- Я не об этом. Вот ты спрашивал как–то, зачем мне все эти книги? Учиться - моя потребность. Французский мыслитель Люк де Вовенарг жил в эпоху Возрождения. А как метко выразился, будто меня имел в виду: "Нет покровителей надежней, чем наши способности". В следующий раз я тебя угощу вином, которым меня снабжают, а сейчас я Саньку жду. Живу я получше, чем твой отец, хоть и не на воле. Я нужный человек. Руссо еще точнее выразился: "Из всех общественных положений самое независимое от судьбы и от людей - положение ремесленника". Я убедился в правоте этих слов. А от сумы и тюрьмы ни крестьянин, ни князь, ни король зарекаться не могут. Историей доказано.
Уже по–немецки Володька возразил:
- Но от смерти знания тебя не могут спасти. Вон как ты натренирован, чтобы самому защищаться.
- Речь идет не о смерти, а о качестве жизни. Если ты согрелся, иди домой, да скажи Саньке, чтобы не приходила, пока метель не стихнет.
Александр взял гитару и стал ее настраивать. Володька нехотя поднялся. Ему хотелось еще поговорить.
- Так я завтра приду, Александр Павлович?
- Да, - ответил тот. - Нам надо потренироваться. Работы у меня почти нет, - помолчал и добавил, - если, конечно, Саньки у меня не будет.
Санька. Из симпатичной крестьянской девчонки она превратилась в красивую бабу. Ума у нее, конечно, не прибавилось. Пословица "С кем поведешься, от того и наберешься" не про нее. Что делать? Александр Гедеминов по–своему любил Саньку и был бесконечно благодарен судьбе за то, что эта женщина послана как компенсация за отнятую свободу.
Санька прибегала к нему два раза в неделю, но зато уж страсти в мастерской бушевали до утра.
Хлопнула наружная дверь. Это Санька. Она потопала в сенях, сметая снег с валенок, зашла, положила узелок на полочку и затрещала: "Володька не велел мне идти. А что мне метель? Нет, думаю, все равно пойду. Я котлет пожарила, борщ сварила и еще пирогов напекла. А вдруг метель три дня будет?
Александр, не обращая внимания на ее болтовню, поцеловал Саньку в красную от мороза тугую щеку. Хотел помочь ей раздеться. Но она как всегда дернулась: "Я сама".
Посиневшими пальцами пыталась она расстегнуть пуговицы на своем ватнике. С трудом справилась. Александр в точности изучил каждое ее движение. Сейчас она снимет платок и верхнюю одежду, валенки, как всегда влезет не в теплые тапочки, которые он ей сшил, а в деревянные башмачки, потому что они "смешно хлопают". Пойдет к печи, откроет заслонку и станет греть озябшие руки, посиневшие от мороза и ветра ноги выше колен, где заканчиваются чулки, не доходя до панталон.
- Почему? - думает Александр, - почему она от двери не скажет тихим, нежным голосом: "Сашенька, я так замерзла, согрей меня". Он перецеловал бы ее пальчики, горячим дыханием согрел ее колени и уже не смог бы никогда покинуть ее. Но тогда это была бы не Санька, а другая женщина - женщина его мечты.
Александр смотрит, как Санька крутится у огня, отбрасывает все посторонние мысли и концентрирует внимание только на предмете своих бесконечных радостей. Он подходит к ней, целует в шею и привычно спрашивает: - Дверь–то закрыла на крюк?
- Закрыла. Подожди, я еще не согрелась. Сначала поужинаем, - Санька снова дергается, кидается к своему узелку, накрывает на стол, бежит в кабинет, стелит постель, подбрасывает дрова в камин, меняет свечи на столе, закрывает за собой дверь и возвращается к столу.
Александр открывает бутылку коньяка, наливает понемногу в стаканы, один протягивает Саньке: "Выпей". Он смотрит на нее и медленно пьет свой коньяк. Санька, как всегда, выпивает залпом, прислушивается к себе и довольная говорит: "Пошло по жилам, сейчас согреюсь".
Александр, улыбаясь, смотрит на нее и думает: "Глупенькая ты моя радость, сейчас тебе будет совсем жарко". Ставит стакан на стол, подходит к Саньке и, целуя, начинает медленно раздевать, оставляя ее в одних башмачках. Перед ним прекрасное пышное молодое женское тело. Оно трепещет под его чуткими руками. Последняя посторонняя мысль: "Насладимся перед разлукой. Уж постараюсь, чтобы эти ночи грели ее до глубокой старости".
Ужин забыт на столе. Александр берет на руки свою женщину и, толкнув плечом дверь в кабинет, несет ее на привычное ложе.
За окном воет вьюга, в камине потрескивают дрова. От окна ли дует, а может, от жаркого дыхания возлюбленных, но пламя свечи мечется и мечется по потолку.
Что было, что будет, чье сердце когда и чем успокоится - никому неизвестно. Только рай земной сейчас здесь, где он и она вдвоем, женщина и мужчина.
Аделина
Оставим на время молодого князя Гедеминова, потому что пора познакомить читателя с новыми персонажами нашего романа, на первый взгляд не имеющими никакого отношения к нашему герою. Но как знать, когда и где пересекутся их пути. Вернемся в голодный 1933 год.
Преподавательница московского медицинского училища, бывшая баронесса Эрика фон Рен, а в советское время - просто Эрика Мартиновна Фонрен, поехала на похороны своей бабушки в бывшую немецкую колонию Дармштадт тоже бывшего Таврического края. То, что она теперь увидела там, повергло ее в шок. Все говорило о вымирании. Она собралась было уже возвращаться в Москву, когда к ней подошла худенькая и высокая удивительно красивая девочка. Баронесса Фонрен спросила ее по–немецки:
- Ты чья?
- Я Аделина Квиринг, - ответила девочка серебряным голоском.
Баронесса помнила о гибели ее родителей и подумала: "Как девочка быстро выросла".
- Я пришла вас спросить, может, я смогу поступить куда–нибудь учиться в Москве? - девочка с надеждой смотрела на баронессу. Та задумалась. Потом сказала:
- Наверное сможешь. Только справку возьми у председателя, что ты сирота. Сейчас бедных власть учит. А по–русски хорошо говоришь?
- Нет, я совсем не знаю русского языка. Говорят, у нас в доме говорили по–русски, но я была тогда грудным ребенком.
- Хорошо, собирайся в дорогу, я тебя возьму с собой. Поживешь немного у меня и поступишь на курсы медсестер. А потом будешь жить в общежитии. У нас тесновато, из восьми комнат нам оставили только две. В одной мы с Лизой, дочкой, ей десять лет, а в другой мой старший сын Фридрих. Ему девятнадцать лет. Фридрих учится в Политехническом институте. А здесь тебе оставаться нельзя, с голоду умрешь.
Баронесса купила два билета, и они поехали в тесном общем вагоне. Люди, казалось прислушивались и принюхивались к друг другу, чтобы узнать, у кого можно раздобыть еду: или украсть или попросту отобрать. Наступила ночь, но те, у кого были узелки с едой, не спали. Девочка заснула, слегка наклонив голову на плечо баронессы, и они вместе задремали под мерный стук колес. Но вдруг баронесса вздрогнула и очнулась от дремоты. Около нее стоял человек. Она ухватилась крепче за свой узелок. Человек исчез. Тогда она разбудила девочку, тихо, чтобы не слышали другие, сказала:
- Аделина, возьми покушай. - Она протянула девочке вареную картошку и небольшой кусочек черного хлеба.
- Спасибо, - прошептала девочка и стала жадно есть.
К вечеру приехали в Москву. Баронесса держала Аделину за руку, чтобы та не потерялась в толпе.
- Мама приехала! - кинулась им навстречу девочка лет десяти.
- Лизхен, доченька, как я по тебе соскучилась, - говорила баронесса, но Аделина не понимала ее. И баронесса по–немецки объяснила: - Мы дома говорим по–французски, чтобы на нас не донесли соседи, которых к нам подселили, они, бывает, подслушивают. А иногда по–немецки. Как придется.
И обратилась к дочери уже на немецком:
- Лизхен, познакомься. Это Аделина Квиринг, Адель. Она с годик у нас поживет, ей надо русскому языку научиться. Да и французскому тоже.
