- Так тому и быть, - хлопнул широкой сильной ладонью Мстислав по подлокотнику. - Ступай, Кузьма Сновидич, к ханам и передай - коли отойдут от Изяслава, то слово своё сдержу. Стану великим князем Киевским - оделю их городами, какие сами пожелают взять!
Удивлённый такой речью, Владимир Андреевич даже пробудился и захлопал глазами - а ежели, к примеру, захотят взять его Дорогобуж? Но Мстислав даже не покосился на стрыя. Он нашарил глазами одного из немногих своих приближенных, которые одолели сон и пришли в палату.
- Олбырь Шерошевич, - позвал он, - езжай с послами да проследи, чтоб слова своего берендеи не нарушили.
Перед рассветом Изяслава разбудили крики и шум. Князь вскочил, путаясь в меховой полсти, в одном исподнем сунулся наружу:
- Чего там? Кто кричит?
- Беда, княже! - отрок бросился к нему. - Берендеи обоз наш жгут, а торки снялись и в степь уходят!
В оконцах терема, где ночевал князь, полыхало зарево, виднелись тёмные тени мечущихся людей. В сенях громко хлопнула дверь:
- Стрый!
Изяслав узнал голос сыновца Святослава Владимирича.
- Измена, стрый! - кричал юноша. - Берендеи и торки…
- Княже, они уходят! Уходят к Белгороду! - добавил голос Ивана Берладника.
При свете пожарища Изяслав торопливо одевался, путаясь в рукавах и портах. Кое-как набросив корзно, выскочил наружу, в зимнюю ночь, в крики, топот копыт и суету. Дружинники уже выводили коней, спешно тащили княжью казну, но большая часть обозов с припасами и оружием для ополчения была охвачена пламенем. Торки и берендеи грабили догорающие возы и спешно отходили к городским стенам.
- Коня мне! Уходим! - закричал Изяслав. Он первым взлетел в седло, взмахнул рукой. - За мной!
- Куда? - из мрака вынырнуло лицо Ивана.
- Подальше отсюда…
- А Киев?
- Киев? - Изяслав беспомощно огляделся. - Киева нам не удержать. Самим бы спастись, а там… За мной! - и хлестнул коня плетью.
Не приняв боя, княжеские дружины Изяслава и Ивана вместе с небольшим полком Святослава Владимирича умчались в ночь, в обход Киева направляясь в Вышгород. Киевское ополчение было рассеяно и пробиралось восвояси кто куда.
5
Проводив Изяслава и Ивана, княгиня Елена не находила себе места. Она то молилась, то садилась за вышивание, то бесцельно бродила по терему. Молодой женщине было страшно и скучно. И зачем только мужчины выдумали эти войны! На войне убивают!
Сколько раз бывало: молодой красивый витязь, что перед походом улыбается девушкам и целует свою суженую, не возвращается с поля боя. В лучшем случае его привозят, положив поперёк седла, а в худшем - хоронят в братской могиле. И такая судьба не минует ни князя, ни боярина, ни простого смерда.
А самое страшное, что на эту войну Елена провожала двоих. Изяслав Давидич был её муж перед Богом и людьми, но Иван… После той ночи она боялась смотреть ему в глаза, боялась заговаривать и даже видеться - всё ждала, что он скажет о её появлении. Но Берладник молчал, и сердце Елены с каждым днём всё больше полнилось любовью.
Перед выходом в Василёв она не сдержалась - приказала холопке позвать Ивана. Когда Берладник переступил порог светлицы, уже одетый в полушубок для похода, Елена встала ему навстречу. Глаза её горели, на ресницах дрожали слёзы. Оба молчали, глядя друг на друга.
- Уезжаешь? - наконец прошептала она.
- В поход иду.
Слеза сорвалась с ресницы, побежала по щеке. Не помня себя, Елена бросилась к Ивану, обхватила руками, зарыла лицо в волчий мех на груди.
- Прости, прости, - повторяла она, как в бреду.
- Княгиня, - он тихо коснулся её стана.
Елена вскинула мокрое зарёванное лицо, вцепилась ему в уши, притягивая гордую голову к себе, стала исступлённо целовать щёки, губы, нос, усы и глаза.
