– Ты, Лейла, забудь о том времени, когда была у ойранцев. Ты наша, поняла? Наша!
У Лейлы от волнения сдавило горло, но не успела она кивнуть, как Залина строго добавила:
– Только перестань говорить на этом варварском языке! Ты уже много слов знаешь по-скифски!
Асиат в ответ вдруг расхохоталась.
– Ты чего?
– Залина, эллины зовут варварами нас, скифов.
– Почему?
– Ну, мы живем в степи, кочуем…
Договорить она не успела, возмущенный голос Залины был слышен всем вокруг:
– Глупости! Это варвары-эллины запирают себя в тесных стенах городов, они по недомыслию не знают вольной жизни! Привязаны к своим домам и своим вещам! – Залина вдруг повернулась к Лейле, призывая ту в свидетельницы: – Ну вот скажи, лучше же на воле в степи, чем в этих каменных мешках?!
Если честно, то Лейла не была полностью в этом уверена, она чуть смущенно пожала плечами:
– Летом, да… а зимой?..
– А что зимой?! Зимой наденем на себя меховые вещи, на головы шапки, спать ляжем ближе к кострам или в повозках…
Персиянке очень хотелось спросить, как делать в холода самые простые вещи, например мыться, но она тут же вспомнила, с чего начался вечер, и согласилась. Наверное, и зимой амазонки живут так же просто… А Залина уже рассказывала неопытной подруге, как зимой в воздухе будут кружиться холодные белые перья невиданных птиц, которые те теряют в небе. Птицы эти летят так высоко, что никто никогда их не видел, даже голоса не слышал, а сами перья, попав в руки, превращаются в капельки воды. Вода же становится твердой и прозрачной. И очень холодной.
Этому Лейла не могла поверить. В Мидии высоко в горах она видела белые перья птиц, они устилали там всю землю и жгли тело, если, например, сесть на них. Неужели и там вода тоже становится твердой? А как же тогда пить? В Мидии никто не жил там, где много холодных белых перьев, там нечего есть и нечем согреться…
Теперь объясняли уже чуть не все в один голос. Девушки говорили, что вообще-то тоже стараются уйти к своим местам, где теплее и вода не так часто застывает. Но вот скифы живут здесь, и ничего. Едят свой скот или то, что добудут на охоте, а пьют растаявшие перья. А костры жгут из тех же деревьев или из костей убитых животных, если деревьев нет поблизости.
Немного погодя Лейле стало казаться, что даже если белые перья вдруг полетят завтра с утра, она не пропадет, среди таких умелых и ничего не боявшихся подруг и зима была не страшна.
Вообще, Лейлу многому научили не только бесконечные тренировки с амазонками, не только езда на лошади, но и такие ежевечерние посиделки с разговорами. Девичий отряд нападал на ойранцев только днем, Скопасис старался не отправлять их в темное время никуда, потому спали спокойно и у вечерних костров сидели подолгу.
Последовав примеру амазонок, скифы устроили парную и себе. Только выглядело это, на взгляд Лейлы, совсем уж странно. Сначала они соорудили большой шалаш, старательно подоткнув натянутые на палки шкуры, натащили туда несколько камней, залезли сами и так же старательно подоткнули шкуры у входа. Персиянка не обратила внимания на это, если бы из-под шкур не появился какой-то дым.
Лейла покосилась на такой шалаш, оттуда вдруг донеслись странные звуки, казалось, что кто-то смеется, но не как обычно, а странным, нервным смехом. Голоса затихли, и персиянка отвлеклась другим. Но когда немного погодя снова глянула на шалаш, то замерла. Из-под шкуры у входа медленно выползала струйка дыма. Потянув носом, девушка уловила странный запах, это не был запах гари, пахло приятно и чуть сладковато.
– Залина, что это?
Та оглянулась, махнула рукой:
– А! Мужики парятся!
– Что делают?
– Жгут коноплю.
В это время из шалаша снова донесся смех, такой же странный, как прежде.
– Как это парятся?
– Я не знаю как, но вроде сначала льют воду на раскаленные камни, чтобы пошел пар. А когда разопреют, то кладут на камни коноплю. Дым получается дурманящий, вот и хохочут. Потом еще и расхаживать по стану будут, как пьяные.
– Это опасно?
– Да нет, надышатся, большинство упадет спать, а некоторые, как вон Сагир, начнут ко всем приставать. – Поморщившись, Залина вдруг посоветовала Лейле: – Ты-то лучше спрячься пока.
