Монарх от Бога - Антонов Александр Иванович 36 стр.


- Есть. Нам бы, Божественный, поближе к столице перебраться. Может быть, в Никею, а ещё лучше - в Никомидию. Ещё взять из Магнаврской школы учёных-естественников. Так совместно с другими мужами и будем искать полезное для державы. - А после паузы Иродион добавил: - Даст Бог, найдём грозное оружие против всяких врагов империи, какими бы сильными они не были.

Глаза Багрянородного загорелись непривычным огнём, и весь он напрягся, словно хотел прыгнуть и обнять Иродиона.

- А вот за такое открытие я собственной рукой впишу твоё имя в историю империи! - воскликнул он с жаром. - Ищи, Иродион, ищи! Я создам тебе все условия для поисков! Ты и представить себе не можешь, как важно в наше время найти новый вид оружия и владеть им на страх врагам!

- Я это представляю себе, Багрянородный. Двадцать лет назад в сече с болгарами погиб мой батюшка. Имей мы тогда новое оружие, разве болгары одолели бы нас! В одиннадцать лет я остался сиротой, а младшему брату всего три годика было.

- Вот ради того, чтобы у нас не было сирот, нам с тобой и надо потрудиться.

- Где наше не пропадало, - улыбнулся Иродион. - Так ты уж, Божественный, поспеши переправить нас в Никомидию. Там мы в военных казармах и устроимся.

- Завтра и соберут вас в путь, - пообещал император.

На другой же день, как и говорил Багрянородный, всё достояние "дара Божьего" было секретно отправлено под усиленной охраной в Никомидию. Иродиона сопровождали двести воинов. Сосуды с "даром Божьим", теперь уже под видом вина, перевозились в повозках. Никто не открывал сосуды и не знал, что в них содержится, горловины их были залиты воском. В казармах под Никомидией был найден удобный подвал, в помещении над которым возможно было оборудовать хорошую лабораторию. Но дальше дело долгое время не двигалось. Вернувшись в Константинополь, Багрянородный утонул в государственных делах и заботах. Роман Лакапин изложил их с прискорбным видом:

- Мы страдаем, Божественный. Минувший неурожайный год всё-таки дал себя знать.

"Голод 928 года, - писал летописец, - превосходил всё когда-либо бывшие. Бедствия голода и моровой язвы продолжались несколько лет и были использованы "сильными" для скупки у "убогих" их земельных наделов по ничтожным ценам".

Роман Лакапин в эту пору не знал покоя. Он выколачивал из Египта пшеницы всё больше и больше, не скупясь на затраты и пытаясь предотвратить голод в Константинополе и во всех крупных городах империи. По воле Багрянородного и Лакапина выдавались из казны деньги неимущим. Всякий вывоз продуктов питания из Византии был запрещён. Роман Лакапин обратился за помощью к своему зятю, болгарскому царю Петру, и тот сумел спасти и поддержать жизнь горожан Филиппополя и Адрианополя. Не только городское население этих провинций получило от Болгарии помощь. Тысячи голов скота были переданы крестьянам Македонии и Фракии, чтобы возродить стада после голодных лет.

Империя оправилась от голода. Уже через два урожайных года народ воспрянул, и Константин Багрянородный вспомнил о "даре Божьем". В Никомидию из столицы перебрались жить учёные во главе с Иродионом, и начались поиски скрытой силы "дара Божьего".

Перед отъездом учёных в Никомидию Багрянородный принял Иродиона в Магнавре, и у них состоялась беседа, которая для Иродиона оказалась очень важной на всё время работы над "даром Божьим". Встретились Багрянородный и Иродион в любимом императором месте - Юстиниановой храмине. Император начал с главного:

- Слушай меня внимательно, преславный Иродион. Империя выстояла в голодные годы, и теперь нам пора за работу. Отныне своей властью я наделяю тебя правом требовать от всех сановников державы того, что тебе понадобится. Я дам тебе на то грамоту. В Никомидии на земле казарм всё в твоём распоряжении, подыскивай нужных для работы людей, оборудуй лабораторию и начинай поиски той силы, которая, как ты утверждаешь, даст возможность создать сильное оружие. Денег на поиски не жалей.

