- А как иначе? Ты знаешь, какими высокими налогами облагают наши Афины торговцев рабами? А расходы на умерших по дороге рабов? А, наконец, пираты? Разве есть у торговцев гарантия, что, везя на продажу рабов, они сами не превратятся в жалких пленников?
- Что торговцы! - усмехнулся философ. - Даже знатные граждане должны помнить, что в любой момент они могут стать рабами.
- Мы? Греки?! - воскликнул стоящий рядом молодой афинянин, очевидно, впервые попавший на сомату.
- Увы! - вздохнул философ. - Пираты наводнили все Внутреннее море!
- От них не стало житья даже на суше! - пожаловались откуда-то сбоку. - Мой знакомый из Фригии рассказывал, что пока он ездил по делам, пираты высадились в его городе и захватили в плен молодых девушек, среди которых оказалась и его дочь.
Бедняга ездит теперь по всем рынкам, рискуя сам стать жертвой этих негодяев, и ищет ее…
- Они не гнушаются ни свободными, ни рабами! - заволновалась толпа.
- Свободные для них даже еще желаннее - за свободных можно получить богатый выкуп!
- Ох, если он у кого есть…
- Но закон! - воскликнул молодой афинян. - Куда же смотрит наше государство, судьи, архонты?!
Важный гражданин заторопился к "камню продажи", подальше от разговора, принимавшего для него явно нежелательный оборот.
Философ проводил его насмешливым взглядом и ответил юноше:
- Все дело в выгоде! Торговля рабами, действительно, обложена крупным налогом, и Афины богатеют на ней, вернее, умудряются сводить концы с концами… Вот архонты в закрывают глаза на разбой пиратов. А они пользуются этой безнаказанностью. Вот и текут сюда нескончаемым потоком сирийцы, фракийцы и вон - рабы из Далмации.
Эвбулид проследил глазами за взглядом философа и увидел на помосте увенчанных венками далматов. Вспомнил слова купца из Пергама, который сказал: не утруждай себя их осмотром…
- Впрочем, мы и сами платим позорную дань востоку! - продолжал разошедшийся философ. - Пелопоннес дает Сирии гетер, Иония - музыкантш, вся Греция посылает им своих молодых девушек!
- И наши скромные девушки, славящиеся во всем мире своим целомудрием, стоят обнаженными на "камнях продажи"?! Позор! - закричал молодой афинянин.
- Как же ценят на варварских рынках нас, греков? - не выдержал Эвбулид.
- Справедливости ради надо сказать, очень высоко! - горько усмехнулся философ. - Нас считают красивыми и пригодными для всех видов интеллектуальных работ. Но, бывает, посылают в гончарные мастерские и даже на рудники.
Эвбулид представил, как где-нибудь на Делосе или Хиосе глашатай расхваливает этого философа, как понтиец или критянин платит за него полталанта - обычную цену плененного стоика, хотел возмутиться, но вдруг увидел, что на помост начали выводить новую партию рабов. Это были высокие, широкоплечие северяне со светлыми волосами и голубыми глазами. Голова каждого из них была покрыта войлочной шляпой.
- Пять рабов из далекой Скифии! - закричали глашатаи. - Огромны и сильны, как сам Геракл!
Пока пораженные необычным видом рабов покупатели вслушивались в слова глашатая, сообщавших, что эти громадные скифы умеют возделывать поля и корчевать лес, Эвбулид первым взбежал на "камень продажи" и подскочил к торговцу партией.
Это был высокий, мужественный человек с лицом воина. Один из многочисленных шрамов был особенно ужасен: через весь лоб проходил глубокий рубец, прикрытый тонкой пленкой, под которой надсадно пульсировала жилка.
Не узнавая своего голоса, хриплого и осевшего от волнения, Эвбулид бросил:
- Сколько?
- Дисат мин! - коверкая греческие слова, отрывисто ответил торговец.
"Десять мин! - похолодел Эвбулид. - Проклятый купец! Чтоб ты не доплыл до своего Пергама! Десять мин за одного раба…"
Чтобы не уронить своего достоинства, он не стал сразу сходить с помоста. Подошел к рабам. С напускным интересом пощупал у одного из них согнутую в локте руку. Поразился крепости ее мышц. Они были тверды, как камень.
"Да, такие рабы как раз и нужны на мельницу… Но не один же!.."
- Не так смотришь! - подошел к Эвбулиду торговец.
Он похлопал раба по шее и резко ударил его кулаком под ребро.
- Так надо смотреть!
Раб даже не шелохнулся.
- Так смотри! - Ударил второго раба торговец и заглянул ему в лицо, ища гримасу боли. Не найдя ее, довольно хмыкнул и ткнул в живот третьего раба, четвертого:
- Так смотри! Так!!
Торговец занес руку для нового удара, но тут произошло неожиданное.
Пятый раб, с широким, скуластым, как у всех скифов, лицом, но непривычно большими для этого степного народа глазами, вдруг наклонил голову и рывком подался вперед.
Рука торговца застыла в воздухе. Эвбулид невольно шагнул назад. Бывалые агораномы бросились к ним на помощь и с помощью глашатаев и отчаянно ругавшегося торговца связали рабу руки.
- Всего дисат мин! - повторил торговец и развел руками. - Все пять здоровы, крепки, но я не отвечаю за них. Я купил у сарматов дисат таких рабов. Два сразу бросились в море и утонули. Один разбил себе голову о мачту. А еще два прокусили себе вены. Вот - осталось пять. И я не отвечаю за них. Эти люди не могут без свободы, как рыба без воды.
Разочарованные тем, что пригодные с виду рабы непокорны и так свободолюбивы, покупатели стали покидать "камень продажи".
- Дикие люди! - оглядывая рабов, удивился Эвбулид. - Какого они племени? Скифы?
- Пожалуй, что нет, - ответил торговец. - Скифы тоже любят свободу и редко сдаются в плен. Но не так, как эти! У скифов темный волос и узкие, как будто они щурятся от солнца, глаза. Нет, - уверенно заключил он, - это не скифы. Сарматы говорили - это сколоты. Хотя я могу проверить. Мне известны некоторые скифские слова.
Торговец обвел глазами покупателей и указал одному из своих рабов на топор, заткнутый за пояс крестьянина:
- Что это?
- Ну, секира… - нехотя ответил раб.
- Вот - это сколот! - многозначительно заметил торговец. - Скиф обязательно сказал бы - "топор"!
Он с надеждой взглянул на Эвбулида:
- Купишь?
- Да нет, я так… - пробормотал Эвбулид, делая шаг к ступенькам.
- Смотри - это хорошие рабы! - крикнул ему вдогонку торговец. - Сарматы говорили, они не склонны к воровству и вредительству! Всего дисат мин!
- Дисат мин! - передразнил Эвбулид, взрываясь. - Да у нас один сириец-грамматик, знаменитейший, между прочим, ученый стоит в два раза дешевле!
- То один! - с обидой возразил торговец. - А я предлагаю тебе сразу все пять!
- Ну да, конечно! - не в силах остановиться, продолжал ворчать Эвбулид. - За ученого, по книгам которого учатся в самой Александрии, - пять мин, а за всех твоих пятерых…
И только тут до него дошло, что ему предлагает торговец.
- Постой! - вскричал он. - Ты сказал - все пять?!
- Да.
- Десять мин за всех твоих пятерых рабов?!
- Ну да, только я не отвечаю за их поведение, клянусь вашим богом, который метает молнии!
- Беру! - рванул с пояса кошель Эвбулид.
- Дисат мин.
Эвбулид разорвал завязавшуюся в узел веревку и, торопясь, стал ссыпать монеты прямо в подставленные торговцем ладони. Руки были темные, испещренные шрамами. Серебро - светлым, праздничным.
Глядя на сверкающий в лучах появившегося солнца поток, Эвбулид уже видел роскошный дом в богатом квартале Афин, счастливое лицо Гедиты, Диокла, дочерей. Воображение рисовало ему новую мельницу, кузню, гончарную мастерскую, множество рабов, в том числе и темнокожих египтян, тех самых - для роскоши…
Как они с торговцем ударили по рукам, как в сопровождении тут же нанятого надсмотрщика за рабами, он спустился с "камня продажи", Эвбулид не помнил.
У края соматы его тут же обступили купцы и наперебой стали предлагать свои товары:
- Хитоны! Самые большие хитоны - как раз для таких огромных рабов!
- А вот цепи им на ноги! Клянусь молотом Гефеста, они ничуть не хуже тех, которыми был прикован к скале сам Прометей!
- Кандалы на руки!
Низкий купец с пухлым животом вкрадчиво ворковал в самое ухо:
- Непременно купи мои железные ошейники! Покупка твоя не только удачна, но и опасна… Не искушай судьбу! Не надев ошейники этим сильным, как Геракл, рабам, ты не сможешь спать спокойно!
Радуясь, Эвбулид купил цепи, кандалы и ошейники. Приказал суровому на вид надсмотрщику:
- Пригласишь на месте кузнеца, пусть закует их, как следует, чтоб у них пропала всякая надежда бежать с моей мельницы!
- Ты сказал, мельницы? - снова подался к Эвбулиду низкий купец. - Тогда тебе непременно нужна моя "собака"!
- Зачем? - отмахнулся Эвбулид. - Хватит и ваших наручников!
Купец забежал с другой стороны.
- Ты меня не понял! - захихикал он. - Моя "собака" - деревянная. Но она не хуже живой охраняет хозяйское добро!