– Где?
– Вон у Стрии. К ней не сунутся.
– А зачем они это делают? – с испугом поинтересовалась Лейла.
– Говорят, очень приятно, даже приятней, чем вино. Ты пробовала вино?
– Нет, – помотала головой персиянка, – но видела тех, кто пил много. Им сначала хорошо, а потом очень плохо!
– Этим тоже будет потом очень плохо. И не только от конопли, и не только потом, – усмехнулась Залина, кивнув головой на подходившего Скопасиса.
– Царь тоже парится? – шепотом поинтересовалась персиянка.
Амазонка в ответ тихо засмеялась:
– В другое время да, но сейчас что-то будет…
Она потянула Лейлу за собой в сторону, укрывшись за повозкой, девушки наблюдали, как Скопасис сорвал шкуры с шалаша и пнул одну из жердей, его образовывавших. Следующим движением царь раскидал остатки сооружения и принялся поднимать кого-то из мужчин, сидевших внутри. На помощь Скопасису уже спешили его воины. Разъяренный царь что-то приказал, и всех, кто был в шалаше, принялись растаскивать в стороны.
Лейлу поразило, что парившиеся скифы глуповато улыбались, пробовали едва ли не обниматься со своими обидчиками, кричали неразумное, хохотали.
– Чего это они?
– Это из-за конопли. Становятся дурными и безвольными, вот Скопасис и злится. Он запретил коноплю и вино, пока не победим ойранцев. Ой, накажут провинившихся!..
– А они не знали о запрете?
– Знали.
– Почему же поступили так?
– А почему пьют вино, если знают, что дуреют?
– Странные эти мужчины…
– Не все, но многие.
Вдруг Лейла сообразила:
– Сагир там!
– И Сагир тоже. Ничего, ему выволочка не помешает. Он давно ходит точно в угаре. – Словно забыв о слушающей персиянке, Залина принялась рассуждать: – Вот к чему ему эта змея?! Выбрал себе красотку!
Но сколько амазонка ни косилась на подругу, того, что ожидала, не увидела.
– Лейла, тебе все равно, с Милидой Сагир или нет?!
Девушка чуть смутилась:
– Нет…
– Значит, все равно! – заявила Залина и уже не очень довольно добавила: – Скопасис понравился?
Лейла покраснела до кончиков волос, но усиленно замотала головой:
– Нет, нет, что ты… Он… царь, а я… служанка.
Сначала Залина долго смотрела на персиянку, потом неожиданно кивнула:
– Ты амазонка, но на Скопасиса не посматривай, бесполезно. У него сердце камень, после того как умерла его невеста, никого больше видеть не хочет.
Лейла вздохнула, жалея такого красивого и несчастного царя.
– Чего вздыхаешь, я дело говорю!
– Мне Скопасиса жалко.
– Себя бы пожалела, – пробурчала себе под нос Залина по-скифски, чтобы Лейла не поняла. А та все с сожалением смотрела на ругавшего пьяных воинов царя. Даже цари бывают несчастны…
* * *
Дарий со своим войском послушно двигался вслед за скифскими и сарматскими отрядами, держать врагов старались на расстоянии одного дня пути, потому пока больших тягот не чувствовали. Всех мучил только один вопрос: как долго еще отступать? Весь путь ойранского войска уже усыпан костями забитых животных и погибших или умерших людей, степь не скоро оправится. Царь царей зачем-то даже водил своих воинов в болота Меотиды…
Но скоро край скифских земель, ойранцы уже сожгли Гелон и даже принялись строить свои укрепления на землях гелонов, видно, все же боясь скифов и их друзей… У всех в головах вертелся один вопрос: "Доколе?.."
Обсуждали его часто, большинство разговоров заканчивались именно этим. Вот и в этот раз принялись вспоминать, сколько дней пути осталось до собственно сарматских земель и пойдет ли туда ойранский царь. Залина утверждала, что нет, иначе не стал бы строить свои каменные заграждения.
Вдруг раздался скрипучий голос Стрии:
– Антир нарушил одно из правил…
Асиат даже вздрогнула, с испугом переспросив:
– Ка-к-кое?..
Все затихли, слышно только потрескивание сучьев в костре да журчание воды внизу. Даже лошади амазонок, казалось, тоже прислушались.
– Воевать надо на земле врагов, а не на своей собственной!..
