Встреча старых боевых соратников была трогательной. Румянцев от радости даже прослезился. Семьдесят лет ему исполнилось. От прежней воинской выправки ничего не осталось. Годы сгорбили его, ходил он медленно, по-стариковски.
- Я ещё своим ходом на Днепр хожу, краснопёрок ловлю, - похвалился он. - Но ты всё же выглядишь свежее.
- Я на девять лет моложе, - напомнил Репнин.
- Да, девять лет - для стариков это много значит. В прошлом году ко мне Суворов заезжал, - продолжал Румянцев. - Перед тем, как отправиться с поляками воевать. Он чуточку тебя постарше, но держится шустро, не даётся старости в лапы. Молодец!
Разговор продолжили за обеденным столом. Угощая гостя настойками домашнего приготовления, Румянцев расспрашивал его о жизни в Петербурге, где тот недавно побывал, о том, как проходили праздничные торжества по случаю заключения мира с Турцией.
- Признаться, я ждал, что тебе дадут чин генерал-фельдмаршала, - сказал он. - Ты чем-то не угодил государыне?
- Не могу представить чем, но с некоторых пор я стал чувствовать, что она уже не питает ко мне прежнего доверия. Недавно, убеждённый в этом, я подал прошение об увольнении по состоянию здоровья, но она мне отказала.
- Да, государыня наша такая, - усмехнулся Румянцев. - Она из тех, кто никогда не выбрасывает со стола недовыжатые лимоны. По пути из Яссы, - продолжал он, - у меня останавливался Безбородко. Он говорил, что тебя подозревают в причастности к партии сторонников великого князя Павла. Может быть, в этом причина твоей опалы?
- Не знаю. Но с Павлом и его сыновьями у меня действительно сложились хорошие отношения. Цесаревичам я когда-то давал уроки по некоторым наукам.
- Думаю, со временем всё образуется, - успокоил гостя Румянцев. - Во всяком случае, расстраиваться не стоит.
Потом разговор зашёл на польскую тему. Здесь взгляды полностью совпали. Румянцев всё так же, как и Репнин, придерживался того мнения, что раздел Польши является величайшей ошибкой, которую рано или поздно придётся исправлять.
Репнин уехал от Румянцева успокоенным и ободрённым, словно получил от него желанный заряд энергии, угасание которой ощущал до сего дня. Снова оживились надежды, а надежды - это и есть жизнь.
2
Вернувшись в Вильно, Репнин тотчас занялся отчётом об инспекционной поездке по бывшим польским землям, отошедшим к России. Стержнем отчёта была мысль, что народы, населяющие оные районы, отнеслись к переходу в подданство Российской империи спокойно. Никаких шумных сборищ и тем более бунтов не возникло.
После отправки отчёта до самой весны Репнин никуда более не ездил. Только с наступлением тёплых дней, когда вокруг зазеленели леса и луга, а сады прихорошились в белом цветении, Наталья Александровна уговорила мужа совершить путешествие в Ригу. Хотя Репнину и ставили на первое место назначение, связанное с освоением земель, доставшихся России после раздела Польши, за ним всё ещё сохранилась должность генерал-губернатора Лифляндии и Эстляндии, и он не мог снимать с себя ответственность за состояние дел в этих губерниях.
Репнины выехали в своей карете в сопровождении конной охраны и двух армейских повозок с фуражом для лошадей и съестными припасами. Лошадей особенно не гнали. Вокруг было так хорошо, к дороге подступали такие красивые луга и живописные рощицы, что торопиться не хотелось, а хотелось, чтобы открывавшиеся перед глазами красоты длились как можно дольше. Когда вдали показались песчаные дюны, княгиня спросила мужа:
- Эти дюны - признак близости моря?
- Да, море уже рядом.
- Это всё ещё литовская земля?
- Нет, это уже латышская земля. Ливония.
- Красивые места!
- В своё время за обладание этими местами было пролито море крови.
- Ливония - это название государства?
- Когда-то здесь уживались два герцогства - Задвинское и Курляндское. Желая обезопасить себя от нападения рыцарских орденов, Задвинское герцогство двести лет тому назад вошло в состав Речи Посполитой, а Курляндское оставалось как бы ничейным. Вот из-за него-то и шли войны, в которых участвовали и поляки, и шведы, и русские. В настоящее время вся Ливония находится под скипетром Российской империи, её земли входят главным образом в состав Курляндской и Лифляндской территорий.
- А Рига?
- О Риге всё сама знаешь. Мы же там с тобой жили.
- Жили, но о её истории ты мне ничего не рассказывал.