- Как это? - не понял Эвбулид.
- А вот как!
Купец жестом подозвал раба-помощника, надел ему на шею широкое, плоское ярмо и, всунув в руку большой ломоть хлеба, приказал:
- Ешь!
Худой раб жадно потянулся губами к ломтю, но рука его натолкнулась на ярмо. Он наклонился вперед, пытаясь просунуть хлеб - и снова ничего не получилось.
Раб извивался, отгибал тело назад, даже подпрыгивал, но каждая его попытка кончалась одним и тем же: он никак не мог донести хлеба до рта.
- Видишь? - торжествовал купец. - Я не кормил его целых два дня, и все равно он ничего не может поделать! Ешь! - закричал он на раба. - Ешь, а не то я снова отниму у тебя хлеб, и ты не увидишь его еще два дня!
Купцы хохотали, тут же заключались пари: удастся ли голодному рабу проглотить хотя бы кусок хлеба. Ставки возросли до десяти драхм. Смеялся и сам Эвбулид.
После последней отчаянной попытки хлеб выскользнул из пальцев раба, он сел на пыльную землю и стал шарить вокруг себя руками. Слезы текли по его лицу, падая на ярмо.
- Ну, что скажешь? - заворковал над ухом Эвбулида купец. - Надежна моя "собачка"? А теперь представь, что в руке моего раба не ломоть хлеба, а муха с твоей - да ниспошлют ей удачу боги - мельницы! С такой охраной ни одна горсть муки не будет съедена твоими прожорливыми рабами!
- Ладно, беру! - смеясь, согласился Эвбулид. - Вели рабу надеть на моих сколотов по своей "собаке"! А ты, - нашел он глазами Армена, - отведешь их в мой дом и скажешь Гедите, чтобы она посадила к очагу и обсыпала их сухими фруктами и сладостями. Да чтоб не забыла произнести при этом пожелание, чтобы покупка пошла на благо дому. А потом на мельницу их - и сегодня же за работу!
ГЛАВА ВТОРАЯ
1. Разрушитель Карфагена
Консул Сципион Эмилиан был вне себя.
Полчаса назад сенат на своем собрании направил его в восставшую Испанию, отказав при этом в дополнительном наборе войска!
Оставшись наедине с городским претором, Эмилиан дал волю своему гневу. Он вел себя так, словно перед ним уже были стены Нуманции, а не почтенный сенатор и благородные своды храма Сатурна.
- Не дать мне даже один свежий легион! - кричал он, брызжа слюной. - Мне, отправляющемуся под крепость, которую Рим не может взять уже семь лет! А ведь они прекрасно понимают, что можно ждать от разложившегося войска, где легионерами командуют не командиры, а торговцы и проститутки! Где командиры понаставили в палатки кроватей, а воины разучились даже маршировать!
- Успокойся, Публий! - пытался смягчить гнев консула семидесятилетний претор. - Просто отцы-сенаторы помнят, что ты навел порядок в еще более худшей армии под Карфагеном!
Грубое солдатское лицо Эмилиана налилось кровью.
- Если мы не возьмем Нуманцию в ближайшее время - мы потеряем все! Нас перестанут бояться! На пример испанцев смотрят все их соседи. Ты заметил, как обнаглели их послы? И где - в самом Риме! Что же тогда делается в их землях, где одно только слово "Рим" еще вчера вселяло в сердца неописуемый ужас?! Вот почему я потребовал дополнительный набор. И что же услышал в ответ? "Нам не из кого больше набирать римское войско!" Каково, а?
Резкие морщины у толстых губ делали лицо консула безобразным.
Любому другому претор, оставшийся за главу государства, напомнил бы об уважении к богам и к себе. Но перед ним был приемный внук Сципиона Старшего - победителя Ганнибала, родной сын триумфатора Эмилия Павла, покорившего Македонию.
Это был один из тех немногих людей, о которых в Риме с восхищением и страхом говорят: "То, что дозволено быку, не дозволено Юпитеру".
И претор примирительно ответил:
- Но, Публий, ты должен понять сенат. Откуда взять воинов? Вот уже несколько месяцев нам почти некем пополнять легионы. Кому, как не тебе знать, до чего быстро редеют они в боях! Раньше это делалось за счет крестьян. А теперь - где они? Почти все здесь, в Риме, питаются на подачки, живут рядом с помойками. Как городской претор, я готов засвидетельствовать, сколько их ежедневно приходит в Рим, лишая тем самым армию новых воинов…
- Зачем ты мне объясняешь это? - поморщился консул. - Ты знаешь, что я организовал кружок. Вот уже несколько лет мы бьемся над тем, как вернуть нашей армии былую силу. Ясно, что нужна аграрная реформа. Но попробуй ущеми интересы патрициев! Мы пока не пришли к общему мнению.
- А тем временем Риму все труднее защищаться от внешних врагов и держать в узде миллионы рабов в самой Италии! - подхватил претор. - Стоит ли после этого обижаться отказу!
- Но моему коллеге консулу Флакку сенат дал все, что он затребовал. И дал бы больше, попроси он еще - я ведь видел это по лицам отцов-сенаторов!
- Фульвий Флакк отправляется в Сицилию! - напомнил претор. - Надо положить конец этому царству рабов под самым носом Рима! Подумать страшно: взбунтовавшаяся чернь перерезала своих господ, захватила почти все крупные города острова, провозгласила какого-то раба по имени Евн своим базилевсом и всем своим двухсоттысячным войском подступило к Мессане! К самой границе Италии!
- Рабы останутся рабами, будь их хоть миллион! - отрезал Эмилиан. - Да, они разбили несколько небольших отрядов наших преторов. Но как только до них дойдет весть, что в Сицилии высадилась консульская армия, помяни мое слово - они разбегутся, как стая зайцев при виде волка!
- Может, вместо осторожного Фульвия Флакка в Сицилию следовало бы отправиться тебе? Ведь у тебя такое громкое имя, что оно одно наводит ужас на целые народы!
- Орел не ловит мух! - перебил претора Эмилиан. - С рабами справитесь без меня. Мне хватит дел и под Нуманцией. Нужно окружить ее двойной линией укреплений, заново обучить солдат военному делу, навести порядок, и мечом или голодом заставить эту крепость сдаться на милость победителя. А наша милость будет обычной: город разрушить, остатки населения продать в рабство!
- Иначе нельзя! - кивнул претор. - И так уже Рим становится похожим на тунику жалкого раба! Не успеваем залатать одну дыру, как тут же появляется другая. Не Нуманция - так Сицилия, не Македония - так Греция! Успокоим Сирию - поднимется Египет, утихомирим Египет - снова поднимет голову Сирия!
- Боги совсем забыли, что жертвоприношения Рима были всегда самыми щедрыми и желанными им! - вздохнул Эмилиан.
- Боги помнят об этом! - торопливо возразил претор, косясь в сторону статуй. - И потому Египет и Сирия больше не опасны нам! Антиох Сидет, базилевс сирийский, правда, разрушил без нашего ведома Иерусалим, но дальше этого не пошел. А Птолемей Фискон не знает, как ему разделить ложе, а также трон со своими единокровными женами! До других ли ему границ, когда самого вот-вот выгонит из страны Клеопатра Старшая?
- Выгонит - заставим принять! И на ложе, и на троне. Этот оплывший жиром любитель наслаждений полезнее нам, чем деятельный правитель. Страшнее то, что скоро и Риму будет не до других границ! - нахмурился Эмилиан. - А нам так нужны сейчас новые провинции. Вместо того, чтобы ехать под Нуманцию, с каким наслаждением я повел бы армию…
- В Иудею?
- Меня не интересуют развалины! Мои глаза пресыщены ими. Подождем, пока евреи отстроят Иерусалим и набьют его храмы золотой посудой!
- Тогда… в Парфию?
Консул вздохнул:
- Парфия пока нам не по зубам.
- Значит, Понт?
- Понтийское царство с его энергичным царем Митридатом нам выгоднее пока использовать как союзника. Пока, - повторил Эмилиан. Но, клянусь Марсом, это уже горячее!
- Малая Азия!
- Жарко, совсем жарко!
- Пергам?!
- Попал иглою!
Претор с изумлением посмотрел на консула:
- Но разве ты не знаешь, что у Пергама очень сильная армия? - спросил он. И не менее сильный боевой флот…
- Именно поэтому я и отправляюсь сегодня не в Пергам - нахмурился консул и испытующе оглядел претора. - А жаль! Это царство не дает мне спокойно спать так же, как Карфаген Катону! Кстати, ты бывал в Пергаме?
- Да.
- Давно?
- Еще юношей. Кажется, лет пятьдесят… Нет - пятьдесят пять тому назад.
- Значит, ты не знаешь Пергама.
- Но я много слышал о нем.
- Что именно? - оживился Эмилиан. - Говори!
- Благодаря предшественникам нынешнего Аттала из крошечной крепости он превратился в огромный город, славящийся алтарем Зевса и невероятной чистотой улиц.
- Так!
- Он присоединил к себе многие города и государства, и…
- И?
- Стал благороднее Афин.
- Так-так!
- Образованнее и культурнее Александрии Египетской.
- Говори!
- Сильнее Парфии.
- Говори, говори!
- Крупнее всех в Малой Азии!
- И это все?
- Я сказал то, что слышал. Неужели этого мало?
Губы Эмилиана тронула усмешка.