Лизе Аделина понравилась, она спросила:
- Ты правда не знаешь французского? Наша бабушка, папина мама, была француженка.
- А где Фридрих? - спросила Лизу мать, - он дома?
- Дома, - ответила Лиза, - только он, как всегда, ничего не слышит, занимается.
- Почему не слышу? - вышел к ним молодой барон, высокий и черноглазый. Аделина смутилась под его взглядом. Фридрих ей понравился.
- Здравствуй, мама. Как доехали? - спросил он, едва взглянув на девочку.
- Спасибо, нормально. Познакомься, Фридрих. Это Адель. Она пока у нас поживет, потом я ей подыщу общежитие. Как ты считаешь, я правильно поступила?
- Правильно, - машинально сказал сын и ушел к себе, больше не взглянув на Аделину.
Баронесса обняла девочку за плечи:
- Ну ладно, Адель, ты не смущайся, будь как дома. Приведи себя в порядок. Я дам тебе что–нибудь из своей одежды. А завтра занятия начнем.
Аделина с благодарностью посмотрела на баронессу.
Год спустя Аделина уже говорила и по–русски, и по–французски и поступила на курсы медсестер. Ей дали общежитие и теперь, сложив свои вещички, она пришла прощаться с баронессой и ее детьми. Они дружно настаивали, чтобы Аделина оставалась у них, но Аделина, поблагодарив добрую женщину за все, что она для нее сделала, все же ушла. Дело в том, что Аделина в свои пятнадцать лет влюбилась в молодого барона, который ее совсем не замечал, как, впрочем, и свою сестру тоже. Он готовился к защите диссертации.
Шло время, Аделина взрослела, работала теперь в больнице, а вечерами готовилась к поступлению в институт. Баронессу Фонрен она давно не видела, а домой к ней идти стеснялась. Наконец она успешно сдала вступительные экзамены. Днем училась, а вечером продолжала работать медсестрой. Однако она все время помнила о Фридрихе Фонрене, и как только наступили майские праздники и студенты мединститута собрались на вечер в Политехнический институт, Аделина поменялась дежурством в больнице и пошла на вечер.
Барон Фридрих фон Рен, а на советский лад - Федор Генрихович Фонрен, уже преподавал в институте и проходил, как все, проверку на лояльность к советскому строю. В анкете он указал, что живет вдвоем с сестрой, что родители были врачами, отец не вернулся с Первой мировой войны, а мать трагически погибла в прошлом году. Он должен был также дать вразумительный ответ на вопрос "Почему не вступает во Всесоюзный Коммунистический Союз молодежи". Фонрен мотивировал это тем, что считает себя недостойным быть в рядах этого Союза, поскольку родители не были выходцами ни из крестьян, ни из рабочих. Он был слишком умен, чтобы не понимать, что делается в стране, и в данном случае притворился политически неграмотным, чтобы его оставили в покое. Поэтому ему поручили дежурить на праздничном вечере, после чего он обязан был составить докладную записку о подозрительных разговорах студентов. Начались репрессии. И эта машина должна была чем–то подпитываться… Не донесешь - сам вызовешь подозрения. Поэтому Фонрен наблюдал за танцующими парами и думал, как же ему выйти из этого щекотливого положения, не навредив никому, в том числе и себе. И ему пришла в голову остроумная мысль указать в докладной фамилии неуспевающих, вменив им в вину то, что они умеют слишком хорошо веселиться и волочиться за девушками, но слишком мало времени уделяют занятиям. И так эта мысль его развеселила, что он стал высматривать потенциальные жертвы, записывая фамилии в блокнот.
Рабоче–крестьянская молодежь танцевала, притопывая и гикая, пока не выдохлась. И тут баянист заиграл вальс. Из зала сразу всех словно ветром сдуло, и только с десяток пар вальсировали, радуясь молодости, музыке и тому, что пространства для танца сколько угодно. И тогда Фридрих Фонрен увидел у стены двух девушек, одна из них, высокая, показалась ему знакомой. Он подошел к ней, пригласил на танец и спросил:
- Где я мог вас видеть?
Аделина, а это была она, засмеялась и ответила:
- Вы бы и сестру на улице не узнали. Я жила у вас в доме целый год.
- Аделина! - узнал ее наконец Фонрен - Но вы теперь совсем взрослая и такая красивая! Вы танцуете?
- Русские народные танцы не умею. Да и вальсировать научилась совсем недавно, с девчонками. С Вами, наверное, не смогу.
- Надо признаться, я тоже еще никогда с девушкой не танцевал. Все с мамой… Я предлагаю завтра, в воскресенье, встретиться утром у входа в парк имени Горького.
- Как поживает ваша мама? - спросила Аделина. - Я ее давно не видела.
Вместо ответа Фонрен вывел ее на улицу.
- Здесь кругом уши, - сказал он по–французски.
И, когда они миновали людные места, с грустью ссказал:
- "Черный ворон", машина НКВД, спешила кого–то арестовать и наехала на маму. В общем, мама погибла. Скоро уже год, как мы с Лизой живем вдвоем.
Аделине было искренне жаль баронессу, и она выразила Фридриху свое сочувствие:
- Ваша мама была таким прекрасным человеком. Я всем обязана ей. Мне очень жаль.
Фонрену было уже 24 года, но он не встречался еще ни с одной девушкой. С Аделиной ему было легко и просто. Не надо заикаться и краснеть, мучаться, комплексовать. Аделина не призналась ему, что сама искала свидания с ним. И теперь была рада, что все сложилось как нельзя лучше. Фонрен предложил ей учиться танцевать вальс в парке по утрам. - Пока там еще ни кого нет, - объяснил он. - А вечером мы будем просто гулять и смотреть на звезды.
И Аделина согласилась. Они стали встречаться по воскресеньям, утром вальсировали, а вечером гуляли по темным аллеям парка.
Прошло лето, уже и осень забрасывала их разноцветной листвой, уже отметили восемнадцатилетие Аделины, и Фонрен собирался с духом, чтобы сказать ей о своей любви и предложить руку и сердце. Неизвестно, сколько бы он еще размышлял над этим, как вдруг взбунтовалась его сестра, Лиза. Она так привыкла проводить воскресные дни с братом, что потребовала у него отчета. Фридрих признался, что встречается с девушкой. Лиза объявила:
- Сегодня вечером я иду с тобой.
Брат удивился и спросил:
- Ты пойдешь со мной на свидание с моей девушкой?
Лиза подтвердила, сказав при этом, что ей не безразлично, кого брат приведет в дом. В свои четырнадцать лет она рассуждала, как взрослая.
Фонрен сказал ей:
- Ну и удивлю же я тебя!
- Удивляй, - согласилась Лиза. И они вместе пошли на свидание с Аделиной.
Брат предложил Лизе:
- Только я хочу, чтобы ты сама угадала, какая из девушек моя.
И Лиза стала разглядывать всех встречных девушек.
- Это нам не подходит. Слишком старая для тебя. Эта худая, эта полная, а у этой ножки, как у козы рожки… Так, эти две тоже мне не нравятся. А эта злая. Может, эта? - спросила Лиза брата, но он смотрел вперед, и Лиза тоже вытянула шею. Там на аллее двое военных о чем–то говорили с девушкой, явно не желая с ней расставаться. Девушка, по–видимому, отшучивалась и показывала рукой вперед. Фридрих ускорил шаг, и Лиза поняла, что это с его девушкой хотят познакомиться военные. Она стала оценивающе разглядывать ее, стоявшую к ней боком, и нашла, что у брата недурной вкус. Военные пошли вперед, все время оглядываясь. Девушка подошла к ним. И тут Лиза узнала Аделину и страшно обрадовалась.
- Почему ты к нам не приходила?! Я скучала по тебе! - тараторила Лиза, как будто Аделина пришла на свидание с ней. А Фридрих сказал сестре:
- Ну, я обещал тебя удивить? Удивил?
- Это то, что надо, - продолжая с братом прерванный разговор, ответила довольная Лиза и предложила пойти кататься на качелях.
Теперь каждое воскресенье они гуляли втроем, и Лиза ревниво следила за взглядами мужчин, которые рассматривали "ее" Адель, и однажды спросила брата:
- Когда ты женишься? Хочешь, чтобы у нас отбили невесту? Пригласи ее к нам на мой день рождения. Выпьешь вина и станешь смелым, и не забудь, ее нам мама привезла. Ты на ней женишься, а мама с небес за нас всех порадуется.
- Может, ты и права, - задумчиво ответил брат.
И в следующее воскресенье, следуя Лизиным наставлениям, он пошел провожать Аделину и в темноте, заикаясь, объяснился ей в любви и предложил выйти за него замуж.
- А как же Лиза? - спросила Аделина.
- Да она, может, больше… В общем, она хочет, чтобы ты стала моей женой. Мы даже обвенчаемся, но чтобы никто не знал. А то меня с работы снимут, а тебя из института исключат. Ты согласна венчаться? А то брак по бумажке недействительный.
- Да, - сказала радостно Адель. Она чувствовала, что обретает семью, и была счастлива.
Семнадцать лет спустя
После той встречи, когда мальчишка красноармеец Толян Попов сидел у костра с другим подростком, князем Александром, прошло много лет. Тогда Толян напился до чертиков и только через несколько дней, лежа на траве, вспомнил про своего ровесника и стал искать его в отряде. Ему было скучно среди взрослых. Не найдя парня, пошел расспрашивать о нем у красноармейцев.
- Радуйся, что жив остался. Кто–то часового снял, оружие у командира из кобуры забрал. Кто, кроме него? Лазутчик был твой приятель. Как пришел, так и ушел, - сказали ему.
Теперь Толян, то есть инспектор Попов, ехал верхом на свою первую проверку в Карельский лагерь. В это время года можно было проехать только на лошади. Он думал о своей жизни, о странных совпадениях и встречах. И о родном доме.
В 30‑м году его неожиданно направили в родную деревню на раскулачивание. Сказали: "У тебя есть опыт, продолжай этим заниматься". Попов поехал на коляске, которую ранее реквизировал для Чрезвычайной Комиссии. А теперь он сам стал инспектором в этой комиссии. Тогда же, в 30‑е годы, он женился на вдове красного командира. Она работала там же секретарем–машинисткой и сразу влюбилась в него, уверенного в себе орденоносца Анатолия Попова.
"Да, я не дурен и бабам нравлюсь", - подумал он о себе с довольной улыбкой. А недавно жена печатала характеристику на него и пересказала ему ее слово в слово. Это был секретный материал из его личного дела. Жена сказала: "У тебя хороший послужной лист, но одно плохо - ты пьяный дурной. Каждый раз, как ты что–то натворишь, тебя лишают повышения по службе".
- Что там еще было? - осведомился он.
- Ну, что ты воюешь с пятнадцати лет, смелый, убежденный большевик, рука твердая, беспощадный к врагам трудового народа. И что по женщинам бегаешь. Но замечания товарищей по работе учел и женился. Потом про меня. Какая я у тебя.
Да, все у Попова было бы хорошо, если бы он не пил. Но Толян думал: "Не пить и с бабами не быть, зачем тогда жить?" Затем посмотрел на карту местности и объехал озеро.
Вода его давно не пугала. Вроде то было не с ним. Даже тогда, когда он в коляске впервые за много лет ехал берегом родной речушки с водоворотом, ему было уже все равно. Он вспомнил, как подъехал к отцовскому дому. У калитки стояла девчонка лет тринадцати. Она испугалась. Чекистов здесь боялись. Вышла женщина, посмотрела с любопытством на приезжего. И он узнал ее. Это была мачеха. Она поразилась: "Толян! О, какой ты важный начальник стал!" И пригласила в дом:
- А это твоя сестричка Парася, - сказала она, показав на девчонку.
- Да!? - удивился Толян и засмеялся: - Я тебя видел, когда тебе месяцев шесть было. Ох, и крикливая же ты была.
Сбежались бабы посмотреть на Толяна. Мальчишки повисли на заборах.
Никакой еды, кроме картошки, в доме не было. Мачеха суетилась, вынимая горшок из печи. Попов решил сразу показать, на что способен, и сказал:
- Кушайте, не ждите меня, я к вечеру вернусь.
Он привез им два мешка муки, мешок пшена, другие продукты.
- Вот реквизируем дома у недобитых, там и поселитесь - пообещал Анатолий сестренке.