К этому письму Петра требуется некоторое пояснение: большие мешки, набитые вонючей шерстью, предназначались для обложения крепостных стен и поджога, дабы с помощью ветра пустить густой и удушливый дым на обороняющих крепость.
Малые, набитые шерстью, мешки могли предохранять солдат от пуль и шрапнели при наступлении на крепость. Из кульков, наполненных землей, обычно создавались скороспелые сооружения для прикрытия артиллерии.
Отдавая подобные распоряжения, Петр не спешил покидать Архангельск, тем самым вводя в заблуждение шведов. Но вот стали поступать сведения от Михаила Щепотева о том, как поспешается строительство дороги от Нюхчи на Повенец, и о том, что шведы отнюдь не намереваются повторить нападение на Архангельск. Петр, строго рассчитав сроки и учтя все благоприятно сложившиеся обстоятельства, решил выступать из Архангельска, пустив слух, что пойдет в Соловки, а затем к норвежским берегам.
5 августа 1702 года Петр писал из Архангельска генерал-фельдмаршалу Борису Петровичу Шереметеву:
"Здесь весть подлинная от князя Григория [Долгорукого], что король шведский идет к Варшаве, и уже о своем прибытии писал явно к жителям Варшавским, и универсалы разослал, что он идет выбрать иного короля, войска с ним 800 человек, да из Померании будут 6 полков. Король польский поехал из Варшавы в Краков, и Саксонские пошли в 600 человек, а достальные идут к Кракову, которых будет с 1500 человек.
Война у голландцев и прочих с французами началась. Изволь, ваша милость, рассудить нынешний случай, как увяз швед в Польше, что ему не только сего лета, но, чаю, ни будущего возвратиться невозможно, также изволь размыслить, какое дальнее расстояние от вас до Варшавы, как возможно им оттоль с войском поспеть, хотя бы и хотели, приличное делу мыслится, довольным людством итить на генерала, и, если бог даст счастье подалее отойти, и чтоб землю их как возможно далее к Колывани разорить. Другой способ – Юрьев Ливонский добывать, но то и после похода не уйдет. Сие все рассуждая, полагаю на волю вышнего, который может вразумить вас в нынешнем случае, при том объявляю, что, чаю, и мы к вам не зело поздно будем, но сие изволь держать тайно. Питер".
Того же дня Петр сообщал Федору Апраксину:
"Мы с обеими полками только ветру ожидаем, который получа, пойдем на море до Нюхчи и оттоль переправимся сухим путем на Онегу-озеро (только 120 верст) и из того озера Свирью в Ладогу. А время лучше старого. Швед действует, конечно, французской стороны, за что голландцы и англичане зело негодуют и, конечно, посылают адмирала Шея с 37 фрегатами в Зунд, также и датский флот. Сию ведомость привез голландский конвоир. Караваны торговых судов ранние пришли. Английских 35 торговых кораблей, 2 конвоира, один 60, другой 36-пушечный, голландских 51 торговых, один конвоир о 30 пушках… Мы сегодня пошли в путь свой. Дай же, боже, счастие…"
Баженинского строения корабли – "Святой дух" и "Курьер" – стояли уже наготове против Новодвинской крепости. Никак не подозревали наемные капитаны, что им скоро, по замыслу Петра, придется путешествовать по суше…
К этим двум фрегатам, для переброски гвардейских батальонов с припасами и свитой Петра, понадобилось еще одиннадцать судов. Шесть из них было арендовано у голландцев к походу до Соловков. Во избежание огласки дальнейшего следования голландские суда из Соловков были отправлены обратно в Архангельск.
Несколько дней фрегаты "Святой дух" и "Курьер" и другие с ними суда стояли на рейде около Заяцкого острова. В монастыре Петр побывал в оружейной палате, угощался в трапезной. Архимандриту Фирсу, будучи в добром расположении духа, повелел носить мантию со скрижалями, а посох – с яблоками, что в духовной среде почиталось высшей наградой.
