– Верность! Это – слово придумано людьми для собственного утешения. Верной бывает только женщина, да и то когда она начинает стариться. Разве я знала когда-нибудь прежде, что значат "искренняя любовь", "верность"? Словно мотылек, я перепархивала от одного наслаждения к другому, не заботясь о том цветке, с которого только что упорхнула. Только под старость мы начинаем жадно цепляться за свое ускользающее очарование, только под старость ухватываемся за одного, кто сосредоточивает на себе всю нашу позднюю любовь. А уйдет этот "один" – кто тогда захочет взглянуть на нас? С ним уходит все прошлое, все право на личное счастье. Для меня ты – этот самый "один", "последний"… Но не таковы вы, мужчины; вы – до смерти мотыльки.
– Пусть все, но не я, Адель! Никогда и ни к кому еще в жизни я не привязывался, до тебя я не знал, что такое любовь и полное слияние! Я был один, потому что не находил ни мужчины, ни женщины, достойных меня. В тебе я нашел такого человека, вот почему мы – неразрывная пара, над которой время не властно! Ведь ты умна, решительна, смела, ловка, ты чужда всяких глупых предрассудков, которыми люди портят себе жизнь. Мы – одно с тобою, Адель. Могу ли я отказаться от своей собственной половины?
– Ну что же, будем верить, что это так… Приди же, поцелуй меня, мой верный рыцарь!
Они провели несколько очаровательных часов, полные любови и радостных надежд. Но, видно, судьба нашла, что Жозефу Крюшо отпущено слишком много благополучия: неприятности не заставили себя ждать!
Началось это с жестокой нахлобучки, полученной Крюшо от своего прямого начальника за мелкое упущение по службе. Действительно, в последнее время Крюшо не везло, и у него довольно часто происходили служебные "осечки", а тут еще ловушка, в которую заманил его хитрый Фушэ, окончательно смутила покой агента и лишила необходимой для работы сосредоточенности.
Но все это было бы еще ничего, если бы во время разноса не вошел сам Максимилиан Робеспьер. Зашел он совершенно случайно, но, узнав, в чем дело, тут же подложил несколько крупных поленьев в костер, на котором жарился неудачник-агент. Робеспьер с присущей ему прямотой высказал, что, разумеется, агенту некогда заниматься своим делом, если он с головой ушел в политическую интригу.
– Я мог бы раздавить тебя, как мошку, – сказал диктатор, – но не сражаюсь с мошкарой! Однако берегись! В данный момент я олицетворяю собою республику, и то, что направлено против меня из личной неприязни, может вырасти в государственное преступление, если грозит общественному спокойствию. В твоей деятельности много темных мест, Крюшо! Смотри, как бы революционному трибуналу не пришлось заняться освещением их!
Крюшо призвал на помощь все свое самообладание, чтобы не выказать растерянности и смущения. Торопясь оправдаться, он заявил, что не понимает намеков Робеспьера, что никогда не занимался никакой интригой; если же он иной раз и говорит слишком свободно при посторонних, то этим путем он лишь расставляет сети врагам республики и ее великого главы. Точно так же мелкие упущения, в которых его теперь обвиняют, произошли только потому, что все последнее время он был занят выслеживанием серьезного политического заговора. Теперь все нити у него в руках, и завтра он наглядно докажет, насколько несправедливо обвинять его в бездействии и халатности.
Конечно, его стали расспрашивать, и вот тут-то Крюшо сделал большую ошибку, в которой первый же стал каяться потом. Подхваченный хвастливым чувством, он расписал предстоявшее ему дело в таких ярких красках, что самая удачная действительность должна была побледнеть в сравнении с ними. А ведь для Крюшо было именно так важно поразить достигнутыми им результатами!
Параллельно с этим в нем возросла тревога за исход этого дела. Случись какая-нибудь неудача – и он окончательно погибнет!
Да, Жозефу Крюшо предстояло сделать крупную ставку, и он употребил все усилия, чтобы сорвать ее. Весь остаток дня он употребил на то, чтобы тщательно обследовать квартал, где было расположено местожительство гражданина Рибо, заметил все лазейки и проходы, занес свои наблюдения на бумагу и сделал на плане пометки о наиболее разумном распределении сторожевых постов. До поздней ночи он на все лады рассматривал разработанный им план ареста и в конце концов должен был сам признать, что этот план вполне удовлетворителен: птички не могли упорхнуть из расставленных им сетей!
Ровно в три часа Крюшо вступил с вооруженным отрядом в квартал и быстро расставил сторожевую цепь. Когда квартал оказался оцепленным, агент двинулся с унтер-офицером Мало к воротам дома. На углу узкой улички отряд столкнулся с возом сена, на котором восседала седая, морщинистая крестьянка. Крестьянский парень, правивший телегой, не успел вовремя посторониться, и в отряде, разбитом телегой на две струи, произошло временное замешательство. Но телега проехала, порядок восстановился, и через несколько минут Крюшо был уже перед воротами дома Рибо.
Ворота оказались запертыми. Крюшо постучался, ему никто не ответил. Он постучал еще и еще – никто не отзывался.
Тогда он приказал высадить ворота ударами прикладов. Теперь, когда грохот ударов разнесся на весь квартал, из-за ворот послышался испуганный окрик:
– Кто там?
– Ага, наконец-то! – усмехнулся Крюшо. – Именем республики откройте!
Послышалось скрипение засовов, наконец ворота распахнулись, и Крюшо увидел молодую девушку, которая с испуганным недоумением смотрела на непрошеных гостей.
– Кто ты такая? – спросил ее Крюшо.
– Мари Батон, гражданин! – ответила девушка.
– Ты здесь живешь?
– Да, гражданин.
– Одна?
– Со старой бабушкой. Она больна и не в своем уме.
– Здесь живет еще некий гражданин Рибо. Где он?
– Гражданин Рибо? Он… кажется… ушел…
– Ушел? – крикнул Крюшо, чувствуя, что земля ускользает из-под его ног. – Этого не может быть! Ты лжешь! Где его помещение?
– Помещение? – молодая девушка усмехнулась. – У нас самих в этих развалинах не помещение, а собачья конура.
– Без шуток! – крикнул взбешенный Крюшо. – Именем республики приказываю тебе провести меня в помещение, занимаемое гражданином Рибо!
Мари пожала плечами и повела Крюшо, сержанта Мало и двух гвардейцев в полуподвальный этаж, где она ютилась с бабушкой в трех случайно уцелевших от общего разрушенья каморках. В одной из этих каморок все носило на себе следы чьего-то недавнего пребывания. Здесь, по словам Мари, и жил гражданин Рибо. Но теперь комната была пуста – птичка улетела, хитро миновав расставленные ей сети.
Тщательный обыск комнаты не дал никаких результатов, показания Мари сводились только к "ушел" и "не знаю". В отчаянии, граничившим с полным безумием, Крюшо вместе с сержантом и солдатами устремился в остальные комнаты. В последней они застали старуху Целестину, важно восседавшую в старом колченогом кресле.
На вопрос Крюшо старуха задумалась с выражением величайшего напряжения. Вдруг ее лицо прояснилось, губы скривила идиотская улыбка.
– Гражданин Рибо? – повторила она. – Ах, да, ведь этот проказник, граф Арман, приказывал называть себя так! Разве вы его не встретили? – она захихикала, подмигивая одним глазом. Ну, да вы, конечно, его не узнали! Вот шалунишка-то! Взял да и нарядился старухой. Смехота!.. Я сама своим глазам не поверила. И ведь уселся на сено, словно всю жизнь…
– Проклятье! – стоном вырвалось у Крюшо. – Мало, живей! Послать во все стороны нескольких конных! Они не успели далеко отъехать! Живей! Ко всем заставам! Нагнать!
– Бабушка! Что ты наделала?! – с ужасом воскликнула Мари.
– А, вот как! Значит, ты знаешь больше, чем хотела показать, красавица? Взять ее! – Один из гвардейцев взял девушку за руку и грубо повел ее во двор, Крюшо последовал за ними, но на пороге обернулся и, снова подойдя к старухе, спросил: – Граф Арман, говоришь ты? Ну а как его фамилия, твоего графа Армана?
Старуха горделиво подняла голову и ответила с важным упреком:
– Вы не знаете, как его зовут? Не делает вам чести! Имя графов Плэло не встречается на каждом шагу!
– Граф Арман Плэло! – воскликнул Крюшо, хватаясь за голову.
Мало, услыхав этот возглас, остановился, присел, хлопнул себя по бокам и залился беззвучным хохотом.
– Ну-ну! – произнес он наконец. – Не завидую я тебе, гражданин Крюшо! Конвент никогда не простит тебе, что ты упустил такую пташку! Граф Плэло! Да ведь это один из самых ожесточенных и к тому же – один из самых богатых врагов республики! Ну, ну!
V
Западня
Граф Арман благополучно доехал до Корбейля и, как было условлено, перед гостиницей "Золотой Лев" встретил человека, который произнес нужный пароль и отвел его в приготовленную ему комнату. Попытки разузнать у агента неизвестного благодетеля, кому именно и в силу каких причин обязан граф своим спасением, окончились полной неудачей. Неизвестный ответил лишь, что граф в свое время все узнает и что не умно будет тратить время на бесполезные расспросы, когда дорога каждая минута отдыха: через несколько часов ему снова придется пуститься в путь!
Дальнейший путь проходил с той же таинственностью. Граф аккуратно получал инструкции, везде находил свежую лошадь, все необходимые указания; раза два ему приходилось менять направление и костюм; но ничто не давало ему ни малейших указаний, ни малейшего намека как на причины, руководившие его спасителями в этом добром деле, так и на саму их личность.
Прошло трое суток утомительного путешествия. Граф Плэло прибыл в указанный ему лесок у горы Святой Мадлены в верховьях Луары. Здесь он получил свежую лошадь, новый костюм и утешительное известие: в городе Роане, находившемся в десятке верст отсюда, вся таинственность приключения будет раскрыта, граф увидит своего избавителя и лично от него все узнает. Кроме того, в Роане графу предстоит отдых в течение нескольких дней; но пусть его ничто не пугает: все меры приняты, препятствия будут устранены, и далее граф поедет без всяких затруднений.
С этой малопонятной фразой посланец неизвестного простился с графом и скрылся.
Граф Арман отправился указанным путем далее и скоро въехал в заставу города Роана. Невдалеке от заставы находилась гостиница с громкой вывеской "Знамя свободы". В этой гостинице, согласно последней инструкции, граф и остановился в радостном ожидании раскрытия окружавшей его тайны и в предвкушении окончательного пути к спасению.
Вскоре Плэло понял, что означало предупреждение последнего агента "избавителя". Не прошло двух часов после прибытия графа в Роан, как в гостиницу явился полицейский комиссар и потребовал у путешественника его документы. Получив таковые, комиссар мельком проглядел их, сунул в карман и буркнул, что путешественнику придется пробыть в городе неопределенное время; затем, не давая никаких дополнительных объяснений, он ушел.
Прошло два томительных дня. Комиссар не возвращал документов, таинственный "спаситель" не появлялся. Плэло переходил от надежды к полному отчаянью, готов был пуститься на безумный риск и бежать из Роана. Но благоразумие одержало в нем верх, и он твердил себе, что таинственный друг не оставит его в таком незначительном затруднении, если сумел выручить из громадной беды.
Наконец, на третий день вечером, в дверь комнаты Плэло раздался стук.
– Войдите! – крикнул граф.
Дверь открылась, и в комнату просунулась лисья мордочка Фушэ. Он старательно запер за собой дверь и произнес, с улыбкой и поклоном подходя к графу:
– Крест и лилия!
– Мой спаситель! – с жаром воскликнул Арман, кидаясь к посетителю, но вдруг его лицо выразило испуг и недоумение, и он даже отступил на шаг назад.