- Спасибо, Багрянородный. Я постараюсь оправдать твои надежды. Не только мои, но и всех нас. Я чувствую, что скоро нам придётся сойтись с очень сильным врагом. Не знаю, когда это случится, но великий князь Игорь пытается превзойти подвиги своего отчима или опекуна, великого князя Олега. Он молод, силы девать некуда, вот и попытается вновь прибить русский щит на вратах Царьграда, как он называет нашу столицу.

- Так, может, погрозить им, чтобы не лезли? - заметил Иродион.

- Э-э, нет. Русы не из тех, кто боится угроз. Это то же, что быки на римской арене. Миром надо с ними. Вот был бы князь Игорь не женат, а у нас подросла бы именитая невеста! Царевен-то мы не можем отдавать в жены язычникам - закон. Так что, преславный Иродион, выход у нас один: готовить свою силу на их силу, в уж дальше - кто кого. Потому и должно найти тебе силу, своей не жалея, ночей недосыпая.

- Исполним, Божественный, Мы ведь в минувшие годы в безделье не пребывали. Дело осталось за опытами. Аппараты перегонные надо сделать, потребуются гончарных дел мастера.

- Что за аппараты?

- Такие, с помощью которых будем превращать "дар Божий" в другое вещество. Нагревать и, перегоняя, конденсировать. А позже станем испытывать конденсат, на что он пригоден.

- Мудрено. Да дай-то Бог…

Так по повелению императора Багрянородного начались работы по созданию "греческого огня", явление которого до сих пор считается загадочным. Получив большие полномочия, Иродион отобрал в высшей Магнаврской школе семерых способных к естественным наукам помощников, трудолюбивых, честолюбивых и способных к самопожертвованию. Всё это для Иродиона казалось первостепенным в успешной работе. Собрав своих будущих соратников, он поведал им:

- Мы едем в Никомидию неизвестно на какое время. И, хотя император благословил нас ехать с семьями, прошу вас о другом: отказаться жить там с семьями во имя нашей с вами работы. Я хочу видеть нашу полную самоотдачу.

Молодые учёные были мужественными и заявили, что готовы исполнять дело в отрыве от семьи. Иродиону это пришлось по душе и вселило надежды, что дело у них будет спориться.

Перебравшись в Никомидию и получив в своё распоряжение все, что требовало их дело, учёные принялись общими усилиями и с помощью двух гончаров колдовать над перегонными аппаратами. Иродион предложил взять за основу такие аппараты, какие применяют виноделы, добывая из виноградного сока винный спирт. Такой аппарат удалось добыть в императорском винодельческом хозяйстве. Но, разобрав его по косточкам, учёные пришли к выводу, что он примитивен и не даст желаемого результата. Принялись моделировать свой. Пошла в ход глина. Из неё приготовили трубы, обожгли их, обработали глянцевитой глазурью, соединили с сосудами, в которых предполагалось нагревать "дар Божий", и с сосудом, куда будет поступать конденсат. Понадобились охладительные ванны и камеры. Всё это исполнялось в миниатюре: Иродион пока не хотел рисковать, сразу делая аппараты в задуманную величину. Наконец первые приготовления были завершены. Принесли сосуд с "даром Божьим", залили его в камеру для подогрева. Казалось, всё было готово к опыту.

Иродион волновался, как и все его сотрудники. Оставалось только поставить под камеру жаровню с горящими углями. Это был самый ответственный миг, но одолели и его. Жаровня под камерой. Процесс пошёл. Теперь следовало ждать первого конечного результата. Иродион помолился: "Господи, помоги нам открыть новую силу твоего дара".

Никто не мог сказать, сколько прошло времени, когда из конечной трубочки появились первые капли прозрачной, как вода жидкости. И она полилась тонкой струйкой, чистая, как слеза, пахучая, как неведомо что. Иродиона пробила дрожь, и все собравшиеся у аппарата были взволнованы до такой степени, что их лица покрыл пот.

- Свершилось! Свершилось! - шептали они.

Когда вновь стало лишь капать из трубочки, серебряный кубок, стоящий под выходным носиком, был наполнен больше чем наполовину. Все принялись за подсчёты. Они оказались несложными. В опытную камеру налили два кубка "дара Божьего", какой стоял на выходе. Иродион подвёл итоги:

- Летучая часть "дара Божьего" равна одной трети. Плохо это или хорошо, пока никто из нас не знает. Вновь нужно искать то, что удовлетворило бы нас.

- Надо вскрыть камеру и посмотреть на то, что в ней осталось, - предложил всегда подвижный учёный Филетер.

- Но, может, испытаем сперва то, что получили? - заметил флегматичный Орентий.

- Делаем то и другое, - отозвался Филетер. - У нас много рук.

- Верно. Вот ты, Филетер, и вскрой камеру и добудь из неё то, что осталось. А мы с Орентием возьмём лампаду, чистый фитиль, нальём в лампаду три столовых ложки "Божьей слезы", - начал пояснять Иродион, - потом во вторую лампаду выложим то, что добудет Филетер, и попробуем зажечь то и другое. Ещё возьмём лампаду с маслом. Сравним силу огня.

Так Иродион и его товарищи пробивались к конечному результату, идя словно в густом тумане. Но они уже видели какой-то просвет, который пробивался сквозь туман, и надежды их прирастали.

Когда учёные зажгли три лампады, поставленные рядом, с одинаково поднятыми фитилями их охватило великое изумление. Пламя над лампадой с конденсатом взметнулось до самого потолка в сотню раз выше, чем над лампадой с маслом и густой жидкостью остатков "дара Божьего".

- Чудо! - воскликнул Филетер. - И слушайте, слушайте! Оно гудит, оно рвётся ввысь! - Он взял тонкий прутик, окунул его в конденсат и поднёс к пламени.

То, что случилось дальше, произошло мгновенно. Что подтолкнуло Филетера на роковой шаг, он так и не мог объяснить. Едва прутик вспыхнул, когда он поднёс его к конденсату в лампаде, как прогремел взрыв. Филетера отбросило на пол, всех, кто был рядом, тоже отшвырнуло. На груди Филетера запылала одежда. Иродиону хватило мгновения, чтобы накрыть его своим телом и погасить пламя. Но оно обожгло-таки лицо Филетера, опалило бороду, ресницы, брови, волосы на голове, лишь чудом не тронуло глаза. Но по лицу текла кровь: часть осколков от лампады поразила Филетера.

Взрыв был услышан за стенами лаборатории. Кто-то ломился в дверь, но она была на крепком запоре. Наконец шок у учёных прошёл. Орентий помог Иродиону встать. Вместе они подняли Филетера, начали приводить его лицо в порядок, останавливать кровь, извлекать осколки. Когда эта нелёгкая для них операция закончилась, Иродион спросил Филетера:

- И как это тебя угораздило сделать неверный шаг?

- Простите меня. Я и сам не понимаю, что подтолкнуло меня, - тихо ответил Филетер. - Скорее всего это был азарт. Теперь мы знаем, какая сила таится в "даре Божьем".

- Какой ценой мы это узнали! - с укоризной произнёс Иродион. - Хорошо, что в лампаде было всего три ложки. А если бы весь кубок взорвался… - И он попросил Орентия: - Иди и найди лекаря. Мы с Филетером будем в своих покоях.

Вечером, когда лекарь оказал помощь Филетеру, вынул из его лица ещё три осколка от лампады и наложил пластыри с мазью, Иродион подумал, что ему следует ехать к императору и поведать, чего достигли и что у них случилось.

На другой день ранним утром Иродион в сопровождении двух воинов поскакал к проливу Босфор, чтобы добраться до Константинополя. Через сутки он появился в Магнавре и в тот же час был принят Багрянородным. Встретились в Юстиниановой храмине. Когда Иродион появился в ней, Багрянородный кормил в аквариуме золотых рыбок. Учёный подошёл к императору.

- Божественный, я явился с докладом.

- Я готов тебя выслушать, преславный. - Багрянородный повёл Иродиона к столу и, когда сели в кресла, сказал: - Вижу по лицу, что у тебя приятные вести.

- Так и есть, Божественный. "Дар Божий" проявил себя в полной мере и красе.

Иродион подробно рассказал Багрянородному, как они проводили опыты и чего добились.

- И живы мы потому, что кубок с конденсатом стоял поодаль, у аппаратов. Сила удара конденсата удивительна.

- Спасибо, учёные мужи, за подвиг. Всех вас ждёт награда. И думаю я вот о чём: надо послать в Керебелы с Прохором и Мардарием три сотни воинов и привезти в Никомидию "дара Божьего" в десять раз больше. А пока… - Багрянородный задумался и, найдя верное, как он счёл, решение, произнёс: - А пока ищите способ, как метать "дар Божий", нет, лучше "гнев Божий" во врага.

- "Гнев Божий" - это хорошо, и мы будем об этом думать.

На столе перед ними стояли два кубка с вином, лежали яства на золотых блюдах. Багрянородный поднял свой кубок.

- Давай, преславный учёный муж Иродион, выпьем за наш успех. Не зря же мёрзли в пустынях.

И они выпили. Иродион к тому же хорошо поел. Потом поговорили о семьях. Багрянородный рассказал, каким умным подрастает его сынок Роман. Не знал Багрянородный одного: когда цесаревич вырастет и попадёт в среду порочных друзей, то принесёт отцу много хлопот, горечи и печали.

Глава двадцать третья. ВОЙНА С РУСЬЮ

На этот раз купцы Диодор и Сфенкел впервые собирались в торговый путь по осени, и не просто потому, что самим понравилось, а по воле Романа Лакапина. И посылал он их на зимнюю торговлю на Русь. Диодор и Сфенкел, будучи служителями в секрете, слыли и хорошими купцами и на Русь поехали охотно. Знали они, что в том же стольном граде Киеве и глазом не успеют моргнуть, как продадут свои товары. Особенно бойко они торговали шелками и парчой перед Рождеством Христовым и Крещением. Хотя и была Русь в эту пору языческой, но дыхание христианской Византии в ней ощущалось. В Киеве уже была христианская община, и у неё были свои храмы. Русы не скупились на покупку дорогих тканей для своих жён и невест. Выгодно было торговать византийским купцам на Руси ещё и потому, что они не платили пошлины за товар. Олегов договор с Византией ещё действовал и соблюдался.

И всё-таки торговля Диодора и Сфенкела была попутным ремеслом. Главное же их дело было другим: служба в секрете. С риском для жизни они добывали вести о происках соседних держав против их Византии. В этой поездке им надо было подтвердить слухи, которые уже давно достигли Византии и будоражили там всех, вплоть до императора. Купцы появились в Киеве в ноябре, как и положено, товар и свои печати показали приставам. Везли они товар на одном возке. Шёлковые ткани и парча много места в возке не занимали. При купцах слуга, он же и возница. Проведя день-другой в Киеве на постоялом дворе, они уложили часть товаров в перемётные сумы, наняли молодого работника из русов, купили ему лошадь и втроём отправились в Великий Новгород. Яков хорошо знал дорогу к древнему городу Руси. На всём пути ему были знакомы постоялые дворы. Говорливый, весёлый, он всё время что-то рассказывал купцам, но они многое пропускали мимо ушей. Когда же речь заходила о нужном Диодору и Сфенкелу, они ничего не пропускали. Как-то, уже подъезжая к Новгороду, Яков увидел на берегу реки неподалёку от селения три новых ладьи и пояснил:

- Нынче у нас зима урожайная будет. Эвона, видите три новых лебедя? Таких лебедей стянут к весне на реки тьму-тьмущую. И от Новгорода, и от Пскова.

- И что же, каждый купец купит себе новую ладью? - спросил Диодор. - Дорогая, поди, игрушка.

- Дорогая, да купцам она в руки не попадёт. Все ладьи великому князю надобны. Он за них и расплатится после похода.

Диодор не спросил, в какой поход собирается великий князь, но ждал от разговорчивого руса очередных откровений. Они уже пришли в Новгород. За долгий путь по мёрзлым дорогам кони стёрли подковы, и нужно было их подковать. Когда расположились на Торговой стороне на постоялом дворе, Диодор спросил Якова:

- Где тут коней можно подковать?

- В Новгороде через пять дворов на шестом кузня. Да я вас, тороватых, отведу к лучшему ковалю. А у того коваля- пять горнов и пять кузнецов с подручными.

И повели купцы и Яков коней к лучшему кузнецу. Но он отказался ковать лошадей. Яков ходил за ним из кузни в кузню, уговаривал: "Дядюшка Матвей, серебром заплатят", - но всё было напрасно. Однако узнал причину, почему кузнец Матвей супротивничает. Выполнял он заказ новгородского князя, и было велено ему отковать за зиму двести мечей и наконечников к копьям столько же.

- Вот и подумай, голова, есть ли моя воля ковать лошадей?

- Так ведь это же заморские купцы. Они тебя шелками наградят.

- Шелками, говоришь?!

И вспомнил Матвей о своей дочери, которая уже невестилась. "То-то будет красна девица, как в шелка наряжу",- подумал он и согласился:

- Ежели только шелками, то сам встану к горну и сегодня же подкую. Давай заводи коней в стойла.

Чуть позже, пока кузнец Матвей менял подковы, Яков поведал купцам о том, что услышал от него, и со вздохом добавил:

- Знать, к войне готовится великий князь Игорь. Всю Русь на дыбы поднял. А иначе зачем они, копья, мечи, шеломы…

- И ты пойдёшь воевать? - спросил Сфенкел.

- Я вольный человек, люблю покой и мир. Однако посмотрел бы в охотку, как русичи будут воевать ромеев. Они уже похваляются.

- Чем тут хвалиться - разбоем, убийствами? - заметил Диодор.

- Купцы торговали в Новгороде несколько зимних дней. Их товар горожане покупали охотно. Диодор и Сфенкел были довольны торговлей, но их уже захватила другая забота. Пришла пора уезжать из Новгорода и с Руси убираться. Боялись они, что как только русский князь скажет слово о походе на Византию, так всех торговых византийцев похватают и упрячут в сидельницу. Таковы законы войны. О себе Диодор и Сфенкел забеспокоились, но и о земляках подумали, которых особенно много было в Киеве. Сочли купцы, что их надо загодя предупредить о грозящей беде. Давай, брат, оповестим наших, - сказал Диодор Сфенкелу. - А чтобы не напугать их, будем говорить, что император Багрянородный справляет день ангела и просит всех торговых людей почествовать его.

- Светлая у тебя голова, Диодор, Так и станем говорить.

Диодор и Сфенкел трижды обошли рынки на Торговой стороне, высматривая земляков. И нашли семерых, которые торговали узорочьем и тканями. Сказали, что зовёт их император к себе в гости да велит поскорее вернуться в столицу. Купцы прислушались к их голосу, своё добавили. Один из них, бывалый, с умными глазами, так и сказал:

- Беспокойно тут, того и гляди в ратники заберут. Вон в Детинце каждую субботу молодых ратников бою учат.

Диодор и Сфенкел тоже побывали в Детинце субботним днём и видели, как на площади, близ капища Перуна, молодые язычники учились владеть мечами и копьями, стреляли из луков по чучелам, выставленным у каменной стены в глухом углу Детинца. Слышали, как пожилой воин поучал молодых:

- На ромеев нельзя ломиться грудью, их надо бить хитростью.

- Да, брат, нам пора убираться, - молвил Диодор. Давай-ка позовём наших скопом возвращаться в Киев. Там и других предупредить успеем.

- У нас нет выбора, друг, - согласился Сфенкел.

Назад Дальше