Обрадованный Фирс повел Петра и его свиту в монастырский винный погреб, где государь с приближенными и "трахтовались зело преизрядно".
Не раз поднимался Петр на гору Вараку. В зрительную трубу-трость наблюдал за морем. Не вражеские суда он ожидал. Их он не опасался. Однако, чем черт не шутит, крепкая охрана, на всякий случай, в Архангельске в крепости оставлена.
Петр ожидал добрых вестей с Нюхчи.
На скором паруснике прибыл в Соловки посыльный из Нюхчи с письмом от сержанта Михаила Щепотева:
"Известую тебя, государь, дорога готова, и пристань, и подводы, и суда на Онего-озере готовы, а подвод собрано по 2-е августа 2000, а еще будет прибавка, а сколько судов и какою мерою, о том послана к милости твоей роспись с этим письмом".
Михаил Щепотев в выполнении царского указа оказался счастливей своего товарища – писаря Преображенского полка, коему было повеление искать доброго пути с моря по реке Онеге до Каргополя и дальше лесами на Вытегру. Этот путь не соответствовал требованиям петровского плана. Супротивное, мелководное и порожистое течение реки Онеги было неспособно пропустить фрегаты.
Щепотев с группой солдат быстро исследовал местность от Нюхчи до Повенца и немедля, именем государя, призвал на построение дороги кемских и сумских монастырских крестьян, а также каргопольских и белозерских с подводами. Началась в длинные, светлые летние дни и ночи неусыпная и нелегкая дружная артельная работа сразу на нескольких участках пути, названном в народе "государевой дорогой". В распоряжении бомбардирского урядника и сержанта Михаила Щепотева в то лето на строительстве дороги находилось от шести до семи тысяч работных людей. Одни рубили просеку, другие очищали ее от камней-валунов, третьи заготовляли лес и мостили дорогу. Плотники на бревенчатых клетках ставили крепкие мосты. И на всем пути, в определенных пунктах, были в достатке приготовлены подводы с припасами для войск и для неслыханного дела – провести два фрегата посуху от моря до Повенца.
16 августа вышла от Соловецких островов петровская флотилия под начальством вице-адмирала Крюйса и на другой день прибыла к беломорскому селению Нюхча.
Ожил пустынный берег Беломорья. Четыре тысячи солдат-гвардейцев, мужики, собранные из уездов, волостей, погостов, да еще сам царь Петр со свитой. Кому из местных и дальних жителей не захочется воспользоваться случаем и увидеть царя?
Когда все припасы воинские были сгружены на тысячи телег, фрегаты по бревенным накатам вытащены на берег, а лишние суда отправлены в Архангельск, Петр собрал свиту и сказал:
– Удивляюсь сам, как хорошо, толково и скоро сумел потрудиться Михайло Щепотев и сделать своей смекалкою и людской силой почти невозможное. Завтра с утра двинемся к Онежскому озеру, к Повенцу. Но и Повенец – нашему делу не конец. Будем тому делу не токмо свидетелями, но прежде всего творителями, добытчиками. Соберите, выстройте порознь от провожатых батальоны. Я скажу солдатам напутственное слово.
И это слово Петра прозвучало не в Архангельске, а именно здесь, на беломорском берегу, около Нюхчи, откуда начинался путь к озерам Онежскому и Ладожскому, путь к невским берегам.
Громким "ура" солдаты, стоявшие полукругом, приветствовали государя. Петр говорил кратко, вразумительно, неторопливо, отчеканивая каждое слово. И каждому его слову солдаты верили.
– Воины! – обратился Петр к войску. – Настало время, когда русские должны воскресить славу своего Отечества! Настало время отмщения шведам за обиды, нанесенные ими неправым отчуждением наших земель. И ежели мы их не возвратим, ничтожны будут начатки оружия нашего.
Петр в своей речи не обмолвился прямо о ближайшей цели. После небольшой паузы он добавил:
– Что же касается меня, то я скажу: по вашему призванию, я государь ваш; а по моей к вам и Отечеству любви – друг и во всем товарищ. Не сомневаюсь в готовности вашей свято исполнять повеления царя. Воины, я покажу пример на себе, желая, как и прежде, разделять вместе с вами воинские труды. Следуйте за мною!..
Боевыми клятвенными выкриками ответили солдаты на речь государя.
В тот же час о своем отбытии из Нюхчи Петр послал с нарочным письмо фельдмаршалу Борису Шереметеву, командовавшему в те дни войсками около псковской границы:
"…Мы с транспортом пришли вчерашнего дня сюда на вечер, и сколь возможно скоро спешить будем".
Петр благодарил Шереметева за победу над шведами, одержанную около Мызы Гумоловой, и приказывал:
"Извольте вы еще довольное время там побыть и как возможно землю разорить или что иное знатное при божией помощи учинить, дабы неприятелю пристанища и сикурсу [помощи] своим городам подать было невозможно…"
Апраксина, находившегося с войсками на земле Ижорской, ближе к Ладоге, к местам новых боев, Петр предупреждал из Повенца:
"…А что по дороге разорено и выжжено, и то не зело приятно нам, о чем словесно вам говорено и в статьях предписано, чтоб не трогать, а разорять или брать лучше города, нежели деревни, которые ни малого сопротивления не имеют".
Петр не хотел, чтобы Ижорская земля, находившаяся под шведом, но заселенная русскими людьми, с деревнями, имеющими русские названия, была разорена, тем более на подступах к невским берегам со стороны Эстляндии… Об этом он думал и заботился, будучи в трудном походе.
Поражение под Нарвой было Петру уроком впрок. Недаром он говорил, что нарвское поражение "леность отогнало и к трудолюбию и искусству день и ночь принудило". Петр соблюдал тайну своего замысла, вел тщательную и всестороннюю подготовку к овладению Нотебургом, крепостью, девяносто лет назад отнятой шведами у России.
Своему союзнику польскому королю Августу из похода Петр сообщал: "Мы ныне обретаемся близ границы неприятельской и намерены, конечно с божией помощью, некоторое начинание учинить".
Вытащенные на берег фрегаты были поставлены на бревенчатые катки, которые по мере продвижения переносились и подкладывались снова. Однако и на катках катить корабли было нелегко. Хорошо, что местность ровная, без холмов. Иначе затея с переброской кораблей не удалась бы.
"Курьер" и "Святой дух" шли по суше накатом на бревенчатых валах-кругляшах по продольному мостовому настилу. Этим способом достигалось большое облегчение. К тому и другому кораблю, охваченным канатами, впрягались в постромки по сотне лошадей с погонщиками, и столько же человек тянули по-бурлацки. Лишь на крутом и коротком Массельгском перевале стало значительно трудней, приходилось тогда вдвое увеличивать лошадиную и человеческую силу.
Весь 160-верстный путь "государевой дороги" занял десять суток. Именно суток, ибо в короткие северные ночи движение не приостанавливалось.
Люди отдыхали посменно вповалку, где и как доводилось. Царю и его свите строились наскоро избушки и шалаши, а работные люди и солдаты с устатку, сраженные сном, отдыхали под деревьями. Погода в пути благоприятствовала.
Где, какими местами проходила эта историческая дорога?
Посмотрите на карту северо-запада России.
От Соловков до села Нюхчи морем 160 верст.
От Нюхчи начинался путь лесами и болотами прямо на юг, до Пулозера, – 40 верст.
От Пулозера до Вожмозера – 40 верст, дальше до реки Выг–15 верст. От Выги до деревни Телеки – 25 верст, и от Телеки до Повенца – 40. Через Вожмозеро и Выг были построены наплавные мосты, дабы не удлинять путь обходами этих водных препятствий.
О путешествии Петра с войском сохранились и были не раз отмечены в старых книгах легенды, отнюдь не лишенные достоверности.
Когда вся эта масса солдат и рабочего люда с царской свитой двинулась от беломорского берега, первую мостовину под вытащенные на сушу корабли, в знак доброго примера, положил сам Петр, вторую мостовину клал царевич, за ними – свита. Петр трудился сам и не позволял в безделии пребывать своим приближенным.
Некий наемный иноземец, участник похода, не пожелал заниматься в пути нелегким делом. Петру это пришлось не по сердцу.
– Ладно, – сказал он, – не хочешь с нами мостовины таскать да класть, что ж, есть тебе работа легкая: становись-ка в полк позади самого последнего солдата, будь стряпухой и вари рыбницу…
А вот другая былица.
Один из свиты Петра, боярин, заподозрен был в лености и нерадивости. Как ни посмотрит на него Петр, а он все норовит от царевых глаз спрятаться. Ляжет под куст и жрет сладкие пирожки. Омерзело это Петру, подозвал он того боярина к себе и говорит:
– Вот что, старатель, вижу, ты к пирогам особую страсть имеешь. Дабы не отягощать тебя ни боярской твоей одеждой, ни работой, от которой у тебя руки отвалятся, советую тебе одеться пирожником, и, когда будем на ямах, будешь разносить и раздавать пироги…
В попутной деревеньке мужики, бабы и вся ребятня собрались подивиться на людское скопище и на морские корабли, как они плывут по сухому месту, и, разумеется, – неслыханное дело, – увидеть самого Петра.
Старосты народ расталкивали:
– Смотрите издали, чего вы тут свою голь царю показываете, ступайте прочь, да подальше…
А Петр сам идет к народу. Палка-трость в руке, фляга с вином у пояса, с другого боку нож висит в ножнах. Сапоги выше колен на пол-аршина. Кафтан зеленый, нарукавники красные, пуговки блестят и наполовину снизу расстегнуты. Подходит к толпе:
– Здравствуйте, мужички! Что, царя хотите посмотреть?
– Хотим, батюшка, как же, никогда в жизни не случалось такого дива.
– Что ж, вот я и есть ваш царь-государь. Бога-то молите за меня?
– Молим, батюшка, молим о покорении под нози твои всякого врага и супостата и за твоих солдатиков молим, за плавающих и путешествующих.
– Ну и добро, что не за антихриста меня почитаете.
– Так то не мы, то выгозерские дурни, скрытники да самосжиги, тебя так поносят по дикой своей глупости, а мы молимся по православным книгам…
За переправой через Выг-реку, в глухих лесных деревнях, в скитах и погостах, жили беглые раскольники, не признававшие никонианских правил в православной религии. Были они ожесточенные упрямцы, когда-то поддерживали бунтовавших соловецких монахов, выдержавших долголетнюю осаду со стороны царских войск. Слух о проезде Петра с войском, да еще с огромными кораблями, всколыхнул старообрядцев. Явное дело – антихрист. И было у выгозерских раскольников немалое основание бояться гнева государева. Ведь только за год до его похода по здешним местам они – раскольники – разорили Палеостровский монастырь около Повенца и убили десять монахов-никонианцев.
Раскольники были готовы к любым крайностям. Некоторые уже решили живыми "антихристу" в руки не сдаваться, приготовили смолье и пучки соломы, дабы, в случае притеснения, запереться в скитах и подвергнуть себя сожжению. Другие решили разумнее: выделили своих старшин и старост и отправили их встречать царя с хлебом-солью.
Петр принял от них приношение и стал расспрашивать:
– Кто вы такие?
– Беглые от попов и воевод, бога чтим, попов-обманщиков не признаём…
– А меня не страшитесь? – спросил Петр.
– Иные побаиваются, иные – нет. Кое-кто из наших в леса подальше спрятались, кое-кто гореть в огне надумали. А мы, поразмысля, порешили подождать, а что будет от вашей милости…
– Как же вы живете?
– Не гневим бога. Трудимся общинно, один за всех, все за одного. На подсеках хлеб ростим, в озерах да реках рыбу берем, со зверя шкуры дерем, тем и живем…
– Что ж, вполне достойная человеческого образа жизнь. А как подати они платят? – спросил Петр кого-то из местных правителей.
– Верно, ваше царское величество. Здешний народ работы не боится. Тут запросто без труда не проживешь. Подати сдают в срок, сполна. Недоимок ни за одной общиной не числится…
– Похвально сие. Пусть живут на здоровье и впредь по своей вере. Нам это терпимо. Лишь бы трудились да государству польза от них была, – милостиво ответил Петр.
– Ваше царское величество, в молитве "Спаси господи люди твоя" иные царское имя не поминают и на супротивников даровать победы у бога не просят.
– И то терпимо, – заметил Петр, – за царя и без них есть кому молиться. А вы думаете, татары да калмыки, киргизы да мордва за меня шибко поклоны выбивают?.. Главное, за великую Россию грудью стоять надо. Пусть живут на здоровье и за себя не боятся…
– Спасибо тебе, государь, – поклонились раскольничьи старосты. – Мы так и людям нашим скажем.
– Растолкуйте труженикам и плательщикам податей, у меня на них злобы нет и я их не забуду…
И вправду, в дальнейшем, несмотря на многие-многие государственные дела свои, Петр не забыл выгозерских раскольников. Ранее притесняемые, они, по соизволению Петра, получили права гражданства, разрешено им было поселяться на Севере, где желательно, однако, не перебегая с места на место, службу и требы религиозные отправлять по старым рукописным книгам, выбирать в общинах свое начальство, а начальству иметь свою печать и выдавать людям паспорта на отхожие промыслы. Дозволено было раскольникам заниматься рудоисканием. Исполнять заводские работы на Олонецких и других заводах. Умеют они хорошо отливать восьмиконечные кресты и медные складни, так пусть столь же умело отливают пушки и куют тесаки…
И еще в народе рассказывали:
"Государева дорога" кое-где достраивалась во время этого исторического похода. Около Пулозера понадобилось на малой быстрой речке мост перекинуть, сваи вбивать на самой бойкой быстрине. Кто в одиночку, кто вдвоем возьмутся, раз-два ударят по свае, и сразу их сносит быстрым течением. Тогда сам Петр на шлюпке бросился к тому месту с топором, а за ним кинулись бояре – сподвижники его. Стыдно им с берега глазеть, когда царь с топором в воде над сваей барахтается. А царь им говорит: "Убирайтесь, вы только мешать умеете!" Ну, тут мужики-плотники целой сотней прямо в реку с топорами. Кто в лодке, а кто и так – вброд да вплавь. Поглядел Петр на эту братву, тряхнул смолистыми кудрями, а кудри дай бог какие (ему тогда всего тридцать годов было, в Архангельске только что именины справил), и говорит весело мужикам:
– Эх вы, родные мои, народ хрестьянский! Правду сказано: лиха беда первому оленю в огненную гарь броситься, остальные все за ним там будут… – Любил он подвеселить народ простым словцом да прибауточкой…
И еще:
Пришли однажды на остановке к Петру выгозерские старшины и старосты, поклонились, как положено, и просят:
– Государь-батюшка, Илья-пророк просит вашего величества посетить храм и помолиться…
– Добро, скажите Илье-пророку, завтра утром приеду к обедне.
– Вот и спасибо.
Всю ночь и утро хлестал проливной дождь. Петр сидел в лесной избушке за столом при свечке да всё думы думал и генералам письма писал, как удобней ему город Орешек на Ладоге раскусить. А к обедне-то так и не собрался – то ли забыл, то ли вправду под дождем мокнуть не захотел. Наутро старшины и старосты снова к Петру: так и так, просим в наш храм, не то Илья-пророк обидится.
– Не могу, мужички, – ответил Петр, – видно, не пожелал пророк, чтобы в церковь я шел, видели, какой дождище напустил… – Так шуточкой и отделался. А червончик Илье-пророку все-таки послал…
Летописец Выговской старообрядческой пустыни Иван Филиппов по горячим следам Петра, прошедшего с войском от Нюхчи на Повенец, писал: