VI
Они вернулись в Берлин поздно вечером. На следующее утро Ланни проверил свою почту, а Ирма позвонила своим светским друзьям и была приглашена на обед к княгине Доннерштайн. Ланни тоже был приглашен, но сказал, что дамам будет гораздо лучше посплетничать наедине. А он заглянёт предварительно в Салон. Это был как раз вторник, шестого ноября, день, когда ровно в полдень, он должен был стоять на определенном углу в рабочем районе этого Hauptstadt Нацилэнда. Это был также день выборов на земле предков Ланни, и Робби Бэдд предсказывал, что американский народ опомнится и изберёт конгресс, противостоящий безумию Нового курса.
Если статный молодой иностранец с аккуратно подстриженными маленькими каштановыми усами, одетый в длинное пальто, заедет в спортивном автомобиле в ту часть Берлина, застроенную шестиэтажными многоквартирными домами, населенными бедняками, то он не привлечёт к себе пристального внимания, как это можно было бы предположить. Бедняки не гуляют в рабочие дни, у них есть другие проблемы. В полдень они спешат, чтобы что-нибудь поесть, и не задерживаются на улице в сырой ветреный день. Если молодой знатный господин, так назовут незнакомца, припаркует свой автомобиль и выйдет пройтись, то на него глянут с любопытством, но не более. Strassenjunge могут побежать за ним, выпрашивая пфенниг, но и это все. Если он остановится на углу и поднимет шляпу перед стройной и хрупкой на вид молодой женщиной, одетой в изношенное серое пальто и фетровую шляпу без украшений, то это тоже не произведёт никакого впечатления. Бедные люди на всех улицах города знают правду жизни и принимают её. Если они видят, что женщина ответила на приветствие и пошла вместе с мужчиной, полиция вмешиваться не будет, а все остальные сделают скидку, зная, что жизнь была ужасно трудной для женщин Германии в течение последних двух десятилетий.
Но, это была не обычная секс встреча, а нечто, за что гестапо, возможно, заплатило бы целое состояние. Ланни Бэдд спросил: "Так это вы, Труди!" И Труди Шульц, глядя прямо перед собой, пробормотала: "Вы можете доверять Монку, я его хорошо знаю".
"Вы в этом уверены?" - продолжал настаивать Ланни.
- Я бы доверяла ему, как никому другому, кого знаю.
- Я должен знать о нем побольше, Труди –
"Фрау Мюллер", - поправила она его, быстро оглянувшись. - "Скажите, куда я могу писать вам в течение следующих недель".
- Я планирую быть в Англии до Рождества, а затем вернуться домой во Францию. Моя почта всегда пересылается.
- Вы достаточно уверены, что её не открывают?
- Как и у всех остальных. Никто в моем доме никогда туда не лезет.
Труди встречала Ирму и знала ее отношение.
- Я благодарю вас от всего сердца, герр Шмидт. Это очень важно для всех нас. А теперь я должна идти. Мы слишком бросаемся в глаза, идя вместе.
- Я очень хочу поговорить с вами, фрау Мюллер. Я проделал длинный путь для этого. Неужели вы не можете некоторое время проехаться со мной?
- Это ужасный риск!
- Я его не вижу. Вы пойдёте по этой улице, я возьму свой автомобиль, и после того, как увижу, что за мной не следят, подъеду к вам и остановлюсь. Вы сядете в машину, и мы исчезнем из поля зрения, прежде чем кто-нибудь о чём-нибудь подумает.
- Я буду привлекать внимание в вашем автомобиле. Я не достаточно хорошо одета.
"Они будут думать, что я везу домой новую повариху", - Ланни мог улыбнуться даже в такой напряженный момент. Он до сих пор не достаточно страдал.
"Они подумают, что-нибудь похуже", - ответила молодая женщина.
- Ну, все-право, я пошёл за автомобилем.
VII
Они ехали, и никто не обращал на них никакого внимания. Вскоре они выехали за город, где никто не мог их подслушать, поэтому они могли отказаться от маскирующих псевдонимов "Мюллер" и "Шмидт". Труди могла смотреть на него без страха, а он мог изредка бросать на нее взгляды, когда позволяла дорожная обстановка. Как поклонник искусства он говорил, что ее черты представляют блестящий успех некоего природного скульптора. Он никогда не видел женского лица, так выражающего высокое мышление и чувство долга. Когда он впервые встретил ее четыре года назад студенткой художницей и последовательницей социализма, он был поражен ее живым интересом ко всем новым идеям, с которыми она сталкивалась. Кстати, манеру, с какой она держалась, можно было определить термином "резвость". Она заставила его думать о чистокровных скаковых лошадях. Наблюдая за её работой и видя ее сильную сосредоточенность и восторг при достижении результата, он подумал: "Вот это настоящий талант, и я должен помочь ему получить признание".
В те далекие и ушедшие счастливые дни можно было верить в идеи, свободно их обсуждать, и быть уверенным, что, в конце концов, возобладает самая лучшая. В те догитлеровские времена на щеках Труди Шульц появлялся румянец при удаче с выполненным рисунком или при обсуждением преимуществ социализма перед коммунизмом, демократии перед диктатурой. Люди и Труди - Ланни был в восторге от музыкального сочетания их имён - часто вступали в споры, как это делал сам Ланни, что скорее было причиной расколов и отсутствия настоящего сотрудничества между левыми группами, а не конфликт идей, или персоналий. А также отсутствие толерантности и открытости, старомодных добродетелей: бескорыстия и любви. Причиной также была борьба за власть. Раскол и ослабление движения были вызваны мыслями о себе, а не о массах, которым обещали служить. Слушая эту пылкую молодую пару на собрании интеллигенции в школе, которой он и Фредди Робин помогали, Ланни думал: "Вот правда, немецкий дух, который Бетховен и Шиллер мечтал распространить по всему миру. Alle Menschen werden Brüder!"
Теперь Люди не было, а его жена была измучена страхом и горем, которые продолжались уже полтора года. Она сжимала руки, когда говорила. Её точеные ноздри мелко дрожали, и временами в её глазах появлялись слезы и текли по ее щекам. По бледным щекам, и Ланни мог догадаться, что ее работа, или то, что это было, не оставляло ей ни времени, ни денег, чтобы правильно питаться. Он хотел было предложить ей где-нибудь поесть, но понимал, что это будет воспринято, как навязчивость и дурной тон.
Она хотела привести его в то же состояние, что и сама, чтобы не дать ему также наслаждаться тишиной и счастьем. Так как она рисковала показываться с ним на улицах и дорогах, она хотела использовать это, чтобы внушить ему трагическую необходимость помощи в её деятельности и её товарищей. Она хотела убедить его оказать помощь в спасении Люди, если он был еще жив, а если он погиб, то в спасении его товарищей и его дела.
VIII
У Ланни никогда не было случая рассказать любому из этих немецких друзей, что он сам видел и пережил. Теперь он слушал знакомый рассказ о жестокости за пределами воображения порядочных людей. Труди рассказывала ему о судьбах людей, которых он встречал на школьных приемах. Бледная и дрожа от ужаса, она говорила:
"Они хватают мужчин и женщин, старых и молодых, они не щадят никого. Они вывозят их в лес за пределы города и избивают их до смерти и хоронят их на том же месте, или оставляют их там, пока кто-нибудь не найдёт их и не похоронит. Они бросают их в застенки, которые имеются в подвалах полицейских участков и штаб-квартиры партии. Там пытают людей, заставляя их сознаться и назвать своих друзей и товарищей. Там бывают случаи до того отвратительные, что нельзя заставить себя рассказывать о них. Ни испанская инквизиция, ни китайские палачи, ни дикие индейцы в Америке не делали ничего подобного, что делают они".
"Я слышал много об этом", - ответил Ланни. Он решил сейчас ничего больше не рассказывать.
- Германия стала страной шпионов и предателей, никогда не знаешь, кому можно доверять. Они учат детей в школах шпионить за своими родителями и доносить на них. Они мучают совершенно невинных людей за действия их родственников. Нельзя доверять ни слуге, ни сослуживцу, даже другу. Уже впятером нельзя встретиться в частном доме, никто не смеет высказать мнение или даже спросить о новостях. Никогда не знаешь, кто днём или ночью постучит в дверь или группа штурмовиков, или гестапо со своим тюремным фургоном. Всегда находишься под воздействием этих ужасных мыслей и не можешь выбросить их из головы. Я женщина, а у них так много садистов и выродков, поэтому я ношу с собой флакон с ядом и готова проглотить его, прежде чем они коснутся меня.
"Послушайте, Труди", - сказал он. - "Почему бы вам не позволить мне помочь вам выбраться из этой страны?"
- И бросить моего мужа? Ланни, вы должны знать, что я не могу этого сделать!
- Мне не нравится это говорить, но есть ли шанс, что он жив. Ведь за полтора года он не смог отправить вам ни слова? А некоторые из его товарищей по заключению были освобождены!
- Вы об этом ничего не знаете, Ланни. Все происходит в темноте. Они держат людей в уединенных подземельях, чьи имена не известны. И даже если бы я знала, что Люди погиб, я бы осталась ради других. Как я могу быть в безопасности, пока мои дорогие друзья терпят такие муки и чрезвычайно нуждаются в помощи?
- Но, возможно, вы сможете лучше им помочь из вне?
- Я наблюдала за беженцами из России и других стран. Они бессильны, отрезаны от своих корней. Они теряют чувство реальности и становятся чужими для своих соотечественников. Они живут в своём маленьком ложном мире.