- Прости, - шептала бессвязно, - прости… я молиться за тебя стану… только ты… прости, мне ничего не надо… Прости…
В светлицу могли войти. Да и любопытная холопка наверняка слушала под дверью, поэтому Иван оторвал от себя женщину, коротко поклонился, пробормотав слова прощания, и вышел вон.
Оставшись одна, Елена ушла в себя. Все думали, что горюет она по мужу, и лишь немногие шептались по углам о кратком свидании. Впрочем, мало кто из сильных мира сего прислушивается к болтовне холопов.
Полки ушли. Киев притих, ожидая конца войны. Жил он спокойно - ведь война не должна была коснуться стольного града. Ждали и тревожились лишь те, чьи мужья, отцы, сыновья и братья отправились с ополчением.
А потом дошли страшные слухи.
Разгромленная княжеская дружина не вернулась в Киев - Изяслав Давидич слишком торопился в Вышгород затвориться за его крепкими стенами, при случае отсидеться в Михайловском монастыре. Весть принесли ополченцы, прибежавшие с поля боя. Но простые ремесленники и смерды не могли внятно рассказать, что произошло. Торки взбунтовались, князья разбежались, Киев без защиты, а на него идут полчища врагов - вот что узнавал народ из рассказов, щедро сдобренных воспалённым воображением.
Елена стояла на обедне, когда в терем ворвался гонец. Поскольку княгиня была на молитве, её решили не тревожить, но едва она переступила порог домовой церкви, навстречу бросилась ближняя боярыня:
- Беда, матушка княгиня!
- Что случилось? Князь убит? - Елена схватилась за сердце. Смерть Изяслава многое для неё значила…
- Князюшка, хвала Господу, живой! - успокоила боярыня. - Разбили нашего князя супротивники! Сам-друг едва спасся, спешит уйти прочь от Киева. А тебе велел передать, чтоб не мешкая бежала прочь. Не то придут сюда вороги, захватят тебя, ягодку…
Для воспитанной в уединении, холе и неге Елены враги всегда были лютее половцев. Даже свои, русские, жгут дома, грабят, насилуют женщин и девушек, гонят целые семьи в полон - разве что не убивают всех без разбора и не продают на чужбину. Но чтобы сюда ворвались чужие люди, чтобы её схватили и потащили на ложе к победителю…
Елена схватилась за голову, но голосить побоялась. Враг ещё не у стен Киева, ещё можно бежать.
- Ключницу зови, - опамятовав, распорядилась она. - Девок подымай. Вели добро собирать да возки закладывать.
- Куда же едешь, матушка? Неужто в Чернигов? Елена только отмахнулась. Об этом она подумает позже, когда покинет Киев.
Возки княгини вырвались из Киева и помчались вниз, по Подолу, мелькая по улицам, до моста через Днепр и дальше, вдоль берега реки вниз по течению. Откинувшись в глубину возка, запахнувшись в шубу, молодая княгиня тревожным взором провожала сперва домики Киевского посада, потом покатившие справа и слева поля, холмы, перелески и редкие деревушки. В стороне осталось село Берестово, дальше пошли княжеские сёла. В любом из них можно было переночевать, но рано было думать об отдыхе.
Путь до Чернигова был не близок, да и сидел там обиженный на Изяслава Святослав Ольжич. Кто знает, что сделает он с женой недруга, узнав, что тот больше не является великим князем? Гораздо ближе был Переяславль - там в счастливом замужестве жила падчерица Елены, Анастасия. В прошлом они были подругами, и там, думалось Елене, сможет она переждать беду.
Всадник на хорошем коне домчит за сутки - выехав на рассвете из Киева, на закате постучит в ворота Переяславля. Но возки с добром движутся медленнее - только на исходе второго дня впереди показались крепостные стены старинного города, стоявшего над рекою Трубежем.
Вперёд вырвался княжий отрок - упредить Глеба Юрьича и его супругу о нежданной гостье. Когда возки подкатили к княжьему терему, ворота были распахнуты, и Глеб Юрьич, худощавый, жилистый, мало похожий на тучного отца, проворно сбежал по резным ступеням.
Анастасия, которую Елена не видела со дня свадьбы, раздобрела, стала статной и какой-то сонной. Куда девалась та испуганная предстоящим замужеством девчонка? Глеб подвёл Елену к женщине, в которой лишь черты лица были прежними. Анастасия подплыла, важно взяла приёмную мать за руки, улыбнулась, но улыбка получилась холодной, словно намалёванной.
- Матушка, - промолвила она, - какими судьбами? Вот уж не ждали, не гадали? Как же тебя батюшка-то отпустил?
- А я не сказалась, куда поехала, - ответила Елена.
- Это не добро, когда жена от мужа бегает, - заметил Глеб Юрьич, подходя к женщинам.
- Так меня и не добро из Киева выгнало, - призналась Елена.
В честь приезда княгини затопили баню, а пока две девки парили молодую женщину, в палатах устроили в честь гостьи пир. Когда Елена, посвежевшая, смывшая в бане тревогу последних дней, появилась в светлице, Анастасия вывела ей показать внука - маленького Владимира. Он родился недавно, при жизни Юрия Долгорукого, но тот так и не успел повидать мальчонку. Сейчас Анастасия ждала второго ребёнка, который должен был родиться в скором времени.
- Вот радость-то! - всплеснула руками Елена, стараясь, чтобы падчерица не заметила её зависти к чужим младенцам. - Я поживу покамест у тебя - с родинами помогу, да и Владимира маленького понянчу.
- Ты к нам надолго, матушка? - поинтересовалась Анастасия.
- Не ведаю, - призналась Елена.
Княгиня приехала в Переяславль как раз накануне Рождества, поэтому праздничный ужин в её честь слился в одно с Сочельником. Пировали вдвойне весело, но в разгар пира Елена вдруг вспомнила о муже и Иване. Где они сейчас? То ли в Вышгороде, то ли умчались подальше… И кто сейчас в Киеве?
- Как же дела в Киеве? - словно прочёл её мысли Глеб Юрьич. - Слух доходил - на войну с Галичем Изяслав Давидич собрался?
- Да, - Елена опустила глаза. Сказать или нет? - Побили его. Ушёл Изяслав Давидич из Киева… Мне гонца прислал, чтоб тоже бежала, не мешкая…
За столом повисло тягостное молчание. Анастасия бросила вопросительный взгляд на мужа.
- И кто ж его одолел? - спросил Глеб.
- Откуда я-то ведаю? - всплеснула руками Елена и расплакалась.
- Ладно, - Глеб положил кулаки на стол. - Заутра пошлю в Киев гонца - есть у меня тамо свои люди. Коль какая новость - всё мне доложат.
Гонец воротился через три дня - два дня пути и день потолкаться среди киян, послушать байки и самому попытаться кое-куда пробраться. Всё, что вызнал, доложил князю, и Глеб в тот же день навестил Елену в её светлице.
- Вишь, какое дело, матушка, - молвил он с порога, - в Киеве сейчас сидит Мстислав Изяславич с братом Ярославом. Послали они гонца к стрыю своему Ростиславу Мстиславичу в Смоленск - зовут его идти на великое княжение. Ростислав Мстиславич должен принять его - он старший среди потомков Мономаховых, кто живой остался. И, коли так будет, должен я буду целовать ему крест, потому как Мономашич он. Ты же из дома Святославичей. И, хоть жена моя будет против, но прошу я тебя - не мешкай, уезжай.
Елена с белым, как мел, лицом выслушала слова Глеба.
- Куда же мне ехать? - только и спросила она.
- Чаю, у мужа твоего есть какой удел? Вот туда и собирайся.
- Гонишь?
- Прости, княгиня. Видит Бог, желаю я, чтобы ты и далее была моей гостьей. Но кто знает, какие счёты у Мстислава с твоим мужем. Коль дознаются, что ты тут, вдруг захотят, чтоб я тебя выдал? Я же не только о себе забочусь, но и о дочери твоей, о внуках! Подумай о них и уезжай.
- Куда же? - беспомощно повторила Елена, уже понимая, что это не спор, а вопрос - куда в самом деле ей лучше отправиться?
- Почём я знаю, - развёл руками Глеб. - Сей же час не гоню, подумай - может, что на ум придёт.
По всему было видно, как ему не хочется распрей, как он мучается от своего решения и как отчаянно хочет казаться твёрдым.
Два дня спустя Елена снова пустилась в путь.
Разумная мысль посетила княгиню - а что, если в самом деле, сразу надо было поехать в Вышгород? Ведь сказали же ей, что туда хотел скакать Изяслав Давидич. Почто же она метнулась в далёкий Переяславль? И не ратной помочи просила - сама спешила укрыться. Вот и укрылась.
Городец стоял недалеко от Киева - в том месте, где река Сновь впадает в Днепр. От сновского устья в ясную погоду уже видны были блестящие на солнце купола храмов, а ветер с юга, случалось, доносил в тишине и эхо колокольного перезвона. До Вышгорода отсю: да было версты три-четыре, не больше, и Елена послала отрока Ерошку узнать, там ли ещё князь Изяслав. А если нет, то куда поехал?
Ерошка ускакал, а Елена вышла на сновскую кручу. День был морозный, лёгкий ветерок ерошил волоски на её шубе, трепал выбившуюся из-под убора прядку волос. Возок стоял чуть в стороне, рядом замерли отроки. Княгиня ждала, торопясь в каждом всаднике узнать посланца.
Вот он показался - гнал во весь опор по льду реки. Приставив рукавичку к глазам, Елена зорко следила - Ерошка, нет ли?
Он был уже у самого берега и, нахлёстывая коня, в лоб брал кручу, когда на том берегу показались другие точки. Ещё десятка два всадников торопились пересечь устье Снови.
- Матушка княгинюшка! - заорал Ерошка, едва показавшись над кручей. - Беда!
- Что? Князь? - покачнулась Елена.
- Нету Изяслав Давидича в Вышгороде. Наместник тамо княжеский, а сам князь перед Рождеством ещё отъехал в вятичские леса. Наместник, как меня узрел, сразу повелел своим отрокам меня хватать. Бона, скачут!
Погоня! Елена бросила быстрый взгляд на реку. Они были ещё далеко, но если стоять и ждать…
- Скорее! Едем! - она бегом бросилась к возку.
- Куда? - Возница, сидевший на коне верхом, обернулся, одновременно ударяя пятками.
- Вперёд, - Елена откинулась в глубь возка. - Прочь отсюда. Куда угодно! Прочь!
На её счастье, погоня свернула к самому Городцу, не обратив внимания на одинокий возок над кручей.
Потеряла время, добираясь до тиуна и выясняя, что княгиня уже с час как его покинула, а куда отъехала - не сказалась.
По всему выходило, что держит она путь вверх по Снови, в глубину Вятичских земель, до бывшего Остерского Городка и далее, к Чернигову. Туда погоня и поскакала.
По льду Снови добрались быстро, но, хотя спрашивали всех встречных-поперечных, вламывались во все деревни и погосты, засылали дозоры в окрестные леса, нигде не было следа княжеского поезда - трёх возков и десятка отроков верховых. Даже погорельцы Остерского Городка, сожжённого семь лет назад Изяславом Мстиславичем - на месте двух с малым сотен изоб едва набралось полтора десятка, - ничего не видели и не слышали. Не было следов в Лутаве на правом берегу Снови и в Моровийске, что в десятке вёрст к северу. Княгиня Изяславова как в воду канула.
А Елена нескольких ратников отправила гонцами и дозорными во все стороны и, не спеша пробираясь прочь от Днепра, каждодневно ждала вестей - что происходит на Руси. Она отчаянно искала спокойный уголок, где можно было переждать, пока всё уляжется. Ей почему-то казалось, что она ещё вернётся в Киев.
Одно такое укромное местечко вдруг вспомнилось - удельное княжество Вырь, выделенное мужем Ивану. Дом её Ивана! Его терем, где он прожил конец осени и большую часть зимы, куда несколько раз ненадолго наезжал после того, как Изяслав Давидич стал великим князем. Дом, где всё будет напоминать ей о любви… Только туда, и как можно скорее!
