Роман классика японской литературы посвящен реальным историческим событиям XVI века, когда в Японии шла жестокая борьба за власть между разрозненными самурайскими кланами. В центре романа - жизнь легендарного воина Тоётоми Хидэёси, прошедшего путь от сына простого крестьянина до военного правителя Японии. Сам император пожаловал ему высший придворный титул - тайко. Хидэёси, став самураем, провел лучшие годы жизни в бесконечных сражениях, совершенствуя военное мастерство, и в конце концов объединил отдельные княжества и укрепил свое владычество над страной. Его щедрое покровительство наукам и искусствам на закате дней привело к возникновению феномена, названного впоследствии японским Возрождением.
Роман Э. Ёсикавы полностью вписывается в традиции японской литературы.
Содержание:
Книга первая. - Пятый год Тэммон. - 1536 1
Книга вторая. - Второй год Кодзи. - 1556 36
Книга третья. - Пятый год Эйроку. - 1562 63
Книга четвертая. - Первый год Гэнки. - 1570 84
Книга пятая. - Третий год Тэнсё. - 1575 114
Книга шестая. - Седьмой год Тэнсё. - 1579 139
Книга седьмая. - Десятый год Тэнсё. - 1582, весна 156
Книга восьмая. - Десятый год Тэнсё. - 1582, лето 183
Книга девятая. - Десятый год Тэнсё. - 1582, зима 210
Книга десятая. - Одиннадцатый год Тэнсё. - 1583 235
Эпилог 261
Эйдзи Ёсикава.
Честь самурая
Книга первая.
Пятый год Тэммон.
1536
Персонажи и места действия
Хиёси - детское имя Тоётоми Хидэёси, тайко
Офуку - приемный сын Сутэдзиро
Онака - мать Хиёси
Оцуми - сестра Хиёси
Киносита Яэмон - отец Хиёси
Тикуами - отчим Хиёси
Като Дандзё - дядя Хиёси
Ватанабэ Тэндзо - глава разбойничьей банды самураев
Сутэдзиро - торговец гончарными изделиями
Хатидзука Короку - глава клана Хатидзука
Сайто Досан - князь провинции Мино
Сайто Ёситацу - сын Досана
Акэти Мицухидэ - вассал клана Сайто
Мацусита Кахэй - вассал клана Имагава
Ода Нобунага - князь провинции Овари
Киносита Токитиро - имя Хиёси, полученное при поступлении на самурайскую службу
Сибата Кацуиэ - глава клана Сибата, вассал князя Нобунаги
Хаяси Садо - один из самых влиятельных вассалов князя Нобунаги
Овари - место рождения Тоётоми Хидэёси, провинция, принадлежащая клану Ода
Киёсу - главный город провинции Овари
Мино - провинция, принадлежащая клану Сайто
Инабаяма - главный город провинции Мино
Суруга - провинция, принадлежащая клану Имагава
"Обезьяна! Обезьяна!"
- Это моя пчела!
- Нет, моя!
- Врешь!
Ватага из семи-восьми мальчишек вихрем мчалась по полю, сшибая палками желтые метелки горчицы и белые цветы редьки. Они гонялись за медоносными пчелами, которых называли корейскими. Хиёси, сыну Яэмона, было шесть лет от роду, но его сморщенное личико походило на сливу-падалицу. Он не выдался ростом, однако почти никто во всей деревне не мог превзойти его в драках и иных шалостях.
- Дурак! - крикнул Хиёси, когда мальчишка покрупней в схватке из-за пчелы сшиб его с ног. Хиёси сделал подножку другому приятелю, когда тот нечаянно наступил ему на ногу. - Пчела достанется тому, кто поймает ее. Поймаешь, значит, твоя, - сказал он, проворно вскочив на ноги и схватив пчелу на лету. - Моя!
С пчелой, зажатой в руке, Хиёси отбежал шагов на десять. Он оторвал ей голову и крылышки, а остальное засунул себе в рот. Тельце пчелы наполнял мед. Для здешних детей, не знавших вкуса сахара, подобное лакомство было необыкновенным чудом. Косясь на мальчишек, Хиёси проглотил мед и облизнулся. Остальные глазели на него, истекая слюной.
- Обезьяна! - крикнул рослый мальчик по кличке Нио, единственный, с кем Хиёси не осмеливался тягаться. Почувствовав силу на своей стороне, к насмешкам присоединились и другие.
- Макака!
- Обезьяна!
- Обезьяна! Обезьяна! Обезьяна!
Теперь они кричали хором, даже Офуку, самый крохотный среди всех. Говорили, что ему восемь, но он не слишком перерос шестилетнего Хиёси. Лицом, правда, он удался куда краше: светлокожий, с правильными чертами. Сын состоятельного родителя, Офуку единственный из всех носил шелковое кимоно. На самом деле его звали не то Фукутаро, не то Фукумацу, но его имя было сокращено и, как это принято у сыновей в богатых семьях, начиналось с почтительного "О".
- И ты туда же! - воскликнул Хиёси, гневно взглянув на Офуку. Ему было наплевать, что другие называют его обезьяной, - все, но только не Офуку. - Или забыл, что я всегда заступаюсь за тебя, медуза ты бесхребетная?
Пристыженный Офуку промолчал. Он смутился и принялся грызть ногти. Он и был еще ребенком, но обвинение в неблагодарности ранило его куда больнее, чем сравнение с медузой. А другие мальчишки уже отвернулись: забыв о пчелах, они разглядывали облако желтой пыли, поднимающееся далеко в поле.
- Глядите-ка, войско! - закричал один из ребят.
- Самураи, - поправил другой. - Возвращаются с битвы.
Мальчишки замахали руками и завопили, приветствуя воинов.
Ода Нобухидэ, правитель Овари, и его сосед, Имагава Ёсимото, были заклятыми врагами, что постоянно приводило к стычкам на границе двух княжеств. Однажды войска Имагавы перешли границу, сожгли деревни и уничтожили посевы. В ответ войска Оды вышли из крепостей Нагоя и Киёсу и разгромили противника, истребив всех до последнего. На следующую зиму у крестьян не было ни еды, ни крыши над головой, но своего князя они не упрекали. Когда им выпадало голодать, они голодали; когда приходилось мерзнуть - мерзли. Вопреки расчетам Ёсимото лишения только усиливали их враждебность к правителю соседнего княжества.
Здешние дети видели и слышали все это с самого рождения, поэтому они встречали войско своего князя с великой радостью. Радость при виде вооруженных людей они всосали с молоком матери.
- Бежим навстречу!
Они дружно бросились туда, где показалось войско, лишь Офуку и Хиёси по-прежнему стояли не спуская друг с друга глаз. Малодушный Офуку хотел было присоединиться к остальным, но взгляд Хиёси пригвоздил его к месту.
- Извини. - Офуку нерешительно подошел к Хиёси и положил ему руку на плечо. - Извини, ладно?
Покрасневший от гнева Хиёси дернул плечом, но, поняв, что Офуку вот-вот расплачется, несколько смягчился.
- Это все потому, что ты дразнил меня вместе с другими, - упрекнул он. - А они ведь и тебя дразнят. И китайчонком называют, и по-всякому. Разве я когда-нибудь над тобой потешался?
- Нет.
- Даже китайчонок, если мы его приняли в свою шайку, становится таким же, как все. Я всегда так говорю, верно?
- Точно. - Офуку отер глаза грязной рукой, размазав по щекам темные разводы.
- Дурачок! А все из-за того, что ты хнычешь, когда тебя обзывают китайчонком. Пошли-ка на воинов посмотрим. Быстрей, а то уедут! - Взяв Офуку за руку, Хиёси помчался вдогонку за остальными.
Из клубов пыли показались боевые кони и знамена. В войске было примерно двадцать конных самураев и две сотни пеших воинов. Следом шла пестрая толпа оруженосцев, несших длинные пики, копья и колчаны со стрелами. Свернув с дороги Ацута, они пересекли долину Инаба и начали подниматься на берег реки Сёнаи. Дети, успев опередить самураев, уже взобрались на высокий берег. Хиёси, Офуку, Нио и остальные сопливые сорванцы принялись рвать дикие фиалки и розы и бросать их в воздух.
- Хатиман! Хатиман! - кричали они во весь голос, взывая к богу войны. - Слава нашим победоносным воинам! - Встречая воинов в деревне или в чистом поле, дети неизменно приветствовали их таким образом.
И командир войска, и конные самураи, и пешие воины шествовали в полном молчании, их мужественные лица застыли, как маски. Они не остерегали детей, чтобы те не попались под копыта коням, и не отвечали на их восторженные возгласы хотя бы улыбкой. Этот отряд, похоже, был частью армии, отступавшей из-под Микавы, и с первого взгляда было ясно, что их там хорошо потрепали. И люди, и кони выглядели смертельно изнуренными. Раненые, залитые кровью, опирались на плечи товарищей. Запекшаяся кровь черным лаком блестела на остриях и на древках копий. Пыль так покрыла потные лица, что виднелись одни лишь глаза.
- Напоить лошадей! - приказал командир.
Конные самураи громким криком передали приказ по цепочке. Самураи спешились, остальные воины остановились как вкопанные. С тихими вздохами облегчения они повалились на траву.
Крепость Киёсу за рекой казалась отсюда совсем маленькой. Среди самураев был Ёсабуро, младший брат Оды Нобухидэ. Окруженный полудюжиной молчаливых соратников, он уселся на раскладной походный стул и уставился в небо.
Воины принялись перевязывать раны. Судя по их бледности и унынию, они потерпели страшное поражение, но для мальчишек это не имело значения. Видя чужую кровь, они воображали себя омытыми кровью героями. Копья и пики, наконечники которых сверкали на солнце, убеждали в том, что враг истреблен. Гордость и восторг переполняли детские сердца.
- Хатиман! Хатиман! Победа!
Лошади напились, и мальчишки начали бросать им цветы, приветствуя их, как и людей.
Один из самураев, держа коня за поводья, обратился к Хиёси:
- Эй, сын Яэмона! Как поживает твоя мать?
- Вы это мне?
Хиёси подошел к самураю и посмотрел ему прямо в лицо, поражавшее суровостью. Кивнув, самурай положил руку на потную голову Хиёси. Лет ему было не больше двадцати. Ощутив тяжесть руки в кольчужной перчатке, принадлежащей воину, который только что возвратился с поля боя, Хиёси преисполнился великой гордостью.
"Неужели наше семейство водит знакомство с такими самураями?" - удивился он. Друзья, выстроившиеся рядком поблизости, видели, как счастлив Хиёси.
- Тебя ведь звать Хиёси, верно?
- Да.
- Хорошее имя. Правда очень хорошее имя.
Молодой самурай потрепал Хиёси по затылку. Воин расслабил пояс на кожаных доспехах и выпрямился, не сводя глаз с лица Хиёси. Внезапно какая-то мысль рассмешила самурая.
Хиёси умел быстро обзаводиться друзьями, даже среди взрослых. А сейчас - оттого, что к его голове прикоснулся незнакомец, да к тому же воин, - его большие глаза вспыхнули светом гордости. Он мгновенно обрел свое обычное красноречие:
- Но меня, знаете ли, никто не называет Хиёси, только мать и отец.
- Наверно, из-за твоего сходства кое с кем.
- С обезьяной?
- Хорошо, что ты это понимаешь.
- Именно так меня все и зовут.
- Ха-ха-ха!
У самурая был зычный голос, и хохотал он громко. Тут же засмеялись и другие самураи, а Хиёси с деланным равнодушием достал из-за пазухи стебельки проса и принялся их жевать. Сок с привкусом свежей зелени был сладок на вкус. Хиёси равнодушно выплюнул жвачку.
- Сколько тебе лет?
- Шесть.
- Вот как?
- Господин, а вы откуда?
- Я хорошо знаю твою мать.
- Неужели?
- Младшая сестра твоей матери часто заходит ко мне. Когда вернешься домой, передай матери мой поклон, скажи, что Като Дандзё желает ей доброго здоровья.
Краткий привал закончился. Конные и пешие выстроились в цепочку и пошли вброд через Сёнаи. Еще раз глянув на Хиёси, Дандзё торопливо сел на коня. С мечом и в доспехах он, казалось, лучился мощью и благородством.
- Скажи ей, что, когда все закончится, я заеду к Яэмону.
Дандзё гикнул, пришпорил коня и пустился вперекат догонять своих. Мутная вода заплясала вокруг копыт.
Хиёси, ощущая во рту вкус сочной травы, глядел ему вслед.
Каждый раз, когда мать Хиёси наведывалась в кладовую, она впадала в глубокое отчаяние. Зачем бы она ни шла - за соленьями, за зерном или за дровами, - что-нибудь непременно оказывалось на исходе. При мыслях о будущем ком подкатывал к горлу. У нее было только двое детей - шестилетний Хиёси и девятилетняя дочь Оцуми, - и оба, понятно, еще не могли по-настоящему ей помочь. Муж, искалеченный в бою, все время неподвижно сидел у очага и глядел в одну точку под висящим чайником, даже летом, когда в очаге не разводили огня.
"И эти вещи… Хоть бы они сгорели", - думала она.
В сарае у стены стояло копье с черным дубовым древком, над ним висели шлем пешего воина и нечто, похожее на часть старых доспехов. В дни, когда ее мужу доводилось воевать, это снаряжение было самым ценным его достоянием. А сейчас оно было покрыто пылью и ни на что не годно, подобно своему хозяину. Она каждый раз при виде оружия и доспехов содрогалась от отвращения. Мысли о войне леденили ей душу.
"Что бы ни твердил муж, мой Хиёси никогда не станет самураем", - решила она для себя.
В пору сватовства Киноситы Яэмона она считала, что самурай - самый достойный жених. Небольшой дом в Гокисо, в котором она родилась и выросла, принадлежал самурайскому роду, и хотя Яэмон был всего лишь пешим воином, он входил в число соратников Оды Нобухидэ. Когда они стали мужем и женой, дав обет "нажить тысячу коку риса", оружие и доспехи служили символом их надежд, более важным, чем домашняя утварь, которой ей хотелось обзавестись. Ныне эти бессмысленные предметы, без сомнения, будили воспоминания о счастливой поре их супружества. Как далеки юношеские мечты от действительности. Суровая участь подтачивала мать Хиёси под самый корень. Ее муж стал калекой, не успев прославиться в бою. Поэтому он вынужден был уйти со службы у князя. Первые полгода они едва смогли прокормиться, и в конце концов Яэмону пришлось заняться крестьянским трудом. Сейчас он уже не способен даже на работу в поле.
Пришлось женщине взяться за дело. Прихватив с собой обоих детей, жена Яэмона собирала листья шелковника, пахала, молотила просо, ежедневно борясь с нищетой. Но что же дальше? Много ли сил осталось в ее тонких руках? При мысли об этом на сердце становилось холодно, как в пустом амбаре… Она с трудом собрала еды на ужин - просо, немного сушеной редьки. Ей не исполнилось еще и тридцати, но тяжелые роды Хиёси придали ее коже цвет неспелого персика.
- Хиёси, я тут.
Хиёси помчался на голос матери и ухватил ее за руку, в которой была бамбуковая корзинка с едой.
- Сегодня я встретил на берегу одного твоего знакомого!
- Кого же?
- Самурая! Като, а дальше забыл. Он сказал, что знает тебя, и передал тебе поклон. Он положил руку мне на голову! Он долго со мной говорил!
- Это, верно, Като Дандзё.
- Он был с целым войском! Они возвращались после сражения. И конь у него отменный! Кто он?
- Дандзё живет неподалеку от храма Комёдзи.
- Правда?
- Он помолвлен с моей младшей сестрой.
- Как это - помолвлен?
- Что ты пристаешь?
- Я просто спрашиваю.
- Они собираются пожениться.
- Значит, он станет мужем твоей сестры? - Хиёси необычайно обрадовался этой новости и рассмеялся.
Мать, глядя на его хищную ухмыляющуюся мордочку, поневоле сравнила сына с беспокойным зверенышем.
- Мама, у нас в амбаре лежит такой большой меч, да?
- Ну меч. На что он тебе?
- А можно я возьму его? Он такой старый! Папе он все равно не нужен.
- Опять играть в войну?
- А что в этом плохого? Можно?
- Нет! Ни в коем случае!
- Но почему?
- Сам подумай, что скажут, если сын крестьянина начнет расхаживать с мечом.
- Но ведь когда-нибудь я стану самураем! - Хиёси топнул ногой, как ребенок, которому не дали игрушку. Он понял, что просить бесполезно.
Мать поглядела на него, и слезы навернулись ей на глаза.
- Глупенький! - обругала она его и, неловко стерев слезы, потащила за руку. - Хоть немножко помоги сестре, воды принеси!
- Нет! Нет! - сопротивлялся Хиёси, упираясь пятками в землю. - Нет! Ненавижу тебя! Дура! Ни за что!
Мать настойчиво тянула его за руку, но в этот миг из окна, занавешенного бамбуковой циновкой, послышался кашель и потянуло дымком из очага. Услышав голос отца, Хиёси сразу же понурился и примолк. Яэмону было под сорок, но, обреченный прожить остаток дней калекой, он обладал резким, хриплым голосом мужчины за пятьдесят.
- Вот пожалуюсь отцу, что с тобой нет сладу! - Пальцы матери разжались.
Хиёси закрыл лицо руками и тихонько заплакал.
Глядя на маленького мальчика, дерзкого не по годам, мать сокрушенно думала о том, что из него вырастет.
- Онака! Почему ты опять кричишь на Хиёси? Зачем воевать с собственным сыном да еще и плакать? - спросил Яэмон из-за окна болезненно-раздраженным тоном.
- Тогда сам накажи его! - укоризненно возразила Онака.
- За что же? - рассмеялся Яэмон. - За то, что он хочет поиграть с моим старым мечом?
- Да.
- Он ведь только хотел поиграть.
- Ему нельзя.
- Он ведь мальчик, к тому же мой сын. Что в этом дурного? Ну-ка, дай ему меч!
Онака изумленно поглядела в сторону окна и обиженно закусила губу.
"Я победил!" - Хиёси возликовал, упиваясь своей победой, но через мгновение, увидев, как по изможденному лицу матери катятся слезы, он забыл о радости.
- Ой, пожалуйста, не плачь! Не нужен мне никакой меч. Лучше помогу сестренке. - Он понесся в кухню, где сестра через бамбуковую трубку раздувала огонь в глиняной печке.
Хиёси влетел в кухню с вопросом:
- Воды принести?
- Нет, спасибо, - ответила Оцуми, удивившись его порыву. Она недоуменно покачала головой.
Хиёси приподнял крышку бадейки для воды.
- Полное. Может, принести бобовую пасту?
- Нет, не приставай!
- Это я-то пристаю? Просто хочу тебе помочь. Что мне сделать для тебя? Может, соленья принести из амбара?
- Мама, кажется, собиралась принести.
- Ну, так что прикажешь мне делать?
- Веди себя хорошо. И мама будет довольна.
- А что, я разве плохо себя веду? Огонь есть? Давай я разведу! Ну-ка, подвинься!
- Сама справлюсь!
- Если ты только подвинешься…
- Погляди, что наделал! Все погасло!
- Врешь! Это у тебя все погасло!
- Неправда!
- Заткнись! - Хиёси, разозлившись на дрова, которые не хотели загораться, ударил сестру по щеке.
Оцуми, громко заплакав, позвала на помощь отца. Кухня и жилая комната располагались по соседству, поэтому голос отца тут же загрохотал в ушах у Хиёси.