– Но что делать, если Дарий пришел на наши земли? – попыталась осторожно возразить Лейла.
Никто не заметил это "наши", Лейла уже была своей, все забыли, что она тоже пришла с ойранцами. Девушка в душе чувствовала себя амазонкой, за это ей прощалось все: и то, что плохо говорит по-скифски, и черные волосы и глаза, и неумение стрелять на скаку… Зато никто не сомневался, что Лейла отдаст жизнь, если это понадобится подругам!
Стрия презрительно фыркнула:
– Пока скифы воевали с другими народами, уходя в набеги сами, враги не рисковали нападать на наши земли, даже когда хозяева были от них далеко! Во времена царей Партатуа и Мадия никому в голову не пришло бы пересечь Истр с оружием в руках! А египетский царь на коленях полз с богатыми дарами в ладонях, умоляя не трогать его землю! Почти три десятка лет скифы брали дань с Азии, и все ее давали!
Сказанное было правдой, но Асиат посмела возразить, даже рискуя оказаться обруганной старухой:
– А теперь ойранский царь пришел мстить нам за те обиды!
И снова Стрия фыркнула:
– Это слова! Ему нужно найти предлог, чтобы отвадить от нас соседей, вот и напомнил о том набеге! Еще раз повторю: если бы Антир сам водил своих воинов на ойранцев, то они не сунулись бы сюда!
Вордер поспешил перевести разговор на другое:
– Но соседи тоже не могут простить скифам набеги на их земли.
– Кто это?
– Невры, – развел руками калека.
– Невры?.. Да, они обижены на Арианту, не стоило ему делать зло неврам. Но так решили боги! Зато его боялись! А Антира не боятся!
Старуху переспорить невозможно, это понятно, но многие амазонки и правда задумались: прав или нет Антир, что не хочет воевать, как делали его предки?
Думать было над чем. Скифские цари Партатуа и Мадий всю свою жизнь провели в походах. Они перешли к ойранцам через горы и двадцать девять лет держали в страхе тех же мидийцев, вавилонян… да много кого. И все это время никому в голову не пришло напасть на сами скифские земли в ответ, пока войско в далеком походе!
Царь Арианта так далеко не ходил, но на невров набег совершил, решив покорить это лесное племя себе. Не удалось, а обиду невры затаили нешуточную.
Асиат так задумалась, прав отец или нет, что пропустила девичий вопрос. Амазонки просили рассказать об Арианте и неврах. Тут уж все повернулись к Вордеру, тот так занятно умеет говорить!.. Калека, почувствовав себя в центре внимания, даже чуть приосанился. Но долго упиваться своей важностью не мог, глаза загорелись, а язык уже произносил нужные слова. Аморг часто удивлялся, откуда они у Вордера берутся? Говорят, вот так и Боян, но тот еще и поет, то есть говорит нараспев.
– А почему даже скифы побаиваются невров?
– Их боятся не скифы, а наши лошади!
– Как ослов? Из-за крика?
– Нет. К крику можно привыкнуть, а вот к запаху никогда.
– Какому запаху?
– Правда, что невры пахнут волком, потому что сами волки?
– Их предки – волки?
Скиф поднял руки, останавливая поток вопросов:
– Как я могу рассказать, если вы галдите все сразу?
Девушки затихли, только со всех сторон блестели любопытные глаза и слышалось учащенное дыхание.
– Невры – оборотни, они умеют обращаться в волков, и один месяц в году каждый носит волчью шкуру. А старшие рода носят их всегда. И это не выделанная шкура – голова волка, оскалив пасть, лежит на голове человека. Кто не знает, может подумать, что перед ним и впрямь волк, вставший на задние лапы.
Какая-то из амазонок, не выдержав, все же ойкнула. Вордер с удовольствием отметил, что это не Залина, не Лейла и тем более не Асиат. Тех рассказами не испугаешь. Но скиф не лгал, невры действительно носили волчьи шкуры, предпочитая их остальным.
– А как же их лошади не боятся?
– У невров почти нет лошадей, они живут в непроходимых лесах, где коню не проехать и пастись негде. Их жилища выкопаны, как волчьи норы, в речных обрывах, лазы туда узкие, не сразу найдешь.
Вордер рассказывал, как неврам пришлось уйти из своих мест в земли будинов из-за нападения огромного количества змей. Но у будинов достаточно земель, чтобы там смогли жить и невры, и другие соседи – гелоны, которые говорят как греки и почитают греческих богов.
