама? Кто, во имя Аида, этот Зам?
- Разве ты не знаешь? Мой попугай. - Она указала на стоящую в углу клетку, которую я не заметил.
- Ты ведь помнишь, Гортина, что я вчера вечером велел тебе избавиться от этого попугая. Продолжай.
- Я быстро шла по коридору - может быть, даже бежала, так как Зам громко разговаривал и я боялась, что он тебя разбудит, - и налетела на этого фессалийца. Он сказал, что один из светильников угодил ему в глаз, и назвал меня длинноволосой грейской сучкой!
- Не слишком лестное определение, - согласился я, с трудом сохраняя серьезность и не осмеливаясь смотреть на Гекамеду. Если бы кто-нибудь из нас засмеялся, думаю, Гортина начала бы обрабатывать ремнем нас.
- Поэтому я избила его, - невозмутимо закончила она.
И прежде чем я успел открыть рот, чтобы ответить - ибо, несмотря ни на какие оскорбления, я не собирался терпеть в своих покоях подобные сцены, - Гортина подобрала клетку с попугаем и исчезла, захлопнув за собой дверь.
Я повернулся к Гекамеде. Она изо всех сил старалась не рассмеяться, поскольку ничто так не объединяет людей, как общее веселье. Глядя на нее, я забыл о Гортине, и Гекамеда внезапно осознала, что стоит передо мной в одном хитоне.
Ее лицо и шею залила краска, глаза смущенно опустились, и девушка, повернувшись, быстро зашагала к своей комнате.
Оставшись один, я отправился на поиски Ферейна узнать степень полученных им повреждений. Я нашел его смазывающим спину каким-то дешевым маслом, настолько зловонным, что я сразу же вышел, зажав пальцами нос.
Не удовлетворенная утренними достижениями, которых хватило бы кому угодно, кроме греянки, Гортина вскоре нашла очередную возможность причинить неприятности.
Это произошло за завтраком. Гортина вернулась с утренней прогулки без попугая - я так и не узнал, каким образом она от него избавилась. Гекамеда и я заняли места за столом, и Ферейн подал нам фрукты на золотых тарелочках, подаренных мне отцом, когда вошла Гортина, придвинула стул к столу и спокойно уселась между нами.
- Что это значит? - изумленно осведомился я. - Разве твое место за одним столом с твоим господином?
- Если я твоя рабыня, то и Гекамеда - тоже, - спокойно ответила Гортина. - Из храма пришел приказ, чтобы с нами обращались одинаково. Раз она сидит с тобой за одним столом, значит, буду сидеть и я.
Такова воля богов.
- Богов или не богов, но ты не будешь здесь сидеть! - крикнул я, выйдя из себя. - Разве я не сказал тебе вчера вечером, что ты должна есть в кухне с Ферейном? Убирайся, или я изобью тебя, как ты избила его!
Гортина неохотно повиновалась. Когда она ушла, я посмотрел на Гекамеду, надеясь увидеть в ее глазах искорки веселья, но она отвела взгляд.
Как обычно, трапеза прошла в молчании. Несколько раз я пытался вовлечь Гекамеду в разговор, но она либо отвечала односложно, либо не отвечала вовсе.
- Мне кажется, Гекамеда, что ты сознательно раздуваешь в себе злость, - не выдержал я. - В чем причина твоего недовольства? Если я чем-то провинился, то разве не искупил свою вину? Разве я не был терпелив с тобой? Не может быть, чтобы ты ревновала к Гортине, - ты ведь видела, как я с ней обращаюсь.
- Ревновала? - с презрением воскликнула она. - По-твоему, я могу ревновать тебя к кому-то?
- Я всего лишь стараюсь понять, чем ты недовольна.
Последовала долгая пауза.
- Я недовольна только тем, Идей, - наконец ответила Гекамеда, - что ты сделал меня своей рабыней. Разве этого не достаточно? Разве я не говорила, что презираю тебя? Неужели я должна повторять это снова и снова, чтобы смысл моих слов проник в твою башку?
- Странно слышать такие слова от рабыни, обращающейся к своему господину, - заметил я, чувствуя, что меня бросает в жар. - Хорошо, что любовь к тебе связывает мне руки.
- Если ты не бьешь меня, то только потому, что я дочь Арсиноя, - спокойно сказала она. - Кроме того, ты задал вопрос, и я должна была на него ответить.
Я затеял этот разговор с определенной целью. Мои друзья начинали интересоваться, почему я не появляюсь с Гекамедой на людях. Еще немного - и они открыли бы истинное положение дел, и я стал бы посмешищем, что меня страшило больше всего на свете. Я рассчитывал, что Гекамеда проглотит обиду, но теперь казалось, что я могу дожидаться этого вечно. Поэтому я решил предпринять последнюю отчаянную попытку и, если она не удастся, применить власть.
- Тогда у меня к тебе еще один вопрос, - сказал я. - Ты пойдешь со мной сегодня утром к Скейским башням?
Гекамеда удивленно приподняла брови:
- Но это невозможно - ведь я рабыня.
- Возможно, так как я не внес твое имя в список рабов. Как видишь, я доверяю тебе - и ты, практически, так же свободна, как я. На башнях соберется много народу - Эней и Гектор сегодня должны выйти в числе прочих на поле битвы. Зрелище развлечет тебя.
Последовала очередная пауза, во время которой Гекамеда явно разрывалась между желанием пойти и отвращением к моему обществу.
- К чему отрицать правду? - неохотно заговорила она. - Я бы очень хотела пойти туда, но не пойду.
- Как? Не пойдешь?
- Нет. - И Гекамеда приподнялась со стула, как будто вопрос был решен.
Я склонился вперед, знаком велев ей сесть:
- Не так быстро, дорогая Гекамеда. Я желаю, чтобы ты сопровождала меня к Скейским башням, в последний раз спрашиваю: ты пойдешь туда?
- Нет, - твердо ответила она.
- Отлично, - кивнул я. - В таком случае я вынужден приказать тебе. Через час ты должна быть готова меня сопровождать.
- А если я не захочу?
- Ты знаешь, как наказывают непослушных рабов.
Не моя вина, если ты упорствуешь в своем бессмысленном и беспричинном отказе.
Гекамеда внезапно побледнела:
- Наказать меня? Ты не посмеешь!
- Посмею. Для твоего отказа сопровождать меня нет никаких причин.
Лицо девушки из бледного стало красным.
- Нет причин? - воскликнула она голосом, в котором слышались слезы. - Хорошо, я буду тебя сопровождать. Я пойду с тобой на это пышное сборище у башен, и знаешь, что я надену? - Казалось, Гекамеда вот-вот разрыдается. - Вот этот грязный старый хитон и мой единственный плащ, полный дыр! Ты ведь не купил мне ни клочка одежды с тех пор, как я пришла к тебе!
С этими словами она встала и выбежала из комнаты.
Ошеломленный, я опустился на стул. Великий Олимп! Это правда - я не купил ей даже пары сандалий. Бедняжке было нечего надеть, но гордость не позволяла ей сказать об этом. Конечно, я не намеренно пренебрег своими обязанностями - просто мне это не приходило в голову.
Преисполненный раскаяния, я последовал за Гекамедой в ее комнату и положил рядом с ней несколько золотых монет.
- Прости меня, Гекамеда, - заговорил я. - Возьми деньги и купи себе все необходимое. Я молю тебя о прощении.
- Я тебя ненавижу! - Она закрыла лицо руками, сотрясаясь от рыданий. - Забери свои жалкие монеты - они мне не нужны!
Я продолжал умолять, льстить и угрожать, пока девушка не открыла лицо и не посмотрела на меня сквозь слезы.
- Это твой приказ? - спросила Гекамеда, и было нетрудно угадать, какой ответ она хочет услышать.
- Да, - отозвался я, скрывая улыбку.
- Тогда я пойду, - как бы нехотя сказала она и быстро добавила: - При одном условии - ты будешь меня сопровождать. Я не знаю обычаев Трои и боюсь выходить одна.
- Сопровождать тебя? Куда?
- На рынки и в лавки - куда же еще?