Но уже в пути пришла в голову иная мысль - от Выря недалеко до других уделов - Путивля и Рыльска. После раздела Черниговской земли эти города достались сыновьям Святослава Ольжича - в одном сидел его старший Олег, а другой он обещал среднему Всеволоду. Меньшой Святославич, Игорь, по малолетству пока жил подле отца. Были свои уделы и у сыновцев Ольжича, сыновей его старшего брата Всеволода, и у сына рано умершего Глеба Ольжича, Ростислава. Кто из них сейчас стоит за Святослава Ольжича, а кто против, Елена не знала. Знала одно - бывшая родня в любой час может обернуться смертельными врагами.
Она остановилась на полпути к Вырю, в городке Глебле. Был он основан Олегом Святославичем в честь сына Глеба, когда тот рубил по Остру города, чтобы защитить только-только отвоёванное Черниговское княжество и Новгород-Северский от Переяславля, где сидел ненавистный Владимир Мономах. Один город был назван Всеволожем в честь старшего сына, Всеволода, другие получили имена от местных примет - Белавежа, Уненеж, Бахмач… От Глебля до Попаша и Выря было рукой подать - полдня пути по хорошей погоде. Жаль только, что дорога не везде была.
Но и здесь ждала Елену неудача. Путь дальше на восток был заказан, ибо её отроки напоролись на дозоры из Путивля и едва унесли ноги. Пришлось снова сниматься с места…
Хороборь был одним из городов, принадлежавших прежде Изяславу Давидичу. Во время своего недолгого замужества Елена успела посетить соседний с ним городок, Блестовит и, не раздумывая, свернула туда. Здесь она рассчитывала пожить некоторое время.
Но, хотя тиун встретил её приветливо, рассыпался в улыбках и поклонах, сразу приказал затопить баню и выставил на столы дорогое угощение, покой Елены длился недолго. На третий день отдыха, когда ещё не воротились посланные в дозор отроки, в ворота Хороборя постучали.
- Отворяй ворота, а не то высадим! - орали снаружи закутанные в тулупы ратники. Было их числом около сотни, если не больше. Впереди глыбой возвышался боярин.
- Почто шумство? - высунул нос воротник.
- От князя Святослава Ольжича! Живо отворяй, сукин сын!
Воротник засуетился, распахивая створки, и лавина ратников ворвалась в городок. Не задерживаясь нигде, прямиком прошли на княжье подворье.
Елену встревожили шум и крики во дворе. Накинув шубейку, она выскочила на крыльцо и увидела, что двор заполонён чужими ратниками, незнакомый боярин орёт на тиуна, а его люди хватают всех, кто осмеливается сопротивляться, и запирают в клетях, как скотину.
- Что происходит? - закричала она срывающимся голосом.
- Матушка княгиня! - тиун бросился к ней за помощью. - Пришли невесть какие люди, хватают все! Грабят!
- Не грабители мы, - боярин затопал на крыльцо следом. - Посланы от князя Святослава Ольжича забирать под него богатства Изяслава Давидича. Поелику тот часть свою в Черниговской земле утратил. И всё здесь отныне принадлежит ему.
- То есть как? - Елена беспомощно всплеснула руками. - А как же я? Я же княгиня!
- С тобой, княгиня, разговор особый, - боярин рассматривал её пристально, уперев руки в бока. - Велено доставить тебя в Чернигов. А уж тамо Святослав Ольжич решит твою судьбу.
- Что же он меня - в монастырь упечёт?
- Может, и в монастырь. А может, ещё куда. Боярин вдруг схватил её за локоть, подтаскивая ближе. Елена упёрлась руками в его широкую грудь:
- Пусти!
- Не гоношись, - зашептал боярин. - Ты молодая. Будешь со мной ласкова, упрошу князя, чтоб оставил тебе твоё добро…
- Пусти, - забилась Елена. Но боярин толкнул локтем дверь, затаскивая молодую женщину в тёмные сени, где навалился всем весом, шаря руками по её телу.
Елена закричала. На шум вбежали люди. Боярин не стал спорить с толпой, теряя своё лицо, оттолкнул испуганную женщину, промолвил, тяжело дыша:
- Сроку решиться тебе до утра. Наутро в Чернигов едем!