Возможно, кто-то сочтет это за малодушие, но, насколько я могу судить о крепости, за стенами которой ждал своего врага Антигон, там он мог просидеть без видимого вреда для себя еще многие месяцы. Время, которого с лихвой хватило бы ему для того, чтобы либо бежать, тайно сговорившись с тем же Сосием, либо дождаться изменения политической ситуации, и попытаться вымолить прощение у Рима. Во всяком случае, от голода и жажды он бы там не помер, и кто еще знает, как бы все обернулось. Но наш враг, мысленно салютую последнему царю Хасмонею, так же как и Ирод, Антигон не пожелал отсиживаться за стенами крепости, в то время, как из-за него гибли бы дети Израиля.
Антигон вышел, заранее зная, что его ждет позорная смерть. Сдался, дабы прекратилась бесполезная уже война.
– А это еще что за баба тут развалилась? – Заорал во всю мощь Сосий, желая быть услышанным своими солдатами. Он раскатисто засмеялся. – Ах, это не баба, это великий царь Антигон. Антигона – баба и есть. Что же, ребята, в цепи эту красотку, отвезем, что ли в Сирию к Марку Антонию. Пущай поглядит, какую кралю мы ему тут присмотрели. Пшел!
Ирод не распространялся о том, как именно был умерщвлен узурпатор, но я выяснил, что Антигон был приговорен к позорной казни через отсечение головы. Никогда еще в Иудее человек, в чьих жилах течет царская кровь, не погибал столь гнусной смертью. События в стране были хоть уже и не военными, но реально действовали всем на нервы. Во-первых, это нормально, когда правитель, будь он даже тиран, приветствуется своим народом, в воздухе летят лепестки цветов, по улицам идут радостные толпы с разноцветными флагами, гибкими пальмовыми ветвями, увитыми для пущей красоты и торжественности яркими лентами, играет музыка, проходит военный парад. Здесь в Иудее, Иудее побежденный своим правителем радости не было, ведь Ирод вошел в город силой, причем силой римской армии. Выскочка инородец, которого хозяева поставили над всеми в урон богоданным правителям. И добро бы еще он сел на престоле страны, правители которой выродились настолько, что не могли бы уже произвести на свет здорового ребенка, не важно какого пола. К Хасмонеям это никак не могло относиться.
И напрасно Ирод выходил на балкон, приветствовать свой народ, те несчастные, которых пригнал под окна хасмонейского дворца страх, или пинками препроводили солдаты, вяло качали какой-то невыразительной веткой, которая болталась точно шутовская погремушка. Вяло раздавались крики "Ура", "Да здравствует Ирод, новый правитель Иудеи". Всю церемонию пришлось свернуть, после чего народу наспех роздали угощения и разогнали с глаз долой.
В стране началась череда отвратительных казней. Да ладно бы казнили не успокоившихся сопротивленцев, ну, есть такие упрямцы, война давно закончилась, а они все находят, где бы напакостить. Перебей их Ирод, все только вздохнули бы с облегчением, но неожиданно для всех, он вывел на эшафот 45 членов совета, представителей знатных иудейских фамилий, которых, как мне кажется, Ирод выбрал по принципу, кто побогаче. Во всяком случае, после казней, имущество "бунтовщиков" было реквизировано в пользу казны. И это не могло сойти за случайность.
Мало этого синедрион – наиважнейший орган государственной власти был упразднен и низложен до положения совета. К решению которого, Ирод имел полное право не прислушиваться. Отныне Ирод собирался править единовластно, не обращаясь за советом и помощью к тем, кто испокон веков стоял над народом, блюдя законность.
