Люди собирались вокруг неё, желая помочь ей в этом. А она была щедрой, потому что это был самый простой способ. Ей не нравились мрачные или тревожные лица в своём окружении. Она направляла деньги в банк на счета Бьюти и Ланни, и если она видела, что те пытаются экономить, то говорила: "Это ещё зачем?" Жизнь с или около дочери Дж. Парамаунта Барнса напоминала жизнь на борту одного из тех старинных судов с полным парусным вооружением - мокрый шкот и отрытое море, быстрый ветер наполняет белые шуршащие паруса и гнёт высокие мачты !
II
Саарский плебисцит был проведен в январе. Девяносто процентов жителей проголосовали в пользу возвращения в Германию. Район был всегда немецким, и, несомненно, результаты голосования получились бы такими же и без колоссальной пропагандистской кампании, которую провели нацисты. Но нацистам нравились такие кампании, они были образом жизни нацистов и стали опытом для других кампаний, которые были запланированы везде вдоль границ Германии. Там были не только речи, музыка и марши, но также бойкот торговцев и террор оппонентов хулиганами из Немецкого фронта в коричневых рубашках, вооруженными револьверами, кинжалами и резиновыми дубинками.
Как только результаты выборов были объявлены, у нацистов были подготовлены свои "дни и ночи длинных ножей", и поэтому большая часть французского населения взяла то, что смогла унести, и бежала. Многие прибыли на Ривьеру, потому что тут было теплее. Поэтому она считалась более приятным местом, где можно было голодать. Многие из них были левых убеждений, и долго они не голодали, услыхав о замечательной американской семье с сыном и наследником, у которого было мягкое сердце, и кто просто купался в деньгах, будучи женат на одной из самых богатых наследниц в мире. Поэтому в Бьенвеню по почте поступало множество писем с просьбой о помощи с душераздирающими подробностями. Просящие подходили к воротам, и, когда слышали, что молодого хозяина нет дома, уходили, включая свою смекалку, чтобы выработать способы, как его поймать.
Существовало нечто вроде любительской секретной службы, следящей за семьёй Бэдд, и все красные и розовые точно представляли себе ситуацию. Мать была легкомысленной и глупой женщиной, в то время как у жены были реакционные и даже фашистские убеждения. Эти двое охраняли место, как драконы, и сказали всем слугам не пропускать чужих через ворота. Поймать Ланни возможность была, когда он выезжал в город. Тогда можно воспользоваться шансом и рассказать ему горестную историю, а он не мог сказать: Нет. Другой способ контакта был через Рауля Пальма, директора École des Travailleurs du Midi . Так было с теми приезжими, кто обратился в школу за работой в качестве преподавателей. Они её получили, однако, с небольшой заработной платой. Ланни давал деньги своему испанскому другу, но всегда с условием: "Пожалуйста, сделай вид, что ты получил эти деньги в другом месте".
III
Пришло письмо от Рика, говорящее: "Я видел джентльмена, которого я надеюсь заинтересовать вашими картинами, и думаю, что сделка состоится". А затем второе сообщение: "Сделка с картинами ОК, и я верю, что вы останетесь довольны". Через неделю или чуть позже стали порциями публиковаться документы, день за днем, и они произвели потрясающую сенсацию. Сын баронета писал об этом свободно, как бы он это делал, если бы он ничего не знал об этом деле заранее. Были парламентские запросы - и невнятные ответы о том, что правительство приняло их во внимание. Английское правительство всегда было достойно, невозмутимо и долготерпеливо, когда хотело. Появился в употреблении новый термин для государственных и должностных лиц, которые избегали ссориться с нацистами. Их называли "умиротворителями", и нацисты быстро выяснили, кто они, и сделали соответствующие выводы. Джесс Блэклесс указал племяннику на тот факт, что те, кто больше всего боялись вызвать недовольство нацистов, являлись, теми, кто меньше всего боялся не угодить Советам.
Ланни получил лондонские газеты, и вырезки из них послал отцу. "Всё выглядит подлинным", - писал он, - "и должно помочь тебе продать свои товары, когда они будут готовы". Робби ответил: "Отличная работа, и если бы я был уверен в подлинности, я бы отправил Йоханнеса прямо сейчас. Направляй мне всё, подобное этому, что найдёшь. Кроме того, спроси своего жирного дружка об этом в следующий раз, когда его увидишь!" Рамсей Макдональд, все еще державшийся в качестве премьер-министра, выступил с протестом против перевооружения Германии. Рамсей выступал против многих зол, предполагая, что это было равносильно их отмене. В ответ Гитлер выступил с речью, рассказывая, какими миролюбивыми были намерения его правительства. И все умиротворители сказали: "Вот видите, как из него делали страшилище!" Уикторп сказал Рику, что Даунинг-стрит, британский МИД, сделал серьёзные представления Вильгельмштрассе, германскому МИДу, и Вильгельмштрассе оперативно объявил документы сфальсифицированными. Его светлость добавил, что был склонен согласиться с этим, а Рик был в положении, что не смог возразить. Среди прочего Рик отправил Ланни вырезку из левой лондонской газеты, в которой говорилось, что, если когда-нибудь вскроется правда об этих документах, то обнаружится, что к их подготовке приложили руку производители самолётов за пределами Германии. Рик поставил несколько восклицательных знаков на полях этой вырезки, а Ланни Бэдд, сын начинающего производителя самолетов, не смог не оценить юмора.
Кроме того, пришло одно из тех незамысловато выглядящих посланий из Берлина. "Мюллер" выразила ему благодарность за разумное использование ее эскизов, и пообещала сделать еще больше. Ланни знал, что распространение английских газет было по-прежнему разрешено в Германии, и хотя эти особо опасные номера, без сомнения, были конфискованы, детали стали известны как нацистам, так и их противникам. Средь тьмы интриг, которые охватили Европу, Отпускай хлеб твой по водам - те маленькие крохи истины, какие удалось собрать, - и поинтересуйтесь, был ли Проповедник прав, и найдёте ли их когда-нибудь снова, и где, и когда, и как.
IV
Шла дипломатическая игра в шахматы с континентом Европы в качестве доски. Новый и очень сложный вид шахмат, в которых фигуры, вместо того, чтобы выстроиться на противоположных сторонах, были выкрашены каждая в свой цвет и играли в свою игру. Каждый король, ферзь, конь, ладья, даже самая маленькая пешка имели свою группу из старейших государственных деятелей, которые собирались вместе для консультаций, и после нескольких дней и, возможно, недель споров они делали ход. После чего вся ситуация на доске менялась, и государственные деятели всех других фигур сходились в спорах и в отчаянии, пока какая-то другая группа не делала ответный ход, вызывая сразу крики протеста и новые консультации во всех остальных шахматных канцеляриях.
Великобритания и Франция были партнерами в игре, но каждый испытывал жадность и подозрительность в отношении другого. Англия была готова разрешить Германии окрепнуть, чтобы не дать Франции стать слишком сильной. А Франция обратилась к России, которую она ненавидела, пытаясь выработать соглашение по совместной обороне против большей опасности. Гитлер и Муссолини, два выскочки, испытывающие ревность друг к другу, были готовы нарушить все правила игры, чтобы ухватить что-нибудь для себя. Пьер Лаваль, только что вернувшийся из поездки в Москву, отправился в Рим, где готовил сделку с Муссолини о взаимной помощи в ответ на "односторонние действия" Германии по перевооружению. Между тем министр иностранных дел Великобритании напросился на приглашение в Мюнхен для того, чтобы вести переговоры с Гитлером по условиям, на которых Британия могла бы предоставить ему разрешение на перевооружение. Тогда, конечно, это перевооружение не было бы "односторонними действиями"!
Таково было состояние дел на шестнадцатое марта, когда Гитлер одним из своих резких движений, к которым к своему ужасу Европа привыкла, опрокинул шахматную доску континента, объявив призыв и всеобщую воинскую повинность в Германии. Численность армии, которая была ограничена Версальским договором до ста тысяч человек, будет увеличена до пятисот тысяч. В то же время он обратился к немецкому народу с одним из своих ярких манифестов, в котором Ланни Бэдд как бы услышал его несдержанный и грубый голос. Десятитысячный раз "Ади" осудил беспредел Версальского диктата. Десятитысячный раз он повторил историю, которую сам выдумал и которой научил немецкий народ, что союзники обещали в Версале разоружиться. Десятитысячный раз он сделал заявление о мирных и честных намерениях, которые ничего не стоят, а принесут ему и его партии несколько армейских корпусов:
"В этот час перед немецким народом и перед всем миром немецкое правительство возобновляет свои гарантии никогда не переходить пределы обеспечения безопасности немецкой чести и свободы рейха, и особенно не намерено перевооружать Германию, создавая инструмент для военного нападения, а, наоборот, исключительно для обороны и, таким образом, для поддержания мира. Таким образом, правительство Германского рейха выражает уверенную надежду, что немецкий народ, снова вернувший свое доброе имя, может быть удостоен чести внести в независимом равенстве вклад в умиротворение мира при свободном и открытом сотрудничестве с другими странами и их правительствами".
V
Множество людей думало, что Адольф Гитлер Шикльгрубер был душевнобольным. На этом зиждились все их разговоры и письменные высказывания. Когда об этом друзья спрашивали Ланни, он отвечал, что это вопрос терминологии. Если Ади был сумасшедшим, то был чрезвычайно хитрым сумасшедшим. Он узнал о британском обычае уик-эндов, и поэтому сделал правилом объявлять о своих наглых шагах по субботам. Никто из британских государственных деятелей в этот день не мог принять меры, и каждому британскому государственному деятелю оставалось в воскресенье весь день только молиться, размышляя над ужасами войны и приводя себя в состояние ответственности. Ади понял, что они не будут предпринимать никаких действий, хотя будут угрожать и бахвалиться. Конечно, это нужно делать, чтобы быть переизбранными. Какое-то время Ланни Бэдд был введен в заблуждение, думая, что будет исполнен Версальский договор, единственный правовой инструмент, который имела бедная Европа. Французское правительство выступило с призывом к совместным действиям, и французские войска двинулись к границе с Германией. Британские либеральные и лейбористские газеты, которые читал Ланни, все требовали устранения этой невыносимой угрозы. Государственные деятели носились туда и сюда, как муравьи, чьи муравейники были разорены. Они спорили и ругались, делая громкие заявления. Французы обратились в Лигу Наций, чей долг быть на страже закона, а Лига созвала Совет, чтобы принять решение о линии поведения.
Ланни, оптимист, лелеял мечту, что нацизм, наконец, обуздают. Но его расстроило письмо, которое пришло от его английского друга, говорившее: "Что толку напрягаться по поводу немецкого перевооружения, зная, что оно идёт уже в течение многих лет? И не делай ошибку, ожидая каких-либо действий от наших государственных деятелей. Британский лев постарел и потерял почти все зубы".
Ланни не мог в это поверить, и жил в напряжении, которое угрожало его здоровью. Он сочинил длинное письмо Рику, в котором призывал его протестовать: "Бесполезно убеждать меня, убеждай Рамсея, худшего в мире словоблуда, убеждай Саймона, худшего в мире адвоката крючкотвора".
Сэр Джон Саймон, министр иностранных дел Великобритании, провел свою долгую жизнь, запутывая права собственности, и думал таким же образом запутать Гитлера. Или, во всяком случае, так Рик рассказывал про него. Крупные газеты тори были за "умиротворение", а они были газетами, откуда девять десятых британского народа брали свои идеи. Что касается Лиги, то она не препятствовала Японии захватить Маньчжурию, и никогда не собиралась препятствовать какой-либо прожорливой силе захватить то, что она могла захватить. Нацистский тигр выходил из своей клетки маленькими шагами, очень тихо, на мягких лапах, мурлыча самые красивые фразы о своём вкладе в умиротворение джунглей в свободном и открытом сотрудничестве с другими хищниками.
Ланни не мог отказаться от своей надежды. Как мог человек жить в мире, каким его изобразил Рик, в мире, управляемом мошенниками или дураками, или комбинацией из них обоих? Что-то должно быть сделано, и это заставляло Ланни быть недовольным собой. Здесь ему надо было наряжаться и помогать развлекать друзей своей жены. Вывозить ее на приёмы, чьим единственным отличием друг от друга была сумма денег, которая на них была истрачена. Обмениваться ничего не значащими словами с лицами, которые считались distingués , не потому, что они были мудрыми или добропорядочными, а потому, что они научились тратить свое богатство на высоко стилизованные формы одежды и поведения. Ланни пил чай, танцевал и прикусывал свой язык, когда возникали политические темы для разговора. Когда ему становилось в невмоготу, он уходил к себе в студию и колотил по клавишам так громко, чтобы разбудить призраков Марселя Дэтаза, который нарисовал картины, висевшие на стенах этой студии, и пра-пра-дяди Эли Бэдда, который подарил Ланни большинство замечательных книг, которые стояли на полках, занимавших остальное пространство стен.
Ирма пришла к пониманию, что вытащила странный билет в брачной лотерее. Она понимала, что он должен был выпустить пар, и не возмущалась оглушительными звуками, разносившимися по поместью. Но через час или два, когда она думала, что из него весь пар вышел, она появлялась в дверях студии, одетая в китайские шелковые одежды с великолепной вышивкой, плюс пара купальных тапочек, за рукой с прекрасной маленькой дочерью, только что отпраздновавшей свой пятый день рождения, пригласив всех аристократических детей Канн и Мыса Антиб. "Давай, Бетховен", - скажет она, или Шопен или Лист - то, что случайно угадает. И, конечно, Ланни не сможет устоять перед таким снисхождением. Он быстро оденет купальный костюм, и они помчатся к синему Средиземному морю, температура которого была такой, как надо, в это время года. Так, внук Бэддов забудет все зло мира и последует совету, данному Александру Македонскому:
Таиса, цвет любви, с тобой,
Возьми, что дарит тебе бог!
VI
Время от времени, в какой-нибудь газете или журнале, главным образом, левом и принимающем желаемое за действительное, Ланни натолкнётся на какое-нибудь сообщение о подпольном движении в нацистской Германии и большом успехе, которое оно достигло. И тогда внутри него что-то согреется, и на несколько часов в душе у него наступит глубокий внутренний мир. Он продиктовал письма и разослал фотографии картин, которые он рекомендовал своим клиентам, и к апрелю нашел покупателей на еще три произведения Геринга. Он начинал беспокоиться, не слыша ничего от своего коллеги-заговорщика. Но, наконец, пришло сообщение, похожее на другие: "Если вы увидите герра Шмидта, арт-дилера, скажите ему, что у меня есть еще несколько эскизов, которые, я надеюсь, его заинтересуют. Мюллер".
Ланни подготовил свою жену, рассказав ей о полученных заказах, и предложил поездку в Германию весной. Ирма, со своей стороны, подготовила более сложную программу. Ее мать во дворце Лонг-Айленда возмущалась, что ею пренебрегают, и что она не видела свою обожаемую внучку в течение почти года. Ирма боялась везти ребенка в Америку из-за страха похитителей. Но теперь они, оказалось, все были пойманы, и Ирма была не таким человеком, чтобы беспокоиться о чём-либо слишком долго. Она предложила: "Давай поедем и проведём там, по крайней мере, часть лета, и посмотрим, как Робби ладит со своей работой".
Они посетят Берлин, а затем отправятся морем из Бремена, или из Лондона, если Ланни захочет увидеть Рика. Они, конечно, поедут на автомобиле, и в то время, как они обсуждали, как ехать, через Париж или Вену, пришла открытка от Пьетро Корсатти, американца итальянского происхождения, который представлял нью-йоркскую газету в Риме. Они ничего не слышали от него в течение длительного времени, но никогда его не забудут из-за его роли в их браке. А теперь на обороте его открытки была цветная картинка, заманчиво показывающая голубое озеро, небольшой остров с огромным дворцом с красной крышей, увитый виноградными лозами, а за ним зеленые горы увенчанные снегом. Название острова было "Изола Белла" - Красивый Остров - и внизу "Пит" написал: "Ещё один большой трёп. Почему бы не приехать и не послушать?"
Ирма, которая редко читала газеты, не поняла, что это означало. Ланни объяснил, что в городе Стреза, на озере Лаго-Маджоре в итальянских Альпах, собрались государственные деятели Великобритании, Франции и Италии в стремлении согласовать программу, чтобы удержать Гитлера и заставить его вести себя, как следует. Предложение Пита зародило искру в душе любителя публициста. В течение многих лет он имел обыкновение украшать эти международные сборы своим легкомысленным присутствием. Он был знаком с большинством корреспондентов и некоторыми дипломатами, и ему было интересно видеть историю в развитии. Он сказал: "Уикторп, вероятно, будет там с британской делегацией". Ирма ответила: "Поехали!"
После споров, продолжавшихся полдня, они побросали свои вещи в сумки: и зимние, и летние вещи, потому что, в это время в Италии было тепло, но на альпийских перевалах лежал снег. Нет необходимости составлять детальные планы. Они будут свободны, как ветер, и в свое время дадут инструкции, по почте или телеграфом, что паковать, что делать с ребенком стоимостью двадцати три миллиона долларов и обслуживающим ее персоналом. Бьюти останется в Бьенвеню, еще не решив, что делать. Может быть, она поедет в Англию навестить Марджи, когда туда прибудут Ирма и Ланни. Такова была восхитительная жизнь богатых. Когда станет жарко, они поднимутся и переедут на север. Когда подуют холодные ветры, они снова вернутся на юг. Они были перелетными птицами, красивыми и элегантными перелетными птицами, для которых был создан современный мир.