Они стояли рядом, почти не глядя друг на друга - девушка остановившимся взором следила за вечерними тенями, а Ян отчаянно боролся с внезапно подкатившей робостью, - и молчали. Вечер тем временем темнел, к ночи холодало, и по небу ползли тяжёлые тучи - вот-вот должен был пойти дождь.
- Пора, - коротко выдавил Ян. - Холодно, да и ночь скоро... Дозволь проводить!
Елена не вымолвила ни слова - спокойно повернулась и пошла по еле заметной стежке вверх на склон, в сторону ворот. Ян шёл за нею, на все лады ругая себя - пока не видал её, столько нежных слов теснилось в груди, а оказался подле - и онемел. Ведь она и не ведает ничего!
- Постой, - не сдержавшись и досадуя на себя за оплошность, он вдруг, уже на обочине дороги, поймал её за локоть. - Я забыл совсем... У меня для тебя... вот...
Остановив девушку, полез за пазуху и осторожно вынул завёрнутые в тряпицу купленные чуть не год назад на Владимирском торгу колты. В спустившемся вечернем сумраке разглядеть их было трудно, и Елена невольно подалась ближе. Не смея прикоснуться к подвескам, она только смотрела на них, и тогда Ян сам бережно приложил их к её вискам.
- Носи всегда, - сказал он и, понимая, что этого мало, добавил: - Ты в них ещё краше! Они рязанские, как и ты...
Вздрогнув, Елена вскинула на Яна заблестевший взор. Страх и трепет пойманной птицы светился в её глазах, и она испуганно протянула руки, отстраняясь, когда витязь шагнул ближе и осторожно коснулся пальцами её щёки. В следующий миг девушка вырвалась и опрометью бросилась прочь.
Они вошли в терем порознь - Ян ступил на красное крыльцо, когда Елена уже метнулась мышью в свою горницу и затворилась там. Дарёные колты так и остались у Яна, и он твёрдо решил при случае отдать их девушке.
Через несколько дней он начал собираться в обратный путь. Следовало поспеть в Переяславль до распутицы, иначе задержишься в каком-нибудь городишке до снегов. Дружина привычно готовилась в поход, а Ян старался за короткий срок переделать все мужские дела, что ещё оставались недоделаны. Всюду нужен был княжеский догляд, да и подрастающий Сташко бегал за дядькой, как собачонка, и Яну любо было возиться с мальчиком. Он поспевал везде, его звонкий голос раздавался тут и там, и Ян, исподтишка наблюдая за мальчиком, в душе радовался, какой прекрасный витязь подрастает на смену его погибшему брагу. Скорее бы он вырастал, Евстафий, витязь изборский!
Уже был назначен день, и всё было собрано. Ян чуть ли не на руках отнёс в изложню сонного Сташка, посидел с ним немного, дождавшись, пока сыновец уснёт, и ушёл только потом. Притворяя за собой низкую резную дверь, он внезапно почувствовал грусть. И у него мог бы быть маленький сын - ежели б судьба даровала ему тихое семейное счастье.
Но едва отвернулся, Ян тут же встретился взглядом с отцом. Родивон Изяславич, оказывается, давно ждал сына и, строго взглянув ему в глаза, требовательно вопросил:
- Едешь?
- Да, отец. Завтра поутру выходим...
- Опять едешь, - вздохнул старый князь. - Не сидится тебе дома, на столе родительском, в отчине предков! На чужую сторону спешишь...
Ян терпеливо ждал, пока отец выскажется. Только что, прощаясь с засыпающим Сташком, он прочёл в сонных глазах мальчика вопрос - куда ты, стрый? Побудь ещё, мне хорошо с тобой! Живи он тут всегда, верно, паренёк и тятькой бы его кликал.
- Я князев сотник, - ответил Ян. - Князь Ярослав - Великому князю Юрию Владимирскому брат. Срок придёт - сам он Великим князем станет. Я вас тогда не забуду...