– Вот могут же будины жить со всеми в дружбе и никого не завоевывать!
Стрия покосилась на не выдержавшую Асиат и проскрипела:
– У будинов такие непроходимые леса, что им можно не бояться… Любое войско в их дебрях застрянет! Один город был, построенный не ими, а гелонами, и тот ойранцы сожгли.
Иногда Вордера поражало, откуда старуха, вылезавшая из повозки только к ночному костру, знает все, что происходит не только в их стане, но и у Антира. Скиф не выдержал и спросил. Стрия долго изучала лицо парня, потом ее глаза стали насмешливыми:
– Чтобы знать, необязательно слышать… Разве ты рассказываешь только то, что слышал своими ушами или видел своими глазами?
Вордер честно признался, что нет. Иногда он сам удивлялся, откуда знает о том или ином народе, о каком-то давнем событии…
Кто-то из амазонок чуть с ехидцей поинтересовался:
– Так ты выдумываешь, Вордер?
Ответила Стрия, ее лицо даже дернулось от возмущения:
– Он не лжет и не выдумывает! Ему боги вкладывают знание в душу!
Глядя вслед ковыляющей к своей повозке старухе, амазонки не сразу задумались о ее словах. А когда поняли, посмотрели на Вордера уже иначе, не как на занятного рассказчика, а как на посланца богов! Это заметно смутило самого парня, он-то себя никаким вестником богов не считал, просто рассказывал то, что знал, должны же люди помнить своих предков, знать о других землях, о том, чего никогда не смогут увидеть своими глазами…
Асиат, и раньше не раз думавшая над тем, откуда Вордер знает о дальних землях, о чужих обычаях, обо всем на свете, вдруг осознала: от богов! Уважение и доверие к словам Вордера стали непомерно высокими, сам он даже испугался, не назвали бы предсказателем, это опасно!
И никто не заметил, что за всеми следит и внимательно слушает разговоры мальчик, отставший от обоза и живущий в повозках амазонок. Широко раскрытые глазенки Тимна блестели ярче ночных звезд. С той минуты он при любой возможности оказывался рядом с Вордером, впитывая его рассказы, как сухая земля впитывает долгожданные дождевые капли. Подросток был еще мал, чтобы взять в руки оружие по-настоящему, он пока только ухаживал за лошадьми, учился стрелять, как скифы, и слушал, слушал, слушал Вордера. Память Тимна через много лет сослужит хорошую службу любопытному греку Геродоту, изгнанному из Галикарнаса и путешествующему по Скифии. Совсем уже старый воспитатель царского сына Ариапифа Тимн постарается рассказать будущему отцу истории все, что услышал сам от калеки Вордера. И не только это… Откуда возьмет многие знания даже о том, чего не знал и Вордер? Не иначе, как боги и ему вложат нужные слова прямо в уста. Люди могут потерять из своей дырявой памяти многое, вот богам и приходится возвращать потерянное кому-то подходящему.
Скопасис со своими всадниками вернулся откуда-то. Что за царь? Его застать в шатре невозможно, всегда на коне, всегда готов к бою! Несколько амазонок, заметивших младшего царя, невольно залюбовались.
Скопасис легко спрыгнул на землю, бросил поводья своему воину и обвел взглядом стан. У своего шатра, разговаривая с Таксакисом, стоял Антир; заметив младшего царя, старший приветственно махнул ему рукой. Тот кивнул и вдруг громко позвал:
– Милида, иди-ка сюда!
Скопасис явно хотел добавить еще что-то, позвать кого-то, но сдержался. Сама вдова только дернула плечами:
– Если тебе что-то нужно, подойди сам!
Голос младшего царя стал более жестким и зазвучал громче:
– Иди в шатер к Антиру, я сказал!
Не успело прозвучать требование Скопасиса, как рядом с Милидой словно из-под земли выросли два здоровенных сармата, готовых подхватить строптивую женщину и потащить куда прикажут. Привлеченные голосом царя, обернулись все, кто оказался неподалеку. Старший царь стоял, недоуменно взирая на своего младшего соратника. Что задумал Скопасис, зачем ему Милида?
Вдова, осознав, что лучше пойти добром, надменно вздернула голову и отправилась к царскому шатру. Поравнявшись со Скопасисом, она смерила царя таким взглядом, что впору упасть замертво. Но его этим не возьмешь, захохотал во все горло: