Воеводы посмотрели на новгородца Лугошу. Он понял, чего от него ждут, как от старшего по возрасту. Ответил просто:
- Как отказаться от ночной сечи, ежели нам будет светить сама Божья благодать?!
- Сказано верно, - согласился Ярлем. - В лунном свете любой враг словно заяц на току.
- Нам ли искать легкий путь! - воскликнул пылкий Гаральд.
- В согласии и будем ждать ворогов. Но вот непременное для всех. Мы дадим передовой лавине печенегов перейти через Вету. А когда приблизятся к холмам, когда увязнут в болоте, мы и навалимся на них. Идите же к воинам и скажите о том тысяцким и сотским.
С тем воеводы и разошлись по своим дружинам.
Над Ветой все замерло: ни движения, ни звуков. Лишь шелест крыльев выпей и чибисов над поймой реки нарушал тишину. Вечерняя заря уже погасла. Только небо на закате солнца оставалось светлым. Когда же оно потемнело, а на востоке поднялась из-за окоема полная луна, с юга послышался ровный и нарастающий гул: орда приближалась.
В стане русичей все ожило. Воины поднялись в седле, обнажили мечи, изготовили щиты. Расчет князя Ярослава был всем ратникам понятен: лишь только печенеги начнут переправу через Вету, приблизятся к холмам и будут скованы в движении, валом скатиться на них с вершин холмов, смять первые ряды врага, погнать его обратно к реке в топь. У русичей были и простор для удали, и сила для натиска.
И вот печенеги показались. Они шли широко, дабы сразу на большом пространстве одолеть реку, о которой они, несомненно, знали. Степняки уже заполонили левый берег, и первые ряды конников спустились к воде и двинулись к правому берегу. Послышалось ржание лошадей - им хотелось пить - и яростные, гортанные крики воинов, погоняющих коней. У степняков в голосах ни страха, ни тревоги. Многие всадники уже одолели водный рубеж и угодили в топь низменного берега, кони начали вязнуть, задние воины погоняли передних, возникли шум, гвалт. На правом берегу становилось все теснее. Часть воинов, однако, выбралась из топи и приближалась к холмам. Но степняков близ них было еще мало, и Ярослав сдержал русичей, готовых ринуться в сечу. И совсем немного прошло времени, когда все пространство от Веты до холмов заполонили ордынцы. Медлить было уже опасно. С каждым мгновением у врага прибывали силы.
И прозвучал боевой рог и боевой клич великого князя:
- Во имя Господа Бога! Во имя Руси! Да не будет сраму с нами! - И он первым помчался с вершины холма навстречу врагу.
Над холмами загулял гром. И в сей же миг вся русская рать и две тысячи норманнов ринулись с холмов на печенегов. И никто из них не успел прийти в себя. Забыв обнажить сабли, печенеги в ужасе поворачивали коней и, давя друг друга, устремились к реке. Вслед им неслось: "Бей поганых! Бей!" Лунный свет заливал речную долину, и у русичей не было помех, дабы увидеть в ночи врага, догнать его и уничтожить. Ратники Ярослава, витязи Гаральда и Ярлема, новгородцы Лугоши настигали растерявшихся печенегов и разили их без сопротивления. Сверкали мечи, и падали под могучими ударами русичей и варягов степняки, падали их кони. Воины Ярослава пробивались на левый берег по трупам, словно через лесной завал.
Отважнее всех сражался принц Гаральд со своей сотней. Он добывал себе славу, чтобы принести ее к ногам своей принцессы Елизаветы. Гаральд первым поднялся на вражеский берег, ломился сквозь смятенных печенегов, чтобы найти их князя, сразиться с ним. "Мне нужна твоя голова, дикий кочевник!" - твердил Гаральд, нанося удары тяжелым мечом. Сотня Гаральда, словно мощный таран, пробивала дорогу к вождям орды, чтобы покончить с ними и сломить всякое сопротивление печенегов.
Было, однако, очевидно, что печенегские князья Родмон и Тенир потеряли над ордой власть. Родовые князья, находясь близ своих воинов, тоже были охвачены паническим страхом, потому как ночью никогда не бились с врагом, боясь ночных духов. Следом за варягами вклинились в печенежскую орду дружины Ярослава и Лугоши и уже били степняков на всем пространстве Веты, кое заполонили степняки.
За полночь Родмон и Темир сумели наладить сопротивление своих воинов. На рассвете они начали теснить правое крыло новгородцев, пошли на них большой силой. Воевода Лугоша понял, что его ратникам не сдержать натиск орды, и отправил воина просить Ярослава о помощи:
- Скажи батюшке, что тьма на нас навалилась.
И князь Ярослав был вынужден послать на помощь новгородцам запасную тысячу воинов. При этом он проворчал:
- Не помню, чтобы Лугоша пятился.
Сеча продолжалась. Родмон и Темир гнали и гнали воинов к Вете и за нее, но там они гибли, как в прорве, так и не сумев овладеть правым берегом, добраться до холмов. К утру Темир, как более опытный воевода, потребовал от старшего по чину князя Родмона вывести воинов из сечи:
- Если мы не уйдем от этого гиблого места, то погубим племена и орду. Нам нужен степной простор. Потому умоляю тебя, князь Родмон, ради наших детей и пока не все потеряно, отойти в степь. Мы сумеем оторваться от русов.
Молодой и гордый Родмон, получивший власть от отца всего год назад, заносчиво ответил:
- Как только взойдет солнце, я повергну русов и войду в Киев. Он будет мой!
Хвастливое заверение печенежского князя так и осталось пустыми словами. В рассветный час никто ни в стане печенегов, ни в лагере русичей не знал, что с правого тыла к ордынцам приближалась дружина воеводы Глеба Вышаты. Его воины падали на луки седел от усталости, а кони от тысячеверстного перехода утомились и спотыкались. Однако у всех нашлись силы ввязаться в сечу. Глеб Вышата во главе дозорной сотни, обнаружившей печенегов еще в степи, подобрался к ним по балкам и лощинам и налетел со спины. Дерзость русичей ошеломила печенегов. Они не знали, сколько воинов ударили сзади и где искать спасения. А когда все шесть тысяч ратников Глеба Вышаты напали на орду с тыла, в стане степняков вновь возникла паника, они оказались между молотом и наковальней. И почти не было уже обоюдной сечи, началось уничтожение степняков, дерзнувших захватить стольный град Руси. Печенеги были парализованы. Первыми покинули поле брани князья Родмон и Темир. Убегали, кто как мог, и родовые князья, оставляя своих родичей на погибель.
Над приднепровской степью взошло солнце, но там, где русские рати уничтожали полуокруженную орду печенегов, дневное светило не бросало своих лучей на землю, они рассеивалось в облаках густой пыли, поднятой конскими копытами. Орда повсеместно бросилась спасаться бегством. Ярослав, однако, отважился преследовать степняков, дабы наказать их за вероломство и нарушение мира. Окрыленные ночной победой, русичи настигали врага, их трупами устилали степь витязи Гаральда и Ярема. И еще тысячи печенегов погибли от мечей русских и варяжских богатырей.
"Великий князь Ярослав одержал победу, самую счастливую для отечества, сокрушив одним ударом силу лютейшего врагов его. Большая часть печенегов легла на месте; другие, гонимые раздраженным победителем, утонули в реках, немногие спаслись бегством; и Россия навсегда освободилась от их жестоких нападений", - сказано у Н. М. Карамзина в "Истории государства Российского".
Глава третья. Нашествие женихов
Был праздник Преображения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Во всех храмах Киева с утра до вечера шла служба. В Десятинном-Богородичном храме отслужили Божественную литургию и был молебен в честь победы русской рати над печенегами. Горожане молились, ликовали с того чaca, когда до Киева дошла весть о том, что русская рать повергла степняков, и теперь кияне с нетерпением ждали возвращения князя Ярослава с дружиной. Ведь всем хотелось знать, уцелели ли их отцы, братья, сыновья, женихи. Однако пройдет еще немало дней, когда русская рать вернется с доля брани.
Князь Ярослав задерживался в степи по многим причинам. Русичи продолжали гнать печенегов до Днепра. Это было трудно, потому как враги знали, что на берегу могучей реки их ждет полная погибель, знали, что им, конным, не справиться с прибрежным заграждением из скал и утесов. А без коня ни один печенег не мог бы одолеть бурную водную преграду. В отчаянии князья Родмон и Темир повернули своих воинов на русов, дабы прорваться-таки через их ряды и уйти в степи. Два могучих усмана помчались впереди своих воинов. Но им навстречу вырвались богатырь Глеб Вышата и отважный витязь принц Гаральд. Схватка была скоротечной. Дважды Вышата взмахнул мечом и с первого удара вышиб из рук Родмона саблю, а со второго поверг его на землю, ударив мечом плашмя. Тут же подлетели гридни Вышаты, заслонили Родмона от печенегов, спешивших выручить своего князя. И вокруг него завязалась упорная схватка.
- Да пошли вы прочь, дьяволы! Не отдадим мы вам князя! - кричал Глеб Вышата, отбивая с гриднями степняков Родмона.
Вскоре телохранители князя Родмона полегли близ него. А он открыл глаза и пришел в себя. Но это уже случилось тогда, когда Родмона связали по рукам и ногам сыромятными ремняии.
Упорнее бились Темир и Гаральд. Сильный печенег, казалось, вот-вот повергнет норманна. Но искуснее оказался Гаральд. Его меч сверкал как молния, и в тот миг, когда сабля Темира ударилась о сталь кольчуги на груди Гаральда, он снес голову печенежского воеводы.
Гибель одного князя и пленение другого вновь повергли врагов в панику, от которой они уже не могли оправиться, и на всем пространстве обратились в бегство. Той порой Гаральд соскочил с коня, схватил за волосы голову князя Темира, поднял ее и пошел навстречу приближающемуся Ярославу Мудрому.
- Великий князь, мы победили! Вот голова одного из двух презренных вождей. - И Гаральд бросил голову Темира под ноги коня Ярослава. Потом он показал рукой на отряд воинов, вскинувших мечи, и сказал: - Ты видишь, государь, там воеводой Вышатой повергнут их второй вождь.
- Спасибо за службу, принц! Вышате тоже спасибо! - ответил Ярослав и поскакал туда, где был пленен князь Родмон.
Дружины великого князя наконец прижали печенегов к скалистому берегу Днепра и там их добивали. Но часть кочевников все-таки сумела уйти на правом крыле в степь. Их уже не преследовали. И когда перед русской ратью открылся могучий Днепр, по его берегу бродили лишь одинокие кони. И только здесь Ярослав Мудрый понял, что русичи одолели печенегов, победили их и им уже долго не прийти в себя. Князь снял шлем, перекрестился и тихо произнес:
- Слава тебе, Господи. Ты не оставил нас своими заботами.
Возвращались в Киев дружины медленно. На всем пути, который прошли, преследуя врага, и там, где была первая сеча, воины хоронили павших, собирали оружие, ловили коней. И наконец, упоенные победой, сморенные усталостью, двинулись к Киеву.
Позади дружин русичи гнали сотни три плененных печенегов. Среди них были вождь орды князь Родмон и несколько мурз. Осмотрев полонян, великий князь решил, что в рабство он их не продаст, но за каждого потребует выкуп, а за князя столько же, сколько за всех вместе. В часы возвращения в Киев Ярослав думал о многом. В нем поселилась уверенность в том, что никакие беды теперь не прихлынут на Русь. Лишь днепровское половодье будет тревожить, а то и радовать глаз. Потому настало время возвеличения державы, и прежде всего - стольного града. Осталось только подумать, с чего начать преображение Киева. Жизнь, однако, подсказала сама, к чему раньше всего приложить руки. И еще в пути Ярослав обратился к воеводе Глебу Вышате, который ехал рядом с ним:
- Ты, Глебушка, не пойдешь больше в Тмутаракань. Нет в том нужды. И в Чернигове тебе не быть с дружиною. Веди ее в Киев.
- Где же мне стоять с воями? Во граде?
- Встанешь на Почайне, пока теплынь. Великое дело будем мы творить, Глебушка. Весь град на ноги подниму. Ну да об этом потом, пусть пока созреет… Задумке вызреть надо, - произнес князь, вновь окунувшись в свои замыслы.
Великий князь въезжал к Киев как победитель, как отец-радетель. И встречали его тому подобающе. Тысячи людей поспешили на южный шлях. Над городом плыл торжествующий, неумолкаемый звон колоколов. Священнослужители вышли навстречу дружинам с чудотворными иконами и хоругвями. Но первой поздравила Ярослава с победой его любимая дочь Анна. Она ускакала со своей товаркой Настеной далеко в степь, там встретила отца, подлетела к нему, осадила коня и поцеловала руку.
- Батюшка, с победой тебя! Ты победитель! - Глаза Анны сверкали, вся она сияла от счастья.
- Заслуга в том русичей и наших друзей варягов. - Он дотянулся рукой до головы дочери, погладил ее. - Ты уже в цвету, как яблонька. А где же наша матушка?
- Она рядом. Вон мчит ее колесница. - И Анна показала на четверку серых коней.
Вместе с великой княгиней Ярослава встречали дочь Елизавета, сыновья Изяслав, Святослав и Всеволод. Ирина плакала и улыбалась.
- Родимый батюшка, как ты отощал и черный, аки грач, - загоревала она, держась за стремя.
- Вот отмоюсь в бане да на твоем брашне нагуляю запас, буду как молодой конь, - пошутил Ярослав. Он сошел на землю и обнял княгиню. - Натерпелись тут страху, лебедушка…
- Некогда было, родимый, в страхе пребывать. Да и горожанам спасибо. Вселили они в меня дух веры, с Ольгиных времен хранимый.
- Сие верно. Кияне ее помнят и чтут. Под ее стягом и ты бы выстояла перед погаными.
Ярослав въехал в Киев под несмолкаемые крики тысяч россиян. Жаркий полдень оглашали возгласы: "Слава великому князю! Слава!"
- И вам слава, русичи отцы и матери, за то, что ваши родимые не щадили живота своего и сражались храбро!
Ярослав не спешил в терема, ему хотелось побыть среди горожан, посмотреть, как они подготовились защищать стольный град. К тому его побудила Анна.
- Батюшка, ты поднимись на стены и пройдись по ним. Тебе будет ведомо, с чем мы печенегов ждали.
- Батогов, что ли, на них приготовили?
- Да уж добрую справу нашли. - И Анна лукаво улыбнулась.
Великий князь внял совету дочери. Но, еще не поднявшись на стены, он увидел многое из того, что говорило о намерениях киевлян защищать стольный град так, как защищали его прадеды во времена святой Ольги. Внизу, у стен крепости, лежали бунты бревен, жердей, чурбаков. Все это должно было обрушиться на головы врагов, сбить их со стен, низвергнуть в ров. "Не в чем мне вас, кияне, упрекнуть", - мелькнуло у Ярослава, и он продолжал осматривать припасы. На луговинках он увидел множество котлов, корчаг, висевших на жердях и крюках. В них горожане думали варить смолу, кипятить воду - все для печенегов. Ярослав был доволен. А поднявшись на стену, ахнул от удивления. Там вдоль бойниц, насколько хватал глаз, лежали горы камней. И, как счел Ярослав, любой камень, брошенный со стены рукой женщины или старца, мог поразить врага.
- Славные мои дети, славные русичи, склоняю голову пред вами, - тихо произнес Ярослав.
- Батюшка, о чем ты там шепчешь? - спросила Анна.
- Все так, родимая, шепчу молитву в честь россиян. И эти каменные горы меня радуют.
- А это наши ученики из Десятинной школы да отроки городские наносили, - небрежно ответила Анна.
Ярослав посмотрел на дочь, взял ее за руку, провел по ладони:
- Догадываюсь, что и ты с Настеной от них не отставала.
Анна не отозвалась на замечание отца. Сказала с сожалением:
- Нам так и не удалось камешками потешиться. Сколько их теперь пропадет!
- Ох, Анна, ты меня удивляешь! Хвали Бога, что он не допустил ворогов к стольному граду! - горячо воскликнул Ярослав. - А камню найдется место…
- Ладно уж, тащим обратно на берег Днепра.
- Не серди меня, Аннушка, - строго проговорил Ярослав. - Я же говорю, что камню найдется место. - Он подвел Анну к бойнице и показал на возвышенность саженях в ста двадцати от старых стен: - Видишь этот холм? На нем и от него вправо и влево поднимается новая стена, она опояшет стольный град и будет каменной, а не деревянной. Теперь скажи: доброе место я нашел для вашей добычи?
- Очень доброе, батюшка.
- И еще стократно попрошу всех горожан добыть камня на стены. Но не только на них. На том шляхе, коим дружины вернулись в город, мы вознесем врата с храмом и назовем их в честь победы над печенегами Золотыми.
- Охо-хо, - по-взрослому вздохнула Анна, - многие лета утекут, пока поднимутся стены да врата с храмом.
- Ан нет! - горячо возразил Ярослав. - Через неделю мы заложим первый камень. И не улыбайся! А теперь нам пора в храм.
Воеводы, кои поднялись на стену вместе с Ярославом, прислушивались к разговору князя и княжны да переговаривались. Им все услышанное было в новину. Но никто не думал отрицать, что иные стены Киеву не нужны, и все готовы были таскать на них камни. Вот только после сна, после отдыха. На воевод навалилась многодневная усталость, напряжение битвы. Их ноги подкашивались. Но они пока держались. Ради победы они были готовы не только отстоять молебен, но и не спать ночь, провести ее за трапезой с хмельным и с былинными песнями, как во времена Владимира Красное Солнышко, отца князя Ярослава.
Лишь принц Гаральд пребывал в удрученном состоянии. Нет, не от усталости, а оттого, что княжна Елизавета не смотрела на него. Он ни на шаг не отступал от нее и всячески старался обратить на себя внимание. Он жаждал рассказать, как дрался с печенежским князем-усманом, как отсек ему голову и бросил ее под ноги великому князю. Но природная скромность мешала принцу хвалиться своими подвигами, и он, покорный воле судьбы, шел за княжной молча.
В этот час витязя Гаральда, влюбленного в Елизавету, понимала только юная Анна, которая также безуспешно добивалась внимания молодого сотского Яна Вышаты. Его сердце еще не замирало при виде красивых девиц. А княжну Анну он просто не замечал, а ежели и смотрел на нее, то как на пустое место. Анна злилась и шептала Настене:
- Он прямо каменный идол.
- Не сердись на него, нельзя слепых попрекать, - отвечала Настена. - Котенок и есть…
- Помогла бы прозреть, пожалела бы свою товарку, - горячилась Анна. - Подсказала бы, каково мне-то.
- Придет время, и прозреет, голубушка. И сердце вспыхнет, как береста. Да берегись тогда.
- Того не боюсь, - ответила Анна, и весь вид ее, гордый, отважный, говорил о том, что так и будет.
Настена это знала. Она даже видела, как это произойдет. Но не думала открывать Анне свое видение, не хотела подбрасывать хвороста в огонь.
В день Преображения Господня, вскоре же после богослужения, возликовал весельем весь Киев. Повелением великой княгини на теремном дворе и на площадях города торговые люди за счет княжеской казны выставили бочки с хмельными медами, брагами и пивом, привезли туши баранов и быков, вынесли короба с хлебами. Горожане разводили костры, готовили обильную трапезу. И первым на площади Десятинного храма подошел к столу великий князь. Ему подали кубок. Он же сказал громкое слово своему любезному народу:
- Нам теперь, русичи, жить вольно многие лета. Враг растоптан, и в наших пределах ему вовеки не быть! Слава россиянам! - И Ярослав осушил свой кубок.
- Слава ратникам! Слава великому князю! - прозвучало над площадью.