- Но вы художник. Вы можете передать всё, что вы знаете и что вы чувствуете, в вашей работе. Вы можете стать другой Кете Кольвиц .
- Человек должен оставаться здесь и не давать угаснуть искрам свободы. Есть миллионы немцев, которые нуждаются в нас. Наши старые партийные товарищи, и те, кто голосовал за нас, рабочие и интеллигенция. Чаще мы не знаем, кто они, но они все еще живы и, конечно, не забыли все, чему мы их учили в старые времена.
- Но как вы можете связываться с ними, Труди?
- Об этом вы не должны спрашивать. Я поклялась не разглашать наших методов без согласия двух других товарищей. И если я прошу их согласия, то буду обязана рассказать им о вас. А это даст шанс утечки. Я не считаю, что вы будете говорить о нас. Но кто-то может. И на вас может пасть подозрение. Вы должны понимать, как всё это. Возможно, агент гестапо работает среди нас прямо сейчас, и ваше имя станет известно им. Будет гораздо лучше, если о вас будут знать геноссе Монк и я.
"Ладно", - сказал Ланни. - "Вы знаете, что я верю вам на слово".
- Я даю вам гарантию, что у нас есть способ связываться с людьми и рассказывать им правду о том, что происходит в Германии и во внешнем мире. Мы уже рассказали им правду о пожаре рейхстага и о количестве убитых в прошлом июне и июле. Нацисты признали меньше ста убитых, а мы перечислили более тысячи двухсот. Наши списки были распространены. Нацисты знают об этом, и, конечно, охотятся за нами день и ночь. Но я не думаю, что у них есть какие-либо зацепки. Даже если они захватят одну группу, то это не будет для нас поражением. Мы построены, как червь, которого можно разрезать на куски, и каждый из них будет продолжать расти сам по себе. Мы обречены на успех, в конце концов, потому что великий народ не позволит себе погрязнуть в такой деградации.
IX
Ланни Бэдд был знаком с литературой о мученичестве. Он знал, что свобода нигде не была завоёвана без кровавых жертв. И теперь приходил к пониманию, что её сохранение не сможет обойтись без дальнейших потерь. В его голову время от времени приходили стихи Шекспира, Мильтона, Байрона, которые он прочитал и выучил. Также Эгмонт Гётё, Вильгельм Телль и Разбойники Шиллера, где героями были борцы за свободу в Германии. Курт Мейснер научил своего американского друга стихам о тирольском трактирщике Андреасе Гофере, который выбил войска Наполеона из Инсбрука. Когда студенты пришли отпраздновать это событие и хотели воспеть его героические дела, он произнёс им речь, одну фразу из которой Ланни никогда не забудет: "Wir sind all des Todes Eigen" - Мы все собственность смерти.
Повзрослевший американский плейбой понял, что это был важный момент в его личной жизни. Что-то внутри него заставило его почувствовать унижение, стыд и желание прожить вторую половину своей жизни с лучшей целью, чем первую. Он спросил: "Что вам хотите от меня, Труди?"
- Вы многим можете помочь нам за рубежом. Мы не всегда будем такими успешными, как сейчас, и нам, возможно, потребуются такие вещи, как радиолампы, или печатный станок, или бумага, вещи, которые слишком опасно получить здесь. Сейчас нам больше всего нужны деньги. Монк рассказал мне то, что вы говорили ему о своем положении –
"То, что я ему сказал, ничего не значит, Труди", - перебил её внук Бэддов, находясь в одном из этих эмоциональных состояний, которым подвержены идеалисты. - "На какие-то деньги от меня вы можете всегда рассчитывать. Я поставлю это своей целью".
Вот таким он был, снова связав себя обещаниями. Забывая о том, что был женатым человеком, что другие люди рассчитывали на него, и имели на него право. Ставя себе задачу, которую Ирма считала верхом безумия, свержение национал-социалистического правительства Германии. Теперь его целью стало заработать деньги для горстки объявленных вне закона изгоев, скрывающихся в многоквартирных домах, собиравшихся печатать листовки или что-то ещё. А потом оставлять их под дверями или на скамейках в парках. Что означает преодолеть силу гестапо, штурмовых отрядов, войск СС и вермахта с их огромным вооружением, с их десятками тысяч высококвалифицированных специалистов, с их постоянной бдительностью и умением пытать и убивать!
"Как я могу связываться с вами, Труди", - спросил он.
- Я ломала голову, чтобы придумать безопасный способ. Я бедная работница, живущая в многоквартирном доме, и я бы не осмелилась получать письма из-за рубежа. И я также не хочу делиться с кем-нибудь тайной о вас.
- Может ли Монк иногда приезжать в Англию или Францию?
- Он может это устроить, но это сложно и рискованно. Как часто вы бываете в Германии?
- Я никогда не собирался посещать Германию, пока я не получил ваше сообщение. Хотя, я могу время от времени приезжать.
- Это будет дорого для вас, Ланни.
"Я путешествую на деньги своей жены", - сказал он ей с улыбкой. - "Она хочет, чтобы я так делал, и я давно отказался от споров по этому вопросу. Я сказал себе, что ее деньги капиталистические, она их не заработала, и для неё удовольствие их тратить. Большую часть того, что я заработаю, я привезу вам".
- А ваша жена не поинтересуется, куда вы их деваете?
- К счастью, эта идея к ней в голову не придёт. Для богатых признак элегантности не беспокоиться о деньгах. Если мне захочется, я куплю картину и оставлю её в моей кладовой, а упомянуть об этом моей жене я могу и забыть.
- Это звучит невероятно. Люди нашего круга не могут себе представить такой образ жизни.
- Я имел возможность наблюдать последствия унаследованного богатства. Для среднего молодого человека это приговор бесперспективности и тоски. Оно уничтожает побуждение к любой деятельности. Человек больше ничего не должен делать, и поэтому не делает. А если попытается, то потерпит фиаско в девяти случаях из десяти. Вы в данный момент даёте мне сильнейший стимул к труду, какой я когда-либо имел в своей жизни.
Она не могла удержаться от улыбки. - "Ланни, вы ангел! Если бы я верила в них, то была бы уверена, что вы были посланы нам с небес".
- Я планирую сейчас приобрести эти три небесных существа. Они херувимы, которые, я верю, занимают высший ранг в их иерархии. Но у них нет пальто, и я не могу себе их представить при ноябрьской погоде в Берлине.
X
Заморский ангел рассказал Труди о своем визите к вдовствующей баронессе. Этим он сумел на несколько минут развлечь её. Он отметил, что цена картины вряд ли может быть меньше, чем сто тысяч марок. А если это так, то при продаже он заработает для товарищей несколько тысяч. Вопрос был, как он сможет передать их?
Труди ничего не смогла придумать, кроме того варианта, которым они только что воспользовались. Она дала ему название перекрёстка недалеко от своего собственного дома, чтобы она могла без проблем бывать там в полдень каждый день. "Я в это время буду ходить за покупками", - сказала она ему. - "Единственное, что может мне помешать, это болезнь. В этом случае я напишу, что не смогу выслать рисунки".
Ланни заявил со всей серьёзностью: "Если вы заболеете в день, когда я принесу крупную сумму денег для вас, для дела это будет большой неприятностью. Поэтому вы должны следить за своим здоровьем для пользы дела".
- Я сделаю все возможное, Ланни.
- В нашу сделку я включаю условие: вы берете обязательство, из полученных денег покупать один литр молока в день и выпивать его до капли самостоятельно. Ваш вид показывает, что вы в этом нуждаетесь. Рассматривайте это, как предписание врача.
"Ладно", - кротко сказала она. Затем, после паузы добавила: "Когда вы увидите меня на улице, не заговаривайте со мной, а глядите, куда я иду, потом берите автомобиль и следуйте за мной, через пару кварталов остановитесь. Я буду идти по правой стороне улицы, и буду нести пакет. Если я несу его в левой руке, это означает, что всё в порядке. Но если я носу его в правой руке, это означает, что что-то не так. И вы будете ездить вокруг квартала, пока пакет не окажется на сгибе левой руки".
" Sehr Klug !" - сказал он со смешком. - "А теперь еще одно: предположим, что я смогу получить для вас достаточно крупные суммы денег, как вы сможете их использовать?"
- Что вы имеете в виду под крупной суммой?
- Сто тысяч марок.
"Herrgott!" - воскликнула она. - "Я никогда не думала ни о чём подобном!"
- Не так легко тратить большие суммы, не привлекая внимания. Вы используете деньги сами, или передаёте их другим?
- В основном передаю другим.
- А эти другие не будут любопытствовать, откуда вы их взяли?
- Конечно, но они понимают, что им нельзя спрашивать.
- Они, несомненно, помнят, что вы меня знаете. А не подумают ли они обо мне, как о возможном источнике?
- Нет, они читали о вас в нацистской прессе. Они скорее подумают о семье Робинов.
- Сколько денег вы можете эффективно использовать в настоящее время?
- Я не ожидала такого вопроса. Два или три тысячи марок за раз, я думаю.
- И как часто?
- Мы могли бы их тратить каждый месяц, если бы они у нас были.
"Ладно", - сказал он, - "вот кое-что для начала". Он достал из кармана пакет с несколькими тысячами марок и сунул ей в руку. "Не сделайте ошибку, и не тратьте всё сразу", - предупредил он. - "Трата денег бросается в глаза, и чем больше сумма, тем больше риска. Я не хотел бы стать причиной глотка содержимого из этого флакона".