Надеясь, что вот-вот все закончится, и тогда в стране восстановится спокойствие, я слал письма Марциалию Нунне и однажды, он рекомендовал мне сойтись ближе с саддукеями, которые, по мнению моего опекуна в Иерусалиме Криспина Марция, могли поддержать Ирода, так как их учение основывалось на том, что они отвергали само понятие судьба, считая, что сильный индивидуум способен сам сделать свою судьбу, повлияв на реальные события в истории. Но, как на зло, в это время Ирод начал трясти именно премудрых последователей Садока, имеющих земли и множество домов. Как я уже писал, после казни Ирод отбирал все, что только мог отобрать, считая, что, таким образом, он сумеет держать страну в страхе и повиновении.
Весьма слабой но все же поддержкой на этом политическом фоне были слова величайших мыслителей фарисеев Гиллиля и Шаммая, объяснявшие людям, что Ирод – божье наказанье, посланное Иудее за грехи. Божье наказанье, которое следует вытерпеть с кротостью. Ирод знал, что именно два этих мужа выступали в совете во время осады Иерусалима, с предложением открыть перед римским ставленником ворота, но мог ли Ирод, считавший себя новым миссией, согласиться с таким нелицеприятным прозвищем?
Книга вторая
Ирод – царь Иудейский
Часть первая
Волнорез
Глава 1
Желая исполнить свое давнее желание – перестроить крепость Александриум, Ирод встретился с неожиданной проблемой. По словам пасущих в тех местах коз пастухов, в горах обитали горные духи, или горный дух – наводившие страх на всю округу. Поэтому царь не откладывая, решил обследовать гору вместе с когортой своих проверенных боями и пограничной службой идумеями, и, коли духи будут обнаружены, выбить их до начала рытья котлованов и строительства.
Стрела разрезала воздух у самого уха, заставив Ирода присесть, и чуть ли не притиснуться к земле. И вовремя, звон тетивы напомнил звук рвущейся струны. Дурной знак. Зашуршала листва, но Ирод не стал оборачиваться. Все его существо обратилось в слух. Не мигая, он смотрел в ночь, в которой точно в норе призрачного оборотня скрывался враг.
Напряжение пульсировало кровью у виска, с противным писком, вокруг Ирода закружили сразу несколько комаров, один сел прямо на лоб, но царь только сжал зубы, любое движение могло стать последним.
Впереди зашевелились, и Ирод явственно различил силуэт врага. В ту же секунду над головой царя просвистел огромный камень, а за ним следующий с голову самого Ирода. Казалось, что существо даже не замахивается, а просто швыряет каменюги правой, левой, правой, левой. А может у него и не две, а сразу же шесть лап.
Ирод откатился уже, не опасаясь шума. Еще один булыжник пролетел в локте над ним, и с грохотом ударился о скалу, следующий свалил небольшое деревце в шаге от царя.
Горный дух издал победный вопль, видимо решив, что попал в человека, и тут же царь метнул в него нож.
Должно быть, чудовище охнуло, выронив последний камень, шум падения которого слился со звуком осевшего тела.
– Охотишься ночью, а в темноте-то и не зришь. – Ирод осуждающе покачал головой и пошел вызволять нож.
Чудовище лежало на спине, выставив перед собой брюхо с торчащей из него рукоятью. Мохнатое и огромное, оно мало, чем напоминало человека.
– Две руки и две ноги, – мысленно подбадривал себя Ирод. – Человек, только большой. Здоровенный и вонючий мужик и ничего больше. – Он крадучись подошел к телу, затих, силясь уловить дыхание, и готовый в любой момент отскочить и дать деру.
Вновь запищали комары. Ирод толкнул труп ногой и, наконец, окончательно убедившись, что враг мертв, нагнулся и осторожно извлек нож. Больше всего ему сейчас хотелось загадить одежду. Существо немилосердно смердело, но Ирод, преодолевая отвращение, обыскал его набедренную повязку, обнаружив маленький кожаный мешочек на ощупь словно набитый дорожными камешками.
Что это были за камни, в такой темноте можно было только догадываться. Оставалось уповать на то, что существо, бережно хранившее их в тайном месте, вряд ли собирало сие дары на купеческой дороге. Если конечно оно не тронулось умом, что также нельзя было исключать. Ирод молча сунул мешочек за пояс.
В двух шагах от покойника обнаружился тяжелый непривычной формы лук, который царь тоже решил прихватить с собой, рассудив, что мертвецу он уже точно не понадобится. А тут, все, какая-никакая пожива.
Ирод в последний раз оглядел распростертую перед ним в пыли фигуру, прислушался. Ветерок доносил только привычные уху звуки леса. Возможно, следовало отсечь голову врага, и принести ее на показ. Голова и впрямь была замечательная. То ли злой дух, то ли потомок великана Голиафа – седьмая вода на киселе. Но, царь решительно встал и зашагал прочь, – кто знает, сколько в этих местах таких же чудишь, не приведи бог встретиться с ними, таща за волосья голову их родича.
Правда, ни о каких мирных переговорах с чудовищами речь не шла. Воин не дровосек, он сначала рубит, а потом выясняет, что срубил. И никакими наставлениями дела не решить.
Но и принимать открытый бой с великанами – дело рискованное, и небольшой отряд, отягощенный кроме всего прочего едущими в обозе мастерами, землекопами да прочей рабочей шелупонью, сложенным на телеги добром и орудиями труда, скорее всего, был бы разметан и повержен.
Да и отлавливать здоровяков в их же землях, где каждая травинка укроет, каждая ложбинка спасет – дело неблагодарное, и по плечам одним только римлянам, впрочем, римляне могут все. Сам Александр Великий сколько по горам, долам за горными духами, а еще больше за непокорными его воле горцами побегал.
Говорят, хотели они однажды через неведомые земли пройти. Хотели проследовать мирно, разведку вперед высылали, с подарками и толмачами на случай встречи.
Нет людей. Степь широка до куда видно – ни какого жилья. Стоянки находили, лошадиный да овечий навоз встречали, а домов нет. Вот задача, вроде только что люди были, и нет – невидимки. Писарь уже и в карту занес, было – "земля невидимок". Мало ли какой невидали на свете нет.
На самом деле, невидимки оказались кочевниками, и Александр велел с карты их убрать, потому, как негоже из-за блудного народа рисунок гадить.
А вот теперь только что – один здоровяк по горе ползал, народ пугал, или это всамделишная земля великанов? Одного-то он собственными глазами видел, здесь ошибки быть не может, а то, отдашь приказ солдатам, чтобы прочесывали тут все, уничтожая великанов и прочих чудищ, а выяснится, что и был-то всего один громила-полудурок, которого добрые люди специально из поселка прогнали, что жрал много. Нет, так или иначе, а лучше все же чтобы сперва тут прошли ребята из римского легиона. Римляне народ обязательный и похвально ограниченный – им, коли хорошо заплатишь, и горного духа изловят, и с самим чертом сцепятся. Впрочем, горного духа, судя по всему, царь единолично завалил, ну, все равно, пущай потопчутся, в острастку прочей нечисти.
Костры наскоро разбитого лагеря были видны издалека. При одной мысли, что эти огни как путеводные звезды могли привести сюда, кого угодно, брала оторопь. Он подошел ближе, нарочито тихо ступая, и пытаясь разглядеть притаившихся в темноте охранников.
– Это ты господин? – Раздалось из зарослей орешника. – А мы то уже гадаем, не случилось ли чего?
Ирод повернулся на голос, молча обшарил взглядом кустарник, силясь отыскать воина. Теперь костер оказался у него за спиной и проворный Птолемей не мог разглядеть выражение лица своего царя.
– Это земля великанов. – Медленно произнес Ирод. Все еще пытаясь углядеть невидимого воина. – Нужно быть предельно осторожными, особенно в ночное время.
– Великанов?! – Изумился куст. – Настоящих великанов? Ты видел их?
– Видел. – Ирод отвернулся от разговорчивого кустарника, должно быть воин получил четкое предписание от своего командира, не вылезать без особой надобности, так не стоит его и гоношить лишний раз, – оправив одежду и чуть пригладив взъерошенные волосы царь подошел к ближайшему костерку. Вопреки ожиданию, никто не спал.
– Они швыряли в меня целые скалы! Вот оружие. – Он поднял над головой огромный лук, и подержав его так немного, бросил на землю рядом с собой.
Теперь из орешника послышался шорох и треск сучьев, и вскоре действительно перед Иродом предстал молодой воин идумей Птолемей. Птолемей – странный паренек, отец идумей, друг отца Ирода Антипатра, да усладится медом его душа, а мать египтянка. Поговаривали, что, будучи по делам службы в Риноколуре, он увидел, как на египетский корабль поднимается красивая девушка, и влюбился в нее. Влюбиться дело хорошее, но да как желаемого добыть. Честно явился пред египетским важным начальником, все ему без утайки поведал и голову учтиво склонил, в знак покорности его решения. А тот и рад, Египтяне во все времена себе на службу идумеев брали, отчего же на этот раз отказываться. Назначил ему служить царю египетскому десять лет. На том и порешили, отец Птолемея взошел на корабль, и поскольку слово дадено, и обратно его требовать ни кто не собирается, в тот же вечер девушку привели в его каюту. Сам Птолемей родился в египетской Александрии, откуда отец и привез и его, и младших троих братьев еще детьми на родину.
Только жену свою – красавицу не сумел доблестный воин родителям престарелым представить, не дали ей ревнивые египетские боги подышать воздухом благословенной Идумеи, померла чаровница прямо на корабле, не выдержала новых испытаний. Жаль. Но да на все божья воля. Кстати, самое интересное, что религия у Птолемея не иудейская, как у предков его идумеев, и не египетская, как у матери была, а совсем уж чудно – как у греков и римлян. Верит он в Юпитера, Сатурна, Венеру, да и во всех прочих богов, в малых и больших. А причиной тому тот же отец. Когда в Египте служил, Рим пришел, и нужно было подходы к новым хозяевам находить, вот тогда кто-то из правителей местных, возьми да и прикажи целому воинскому подразделению, что с римлянами бок о бык стояли, поменять вероисповедание.
Вот и отец Птолемея поменял, а за ним уже и вся семья. Только Птолемей плохо знает римских богов, много путает, а уж как начнет рассказывать небылицы, хоть уши воском заливай. А в остальном – вполне справный воин.
– Скольких ты направил прямехонько к Прозерпине? – Забыв о субординации, полез со своими расспросами к Ироду Птолемей.
– Не считал. Дай вина. – Уклончиво ответил царь. Обеспокоенные его заявлением воины повскакивали с мест, пытаясь усадить Ирода к костерку, позвать лекаря,…
Пока Птолемей бегал в царский шатер, Ирод обдумывал, о чем будет говорить своим людям, а о чем можно и помолчать. Скажи он сейчас правду, – мол, великан был один – никто уже не станет хорониться, да оглядываться, забудут выставлять караул, охранять рабочих.
Меж тем Птолемей принес запечатанный воском кувшин с вином, и налив Ироду в чашу, присел рядом. Привлеченные удивительными новостями от других костерков к ним начали подтягиваться воины. Ирод медленно пил, наслаждаясь теплым вином и общим вниманием. Неспешный рассказ способен сделать из любой заурядной поножовщины настоящее сказание. И не важно, что в жизни их царь не великан огромного роста и недюжинной силы. Легенда добавит, и чего не было, донеся до потомков образ их благородного предка. Предка, которым можно будет гордиться, а значит, он просто не имеет права не быть героем самого замечательного сказания, самой увлекательной истории, согревающей душу песни. И еще Ирод радовался в душе, что снова может чувствовать себя равным среди равных. Не царем, которого ненавидят и бояться, а воином, охраняющим границы своей земли, боевым командиром – надежей, защитником, другом.
Ирод рассказывал о великанах, заранее сожалея о том, что история неминуемо закончится, как закончится и это невинное приключение, после которого он снова будет царем всех евреев, который волен миловать и казнить, и которого никто, никогда уже не полюбит.
Глава 2
Мечта сбылась, он сделался царем Иудеи, выпустил свою монету с косым крестом, а потом с плодом граната, спал с хасмонейской царицей, уже имел от нее сына Александра, но был ли он счастлив? Боюсь, что нет. Даже напротив, с момента реального восшествия на престол, Ирод приобрел досадную привычку оглядываться. Все время он ждал, что вот-вот на него нападут, ночи старался проводить в резных покоях, часто отдельно от жены, чья пышная свита могла выдать его. И тогда ревновал Мариамну, и снова страдал.
Меж тем "тайных дел мастера" желали видеть Ирода идумея на престоле, а значит, я должен был сделать все возможное для того, чтобы он оставался там как можно дольше, а значит, Ирод должен был жить, жить и править.
По этому поводу в 717 от основания Рима, или как тут принято в 5724 от сотворения мира, в Иудею для специальной встречи со мной явились сразу же Марциалий Нунна Алауда и мой опекун в Иудеи Криспин Марций Навус, оба постарели, а Марциалий так и вовсе располнел, отчего сделался похожим на турецкого царя, которого я видел в Риме во время какого-то большого праздника.
Дабы не привлекать внимание к столь уважаемым и редким гостям, мы уговорились встретиться в доме знатного иудея Алекса II, как я только теперь выяснил, опекуна нескольких "тайных дел мастеров", работающих в Иерусалиме. Разумеется, я отдавал себе отчет в том, что Иудея, равно как и любое другое царство или княжество насквозь пропитано шпионской сетью "тайных дел мастеров", но лично знал лишь нескольких "гонцов", которые связывали меня с "опекуном" или отсылали послания непосредственно к начальству. Теперь, пред моими очами разворачивалась грандиозная теневая система общества, в котором я жил, как живет обычный человек при свете дня, ходит по земле, посещает храмы, не ведая, что где-то внизу, в подземных лабиринтах нижнего города творится своя, отделенная от внешнего города жизнь. Жизнь тайная.
Овальная комната не блистала роскошью, похоже, хозяева ее исповедовали принцип – "одному телу – одна смена одежды", или как говорится в Книге Исхода: "Если возьмешь в залог одежду ближнего твоего, до захода солнца возврати ее. Ибо она есть единственный покров у него; одеяние тела его: в чём он будет спать?". Никогда не понимал бога иудеев, тем более, что сам-то я жил во дворце царя, и вокруг меня пестрели разнообразные одежды одна красивее и изысканнее другой.
Квадратный стол, за которым возможно обедала вся семья, лавки вдоль стены, сундуки застланные сверху шерстяными ковриками. Плетеные циновки на полу. Все идеально чистое, ухоженное. На полках посуда. На первый взгляд ничего необычного: плошки, чаши, кружки, кратеры, кувшины для воды и вина. Но все они без единого скола, без малейшей трещинки.
Не желая беспокоить нас, хозяин заблаговременно убрался в другую комнату, разместив молчаливых стражников таким образом, чтобы они не могли подслушивать, и одновременно с тем, наблюдали, чтобы нас ни кто не побеспокоил.
Расторопная служанка поставила на стол пару кувшинчиков с вином, простоватые на вид, а на самом деле весьма изящные и дорогие чаши, принесла лепешки и фрукты. Должно быть, после они намеревались поесть основательнее, сейчас же ни что не должно было отвлекать от того важного, что господа Марциалий Нунна и Криспин Марций Навус собирались сообщить мне.