С моей стороны это было глупо, но слова вылетели прежде, чем я осознал, что говорю. Я ожидал вспышки гнева и немного отодвинулся, словно опасаясь физической расправы. Но мое замечание позабавило Елену - на ее губах мелькнула улыбка, а глаза весело блеснули.
- Менелай не удовлетворял меня. Он всего лишь был моим мужем.
Крепко сжав мою руку, она быстро повернулась и вышла, раньше чем я успел произнести хоть слово. Я медленно собрал пергаменты, чтобы вернуть их на полки, думая о том, что моя должность вестника оказалась куда более чреватой развлечениями, чем я ожидал.
Глава 3
В доме Париса
Поздно вечером, когда мой друг Кисеей пришел ко мне в комнату поговорить о сегодняшних событиях, я рассказал ему о встрече с Еленой. По ею лицу я видел, что он сомневается в правдивости моего повествования, но в конце концов мне удалось его убедить. Удивлению Киссея не было границ.
- Значит, ты привлек саму Елену! Счастливчик Идей!
- Слушая тебя, Кисеей, - отозвался я, - можно подумать, будто Елена - единственная женщина в мире.
Такая уж великая честь быть ею замеченным?
В этом я не был искренен. Ныне дни моей молодости позади, и я могу смеяться над собственной глупостью. Если мои тщеславие и лицемерие нельзя простить, то их, по крайней мере, можно понять.
Я считал величайшей честью быть замеченным Еленой. Какой молодой человек на моем месте думал бы иначе? Она была красой и гордостью Греции и стала признанным эталоном женской красоты. К тому же Елена ранее являлась царицей Спарты и могла стать ею вновь. Хотя я мог притворяться перед моим другом Киссеем, у меня кружилась голова от восторга при мысли, что я привлек ее внимание.
Добавлю в качестве оправдания, что мой случай отнюдь не был беспрецедентным. Елена притягивала к себе мужчин, как магнит - железо. Я уже забыл Брисеиду. Елена ничего мне не обещала, но я надеялся на многое и решил сделать для нее все возможное в истории с жертвоприношением Афродите.
Мой отец Дар, бывший жрецом Гефеста, не стал мне препятствовать, а Оилея я умиротворил обещанием устроить второй праздник Аполлона. Я ожидал определенного противодействия со стороны царя Приама, но на аудиенции, которой я добился следующим днем, он заявил, что предоставляет все подобные дела на усмотрение своего вестника. Вечером жертвенные животные были доставлены в храм Гефеста, где начались приготовления к церемонии.
Я решил лично сообщить обо всем Елене, считая это удобной возможностью возвысить себя в ее глазах, потому на следующее утро направился через двор прямо к дому Париса.
Благодаря моему официальному положению, меня пропустили, не задавая вопросов, и я двинулся по коридору к лестнице, ведущей к верхним комнатам. Но, поднявшись, я внезапно услышал женский голос:
- Дальше идти нельзя.
Я остановился без особых возражений. Шагах в двухстах передо мной стояла девушка чисто грейского типа, с грациозной гибкой фигурой и соблазнительной оливковой кожей. Пока я стоял, размышляя о том, кто она и почему я не видел ее раньше, девушка повторила:
- Дальше идти нельзя.
- Почему? - осведомился я.
- Это запрещено.
- Тебе известно, что я вестник царя Приама?
- Дальше идти запрещено, - снова сказала она.
- Но я должен повидать Елену Аргивскую, жену Париса.
- Это невозможно. Елена сейчас с Парисом и его братом Гектором. Их нельзя беспокоить.
- Где они?
- Там. - Девушка указала на тяжелый расшитый занавес, прикрывающий дверь справа.
Внезапно мною овладело неудержимое желание узнать, о чем говорят за этой дверью. Очевидно, это объяснялось главным образом всего лишь любопытством, но к нему примешивалась мысль, что неплохо быть в курсе отношений Париса с женой. Ходили слухи, что последнее время они не слишком довольны друг другом. Выяснить это было бы на пользу моим планам. Я задумчиво посмотрел на стоящую передо мной девушку:
- Ты говоришь, что Парис и Гектор сейчас с Еленой?
- Да.
- И их нельзя беспокоить?
Она кивнула. Я сменил тему:
- Ты ведь из Грей, не так ли?
Девушка продемонстрировала белые зубы в довольной улыбке:
- Как ты догадался?
- Нужно быть слепым, чтобы этого не видеть. Красота, подобная твоей, приходит только из долины прямой реки и золотистых холмов. - Я шагнул к ней. - Ты служишь Елене? Как твое имя?
- Меня зовут Гортина. Я прислужница Елены. - Ее лицо слегка потемнело - на светлой коже это был бы румянец, - и она добавила: - Я рабыня. Уже четыре года я в Трое. А ты знаешь Грею?
- Очень хорошо. У тебя красивое имя, Гортина, и красивое лицо. На тебя приятно смотреть. - Подойдя к девушке, я потрепал ее по подбородку и обнял за талию.
- Нет-нет! - вскрикнула она, отпрянув, но я обхватил ее другой рукой и привлек к себе. - Что тебе нужно?
- Ты отлично знаешь, Гортина.
- Но я не могу поверить…
- Разве ты потеряла свое зеркало? Не отталкивай меня.
- Помоги мне, Афродита! - взмолилась девушка, стараясь не повышать при этом голос.
- Неподходящая молитва, - усмехнулся я.
- Что тебе нужно, Идей?
- Мне нужна ты.
Внезапно она расслабилась в моих объятиях и посмотрела на меня широко открытыми глазами:
- Ты заберешь меня отсюда?
- Разумеется. Больше ты не будешь рабыней Елены.
- Когда?
- Скоро. Через пять дней.
- Так долго ждать?
- Можешь рассчитывать на меня, Гортина. Но ты должна пропустить меня туда. - Я указал на дверь, прикрытую расшитым занавесом. - Мне нужно слышать, что говорит Гектор. Не спрашивай почему - ты не поймешь; это государственное дело.
Гортина отшатнулась:
- Это невозможно! Я не посмею!
В конце концов мне с трудом удалось убедить ее.
Бедняжку нельзя было упрекать за измену долгу - такой красавице нелегко четыре года быть рабыней Елены. Я не собирался выполнять свое обещание забрать ее, но она этого не знала, а узнав впоследствии, доказала, что она смелая девушка и истинная дочь Грей.
Самое главное, мне позволили войти незаметно. Ободряюще кивнув испуганной Гортине, я потихоньку проскользнул в дверь.
Войдя, я едва сдержал крик изумления. Парис не пожалел трудов и расходов на устройство гнезда для своей греческой птички. О роскоши и великолепии покоев Елены говорили много, но действительность превзошла все описания.
Желтый и белый мрамор был повсюду, а красным мрамором были инкрустированы скамьи из слоновой кости. На стенах висели дорогие шелковые ткани. В центре комнаты бил миниатюрный фонтан, украшенный четырьмя рельефами из паросского мрамора.
Все это я заметил с одного взгляда, ибо мое внимание сразу же привлекли голоса в соседней комнате.
Бесшумно двинувшись в этом направлении, я спрятался за занавесами алькова, неподалеку от двери.
Здесь я мог четко различать голоса - вернее, голос Гектора.
- Ты жалкий и бессовестный человек, Парис! - говорил любимый сын Приама. - Из-за тебя мы воюем, из-за тебя наши друзья усеивают поле битвы своими мертвыми телами, из-за тебя плачут жены и дети Трои!
Отправляйся сражаться, покуда город не сожгли вместе с тобой!
Гектор умолк, и послышался голос Париса, но он говорил так тихо, что я не мог разобрать слова. Впрочем, угадать их смысл не составляло труда. Парис всегда умел найти для себя оправдание. Он горько сожалеет о бедах, которые навлек на Трою и Приама, но он советовался с оракулом Аполлона и получил указание не искать сражений; к тому же у него болит зуб и так далее. Право, этот человек был способен на любую низость, спасая свою шкуру.
Но вскоре стало ясно, что Парис перестарался, так как его прервал протестующий голос Елены:
- Ты лжешь, Парис! Боги предсказывали мои бедствия! О, почему они соединили меня с этим презренным трусом, а не с отважным и благородным человеком, способным защитить мою честь своими подвигами?
Прочь с моих глаз, Парис! А ты, мой дорогой брат Гектор, останься со мной и отдохни немного.
После недолгого молчания вновь послышался голос Гектора, вслед за Еленой осуждающего брата. Он добавил, что у него нет времени отдыхать - ему нужно найти Андромаху и возвращаться на поле битвы.
Съежившись в углу алькова, я услышал его тяжелые шаги на расстоянии вытянутой руки.
Как только их звук смолк, я снова выглянул из алькова и едва не был обнаружен, так как занавеси перед проходом в соседнюю комнату внезапно раздвинулись и оттуда вышел Парис в сверкающих доспехах и с хмурым видом. К счастью, он не заметил меня, и я снова скорчился в углу, оставаясь там, покуда не прошло достаточно времени, чтобы Парис вышел из дому. После этого я храбро шагнул в коридор из своего убежища и громко окликнул:
- Елена Аргивская! Идей хочет видеть тебя!
Из комнаты послышался удивленный возглас, вслед за этим занавеси раздвинулись вновь и появилась Елена.
Она была облачена в свободную белую мантию, скрепленную поясом на талии; руки оставались обнаженными; белые ноги виднелись между ремешками сандалий, а золотистые волосы опускались почти до пола. Несколько секунд она молча смотрела на меня, потом резко осведомилась:
- Что тебе нужно? Как ты вошел?
Я шагнул вперед и улыбнулся:
- Таково твое гостеприимство? Два дня я трудился ради тебя, твои пожелания выполнены, а ты приветствуешь меня словами: "Что тебе нужно?"
- Но как ты сюда вошел? - повторила Елена, сдвинув брови. - Где мои прислужницы? Почему мой дом открыт, как общественный храм? Говори!
- Афродита сделала меня невидимым для всех, кроме тебя, - с усмешкой ответил я.
- Это дурная шутка, Идей. Когда месть богов настигнет тебя, ты быстро растеряешь свой хвастливый юмор.
Но я не ослышалась, мои пожелания выполнены?
- Да. Церемонию твоего жертвоприношения проведет жрец Гефеста. Жертвенные животные сейчас в его храме.
- Вот как? - Ее лицо осветила улыбка. - Поделом Оилею! Этого было трудно добиться? Что сказал царь Приам?
- Ничего. Он все предоставил мне. Откровенно говоря, все прошло на удивление легко. Но, как ты говоришь, я, возможно, вызвал гнев Зевса.
- Отлично. - Елена пригласила меня в свои покои, и я повиновался.
Если я нашел наружное помещение великолепным, то что можно было сказать о ее личной комнате? Каждый предмет здесь свидетельствовал о неуемном стремлении к роскоши. Комната была меблирована в раннеспартанском стиле - господствовали продолговатые линии и белый цвет, за исключением скамей и сундуков, инкрустированных пурпурными жемчужинами Крита.
Большие мягкие подушки едва позволяли ногам касаться пола. Туалетные сосуды были из золота; в оконных нишах стояли высокие нисирские вазы, наполовину скрытые складками занавесей с вытканными на них изображениями грациозных лебедей и красивых женщин.
На мраморных рельефах стен, окаймленных блестящими золотыми лентами, были вырезаны батальные и любовные сцены.
В центре помещения находился миниатюрный алтарь на пьедестале, окруженный четырьмя скамьями из белого мрамора и слоновой кости. На скамьях в беспорядке лежали подушки, покрытые дорогими разноцветными тканями.
Подойдя к скамье, Елена села рядом со мной на подушки. На ее лице было беспокойное выражение, которое было вполне оправдано. Она думала о том, слышал ли я ее разговор с двумя сыновьями Приама.
Я решил сразу же ее успокоить.
- Говорят, что влюбленный не останавливается ни перед чем, - начал я. - До этого утра я не осознавал всю правду этого изречения.
Елена вопрошающе посмотрела на меня:
- О чем ты?
- Совсем недавно я слышал кое-что не предназначенное для моих ушей.
- Значит, ты слышал…
- Все.
- Ты удивляешь меня, Идей. Это недостойно.
- Я же сказал, что влюблен. Это мое оправдание.
К моему удивлению, Елена рассмеялась.
- Влюблен! - воскликнула она. - Нет, Идей, ты не влюблен. Ты слишком эгоистичен, чтобы даже понимать значение этого слова. Если ты и влюблен, то только в золото твоего отца.
- Ты смеешься надо мной, - мрачно буркнул я.
- Верно, - согласилась она и снова засмеялась.
- В таком случае Елена оскорбляет саму себя. Я всегда считал себя неспособным влюбиться, пока не увидел тебя. Я смеялся над усилиями Париса заполучить тебя, смеялся над героической борьбой Менелая за то, чтобы вернуть тебя в Спарту. Но, увидев тебя, я перестал смеяться. Эта нелепая война недостойна твоей красоты. Они сражаются утром, а потом отдыхают целую неделю. Ни женоподобный Парис, ни грубый Менелай, ни даже воины вроде Гектора и Ахилла или советники вроде Энея не для тебя.
- В самом деле? - Елена притворно вздохнула - в глазах у нее мелькнули насмешливые искорки. - Если никто из них не для меня, значит, я не должна вообще иметь мужчину?
- Остается Идей, - отозвался я, ударив себя в грудь.
- Но ведь ты тоже воин.
- Я перестал им быть.
- Кем же ты себя называешь?
- Философом.
- Философом? Что это значит?
- Философ - тот, кто смеется над всеми людьми, включая себя, потому что он их понимает.
- Полагаю, включая и женщин?
- Да. Всех, кроме одной. В моем случае это ты.
- Забавно! Право, мне нравится слушать твои речи.
Но ты пока еще не должен называть меня по имени.
- Значит, я могу надеяться? - энергично осведомился я, схватив ее за руку.
Елена убрала руку, но мягко и с улыбкой.
- Ты дерзок, - промолвила она, но в голосе ее не слышалось недовольства. - Кажется, ты забыл, что я - Елена Аргивская, супруга Париса. Сейчас я хочу поговорить с тобой о жертвоприношении Афродите.
Пришлось согласиться. Я сообщил ей количество жертвенных животных и описал сосуды для вина. Елена радовалась, уверенная, что жертва будет принята благосклонно.
Воспользовавшись случаем, я заговорил о нелепых суевериях религии и о том, что ее мифы коренятся в прославлении героев древности, которые были простыми смертными.
- Тебе меня не убедить. - Елена покачала головой и беззвучно забормотала молитву. - А что ты скажешь о золотом яблоке, присужденном Афродите? - спросила она. - По-твоему, Парис смог бы выманить меня из Спарты без обещанной помощи богини?
- Ты отлично знаешь, что все это было подстроено, - с презрением сказал я. - Мой друг Кисеей по меньшей мере раз двадцать в беседах с Парисом касался истории с яблоком, и тот каждый раз увиливал и старался сменить тему. "Ты в самом деле видел Афродиту?" - допытывался Кисеей. "Нет". - "Тогда что же ты видел?" - "Я видел яблоко". Подумать только, что люди вроде Энея притворяются, будто верят в эту чушь!
- Нельзя отвергать богов, - повторила Елена дежурную фразу жрецов.
Но я не собирался спорить с ней о религии и снова попытался вытянуть из нее признание. Однако Елена, осторожная, как и все греки, ни в чем не признавалась и ничего не обещала. Она не могла отрицать, что я отлично справился с ее поручением, но ограничивалась словами, что мне рано рассчитывать на ее благодарность, еще придет время.
- Но, Елена, как ты можешь просить меня ждать, видя мое нетерпение? Клянусь богами, разве я не сказал, что люблю тебя?
- Эта клятва в твоих устах звучит фальшиво, Идей.
- Тогда клянусь моим поясом, памятью Фегея, золотом моего отца!
- Ха! Это на тебя похоже. Как бы то ни было, давай подождем. Ты слышал, что я говорила Парису, и, следовательно, знаешь, что я думаю о нем. Он трус и баба.
Я скучаю, а ты кажешься мне забавным. Ты умеешь петь?
- Немного.
- А греческие песни?
- Я их знаю.
Елена дернула шнур, и, когда через минуту появилась Гортина, она велела ей принести лиру. Потом Елена лениво откинулась на подушки, и я начал петь "Гимн Астиаха".
Гортина стояла рядом, устремив на меня вопрошающий взгляд.
Глава 4
Греческий лагерь
В то время троянцы не испытывали особого беспокойства относительно исхода осады. Ахилл, сердитый на Агамемнона за то, что тот силой отобрал у него Брисеиду, уже много дней не покидал свой шатер, а без него греки были почти бессильны. Гектор много раз обращал их в бегство.
Ничего особенного не происходило - были убиты несколько солдат и пара вождей, но примерно столько же умерло бы от лихорадки и воспаления легких в мирное время.
Тем не менее члены троянского совета собирались ежедневно, произносили длинные речи, с серьезным видом покачивали головами и поглощали все вино и печенье, которое им подавали. Одной из моих обязанностей вестника было посещать эти собрания и вести протокол - эту тоскливую задачу можно было выносить только благодаря восхитительному вину.
На следующий день после визита к Елене я пришел в зал совета несколькими минутами раньше обычного.
Царь фракийцев Рез и Антенор уже были там, переговариваясь вполголоса. Вскоре прибыли Гектор и Гикетаон, а вслед за ними Эней, Клитий и Парис.
Через десять минут просторный зал был полон, и гонца отправили за царем Приамом.
С самого начала заседания я почувствовал, что ожидается нечто важное. С рутинными делами покончили необычайно быстро, и не успел я приготовить чистый лист пергамента, как царь поднялся и спросил, есть ли у присутствующих какие-нибудь новые предложения.
Первым встал Эней. Я не помню всех деталей его речи, но суть сводилась к тому, что троянские воины и герои - под последними он, очевидно, подразумевал Гектора и самого себя - устали тратить силы и кровь ради того, чтобы Парис сохранил украденную им жену. Эней напомнил совету о ране, полученной им несколько дней назад. Он заявил, что вся эта история нелепа от начала до конца, и закончил предложением вернуть Елену и все ее сокровища Менелаю, законному супругу.
Как только Эней сел, Парис вскочил на ноги и начал вопить. Как? Уступить этим наглым грекам после стольких лет славных битв? Лишить его самого драгоценного достояния? Пускай греки забирают сокровища Елены, но отдать ее он никогда не согласится!