– А, понимаю! – засмеялся Фушэ: – Вас смущает вот эта игрушка? – и он указал на опоясывавший его трехцветный шарф. – Вы никак не ожидали, что вашим спасителем окажется должностное лицо?
– Позвольте узнать, с кем я имею честь говорить? – спросил, несколько оправясь, Плэло.
– Я – Барэр де Вьезак, – было ему ответом.
Это имя произвело оглушительный эффект на графа. Барэр де Вьезак? "Анакреон гильотины"? Человек, известный цветистой, сентиментальной лирикой речей, в которых он требовал самых жестоких мер и оправдывал самые грубые насилия якобинцев?
Плэло отступил еще на шаг и растерянно оглянулся по сторонам.
– У вас такой вид, дорогой граф, будто вы ищете подходящее оружие, чтобы укокошить меня! – улыбаясь заметил Фушэ. – Но я надеюсь, что это лишь кажется мне. Вы – слишком разумный человек, чтобы ни с того ни с сего погубить себя. На всякий случай соблаговолите взглянуть в окно! Ага! Изволили обратить внимание, что я позаботился о надлежащей охране своей персоны? Но это – только охрана, потому что если бы я хотел погубить вас, то мог бы это сделать двадцать раз и в Париже, и по пути сюда! Ну так бросьте же свою подозрительность, давайте сядем и потолкуем, как подобает двум деловым людям!
– Но, мне кажется, подозрительность более чем уместна в моем положении! – ответил граф, нерешительно следуя приглашению мнимого Вьезака и присаживаясь по другую сторону стола. – Прежде всего, я не понимаю… почему… Ведь вы…
– Да, я – Барэр де Вьезак, и это имя говорит столь красноречиво, что от меня трудно ждать сочувствия к роялисту. Я – страстный приверженец республиканского строя и ненавижу низверженный режим и его представителей. Но… почему же наша молодая республика так плохо вознаграждает своих верных сынов? Ваш арест прибавил бы мне славы, но ее у меня и так достаточно. Ваше спасение прибавит мне достатка, которого у меня слишком мало. Было бы недостойно разумного человека колебаться между двумя этими положениями!
– Иначе говоря, – заметил граф, по лицу которого скользнула холодная, презрительная улыбка, – вы желаете получить плату за оказанную мне помощь? Хорошо, будем кратки. Сколько?
– О, сущие пустяки! Я – человек скромный и не стану ставить вам жестокие требования, пользуясь вашей беспомощностью! Но согласитесь сами, дорогой граф, что без моей помощи вам никак не выбраться бы из Парижа и что мне пришлось немало и потрудиться, и потратиться, чтобы обеспечить вам путь к спасению. А изобретательность, ум, ловкость? Разве все эти качества не должны приносить хорошие проценты? Вы только вспомните прекрасный фарс, когда вы проехали мимо самого носа полиции под видом старухи-крестьянки, которой уже через четверть часа не оказалось в природе!
– Да, в этом отношении я должен отдать вам полную справедливость: во всем этом деле, с первого момента вплоть до моего прибытия сюда, вы выказали гениальную предусмотрительность и дьявольскую находчивость! При всей своей несклонности к суеверию я порой готов был поверить в помощь таинственных сил – так непонятно и загадочно казалось мне многое. Но и теперь, даже узнав руководившие вами мотивы, я все же многого не понимаю.
– О, я с удовольствием разъясню вам все, потому что это в моих интересах! Вам необходимо знать, как было все на самом деле, чтобы вы могли оценить мои старания. Я имел кое-какие подозрения относительно отца Жерома и часто бродил вокруг его дома. В достопамятный вечер я имел случай подсмотреть, чем вы там занимались, и сразу понял, в чем дело. Наблюдая за вами обоими, я заметил, какие злобные взгляды кидал на вас коварный поп, когда вы на него не смотрели. В моей голове уже родился определенный план, а эти взгляды грозили моему плану полным крушением. Я решил последить за попом и заметил, что, оставив вас в первой комнате, он удалился в спальню и там принялся что-то писать. Мне удалось вскарабкаться на окно и подсмотреть, что он писал. Это был донос конвенту на гражданина Рибо.
– Я так и знал! – крикнул граф. – Ну погоди, лицемерный поп! Мы еще посчитаемся с тобой.
– Этот донос, – продолжал Фушэ-Барэр, – был мне вовсе ни к чему, так как мешал спасти вас и заработать на этом спасении. Я сейчас же написал вам письмо, которое должно было сильно удивить вас. Затем я начал действовать. Путем ряда ловких махинаций мне удалось добиться, чтобы ваше дело было передано именно тому агенту, с которым я был в большой дружбе и который часто обращался ко мне за советами. Таким образом я все время был в курсе дела, мог извещать вас о положении розысков, подготовить ваше бегство и послать к вам своего человека, который и увез вас за несколько минут до прибытия полиции. Дальнейшее было уже совсем легко. У меня имеются преданные люди, которые подготовили для вас путь до Роана. Теперь благоволите прикинуть следующее: во-первых – мои расходы, во-вторых – вознаграждение моим людям, в-третьих – оценка понесенного мною риска и хлопот. Все это должно быть вознаграждено, дорогой граф!
– Но я уже предложил вам краткий и ясный вопрос: сколько?
– О, сущие пустяки для вас! Я, видите ли, большой охотник до… зелени, и та, которую вы везете в двух дорожных мешках, отлично вознаградила бы меня!
– Но вы с ума сошли! – крикнул граф. – Да ведь это грабеж! Нет, это невозможно! Этого не будет!
– Очень сожалею, граф, – холодно ответил Фушэ, – в таком случае ваша песенка спета! Дорожа безделицей, вы потеряете все!
– Но вы и так отнимаете у меня все! – с отчаянием воскликнул Арман.
– О, нет! Я оставляю вам самое важное: во-первых, жизнь, а, во-вторых… во-вторых – разве плохая сумма ждет вас в Англии, когда вы предъявите ту самую бумажечку, которую так бережно храните на груди в замшевом мешочке?
– Вы – дьявол! – простонал граф, откидываясь на спинку стула.
Наступила короткая пауза, затем Фушэ спросил:
– Ввиду того, что я тороплюсь, не разрешите ли вы мне, граф, крикнуть своего человека, который унесет столь милостиво пожертвованную мне вашим сиятельством награду?
– Но будьте же милосердны! – простонал Арман. – Ну давайте сделаем так: берите уж, что поделаешь, один из мешков.
– Нет, граф, меня устраивают только оба!
– Ну так дайте мне отобрать несколько вещей! Ведь некоторые из них очень дороги мне по воспоминаниям о…
– О заплаченных за них предками суммах? – договорил Фушэ. – Но с этой точки зрения и я очень дорожу воспоминаниями!
– Но помилуйте…
– Граф, вы бесцельно оттягиваете время, которое мне очень дорого! Я не уступлю булавочной головки из своих справедливых требований!
– Хороша справедливость! – вздохнул граф. – Но что же делать? Я – в ваших руках. Только вот что: за что же вы получите награду теперь, когда я еще далеко не в безопасности, и что служит мне гарантией дальнейшей безопасности? Как знать, может быть, уходя отсюда с ценной добычей, вы шепнете пару слов городским властям, и…
– Дорогой граф, не находите ли вы, что мой прямой расчет как можно скорее переправить вас через границу? – ответил Фушэ.
При этих словах лицо графа вдруг вспыхнуло радостью. Он встал и, насмешливо поклонившись Фушэ, надменно процедил:
– Милейший Вьезак, приношу вам искреннюю благодарность за то, что вы просветили мой смущенный ум и указали способ действий. Вы немедленно примете меры к тому, чтобы я мог продолжать свое путешествие, и обеспечите его услугами ваших людей. А в тот момент, когда я перейду границу, я вручу вашему агенту такую сумму в возмещение расходов, какую найду нужным!
Фушэ с любопытством посмотрел на графа и ответил: