Наступила дождливая осень. Граф вновь стал реже бывать в Санлисе. Но муки его возрастали с каждым днем, и он знал, что, пока на Анне королевская корона, пока она не отойдет от государственных дел, он не дерзнет нарушить ее честь. Он понимал, что королева-вдова и мать короля имела право на строгое поведение, дабы не запятнать память о своем супруге. Граф Рауль пытался утешить себя тем, что он, потомок Карла Великого, не менее могуществен, чем король Франции, что все короли Капетинги искали дружбы с графами Крепи из Валуа, что вот и теперь один из Каролингов, его сын, служит короне и Франции. Однако и такие доводы не помогали и не позволяли графу Раулю де Крепи совершить, как ему казалось, неблагородный поступок. И у графа Рауля появилось душевное недомогание, с коим он не знал, как справиться, однако знал избавление от него.
И однажды утром он проснулся чуть свет в непривычном для себя возбуждении, скоро собрался в путь и приехал в Санлис якобы осмотреть храм и прикинуть, что нужно для окончания работ. Еще он хотел посоветоваться с Анной, какие статуи, какую церковную утварь закупить для храма. С тем граф и появился перед Анной в ее замке. Однако он не успел и слова вымолвить, войдя в гостевой зал, как Анна с тревогой спросила:
- Дорогой граф, что с вами? Вы нездоровы? Вам не надо было приезжать в такую погоду.
- Да, я нездоров, моя королева, - ответил тот с грустью. - Но лекарство от моей болезни мне недоступно.
- Ну, полно, граф. Вы богатый и почитаемый человек. Только прикажите, и вам доставят любое лекарство. - Анна хорошо понимала, о каком "лекарстве" они ведут речь, но делала вид, что ни о чем не догадывается. - А хотите, я пошлю в Париж человека и он найдет то, что вам нужно.
- Да нет же, нет того лекарства не свете, как только здесь, в Санлисе. Лишь вы, моя королева, способны излечить меня, лишь вы! - крикнул граф в исступлении. - Господи, я отдал бы за то лекарство все свое богатство, саму жизнь!
Анна ничего не ответила на откровение графа Рауля. Она только с печалью посмотрела на него, потому как не могла да и не имела права ответить ему взаимностью.
Но воспаленному уму графа этот взгляд показался презрительным. Он повернулся и стремительно покинул покои королевы. И вскоре Анна услышала, как по каменным плитам дробью процокали конские копыта. Почему-то Анну охватил страх. Но она не понимала его причины. И чтобы хоть как-то найти эту причину, она отправилась на половину Анастасии. Ее судьбоносица читала "Историю Руси", написанную императором Византии Константином Багрянородным. Сей список с оригинала был прислан из Киева через год после кончины Ярослава Мудрого. Анастасия встала от фолианта и сказала, опередив Анну:
- Ты, матушка Ярославна, страдаешь оттого, что умчал граф Рауль. Не страдай и не мучай себя, сердешная. Он уже нашел средство избавления от хвори.
- О чем ты говоришь, Настена! Ведь я тоже полюбила его! Я сохну по нему сердцем и душой! И вдовьему сиротству моему пришел конец. Генрих простит меня! - вскричала возбужденная Анна.
- Все ведомо мне, Ярослава. И давай присядем и поговорим о том, что таится за окоемом.
Анастасия взяла Анну за локоть и привела ее к креслу, стоявшему близ камина, в коем ярко горели дрова. Усадив Анну, ясновидица опустилась рядом в кресло.
- Погрейся, матушка, и растает лед, который таится в глубинах души еще с кончины незабвенного Генриха. И все будет хорошо, и ты придешь к тому, что начертано судьбой. - Анастасия сама протянула руки к огню.
Глядя на нее, и Анна сделала то же самое. Тепло камина было животворным. Оно наполняло Анну, и она, не ведая того, сама излучала тепло, кое в прежние годы до кончины Генриха никогда не угасало в ее душе. Сидевшая рядом Анастасия видела преображение Анны и радовалась за нее. Она знала, что теперь Анна без сожаления и стенаний расстанется с королевской короной, освободит себя от пут, мешающих ей безоглядно служить любимому человеку. "Что уж там, от судьбы не уйдешь. Как было начертано ей исполнить три лебединые песни, так и будет", - с облегчением подумала Анастасия и блаженно закрыла глаза, зная, что теперь Анна даже не попросит ее заглядывать за окоем.
Глава двадцать девятая. Похищение в Санлисе
Дождливой и ветреной ноябрьской ночью в королевском замке Санлиса произошло событие, кое привело в смятение и страх всех его обитателей. Из неприступной крепости, каким считался королевский замок, исчезла вдовствующая королева Анна. Замок стоял на высоком холме, за такой же высокой каменной стеной, окруженной глубоким рвом, наполненным зеленой водой. С внешним миром жителей связывал лишь подъемный мост. За крепостными стенами с двух сторон к замку прижимался городок Санлис, с третьей стороны подступал клин леса, а с четвертой - лежало просторное Королевское поле, на котором ближе к дальнему лесу поднялись новые здания монастыря, храм и стены. Из городка, если смотреть на замок, виднелась лишь крутая черепичная крыша замка да крона высокого, в эту пору с темно-коричневой неопавшей листвой дуба. Казалось, что в замок и птица не пролетит незамеченной, и малый зверь не проникнет за стены, и насекомое не проползет под воротами мимо бдительных стражников, вооруженных мечами и алебардами.
Однако произошло то, чего никогда во Франции, как во времена Каролингов, так и во времена Капетингов, не случалось. А в королевском замке ничто не предвещало разбоя или какого-либо другого дерзкого выпада со стороны влиятельных сеньоров, живущих близко к землям Санлиса. В течение последней недели Анна лишь дважды покидала замок, чтобы побывать в монастыре на Королевском поле. Там она встречалась только с нунцием из Рима, святым отцом Урсием. В Санлисе он появился давно как посланец папы римского Льва Девятого и вот уже более десяти лет исполнял папскую волю, держа под неусыпным надзором церковное устроение округа. Никаких других встреч у королевы не было. Никто ей не угрожал, не предупреждал об опасности. Сама Анна знала, что у нее нет врагов в государстве. И вот королева исчезла из своего замка. Вечером, перед тем как отправить младшего сына Гуго спать, мать наказала ему:
- Завтра, сынок, мы пойдем с тобой в храм к причастию и будем слушать мессу в честь чтимого Францией святого Августина. Как проснешься, приходи ко мне.
- Хорошо, мама, - ответил Гуго.
Для мальчика посещение церкви было праздником. И на другой день он проснулся чуть свет, оделся без чьей-либо помощи и пробрался к спальне матери. Он знал, что еще не время идти в церковь, но ему так хотелось побыть возле своей любимой матушки! И потому он спешил. Вот и покой сенных девушек перед спальней королевы. В нем всегда находились Малаша и недавно поступившая на службу к королеве молоденькая баронесса Жозефина, дочь барона Карла Норберта, прослужившего многие годы близ короля Генриха. Их, однако, в покое не оказалось. Гуго даже удивился, потому как прежде подобного не случалось. Принц поспешил к двери спальни, прислонился к ней, надеясь услышать в покое матушки голоса. Но там было тихо, и Гуго, приоткрыв дверь, заглянул в спальню. Кровать матери стояла в алькове, и Гуго не мог видеть, там ли матушка. Ему стало страшно, потому как и такого никогда не бывало. Сколько он помнил, матушка всегда встречала его. Он крался к постели на цыпочках и приоткрыл балдахин дрожащей рукой. Постель была пуста и холодна. Маленький принц понял, что произошло какое-то несчастье, и, не в силах закричать, с глазами, полными ужаса, убежал из спальни. Он мчался в свою спальню с одним желанием спрятаться там. Но на пути у него возник старый королевский маршал Роблен де Убальд, который доживал свои годы при королеве. Он остановил Гуго.
- Принц, тебе не пристало так бегать, - строго сказал Убальд, но, увидев на лице мальчика страх, спросил: - Что тебя испугало, дитя?
- Мама, мама! - И Гуго потянул Роблена за руку. - Ее нет в спальне, и никого там нет!
Страх мальчика отозвался и в Убальде. Старый маршал поспешил за ним. У маршала мелькнула мысль, что королеве плохо. Не встретив никого в прихожей, он крикнул:
- Жозефина, Малаша, где вы?
Никто не отозвался, и Убальд вошел в спальню. Осмотрев ее, он подумал, что Анна встала раньше времени и ушла с сенными девицами куда-нибудь на прогулку. Но все-таки громко спросил:
- Государыня, вы здесь?
Снова молчание. Убальд постоял в раздумье, глядя на Гуго, погладил его по голове и сказал ему:
- Тебе не надо бояться за матушку, принц. Сегодня день святого Августина, и она ушла помолиться в капеллу.
Старый маршал повел Гуго из спальни в капеллу, коя находилась на дворе замка. Спускаясь по лестнице, он увидел мажордома Карла Норберта.
- Карл, ты не видел королеву? - спросил он.
- Но она должна быть в постели, - ответил Норберт.
- В спальне ее нет, мы оттуда. И Жозефины твоей нет, Малаши тоже. Не ушли ли они помолиться?
- Но из замка еще никто не выходил через главную дверь. - Норберт поспешил к двери, увидел старого слугу: - Изембарт, государыня не выходила?
- Нет, сир, - ответил тот.
- Мы все-таки сходим в капеллу, - сказал Убальд Норберту, - а ты пошли слуг и служанок осмотреть все покои замка. Может, королева у боярыни Анастасии или в покое у дочери Эммы.
Убальд и Гуго вышли из замка и под моросящим дождем прошли к капелле, куда в это время в карете подъехал нунций Урсий. Когда он с помощью служителя вышел из кареты, Убальд спросил его:
- Святой отец, что привело вас в замок так рано?
- Сын мой, ты забыл, что сегодня день святого Августина? Потому в храме кюре Минь исполнит торжественную мессу. Я приехал напомнить о том королеве.
Убальд молча направился к капелле. Урсий последовал за ним.
- Сын мой, ты с печалью на лице. Чем озабочен? - спросил нунций.
- Сильно озабочен, святой отец. Мы ищем королеву.
Жесткий и властный папский нунций Урсий остановил маршала, спросил строго:
- Что с королевой? Где она?
- Мы ищем ее, а где она, пока не знаем. Может быть, здесь, в капелле, молится, - ответил Убальд.
Он вошел в капеллу, ведя за руку Гуго. В ней было холодно, тихо и пусто. Лишь перед распятием Иисуса Христа горела лампада.
- Матушки здесь нет, - срывающимся голосом произнес Гуго.
Войдя в капеллу, Урсий гневно сказал:
- Я требую от вас правды: почему вы ищете королеву?
- Ее нет в спальне, и мы подумали, что она молится здесь, - ответил Убальд, еще надеясь, что королева уже нашлась в замке.
- Но кто-нибудь видел ее сегодня: слуги, придворные, наконец, мажордом Норберт?
- Карл и слуга-привратник сказали, что не видели.
- А не покинула она замок вчера? - спросил Урсий.
- Нет-нет. Вчера матушка укладывала меня спать и рассказывала сказки, - отозвался Гуго.
Нунций прошелся по капелле и, выйдя из нее, направился в замок. Убальд и Гуго последовали за ним. В замке уже собрались все его обитатели. Не было лишь королевы, ее фаворитки и сенных девиц. Не было и юного короля, который три дня назад уехал в Париж, чтобы там принять участие в праздновании дня святого Августина. Карл Норберт, увидев вошедших, поспешил к ним.
- Святой отец, мы в отчаянии: королевы и ее фаворитки в замке нет. Мы обыскали все залы и покои.
- Помилуй мня, Боже! - воскликнул Урсий. - А где же те люди, кои стояли при королеве? Где стражи? - Он еще больше побледнел, на худом морщинистом лице гневно сверкали лишь черные глаза. И он закричал: - Почему они не знают, где королева?
У папского нунция Урсия были основания гневаться и упрекать обитателей замка за исчезновение королевы. Он искренне переживал за судьбу государыни Франции. Он помнил, что из всех королев до нее только она заслужила высокую честь, любовь, уважение и почитание папского двора и самого папы римского. Это он, нунций Урсий, пять лет назад читал в храмах грамоту папы Николая Второго, в коей владыка католической церкви восхвалял ее за многие добродетели во имя Франции и святой веры.
- Те, кто стояли при королеве, тоже пропали, - ответил Норберт. - Боярыня Анастасия и служанки Малаша и Жозефина, моя дочь.
Барон Карл Норберт понимал, что нунций Урсий прав, что надо искать королеву и ее людей. Но Карл понял главное: Урсий намерен взять в свои руки власть над обитателями замка и заставить их подчиниться ему. И это Норберта устраивало. Уж если папский нунций берет на себя ответственность за поиски, то он своего добьется, счел Карл. Сам он пребывал в растерянности, потому как переживал не только за королеву, но и за свою дочь.
- Все ли обитатели замка здесь? - спросил Урсий Норберта.
- Нет. Есть еще воины, стражи у ворот, конюхи, псари, скотники, прачки, кухарки, повара. И помните, святой отец, все мы готовы исполнить каждое ваше повеление. Мы все перевернем в округе, но найдем королеву!
- Хорошо. Слушай же внимательно, сын мой. И ты, маршал Убальд, внимай. Из замка никого не выпускать. Кто появится близ замка, впускать и даже брать силой. Теперь же отправляйте людей на поиски. Как отправите, придите сюда, будем держать совет.
Вскоре Карл собрал воинов, слуг, работных людей, конюхов и прочих и наказал им:
- Осматривайте все: подвалы, сараи, службы, конюшню, скотные.
Пока Норберт распоряжался и сам отлучался на поиски королевы, нунций Урсий погрузился в размышления, отнюдь не радостные. Он считал, что исчезновение первой дамы королевства - это не только беда королевского дома, но и угроза благополучию государства, и скорее всего со стороны графского дома Валуа, от потомков Карла Великого. А разве он, папский нунций, не может потерять свое место? При дворе короля Генриха ему жилось очень хорошо и покойно. В Санлисе всегда царила благодать. Не изменилась его жизнь и при юном Филиппе, при его матушке. Наконец, по убеждению Урсия, мир, царящий во Франции, - это тоже заслуга вдовствующей королевы. Это она усмирила таких дерзких магнатов, как граф Бодуэн Фландрский, нынешний регент короля, как граф Рауль де Крепи из Валуа, не признающий никакой власти, кроме своей воли. И нунций Урсий с горечью подумал, что ежели с королевой случится беда и она исчезнет, то Франция вновь вступит на путь потрясений, войн и междоусобной брани.
Между тем в замок возвращались те, кто отправлялся на поиски королевы. Каждый из них подходил к мажордому или маршалу и тихо, с горестным выражением на лице сообщал, что поиски не увенчались успехом. Лишь два молодых стражника вернулись с добычей. Они привели старого слугу короля Генриха, Одарта, который прятался в надвратной башне. Карл Норберт спросил его:
- Зачем ты скрывался? Ты знаешь, где королева-мать?
- Не знаю. Я при королеве не стоял и только из милости ее обитаю в башне Августина. Я поклоняюсь тому святому и прошу отпустить меня на покаяние. - Глаза Одарта слезились, вид у него был жалкий, и он со страхом смотрел на Урсия.
Однако Урсий прочитал во взгляде Одарта не только страх, но и кое-что другое, затаенное. Нунций вспомнил, что за все эти годы Одарт никогда не проявлял желания получить у него благословение или прийти за отпущением грехов. И Урсий решил, что теперь настал миг потребовать от Одарта исповеди. Нунций не замедлил привлечь его к покаянию:
- Заблудший сын, тебе пора исповедаться. Иди за мной.
В глубине зала, расположенного за передней, виднелось серебряное распятие Иисуса Христа. Урсий подвел Одарта к нему и сказал:
- Встань на колени, заблудший.
Одарт еще не понимал, чего добивался от него нунций, но послушно опустился на колени, склонил голову перед распятием. Неожиданно Урсий опустился рядом и мягко сказал:
- Сын мой Одарт, в твоих руках честь Франции и судьба королевы. Если ты пребывал в надвратной башне, то видел, когда королева покинула замок. Не так ли?
- Искренне каюсь, святой отец, того не видел.
- Ложь и во спасение остается ложью. Сколько лет ты живешь в замке? - Голос Урсия терял мягкость, становился жестким и причинял старому Одарту боль.
- Я вырос в Санлисе и всю жизнь служил в замке.
- Тогда ты знаешь и то, что неведомо другим. Уверен, король Генрих поверял тебе тайны, о коих нам ныне нужно знать.
Одарт догадался, что хотел выведать у него папский нунций. Да, король Генрих доверял ему в прежние годы многое, когда Одарт был слугой короля. Но есть одна тайна, коя скреплена печатью крови. Одарт вспомнил, как он острым кинжалом пустил на левой ладони живую струйку крови, а Генрих приложил к ней печать и оставил знак там, где нужно. Но теперь Одарт пришел к мысли о том, что эта тайна задевает честь Франции, и если он откроет ее, то это поможет спасению королевы. Однако сам нунций ни в коем случае не должен знать о той тайне, потому как он не француз, а римлянин. И Одарт ответил нунцию не как прежний слуга короля, а как преданный сын Франции и слуга королевы. Он одолел религиозный страх перед слугой папы римского и сказал:
- Честь Франции и жизнь королевы для меня дороже моей жизни. И потому я не открою тебе тайны, святой отец.
- Как смеешь противиться воле Божьей, презренный?! - вспылил Урсий. - Говори пред ликом Спасителя все, что знаешь о тайнах королевского замка! - потребовал он.
- Нет и нет! Ты, святой отец, слуга Рима, но не Франции, и тебе не дано знать наших тайн, - проявил твердость старый слуга. Он верил, что ни молодой король, ни его канцлер-мать не осудят его за противостояние слуге Рима.
Нунций, однако, увидел в поведении Одарта попрание веры. Как смеет он скрывать от церкви то, что ей должно знать? Королева Франции пребывает под отеческой рукой наместника Иисуса Христа. Он отвечает пред ликом Господа Бога за ее жизнь и честь.
- Ты будешь судим, как противник преемника князя апостолов папы Николая Второго!
Урсий встал, подошел к Норберту и сказал:
- Возьми сего старика под стражу. Он знает тайну исчезновения королевы. Добудь от него правду через страдания плоти.
- Мы постараемся, святой отец, - ответил Норберт и распорядился, чтобы стражники увели Одарта в каземат.
В это время воины королевы привели монаха, и один из воинов обратился к Норберту:
- Сеньор, сей монах Одиборт ищет нунция. Говорит, что тому пора на мессу в монастырь.
- Пусть сам и скажет, нунций пред ним, - отмахнулся Норберт и ушел следом за стражниками, кои уводили Одарта.
Карл понял, что, ежели старый слуга что-то скрыл от папского нунция, значит, у него были на то основания. И теперь мажордому не терпелось потормошить Одарта, добыть от него тайну.
Стражники ввели старого слугу в подвал и упрятали в каменный каземат с железной решеткой вместо передней стены. Они еще не успели закрыть замок на двери, как появился Норберт. Он взял у стражников ключи, а их выпроводил. В нише перед казематом стоял стол и две скамьи. Норберт осмотрел их и открыл дверь каземата:
- Выходи, Одарт, тебе там не место.
Слуга вышел из каземата, Карл посадил его к столу, сам сел напротив.
- Ну, расскажи, отец, почему ты не поладил с нунцием?
Одарт положил на стол крупные узловатые руки, перевел дух и тихо повел речь: