* * *
Перед тем, как баевским партизанам двинуться на соединение с отрядом Игната Громова, Булыгин зашёл в сельсовет, отдал последние распоряжения Парамонову, Губанову и Фёдорову.
- Баево должно быть центром всех восставших сёл. Ты, Андрей Иваныч, должен создать здесь оборону. Беляки будут двигаться сюда, собирай людей, рой окопы, но до села врага не допускай - сожгут и с мужиками расправятся. К тебе будут идти от нас приказы, а ты как военный комиссар волости доставляй их другим и требуй исполнения. За порядок отвечаешь головой. Понятно?
- Так точно!
- А ты, Федот Никитич, - обратился Булыгин к Фёдорову, - как комиссар нашего отряда бери с собой двух партизан и езжай с ними по сёлам. Подымай народ на восстание, устанавливай всюду советскую власть.
Фёдоров утвердительно кивнул головой.
- На том пока и прощайте. Ждите вестей, сами обо всём доносите.
Булыгин пожал руки товарищам и вышел из сельсовета. Вскоре эскадрон в пятьдесят конников покинул Баево и направился в сторону города Камня. Женщины провожали партизан до самой околицы.
Военные комиссары продолжали заседать. После двухчасового совещания на свет появился следующий документ:
"ПРОГРАММА
Баевского военного комиссариата для всеобщей народной организации… И августа 1919 года.
Баевский военный комиссариат, принимая во внимание настоящий момент, постановил преподать нижеследующее:
1) В каждом селении избрать народного комиссара и к нему помощника для проведения в жизнь всех поручений Баевского военного комиссариата.
2) На комиссаров возлагается: объединить всех товарищей селения для всестороннего поддержания советской власти, иметь постоянную связь селения с селением через нарочных верховых, где также настаивать на немедленной организации для той же защиты. Комиссары должны всеми силами стараться и сделать созыв всех товарищей для сдачи в комиссариат всего имеющегося у населения разного рода оружия, пороха, патронов, пуль, свинца и олова. Иметь строгое наблюдение за изменниками и по обнаружении доставлять их в Баевский военный комиссариат. Грабежей, насилий и присвоения чужой собственности ни в коем случае не допускать. Уличённых в этом доставлять комиссариату.
3) Немедленно организовать в каждом селении сельскую военную вооружённую охрану, которая должна следить неотступно, чтобы селению не грозила никакая опасность. В случае малейшей опасности немедленно посылать в Баевский военный комиссариат или же в ближайшее селение за помощью.
4) При всех обстоятельствах самосудов не допускать.
5) Немедленно взять всех солдат на учёт до 45-летнего возраста, кои должны в любой момент выступить на защиту революции.
Баевский военный комиссар Парамонов.
Помощник комиссара Губанов".
С этой программой выехали в сёла волости Федот Фёдоров и два партизана. Обсуждали её на сходках бурно. О том, что этот первый документ возымел своё действие, Андрей Иванович почувствовал уже на другой день. В Баево на взмыленной лошади прискакал гонец из села Ситниково, совсем ещё парнишка - без шапки, с красной ленточкой на груди. Вбежав в помещение комиссариата, он крикнул:
- До вас пакет. Ух, что у нас делается! Вся деревня как есть бунтует!
- Бунтует? - хитро сощурился Парамонов, распечатывая пакет. - Врёшь, поди?
- Ей-богу, не вру! Все всполошились, с оружием ходят. Говорят: Колчака к чёртовой бабушке! Да прочитай, там всё как есть написано, - ткнул пальцем в пакет парнишка.
Парамонов вытащил из конверта клочок бумажки, на котором старательно было выведено: "Ситниковская сельская управа доносит о том, что программа от 12 августа 1919 года сего числа получена.
Староста Е. Соло.
Секретарь Гордеев".
- Ничего тут такого, о чём ты говорил, не написано, - заметил Парамонов.
- Ничего?.. Как же так, - разочарованно проговорил парнишка, стараясь заглянуть в донесение. - Эх ты, никак забыли. А говорили - скачи скорее, тут всё написано.
- Постой, постой! - вдруг нахмурил брови Парамонов. - Эт-то что такое? Староста Е. Соло… Это почему староста? Нет больше старост, и земских управ нет. Есть советская власть и военные комиссары.
Парнишка растерялся, захлопал длинными белёсыми ресницами.
- Гони быстрей назад! - грозно прикрикнул Парамонов. - Передай, что я тебе сказал: есть только одна власть - советская…
13 августа прибыл гонец из Плотавы, доставил удостоверение от военного комиссара Пустовалова: "Дано сие Баевскому отряду, - говорилось в нём, - в том, что по приезде этого отряда произошла полная организация всего селения с присоединением к советской власти и выбором Плотавского военного комиссара Ефима Фроловича Пустовалова и его помощника Ивана Фёдоровича Шапкина при полном порядке и спокойствии, что и удостоверяем".
Ещё не успел Парамонов отпустить гонца из Плотавы, как доставили донесение от самого Фёдорова: "Нижне-Паева присоединилась к общей организации Против Временного Правительства. Все подписались к приговору, как и у нас. И всеобщим приговором постановили: отблагодарить и проводили нас до ворот. Верх-Паева занята нашим отрядом в три часа".
Рано утром 14 августа по улице Баево протарахтела телега и остановилась у комиссариата. С неё спрыгнул высокий, крепкий ещё старик, снял с десяток винтовок, связанных вместе волосяной верёвкой, внёс их в помещение и положил на стол перед Парамоновым.
- Леньковские вам согласно программы своё почтение и подарок прислали, - сказал он. - И пакет вот…
Парамонов торопливо разорвал пакет. Военный комиссар Деревянко писал. "Настоящим извещаю, что село Леньки для борьбы с Временным Правительством сорганизовано и в настоящий момент усиленно приступило к организации селений, расположенных в окрестности с. Леньков. О дальнейших результатах будет вам сообщаться дополнительно по возвращении лиц, уехавших организовывать".
Андрей Иванович облегчённо вздохнул, лицо расплылось в довольной улыбке. "Ну, слава богу, - подумал он, - поднимаются деревни. А то боялся, когда выбирали военным комиссаром, что Баево одно-одинешенько останется. Теперь уж не страшно, восстание разрастается, и Баево становится центром выступивших против Колчака сёл".
* * *
Эскадрон Николая Булыгина, пополненный по пути за счёт добровольцев села Прослауха, встретился с отрядом Игната Громова на заимке Захара Трунтова, человека зажиточного, но действовавшего вместе с партизанами под фамилией "Воронов". Сюда же прибыли выделенные из Усть-Мосихинского отряда сто самых лучших, хорошо вооружённых конников. На совещании было решено объединить для совместных действий все три отряда в один, образовать Главный военно-революционный штаб Алтайской губернии. Партизаны единодушно избрали начальником штаба Игната Владимировича Громова, секретарём Николая Булыгина. Громов предложил немедленно двинуться походом на Камень. Сразу же разгорелись страсти. Несколько членов штаба выступили против.
- Ты что, Игнатий, очумел? - кричал Воронов (Трунтов). - Захотел отряд погубить. Кто тебе дал на это право, кто?.. Нет, мы на эти фокусы не согласны. Нет, нет!
- Не пойдём. Выбрали тебя начальником штаба, так думаешь дурить позволим? - поддержали Воронова другие.
Громов сидел спокойный, слушал молча. И от этого Воронов ещё больше горячился:
- Да ты знаешь, какой гарнизон в Камне стоит?.. Нас, как козявку, раздавит и пикнуть не даст. Город нам не взять! А если возьмём - не удержать!
- Знаю, - заметил Громов. - Белых в гарнизоне около пятисот человек, да ещё милиция…
- Вот, вот! - перебил его Воронов. - А ты наступать. Какой у нас отряд-то?!.
- Отряд, правда, небольшой и тот весь с собой брать не буду. Часть в резерве останется. А так как ты паникуешь, то и останешься с резервом на заимке.
Этого Воронов не ожидал. Как же это так, его, Захара, причислили к паникёрам и не хотят с собой брать! И он, заикаясь от волнения, заговорил:
- Не имеешь п-права, товарищ Громов, меня здесь оставлять. Я готов за советскую власть кровь пролить. А что выступал против похода, так это из предосторожности…
Игнат Владимирович улыбнулся.
- Значит, возражений против наступления на Камень нет. Оснований паниковать - тоже. Наших сто партизан стоят всего гарнизона белых. В городе рабочие выступят, поддержат. Удержим ли Камень?.. Пожалуй, что нет. Но взять его хоть на час очень важно. Покажем свою силу, крестьяне это почувствуют и пойдут за нами. А это уже победа.
На сторону Громова встали Николай Булыгин, Василий Коновалов, Кузьма Бантюков, Фёдор Колядо, Степан Топтыгин, исполнявший в отряде должность "паспортиста", и другие. Воронов и поддерживающие его партизаны больше не возражали.
Выступать решили через двое суток в ночь на 7 августа. На заимке закипела работа. Ремонтировалось и чистилось оружие, сбруя, подгонялись сёдла. Из деревней везли пустые гильзы, баббит, свинец - заряжали патроны, кой у кого из фронтовиков оказались гранаты.
Гномов отправил в Камень Проню Поставнеза с письмом к Ивану Коржаеву: "Выступаю на Камень. Огонь открою в 2 часа ночи семнадцатого. Подготовь рабочих. Достань через Ипатова пароль белых на это число. Наш пароль: "Ты Фома, я Ерёма". До встречи! Игнат".
Поставнев вернулся на другой день, привёз от начальника колчаковской милиции капитана Ипатова пароль и записку: "Прошу разрешения присоединиться к партизанскому отряду. Кажется, меня стали подозревать". Коржаев сообщал, что рабочий отряд будет готов. Навстречу вышлет информаторов.
16 августа партизаны отдыхали, готовясь к схватке с врагом. Собравшись кучками, они вели мирные беседы или потихоньку пели песни, ими же сочинённые. Кое-кто ухитрялся спать.
Громов ещё и ещё раз продумывал план наступления. Под вечер собрал командиров боевых групп, рассказал о плане и дал каждому задание:
- Бантюкову приказываю занять тюрьму и освободить политических. Группе Коновалова выбить белых из винокурорского дома, Булыгину поручаю взять почту, отряду Колядо уничтожить охранный отряд врага. Сам с группой буду наступать на пристань, надо захватить пароходы. Связь держать через посыльных.
Задания немедленно были сообщены каждому партизану. И сразу же не стало того благодушного настроения, какое у них было час назад. Люди как-то сами по себе подтянулись, на лицах появилась суровая сосредоточенность. Громов, глядя на них, думал: "Каждый на уме держит: останусь ли завтра живым? Да, поход рискованный и трудный! Но иначе нельзя…" Однако Игнат Владимирович не услышал ни ропота, ни проявления недовольства, и это вселило веру в благополучный исход похода.
С наступлением темноты отряд в 123 конника выехал с заимки и направился по дороге на Камень.
Луна ныряла из облака в облако, пыль клубилась под копытами коней. Изредка брякнет о седло винтовка или клинок. Ни огонька папироски, ни разговоров.
Громов всю дорогу ждал: вот-вот появятся посланные Иваном Коржаевым информаторы, но впереди уже замаячили редкие городские огни, а их всё нет и нет. Не случилось ли чего?..
Игнатом Владимировичем овладело беспокойство.
Так их и не дождались. Потом узнали, что информаторы были задержаны белогвардейским патрулём и арестованы.
Два часа ночи… На востоке вспыхнула звезда и упала, оставив в небе длинный яркий след.
- Вперёд! - скомандовал Громов.
Лошади перешли на галоп. Застучали копыта по утрамбованной улице города:
- Пароль? - окликнул белогвардейский патруль.
Со свистом разрезают воздух сабли, и патрульные падают под копыта лошадей.
Грохают первые выстрелы. Отряд разбивается на боевые группы. Кони уносят их к тюрьме, почте, к винокуровскому дому - штабу белых. Громов с десятком партизан скачет к пристани. Стрельба усиливается, плотнеет. Где, кто и куда стреляет - ничего не поймёшь.
Знакомы улицы, знакомы переулки, знаком каждый покосившийся забор.
Недалеко от пристани навстречу двигалась большая группа людей. Партизаны остановились. Илья Чеукин шепнул:
- Товарищ Громов, слышите: разговаривают не по-русски.
Громов прислушался. "Да, разговаривают на чужом языке. Может, чехи прибыли?" - подумал он и тихо скомандовал:
- Прячься за заплот!
Партизаны укрылись за высокую изгородь. Когда колонна иностранцев поравнялась с партизанами, Громов резко бросил: "А ну, гранатами!" Через заплот полетели гранаты. Взрывы ослепили людей, разбросали их в разные стороны. Крики, стоны… Оставшиеся в живых побежали к пристани, стреляя в воздух из винтовок. Чеукин перепрыгнул через забор и приволок перепуганного насмерть солдата.
- Кто такой? - спросил Громов, наставляя на него наган.
- Пан… пан… легион, - залепетал солдат.
Громов с трудом разобрал, что говорит пленный. Оказывается, случилось то, чего он не мог предвидеть, разрабатывая план наступления. В двенадцать часов ночи, за два часа до подхода партизан к городу, в Камень на двух пароходах прибыл белопольский легион. "Всё пропало, погибнет наш отряд, - мелькнула в голове Игната Владимировича страшная мысль. - Надо, пока ещё не поздно, отступать". Одного из партизан он отправил в боевые группы с приказом об отходе, с остальными вышел наглазную улицу. Навстречу снова поляки.
- Пароль?
- Вера и отечество, растак вашу!.. - кричит Проня Поставнев и, размахнувшись, с силой бросает гранату в самую гущу поляков.
Легионеры бегут, отстреливаясь на ходу. Пули свистят, взбивают пыль вокруг партизан. Все залегли, только Проня Поставнев, стоя, посылает пулю за пулей в убегающих поляков. Но вдруг он качнулся, схватился за грудь и рухнул на дорогу.
- Убили! - вскрикивает Павлушин, партизан из Усть-Мосихи, бросается к Поставневу и начинает его тормошить.
Партизаны торопливо отступают к школе. Недалеко от неё залегают в бывшей каменоломне.
Четыре часа утра. Светает. Лёгкий ветерок наносит запах порохового дыма. С гребня видно всё, что делается на близлежащих улицах. На них суматоха. Куда-то бегут пешие белогвардейцы, скачут верховые, размахивая саблями, проносятся лошади без всадников. Стрельба во всех концах города. Только здесь, у школы, безлюдно. Вдруг на улицу высыпала толпа людей в штатской одежде, но с винтовками. "Наши!" - обрадовался Громов.
Это был Кузьма Бантюков со своей группой и освобождёнными из тюрьмы политическими заключёнными. Оружие они захватили в архиерейском доме.
Из ближнего переулка наперерез им устремляются белогвардейцы. По дальней улице в тыл заходит ещё одна группа. "Окружают, - подумал Громов, - кольцо замыкают". Подал команду:
- Огонь!
Партизаны дали дружный залп. В наступающих по переулку рядах упало несколько человек, остальные смешались, залегли. Залегли и партизаны Кузьмы Бантюкова. Началась перестрелка…
Так прошло может десять, может двадцать минут. Увлечённые боем партизаны группы Игната Громова не заметили, как позади них появилась группа белогвардейцев. Пробравшись между домами, они бросили несколько гранат. Одна разорвалась прямо в цепи партизан. Павлушин вскрикнул и перевалился на спину. Чеукину выбило осколком глаз. Громов бросил ответную гранату. Взрыв - и белогвардейцы упали на землю мёртвыми.
- Игнат Влади…мыч, послушай, - позвал Павлушин.
Громов подполз к нему.
- Отступать… не могу, - прерывисто, тяжело заговорил Павлушин. - Всё равно смерть… Пристрелите… прошу. Только не к белым…
- Да ты что выдумал, Павлушин, - укоризненно заметил Игнат Владимирович. - Ползи к школе, там спрячешься.
Павлушин повернулся на бок и, превозмогая боль, медленно пополз. Когда он был уже у самой школы, из ворот вышел учитель, бережно поднял его на руки и понёс во двор.
Группа Бантюкова опрокинула белых и кинулась мимо школы, уходя за город. Группа Громова прикрывала отступающих. Белые не преследовали. Только кое-где стреляли по отступающим с чердаков домов.
Далеко от города партизаны сделали привал. Попадав в мягкую, прохладную от росы траву, они отдыхали перед дальнейшим отходом на Ярки, мрачно переговаривались.
- Прав я был, Игнат, пустой оказалась затея, - ворчал Захар Воронов. - Смазали салом пятки и ходу…
- Ещё неизвестно, пустая ли, - ответил ему Громов. - Цыплят по осени считают.
- Ну, ну!..
Солнце поднялось над горизонтом, щедро разбросав по земле тёплые лучи. Воздух был напоен ароматом луговых трав. Заложив руки под голову, Громов смотрел на голубое, без единого облачка, небо и думал всё об одном и том же: "Принесёт ли поход на Камень ожидаемые результаты. Поднимутся ли на помощь крестьяне?"
- Гляди-ка, Игнат Владимирович, что это такое? - перебил его мысли один из партизан.