- Ты не забудешь, - с горечью кивнул старый князь. - За шесть лет всего три раза дома-то и был!.. А на кого землю оставляешь? На меня?.. На младенца Евстафия? Летось ливонцы приходили! Мало их было, да шли они грабить, а не воевать, потому мы и завернули их, обошлись своими силами. А ну как всей силой явятся? Кто град оборонит?
- Сташко. И тысяцкий, - решительно ответил Ян. - Он Любаве отец... Да и Плесков-град близок.., и люди у нас...
- Хороша на Плесков надёжа, - сердито покачал головой Родивон Изяславич. - Они князей вон меняют, им сейчас не до того... А ну, как Владимир вернётся из Ливонии с подмогой? Он ведь оттуда немцев приведёт, а те уж своего не упустят - не оставят от Изборска камня на камне!.. Ты граду нужен! Ты - князь, Ратмир! - отец назвал его княжьим именем, словно надеясь пробудить в сыне чувство долга перед отчим домом. - Бермята Онфимыч знатный воин, а всё ж сядь на стол ты - в дружину охотнее люди потянутся! То-то хорошо будет! И ты при своём деле - не слуга, пусть даже и князев, а, как тебе по роду положено, сам князь!
- Прости, отец! - не сдержавшись, Ян воскликнул так громко, что невольно спохватился, не разбудил ли его крик за стенкой Сташка. - Прости меня! Не могу!.. Умом понимаю, что прав ты - земля защиты требует, зовёт... Да и Сташко ко мне тянется, а он парнишка славный... Но не здесь у меня уже родина! Я не князю - я всей Руси служу. Вся Русь мне теперь отчизна! Град Изборск - её частица малая: потерять больно, но и ради неё прочее забывать не могу... Прости, отец, не умею я красно говорить, а только нет здесь для меня земли. И в Изборске мне не усидеть!
- Аникей сидел, и ты усидишь! - тоже повысил голос старый князь. - Так уж и быть - съезди к своему Ярославу, но скажи, что тебя земля на княженье зовёт. Он не может не уважить такого, коль он князь. А как снег ляжет - и назад.
- Аникей, батюшка, другим был, - тихо возразил Ян. - Сташко в него - ему и княжение наследовать.
- Не пущу! - Родивон Изяславич пристукнул об пол дубовым посохом. - Нет тебе моего благословения!
Ян закусил губу - то, что сказал родитель, было страшно: без доброго отеческого напутствия любое дело обречено. Но потом решительно пригнул голову, неосознанно подражая в этом жесте своему князю, когда Ярослав упрямился.
- А для того, чтобы родине послужить, благословения и не нужно, - вымолвил он. - То не прихоть - то долг всякого, кто русским себя считает...
Не договорив, Ян коротко махнул отцу поклон и быстро прошёл прочь. Он не ведал, надолго ли прощается с родным городом, но понимал, что его судьба далеко отсюда - князь Ярослав, Переяславль, иные города этой огромной земли.
...Уже когда простились с домашними - Елена так и не подошла, только взглянула искоса, - вдруг тяжело хлопнула дверь.
- Стрый!
На верхней ступени крыльца застыл запыхавшийся Сташко. Углядев среди прочих дружинников Яна, он кубарем скатился к нему и подпрыгнул, намереваясь поймать руку. Ян наклонился, и мальчик проворной ящерицей, хватаясь за гриву коня и стремя, вскарабкался ему на луку седла.
- Уезжаешь, стрый? - воскликнул он. - Чего так скоро?
- Меня дела кличут, - улыбнулся Ян, - вот и спешу. До распутицы обернуться надо!
- А быстро ты назад?
Из-за макушки сыновца Ян увидел отца - Родивон Изяславич смотрел на сына с укоризной.
- Нет, - честно ответил он и взъерошил светлые вихры на макушке Сташко. - Да и не к чему мне ворочаться - ты вон, Евстафий Аникеич, сам скоро князем станешь. Ты уж и так большой!
Быстро поцеловав мальчика в лоб, Ян спустил его наземь и, привстав на стременах, махнул рукой, первым проезжая в распахнутые ворота. Дружина последовала за ним. Последним всадников догнал Добрыня Романович, задержавшись на крыльце возле брата и сестёр. Он смерил Яна взглядом и с независимым видом пристроился сбоку в голове строя.
Глава 8
Ян места себе не находил, то и дело искоса поглядывая на Добрыню. За время пути до Изборска он не раз пытался завязать дружбу с бояричем, но тот чувствовал себя наполовину пленником и нарочито сторонился изборского княжича. В самом городе они за несколько дней перекинулись едва десятком слов, и, по существу, ещё не знали друг друга. А Ян уже почти приучил себя к мысли, что этот суровый рослый витязь довольно скоро станет его родственником. Но вот они пустились в обратный путь, а Ян ещё ничего не знал о рязанце.
Дорога спустилась с холма, и высокие стены Изборска скрылись из глаз. Всадники ходко рысили на отдохнувших конях, в строю слышались разговоры, кто-то уже смеялся шутке.
Словно невзначай, Ян поравнялся конём с Добрыней, поехал рядом.
- Куда ж ты теперь направишься? - как можно равнодушнее спросил он.
- Домой, - Добрыня жадно смотрел вдаль, словно Рязань была уже совсем близко. - На родину. Милостью Великого князя Юрия я не беден - на старом месте новый дом построю. Авось, не все холопы наши поразбежались - их соберу... Вотчины проверю - как там дела, что уцелело... Дел много!
Впервые за долгое время он говорил с Яном без ненависти, даже улыбался, представляя, как займётся хозяйственными делами.
- А семейство твоё как же? - осторожно молвил Ян.
- Со мною! А то как же!.. Матушка, правда, слабеет день ото дня, ну так я торопиться буду, чтоб ей поспеть в новый дом переехать, в Рязань нашу возвернуться... Там место отца моего займу при Глебе Владимировиче - авось не позабыл он батюшку мово и службу его верную... - Добрыня даже взгрустнул на миг, припомнив, как умер его родитель. - А там жить будем!.. А что? - вдруг насторожился он.
- Я тебя в битве видел, - без утайки начал Ян. - Ты витязь, каких поискать... Послушай моего совета - иди в дружину княжескую. Хоть к моему князю, хоть к самому Юрию Всеволодичу... Тебе там по роду твоему и воинской науке почёт окажут...
Добрыня с возрастающим возмущением слушал речь Яна и наконец не выдержал.
- Чтобы мне на службу идти! - прошипел он, разворачиваясь в седле к изборцу. - Мне - к князю, из-за которого град мой погорел, дом мой на поток был отдан, отец мой погиб, ма; тушка ныне умирает?.. Мне - ему служить? Да ты смеёшься! Ты видел, как он глядел на меня в великокняжеском шатре?.. Да по его же слову меня живо - ножом по горлу и в колодец, аки татя какого! Он ничего не забыл... да и я помню!..
- Дурый, - Ян дотянулся и положил руку на плечо привставшему на стременах бояричу. - Глянулся ты ему!.. Князь-то Ярослав, бают, нравом крутенек да своенравен, никому-де житья от него нет, а я при нём пять годов уже с малым состою и доподлинно ведаю - ему в человеке норов ценен. Слабых да угодливых он не жалует, а вот кто при случае может на своём настоять, того он не вдруг забудет... Послушай доброго слова - езжай со мной к князю! Увидишь, как тебя встретят!
Но Добрыня упрямо мотнул головой.
- У меня одно слово, - выдавил он наконец. - Пойду к нему - память отцову предам... Нет, не по пути мне с Мономашичами... Не обессудь!.. Тем годом семью перевезу, - вдруг добавил он. - Нечего боярам Романовичам чужой хлеб долее есть!
Он сказал это так решительно, что Ян почувствовал холод в груди.
- Всех увезёшь? - спросил он. - И Елену?..
Добрыня резко обернулся и успел поймать в глазах изборца эхо его тайной думы. А может, боярышня сама не сочла нужным таиться от брата, и он просто вспомнил её речи.
- Не трожь её, - молвил Добрыня глухо. - Ведаю - род твой славен и древен, но не про тебя эта птица. Не соколу когтить лебедь белую - пусть ищет серую уточку... Да и сам посуди - каков из тебя муж? У дружинника ни кола, ни двора - где князь, там и воины его. По городам и весям судьба носит, нигде угла своего нет. Одному такая жизнь не в тягость, а жена и дети пойдут?.. Да и не люб ты ей вовсе!
Ян открыл было рот, чтобы спросить, правду ли молвил боярич, но Добрыня уже замолчал и до самого дня расставания в Торжке не перемолвился с изборцем и словом.
В Новгороде и окрестностях теми годами творились странные дела. Вчерашний удельный князёк, никому не ведомый, кроме родни и врагов, владетель торопецкий Мстислав Мстиславич, ныне признанный великими суздальскими и владимирскими князьями как князь новгородский, за удачи в боях и мирных делах заслуживший прозвище Мстислава Удалого, стремительно набирал силу. С ним уже начинали считаться в южных русских уделах и далеко на западе, в Галиче и Полоцке. Подмял он под себя властной рукой вольный Новгород, обезопасил его окрестности от ворога. Что-то будет, коль он захочет расширить свои владения? Кто устоит перед ним? А через тайные грамоты да речи людские слышно, что опять собирает он новый поход - теперь на Киев, в гости к самому Всеволоду Чермному, что обманом и насилием добыл для себя великий киевский стол. Коль и там ждёт его удача, в какую сторону оборотится новый Святослав?
Пока не поздно, с растущей силой надо искать союза. Укрепится Мстислав Удалой - и его союзникам часть его славы перепадёт. А споткнётся - вот тогда и поглядим.
Первыми о том задумались бояре Ярослава Переяславльского и сыскали, кажется, самое верное средство. Который уж год вдовеет князь Ярослав, в юном возрасте потеряв свою половецкую княжну. А годы молодые, когда в муже самый сок играет, задаром уходят. Живёт князь переяславльский бобылём, девок помаленьку щиплет, потому как же можно такому молодцу без женской ласки, а на сердце ни одна не легла. То ли родом не вышли, то ли чем ещё. А тут вызнали наверное - у Мстислава Удалого есть дочери, да не одна. Любая может стать княгиней. Ярославу честь - тестя его вся земля знает, иные чуть не молятся на него. А Мстиславу тоже от родства с великими князьями грех отказываться - ни ему, ни роду его великого княжения и во сне не увидать.
Прикинув так и эдак, приступили бояре к Ярославу Всеволодовичу - женись, да женись. Который год вдовеешь, пора! Старшая Дочь Мстиславова, Ростислава, как раз на выданье! Ярославу было всё равно, и он согласился.
Второпях, пока не ушёл на Киев Мстислав Удалой, в Новгород отправились княжеские послы - на погляд княжны. Возглавил свадебный поезд набольший боярин Творимир Олексич, с ним поехал Дружина Гаврилыч, прихвативший с собой сынка своего, Михайлу Звонца. А тот нежданно-негаданно не просто сотню в охрану снарядил, а самого Яна Родивоныча изборского.
Получив приказ собираться в Новгород "на погляд" невесты, Ян в первый миг не почувствовал ни радости, ни особого желания свою посольскую работу исполнять. Конечно, он гордился выпавшей ему честью - не сам же Михайла додумался его выбрать, наверняка нашёлся кто-то, кто ему присоветовал, вспомнив, что и Ян княжеский сын. Видать, охота князю Ярославу, чтоб будущий сват его видел, что не просто владетель переяславльский его дочь сватает - ему князья служат! Последнее стало очевидно, когда уже на новгородском подворье Яну сказали, чтобы он проходил в палаты и оставался с боярами вместе.
Княжеские палаты в Великом Новгороде были не в пример переяславльским и даже владимирским - богаче и больше. Но оно и понятно - не зря Новгород Господином Великим прозывают! Князя городу вече выбирает не для власти, а чтобы дружиной своею рубежи неохватных земель новгородских от лихоимцев охранять. За службу эту платят князьям, по службе и честь.
Боярин Творимир Олексич по деду своему был новгородцем и знал этот город не понаслышке. Бывал в нём и Ян, да недолго прожил - полгода с месяцем. Прочие только слыхали, были и не были, и теперь вовсю таращили глаза.
Мстислав Удалой действительно собирался в поход - это было видно по всему. На торгу чуть не дрались за железные изделия, причём брони, шеломы, щиты, копья и топоры вырывали с руками, не торгуясь. Втридорога продавали хлеб, соль, конскую упряжь, кожи. Проходившие торговыми рядами, владычные бояре сокрушённо качали головами: лишний поход - лишние расходы.
Мстиславово подворье тоже кипело делом, как котёл - пивом, но князь, выслушав послов, нашёл для них время и принял на следующий день.
В одной из передних горниц уже ломились от угощения столы. Сам Мстислав и его ближние бояре ждали именитых гостей тут же. Войдя вместе с Михайлой Звонцом, Ян окинул взором встречавших и углядел в числе прочих знакомого по Пскову воеводу Яруна Нежича. Тот тоже узнал Яна и сделал ему знак одними глазами.
Творимир Олексич с порога держал себя так, словно пересватал уже всех Мономашичей. Поздоровавшись, он решительным шагом направился к князю и только единожды стрельнул глазами вниз - чтобы пройти по одной половице - и вверх, чтобы наверняка попасть под матицу. Подойдя, протянул грамоты Великого князя Юрия, который просил за своего младшего брата Ярослава, а когда Мстислав позволил говорить, повёл речь плавно и складно, будто и впрямь ни о чём другом и молвить не умел.
Князь Мстислав ничем не мешал сватам, ничем не перечил - то ли потому, что предстоящий поход слишком много для него значил, и он не хотел, чтобы ему мешали, то ли с первого взгляда учуял, какую пользу принесёт родство с одним из Всеволодовичей. Когда настала пора молвить ответное слово, он встал и двумя руками принял у слуги доверху наполненную братину.
- Любо мне, сваты, слово ваше, - негромко молвил он, поочерёдно встречаясь взглядами то с Творимиром, то с промолчавшим почти всё время Дружиной Гаврилычем. - Радуется сердце отцовское за дитя своё. Слыхивал я многое о Ярославе Всеволодовиче, добрый витязь он. Что ж, коли дочь моя слова не скажет против, быть по сему, - и, отвернувшись к отроку, стоявшему на спиной, шепнул: - Выдь, покличь княжну Ростиславу!
Всё время сватовства Ян чувствовал себя, как на иголках. Он был постарше Ярослава, но - уж, видно, Богу так угодно - тоже всё ходил в бобылях. Друзья-приятели давно переженились - даже Мишку Звонца отец по осени окрутил. За службой князю Ян себя забыл, но сейчас вспомнилось, и как ножом кольнуло сердце - Елена! Успеть, не потерять! Потом уж не воротишь! Скоро полгода, как последний раз видались. А ну, как увёз её уже Добрыня в Рязань, разве ж тогда он её добудет? Чтоб не терзать себя понапрасну, он решил - коль расстроится свадьба Ярослава с Мстиславовой дочерью, то и ему не судьба женатому быть. А ежели сладится дело - то и Елена за него пойдёт.
Все размышления прервало появление княжны Ростиславы или, как её звали во святом крещении, Феодосии. Увидев девушку, Ян даже ахнул и сразу понял - свадьбе быть.