- Рига - старый город, очень старый. Ему уже около 600 лет. Возник на месте торгового поселения. Длительное время считался вольным городом, но потом попал в зависимость от Речи Посполитой. Затем её завоевала Швеция. При Петре Великом во время русско-шведской войны шведов изгнали, и по мирному договору 1721 года Ригу присоединили к России. Вот и вся история.
В Риге остановились в казённой губернаторской квартире, остававшейся всё это время с момента отъезда Репнина в Петербург совершенно свободной. Предоставив заботы об уборке помещений слугам, княгиня вместе со своими двумя служанками пошла прогуляться по берегу Даугавы. Что до самого князя, то он направился в губернское управление, взяв с собой адъютанта.
В инструкции императрицы, полученной Репниным перед отъездом в Вильно, особое внимание было обращено на выполнение местными властями именного указа "О прекращении сообщения с Францией". Императрица требовала, чтобы тех, кто не выполняет сей указ, особенно это касается купцов, строго наказывать, вплоть до отнятия у них патентов. Прибыв в губернское управление и пригласив к себе главных чиновников, в том числе и вице-губернатора, Репнин начал разговор именно об исполнении упомянутого указа.
- Наши отношения с Францией всё ещё остаются сложными, и об этом забывать никак нельзя. Указ её величества остаётся в силе, и люди, причастные к торговле с иноземными странами, должны его выполнять со всей строгостью.
- Но наши купцы несут от этого огромные убытки, - напомнил Репнину вице-губернатор, - да и городская казна много теряет.
- Вы что-то хотите предложить?
- Как указ принят, уже два года прошло. Может быть, обратиться к императрице с письмом от имени всего купечества?.. Не навек же порядок такой установлен. От того, что торговлю с Европой уменьшили, Рос сия богаче не станет.
- Когда наметится улучшение наших отношений с Францией, мы, конечно, с такой просьбой к государыне обратимся. Но пока французы продолжают вести себя вызывающе, и надеяться на скорое возобновление с ними хороших отношений не приходится.
- А что же тогда делать тем, у кого корабли стоят на приколе? Ждать?
- Не ждать, а искать другие рынки сбыта товаров.
Встреча с генерал-губернатором не удовлетворила деловых людей Риги, деятельность которых была связана с внешней торговлей. Репнин это понимал. Но что он мог сказать им другого? В душе он полностью соглашался с теми, кто считал, что прекращение торговли с Францией приносит России больше вреда, чем стране, которой императрица желала досадить. Однако говорить об этом Петербургу не станешь. Указ есть указ...
Пока Репнин жил в Риге, у него были и другие подобные встречи. Приёмы посетителей, приходивших к нему с жалобами, посещение мануфактур, поездки в войска Лифляндской дивизии, принимавше участие в изгнании бунтовщиков из Литвы, а затем вернувшиеся на старые места квартирования. Много возникало всяких дел. О возвращении в Вильно он подумал только осенью.
Жена подшучивала:
- У тебя такой вид, будто уезжаешь, что-то тут не доделав. Может, на зиму останемся?
За время пребывания в Риге она заметно похорошела. Морская вода и летнее солнце оказались лучше всяких врачей.
- Я рад бы остаться, продлись лето на месяц-другой, - отвечал с пониманием её настроения супруг. - Но солнышко больше не греет, а вода в море стала такой холодной, что руку опустить в неё боязно.
Они выехали в последний день октября, а 2 ноября уже были у себя в Вильно.
3
В пожилом возрасте всегда кажется, что время летит быстрее, чем определено Богом. В этом нет ничего удивительного. Когда идёшь под уклон, не всегда замечаешь, что шаг твой становится шире и ноги переставляешь чаще, чем при подъёме в гору. А супруги Репнины находились в таком возрасте, когда люди уже начинают постепенно привыкать к мысли о неизбежности перехода в потусторонний мир... Словом, за стенами своего дома они не заметили, как прошла зима и наступила весна 1796 года. 11 марта Репнин отпраздновал очередной день своего рождения: ему исполнилось 62 года. Шестьдесят два - это вроде бы и не очень-то много. Но для кого как... Для князя Репнина этот возраст оказался тяжёлым. У него усилились боли в пояснице, чаще стали возникать шумы в голове. Раньше в таких случаях доктор выпускал из него, как сам выражался, лишнюю кровь. Но теперь кровопускание уже не помогало. Оставалось одно: терпеть.
А работа оставалась работой. Долг повелевал продолжать выполнение возложенных на него обязанностей. И он продолжал их выполнять, хотя всё это ему уже давно наскучило.
Но вот однажды - это случилось уже глубокой осенью того же 1796 года - на какой-то миг блеснул луч надежды возвращения к бурной деятельности, испытанной им в счастливые, как ему казалось, молодые годы. А было так... Он сидел в рабочем кабинете и изучал указ императрицы о запрещении частных типографий и учреждении цензуры. Одним из поводов для такого указа могло послужить появление книги Радищева "Путешествие из Петербурга в Москву", которую автор опубликовал в собственной типографии и которая по своему обличительному содержанию очень не понравилась императрице. "Никакие книги, - говорилось в указе, - сочиняемые или переводимые в государстве нашем, не могут быть издаваемы, в какой бы то ни было типографии, без осмотра одной из цензур, учреждаемых в столицах наших, и одобрения, что в таковых сочинениях или переводах ничего закону Божию, правилам государственным и благонравию противного не находится"...
Едва Репнин закончил чтение указа, как в кабинет вошёл секретарь и доложил, что в приёмной ждёт приёма фельдъегерь из Петербурга с императорским пакетом для его сиятельства.
- С императорским пакетом? - удивился Репнин. - Проси.
Фельдъегерь вошёл чётким шагом и подал Репнину пакет с сургучными печатями.
- Приказано передать в собственные руки.
Репнин сломал на пакете печати и извлёк его содержимое. Это было собственноручное письмо Павла Петровича, извещавшего о смерти Екатерины Второй и его благополучном вступлении на Российский престол. Новый государь приказывал Репнину передать исполняемые им обязанности одному из своих помощников, а самому, не мешкая, прибыть в Петербург.
- Когда это случилось? - спросил Репнин фельдъегеря. - Я имею в виду кончину Екатерины.
- 6 ноября сего года, ваше сиятельство.
- Хорошо, вы свободны. Что до меня, то я постараюсь отправиться в путь сегодня же, ежели обстоятельства дозволят.
После того, как фельдъегерь ушёл, Репнин вызвал к себе адъютанта и приказал ему сообщить Наталье Александровне о смерти императрицы Екатерины.
Репнин очень спешил, тем не менее отправиться в дорогу в этот день так и не смог. Он выехал вместе с женой только на следующий день на станционных сменных лошадях.
Глава 2
НЕЖДАННЫЕ ПЕРЕМЕНЫ
1
Всего четыре дня понадобилось Репниным, чтобы добраться до Петербурга. Дорога потребовала напряжения всех сил. Сам князь в эти дни почти не спал. В конце пути он чувствовал себя настолько разбитым, что по прибытии домой - а это произошло поздно вечером - не стал даже ужинать, а сразу лёг спать. Он спал почти до одиннадцати часов дня и очень удивился, когда, проснувшись, увидел в опочивальне княгиню, одетую в дорожное платье.
- Собираешься куда-то ехать? - спросил он.
- Уже ездила, - весело отвечала княгиня. - Пока ты спал, успела побывать у старой подруги, жены обер-церемониймейстера. Представляешь, - оживлённо продолжала она, - Павел царствует всего лишь восемь дней, а в городе уже столько перемен!.. Будто это уже не Петербург, а какая-то другая европейская столица.
- Что же изменилось?
- Всё, абсолютно всё. Моды, манеры... Воротнички и галстуки знаешь какие теперь носят? Раньше в моде были пышные, такие, чтобы чуточку закрывали нижнюю часть лица. А теперь их уменьшили и укоротили, так что шея остаётся совсем обнажённой. А причёски? Видишь, какая у меня причёска? Раньше все дамы так причёсывались. Волосы на французский лад завивались и закалывались сзади низко опущенными. А теперь волосы стали зачёсывать прямо и гладко, с двумя туго завитыми локонами над ушами, на прусский манер. Как увидела такую причёску у своей подруги, чуть не расхохоталась.
- Узнала, от чего умерла императрица? - прервал Репнин женскую болтовню супруги.
- Говорят, государыня совсем не болела, не мучилась. Умерла от апоплексического удара, царство ей небесное.
- Пожалуйста, позвони камердинеру. Пора собираться.
- Поедешь на приём к императору?
- Надо же доложить о своём прибытии.
- В Зимнем он принимает в своих старых апартаментах. Я могу проводить тебя, если хочешь.
- Не стоит себя утруждать. У меня будет к нему чисто деловой визит.
В Зимний дворец Репнин поехал в первом часу пополудни. Увидев на Дворцовой площади несколько экипажей, он понял, что приём у императора уже начался и ждать ему своего часа долго не придётся.
В приёмной комнате оказалось полно народу. Камердинеры, адъютанты, придворные чиновники, генералы... Царила суета. Одни, натыкаясь друг на друга, что-то искали, другие, вынося из кабинета императора какие-то бумаги, скрывались за дверями смежной комнаты, третьи, перешёптываясь между собой, ждали своей очереди на приём.
Репнин доложил о себе дежурному секретарю, сидевшему за большим столом в мундире гатчинского офицера. Выслушав именитого генерала, секретарь сказал, что его величество сейчас занят, но как только освободится, он о нём непременно доложит...
- Вы пока посидите в соседней комнате, там удобнее, - сказал секретарь, - как только его величество освободится, я вас позову.
В соседней комнате оказалось гораздо свободнее, чем в приёмной. Там сидели за столами два писаря и обер-церемониймейстер, как понял Репнин, готовил к встрече с императором какого-то вельможу.
- Ещё раз повторяю, - терпеливо внушал обер-церемониймейстер своему плохо соображавшему ученику, - при церемонии целования руки нужно, сделав глубокий поклон, стать на одно колено и в этом положении приложиться к руке императора долгим и, главное, отчётливым поцелуем. Затем надлежит подойти с таким же коленопреклонением к императрице, а потом, исполнив сию церемонию, удалиться, пятясь задом... Вы меня поняли?
- Теперь понял, - отвечал вельможа с выступившими на лице капельками пота.
Вскоре вошёл секретарь сказать Репнину, что государь его ждёт, и тот, не мешкая, последовал через приёмную в кабинет его величества.
Павел Петрович встретил князя с неподдельной радостью. Разговор начался с того, что Репнин поздравил его величество с благополучным вступлением на российский престол.
- Так было Богу угодно, чтобы я взошёл на престол в столь трудное для империи время, - подхватил его слова император. - Пришло время восстановить справедливость, и я уже приступил к этому. Первое, что я сделал, - это написал указ о даровании вам чина генерал-фельдмаршала, в чём ранее вам незаслуженно отказывали.
Репнин низко поклонился.
- Благодарю, ваше величество, за высокую оценку моей скромной деятельности.
- Для государя справедливость превыше всего, и я буду добиваться справедливости всегда и во всём. Кстати, во имя справедливости я приказал освободить из Петропавловской крепости предводителя польского восстания генерала Костюшко. Я никому не желаю мстить, в том числе и польскому народу. Мы готовы жить в мире со всеми народами и их странами.
Речь императора продолжалась в таком духе ещё несколько минут, но вот наконец его ораторский пыл постепенно угас, и он дал говорить своему гостю. Репнин выразил своё удовлетворение тем, что Костюшко освобождён из-под стражи. Польский народ способен правильно оценить сей добрый жест и станет с лучшим пониманием относиться к политике России, проводимой в бывших польских землях.
- Кстати, - вдруг вспомнил император, - за вами сохраняются все прежние должности, в том числе управление теми территориями, которые достались нам после раздела Польши. Вам придётся вернуться в Вильно. После коронации, - уточнил он. - А до коронации будет парад гатчинского войска, на который приглашаю вас уже в новом качестве - в качестве генерал-фельдмаршала. Парад состоится в ближайшее воскресенье. Впрочем, мы ещё успеем поговорить об этом в другой раз, а сейчас прошу извинить: сегодня на приём ко мне записалось много людей, а я должен принять всех. Этого требует справедливость.
От императора Репнин сразу поехал домой порадовать жену присвоением ему чина генерал-фельдмаршала: она сильнее всех переживала несправедливость императрицы Екатерины и её окружения при распределении наград за заслуги в последней Русско-турецкой войне.
Наталья Александровна встретила его в новой причёске, сделанной по последней моде. Гладко зачёсанные волосы были стянуты сзади в тугой пучок и сильно напомажены.
- Ну как, - повертелась она перед ним, - красиво?
- Слишком много штукатурки, - усмехнулся князь.
- Не нравится потому, что ты к такой красоте ещё не привык. Завтра буду казаться красивее.
- От тебя пахнет луком и пряностями, - сказал он. - Была на кухне?
- Угадал. Помогала поварам готовить праздничный обед.
- Такой обед будет кстати.
- Я знала, что доставишь домой радостную весть. Или я неправа?
- Ты всегда бываешь права, - притянул он её к себе. - Можешь поздравить, с сегодняшнего дня я генерал- фельдмаршал. Государь был ко мне очень милостив.
- Я знала, что так будет, - торжествующе сказала супруга. - Правду надолго под замок не запрёшь.
Она провела его в столовую и показала столы, сдвинутые друг к другу.
- Это для дворовых, - пояснила она, - пусть и они порадуются.
- Мы тоже будем с ними?
- Наше присутствие их будет стеснять. Для нас накрыт стол в твоём рабочем кабинете. Можешь идти туда, я пойду следом, как только дам кое-какие распоряжения прислуге.
Уединившись в кабинете, они сидели за столом до позднего вечера. Наталье Александровне показалось, что муж не был так рад получению нового чина, как она, да и вообще настроение у него было не совсем праздничное.
- Ты разочаровался в Павле Петровиче? - спросила она его напрямик.