– Сэр Валентин сделает так, как вы хотите, – сказал доктор, очевидно решившийся действовать как можно энергичнее, только бы спасти своего пациента. – Но вам, наверное, нужны будут свежие лошади? Антоний сейчас приготовит вам их. Потом вы говорили, что хотели бы взять с собой кого-нибудь из слуг сэра Валентина? Возьмите Антония, здесь в окрестности все его знают. А ты, Антоний, отправляйся седлать лошадей и пришли мне сюда Марию и Джона, пусть они помогут мне устроить нашего больного как можно удобнее в тайнике. Вы же, Мерриот, поезжайте прямо на север, как и говорили, мы же со своей стороны сделаем все, что можем, если вы нам обеспечите десять дней сроку.
Говоря это, доктор подошел к стене, отдернул один из ковров, висевших на ней, и открыл тайник.
Антоний, все время хмурившийся, пока доктор отдавал ему приказания, стоял в нерешительности и вопросительно смотрел на своего господина.
– Послушайте, святой отец… – заговорил вдруг сэр Валентин.
При этих словах Гель вздрогнул и внимательнее посмотрел на доктора; он понял, что видит перед собой переодетого католического монаха, очевидно тоже спасающегося от преследования королевы Елизаветы. По-видимому, он, однако, был настолько сведущ в медицине, что мог взять на себя лечение серьезной раны, полученной сэром Валентином.
– Теперь не время говорить и рассуждать, сын мой, – ответил монах. – Помните о тех, кого вы оставили во Франции, и пусть Антоний делает то, что я ему приказал.
– Ты слышал, Антоний? – заметил больной после минуты раздумья и колебания. – Приготовь лошадей.
– Трех, Антоний, – заметил Гель, который вдруг вспомнил, что драгоценное время уходит и терять его нельзя, – наших двух лошадей я могу оставить вам.
– Возьми с собой побольше денег, Антоний, – сказал больной.
– У меня есть деньги, сэр, – заметил Гель.
– Но все равно, Антоний тоже должен взять деньги, возьми половину того, что ты найдешь у меня в шкафу; остальные деньги пригодятся мне на дорогу во Францию, если только ваш сумасбродный план удастся.
– Я могу поручиться за то, что вы в скором времени очутитесь во Франции, – сказал Гель.
– Да, нам приходилось совершать этот путь даже тогда, когда опасности грозили нам со всех сторон, – заметил сэр Флитвуд, посматривая на монаха. – А теперь, Антоний, запомни еще, что я тебе скажу. В случае, если этому юноше удастся уйти от своих преследователей, ты проводишь его во Францию ко мне. И тогда, если нам суждено еще встретиться в этом мире, я сделаю все на свете, чтобы отблагодарить тебя, Гарри, за твою привязанность и самоотвержение. Конечно, я знаю, что этот дом, где я теперь нахожусь, будет конфискован и его отберут в казну, но ты сам видишь, Гарри, что я совершенно забросил свои здешние имения, в доме у меня теперь только трое слуг, тогда как раньше их было несколько десятков. Но зато все это время я заботился о том, чтобы устроиться как можно лучше во Франции, и если ты приедешь туда, Гарри, тебе не придется больше никогда испытывать нужды.
– Вы обо мне не думайте, сэр Валентин, – сказал Гель, – думайте только о себе, а пока я прощусь с вами и пойду помочь Антонию седлать лошадей, мы и так уже потеряли много времени.
Но сэр Валентин непременно хотел обнять своего спасителя и попросил молодого человека наклониться к нему. Когда тот исполнил его просьбу и поцеловал его, на глаза раненого навернулись слезы. Затем Гель обернулся к монаху, чтобы проститься и с ним. Тот молча подошел к стулу, на котором висел длинный черный плащ, снял его и подал Гелю со словами:
– Возьмите этот плащ, он принадлежит сэру Валентину и больше подходит к той роли, которую вы собираетесь играть. А теперь Бог да благословит вас.
Не теряя ни минуты времени, Гель быстро вышел из комнаты и поспешил в конюшню, где Антоний уже седлал лошадей. Он предложил ему заменить его в этом деле, с тем чтобы тот пошел и запасся нужными деньгами.
Антоний быстро исполнил его приказание и несколько минут спустя уже опять очутился в конюшне, где и стал помогать Гелю, внимательно выслушивая его поучения относительно того, что он должен делать, когда появятся гонцы королевы.
Когда лошади были оседланы, Гель быстро вскочил на одну из них, остальных двух он привязал к воротам, чтобы они были наготове; затем он поехал навстречу капитану Боттлю, чтобы уговориться с ним, как действовать дальше. Старик выслушал его очень внимательно, вполне согласился с его планом и, когда при свете фонаря, принесенного Антонием, увидел превращение, происшедшее в наружности Геля, не мог не выразить ему своего одобрения. – А что же этот старик, он, кажется, пуританин, едет тоже с нами? – спросил Боттль вполголоса. – Не особенно веселое общество, нечего сказать, вероятно, всю дорогу он будет проповедовать о том, что следует умерщвлять свою плоть, и мне придется сдерживаться, чтобы не всадить ему шпагу в горло. Однако что это такое? Я слышу вдали топот копыт. Прислушайтесь-ка!
Гель ясно услышал действительно топот копыт по деревянному мосту, пересекавшему большую дорогу, ведущую из Лондона.
– Неужели это наши преследователи? – шепотом спросил Гель. – Они едут очень медленно.
– Но кто же, кроме них, может ехать теперь в такой поздний час? – ответил Боттль. – Они ведь думают, что им незачем торопиться, их жертва не уйдет от них.
– Однако куда это запропастился Антоний? – воскликнул Гель. – Без его фонаря, который он унес с собой, все пропало. Мне важно, чтобы они видели мое лицо. Я въеду опять во двор и посмотрю, где он.
– Да они, по-видимому, не торопятся. Послушайте: вот они остановились теперь в самом городке и, очевидно, расспрашивают, как проехать во Флитвуд.
– Да, вероятно, это нам и на руку, там они узнают про рану сэра Валентина.
Оба собеседника замолчали и стали прислушиваться, сердца их бились невольно сильнее, чем всегда. Гель испытывал теперь почти то же чувство, как перед представлением "Гамлета".
– Вот они поехали дальше! – воскликнул наконец Гель сквозь стиснутые зубы. – Ах этот негодный Антоний, где он?
– Тише, вот он идет.
Антоний действительно спешил к ним, он тоже услышал топот копыт и поэтому значительно ускорил шаги.
– Скорее в седло! – крикнул ему Гель. – А теперь прошу меня слушаться и делать то, что я приказываю.
Говоря это, Гель медленно выехал на улицу; все трое остановились неподвижно около самых ворот, Антоний держал в руках фонарь, так что свет его падал прямо на лицо Мерриота. Они напряженно прислушивались к все приближающемуся шуму копыт. Где-то вдали часы пробили восемь, и затем ясно послышался голос одного из всадников, тихо говорившего что-то своим спутникам.
– Пора! – воскликнул Гель, и они выехали дальше на дорогу, которая в этом месте была очень широка. Они повернули направо, как бы собираясь ехать по направлению к Лондону. Стоило им проехать еще несколько шагов, и они столкнулись бы лицом к лицу с ехавшими всадниками, но Гель, как будто только что заметив их, вдруг сразу осадил лошадь. Антоний, как бы для того чтобы лучше рассмотреть этих всадников, высоко поднял свой фонарь, так что вся фигура Геля была ярко освещена, а лицо его еще оставалось в тени. Гель наклонился вперед, приняв характерную позу сэра Валентина, и сделал вид, будто зорко всматривается в окружающую его темноту. Сначала всадники тоже остановились как бы в удивлении; затем один из них внятно произнес: "Добрый вечер, сэр Валентин!"
Гель шепотом быстро отдал приказание своим спутникам. Антоний сейчас же круто повернул в другую сторону и поехал в северном направлении. Гель последовал за ним в сопровождении Боттля. Как только Гель убедился в том, что Кит следует за ним, он велел ехать как можно скорее, и секунду спустя все трое неслись бешеным галопом, как будто за ними гнался сам дьявол.
– Остановитесь, приказываю вам именем королевы! – крикнул за ними тот же голос, который они только что перед тем слышали.
– Убирайся к черту, Роджер Барнет! – крикнул вдруг Кит Боттль, к немалому изумлению Геля.
– Ты знаешь его? – спросил он, продолжая мчаться вперед.
– Да, я знаю его, от него нечего ждать пощады, он хуже всякой ищейки. Слышите, как он ругается: его пистолет, вероятно, дал осечку. Вот теперь они понеслись за нами; очевидно, вся свора направилась по нашим следам.
– Слава богу, – воскликнул Гель, – теперь сэр Валентин в безопасности! Итак, охота началась, пять дней они должны гнаться за нами, не теряя нас из виду. Ах, черт возьми, фонарь Антония погас, надеюсь, что ты, старик, и без него найдешь дорогу.
Глава VII. Мисс Анна Хезльхёрст
Не только Антоний, но и лошади его знали прекрасно дорогу и в темноте быстро неслись вперед. В скором времени направо от них показался лес, а налево парк. Погони уже не было больше слышно. Гель, зная, что лошади его свежее, чем у неприятеля, решил больше не гнать их и дать им отдохнуть, тем более что именно теперь надо было увлечь его как можно дальше от Флитвуда, так как только в таком случае он будет безостановочно преследовать их и не станет останавливаться, чтобы предупреждать местные власти о том, что они должны задержать беглецов. Во что бы то ни стало надо было теперь увлечь преследователей за пределы Флитвуда, а там всегда можно было найти время отдохнуть самим и дать отдохнуть лошадям, не подвергаясь риску быть пойманными.
– Расскажи-ка мне теперь про этого Барнета, – сказал Гель, обращаясь к Киту и пуская лошадей почти шагом, чтобы лучше слышать отдаленный гул копыт, свидетельствовавший о том, что преследователи все еще гонятся по их следам.
– Барнет – сыщик не только по ремеслу, но и по самой своей сути, – сказал Кит Боттль, – я знаю его уже давно, мы лет пятнадцать тому назад служили вместе с ним под начальством сэра Френсиса Вальсингама. Мы вместе с ним выследили тогда нескольких государственных изменников.
– Так, значит, Барнет – человек опытный. Уверен ли ты в том, что он будет преследовать свою добычу до конца?
– Да, конечно, ведь для него вся суть жизни в этом, он гордится своим ремеслом, гордится тем, что никогда еще ни одна жертва не ушла от него. И действительно, насколько я знаю, ему всегда все удавалось, за исключением одного случая, когда я подставил ему ногу, вот тогда-то мы и поссорились с ним. Когда сэр Френсис Вальсингам умер, мы все еще оставались на службе, и я могу засвидетельствовать о том, что нам недурно жилось в то время; аресты происходили на каждом шагу, мы могли обвинить человека в каких угодно преступлениях, нам дана была полная власть сажать кого хотим в тюрьму. Нечего и говорить о том, что большинство старалось откупиться от нас деньгами; кому это не удавалось, тому приходилось очень плохо. Однажды я поссорился с Барнетом при дележе денег, которые мы получили от одного лорда, арестованного нами вследствие доноса на него другого лорда, давно враждовавшего с ним. Видя, что силой я ничего не добьюсь от Барнета, я решился прибегнуть к хитрости: я взял выкуп с этого лорда и ночью тихонько выпустил его на свободу. Трудно описать ярость Барнета, когда он узнал о штуке, которую я сыграл с ним. Так как он обладал большими связями и мог повредить моей карьере, то мне и пришлось вскоре после этого оставить службу в тайной полиции и идти в солдаты.
– Смотри, старина, чтобы тебе не пришлось расплачиваться за старое на этот раз, если ему удастся захватить нас, – сказал Гель.
– Я знаю только одно, – ответил Кит Боттль, – он теперь ни за что не бросит погони за нами, так как узнал, что я принадлежу к тем, за кем он гонится. Он будет рад отомстить мне за прошлое. Весьма возможно, что он даже подозревает, что именно я-то и предупредил сэра Валентина о грозящей ему опасности. Во всяком случае, он убедился теперь в том, что я хочу помочь государственному преступнику уйти от правосудия, и поэтому я сам являюсь таким же преступником. Воображаю, как приятно было бы Барнету привезти меня в Лондон как своего пленника. Теперь, когда он уже напал на след, он ни за что не оставит его, пока есть хоть малейшая надежда поймать нас.
Старый Антоний ехал все время молча впереди, не проронив ни единого слова. Гель обернулся к своим спутникам и сказал им:
– Господа, пожалуйста, не забывайте теперь, что я – сэр Валентин, но в то же время старайтесь сделать вид, что хотите скрыть этот факт от других. Поэтому называйте меня каким угодно другим именем и только изредка, как бы по ошибке, можете называть меня сэром Валентином. Это еще больше убедит всех, что я и на самом деле сэр Валентин и только прикидываюсь другим человеком.
– Уста мои принуждены будут лгать, но пусть эта ложь падет на вашу голову, – проворчал Антоний довольно громко.
– Прекрасно, беру на себя ответственность, – спокойно возразил Гель, а Кит Боттль прибавил:
– Чтобы ответственность эта была не слишком велика, часть ее беру на себя. Так-то, старый ворчун и трус!
Антоний проворчал еще что-то сквозь зубы, затем поехал опять молча вперед. Они ехали долго по горам и долинам, проезжая деревушку за деревушкой, то шагом, то быстро как молния. Они все время слышали за собой топот копыт и знали, что преследователи не отстают от них. Они проехали так целый час, то есть сделали около пяти миль, и были уже близко от Стивенеджа, как вдруг Антоний заметил:
– Нам навстречу кто-то едет, сэр.
– Да, я слышу, – ответил Гель. – Кто это может ехать так поздно ночью? Надеюсь, что эти поздние путники не задержат нас.
Барнет со своими людьми ехал в полумиле от них, очевидно, он щадил лошадей, чтобы потом сразу напасть на них врасплох.
Малейшая остановка в пути могла теперь испортить весь план Геля, и поэтому он тревожно всматривался в ехавших им навстречу людей, которые двигались довольно быстро; передовой всадник держал в руках фонарь. Когда они поравнялись, все поехали гуськом, так как в этом месте приходилось ехать чуть ли не по тропинке; как только передний всадник поравнялся с Антонием и заглянул ему в лицо, он вдруг воскликнул с удивлением, оборачиваясь назад к кому-то:
– Ведь это дворецкий сэра Валентина, Антоний Ундергиль!
– Добрый вечер, Дикон, дай нам дорогу, – угрюмо проворчал Антоний, так как всадник вдруг повернул лошадь так, что загородил собой всю тропинку.
– Что это, никак твой господин? – спросил он, вглядываясь в Геля, который подъехал теперь к Антонию и заслонил его собой.
– А тебе что за дело? – крикнул Гель сердито.
– Это дело касается меня, – произнес вдруг голос, страшно поразивший Геля, так как он, очевидно, принадлежал женщине. – Это вы, сэр Валентин?
– А кому это интересно знать, позвольте спросить? – довольно вежливо произнес Гель.
– Мне, Анне Хезльхёрст, – ответил быстро женский голос, и говорившая выступила вперед.
Хезльхёрст? Гель стал припоминать, где он слышал недавно это имя.
– Это вы, сэр Валентин? – повторил нетерпеливо тот же голос.
– Я не отрицаю этого, – ответил Гель.
– Так вот вам, убийца моего брата! – И, говоря это, женская фигура приблизилась вплотную к нему и ударила его изо всей силы плашмя своим мечом по лицу. При этом движении капюшон, покрывавший ее голову, откинулся немного назад, и Гель в эту минуту вспомнил, что Хезльхёрстом звали дворянина, с которым сражался сэр Валентин, и сообразил, что женское лицо, мелькнувшее перед его глазами, принадлежало той таинственной девушке, которая очаровала его в роковой вечер первого представления "Гамлета".
Глава VIII. Не женщина, а дьявол
– Ну а теперь все вперед, на него! – крикнула мисс Хезльхёрст, отступая в сторону, чтобы дать место людям, следовавшим за нею. Они пробовали броситься вперед, но, так как тропинка была очень узка, они смешались все в одну кучу и мешали один другому. Но человек, державший фонарь, увидел при свете его, где находится Мерриот, и схватил под уздцы его лошадь. Гель ударил его по руке одним из пистолетов, который у него был еще даже не заряжен; окружавшие его люди сразу подались назад.
– Сударыня, – крикнул он далеко не ласково, – позвольте узнать, что вам надо от меня?
– Я хочу помешать вашему бегству, – ответила она. – Представители правосудия что-то замешкались, и вы, пожалуй, уйдете от них.
Гель, помня только о погоне, от которой они спасались, в первую минуту очень удивился тому, откуда она может знать о только что происшедшем во Флитвуде, и поэтому резко спросил:
– Почему я должен непременно попасть в руки правосудия?
– Потому что вы убили моего брата.
– Разве ваш брат умер? – спросил он с удивлением.
– Я только что похоронила его, – ответила она.
Из ее слов Гель понял, что брат ее умер уже два дня назад, то есть в самый день поединка. По всей вероятности, известие о его смерти дошло до его сестры довольно поздно, так как только накануне она присутствовала на представлении "Гамлета". Этим объяснилось теперь внезапное ее исчезновение во время самого представления. По всей вероятности, известие о смерти брата было доставлено ей в театр, и она сейчас же уехала домой.
На одну секунду Гель невольно задумался о странном стечении обстоятельств, благодаря которым состоялась вдруг эта неожиданная встреча на пустынной проезжей дороге с незнакомкой, которою он любовался накануне в театре в Лондоне. Но сейчас же топот копыт, извещавший о приближении Барнета и его людей, привел его в себя. Ему не хотелось уезжать и покидать эту девушку, но, во всяком случае, он был вынужден это сделать, хотя бы для этого ему пришлось сразиться с ее людьми.
Антоний продолжал молча стоять рядом с Мерриотом. Кит Боттль поместился сейчас же за ними, но так, что голова его лошади была повернута в том направлении, откуда должен был показаться Барнет, он вынул свои пистолеты и обнажил уже меч.
– Сударыня, – решительно заявил Гель, – я не убивал вашего брата, и поэтому, пожалуйста, пропустите меня, я тороплюсь.
– Как? – воскликнула она. – Значит, вы сейчас солгали мне, говоря, что вы и есть сэр Валентин?
Конечно, Гель не мог сообщить ей, что он не тот, за кого она его принимает; без сомнения, она не поверила бы ему, да к тому же это нисколько не изменило бы дела. С другой стороны, если бы она даже поверила ему, она приложила бы все старания, чтобы удалось задержать настоящего сэра Валентина, она поехала бы во Флитвуд, встретилась бы на дороге с Барнетом и заставила бы его вернуться назад и арестовать сэра Валентина. Оставалось одно – предоставить ей думать, что она имеет дело с настоящим сэром Валентином, и постараться уйти от нее поскорее. При встрече с Барнетом она наверное расскажет ему все, как было, и этим только еще больше утвердит его во мнении, что он идет по верному следу.
– Сударыня, – продолжал Гель спокойно, – я не отрицаю того, что я сэр Валентин, но уверяю вас, что я не убивал вашего брата. А теперь желаю вам покойной ночи и трогаюсь дальше в путь. – Говоря это, он пришпорил свою лошадь и хотел ехать дальше.
– Возьмите его! – крикнула она своим людям. – Вы дорого заплатите мне, если дадите ему уйти.
Угроза эта возымела должное действие. Слуги ее окружили Геля со всех сторон и стали так теснить его лошадь, что она поднялась на дыбы, стараясь выбраться из окружавшей ее толпы.
– Прочь, негодные твари! – крикнул Гель, размахивая изо всех сил мечом.