В "Сказании о Ёсицунэ" дается наиболее подробная версия первой части легенды. В то время, как снаружи кипело сражение, сам герой, укрывшийся в укреплении с женой и двумя детьми, спокойно восседал, читая нараспев сутры. В такой ситуации подобное поведение может показаться несколько странным, однако оно вполне соответствует той элегантной, пассивной роли, что приписывается Ёсицунэ в заключительной фазе его жизни. Он дошел до восьмой книги Сутры Лотоса Благого Закона, когда вбежал Бэнкэй и сообщил своему хозяину, что в живых остался только он и еще один воин. "Теперь, когда все так повернулось, - добавил Бэнкэй, - я решил прийти и последний раз с вами проститься". Ёсицунэ ответил, что, хотя они уже давно решили умереть вместе, теперь это стало невозможным, так как он не может выйти наружу, рискуя встретиться с недостойным противником. Поэтому он просит Бэнкэя вернуться в бой и сдержать атакующих еще какое-то время, чтобы никакой головорез не смог ворваться и помешать ему покончить жизнь самоубийством: "Мне осталось дочитать всего несколько строк сутры. Охраняй меня своей жизнью, покуда я не закончу".
После обмена стихами, едва сдерживая слезы, Бэнкэй выбегает навстречу своему последнему бою, в котором его боевая суть проявилась наиболее блистательным образом. Его сподвижник пал, и Бэнкэю приходится сдерживать натиск наступающих одному. Вновь и вновь, как одержимый, он бросается на врагов, убивая их десятками, покуда уже никто не решается к нему приблизиться. Затем наступает временное затишье, когда он стоит посреди них, - громадная фигура, чьи черные доспехи истыканы стрелами, выпущенными со всех направлений. Последние его мгновения напоминают посмертную атаку Эль Сида, привязанного к спине лошади:
- Взгляните на него! Он готов перебить нас всех. Недаром он уставился на нас с такой зловещей ухмылкой. Не приближаетесь к нему! - сказал один из врагов.
Другой возразил на это: - Бывает, что храбрецы умирают стоя. Пусть кто-нибудь подождет и посмотрит.
Они принялись препираться, кому идти, и все отнекивались, и тут какой-то молодой воин на коне промчался вблизи от Бэнкэя. А Бэнкэй был давно уже мертв, и скок коня его опрокинул. Он закостенел, вцепившись в рукоять алебарды, и, когда повалился, всем показалось, будто он замахивается на них. Раздались крики:
- Берегись, берегись, он опять лезет!
И нападавшие в страхе попятились, натягивая поводья. Но вот Бэнкэй упал и остался недвижим. Только тогда враги наперегонки бросились к нему, и видеть это было отвратительно!"
Такая тактика Бэнкэя дала возможность его господину закончить чтение и приготовиться к собственной смерти. Сидя в своей буддийской часовенке, Ёсицунэ обратился к стражу своей жены, доблестному воину по имени Канэфуса, и спросил, как ему следует совершить самоубийство. Канэфуса порекомендовал способ, использованный Таданобу - одним из самых стойких приверженцев Ёсицунэ, который убил себя в столице, дабы избегнуть пленения. "Даже сейчас люди не перестают расхваливать его", - объяснил Канэфса. "Да, это приемлемый способ, - сказал Ёсицунэ, - рану лучше сделать широкой". Когда дело дошло до столь ужасающего поступка, он не выказывает ни намека на колебание и никакой пассивности. Как и в жизни столь многих японских героев, этот момент представляется самым значительным из тех, которых он так ждал; создается впечатление, что весь ритуал был тщательно отрепетирован. Приняв решение, он достает знаменитый меч, подаренный ему, тогда еще мальчишке, настоятелем храма Курама, и который он всегда носил при себе, начиная с первых походов на Тайра.
И вот этот самый кинжал он вонзил себе под левый сосок и столь глубоко что острие едва не вышло из спины. Он расширил рану на три стороны, вывалил наружу свои внутренности и вытер лезвие о рукав, затем подсунул кинжал под колено, накинул сверху одежду и оперся на подлокотник.
Хотя он был еще жив, но двигаться уже не мог, и тягостная необходимость убить жену Ёсицунэ, его сына и дочь семи дней от роду пала на несчастного Канэфуса, который сперва колебался, но его госпожа настояла. Окруженный неподвижными телами, он стоит на подгибающихся ногах, вознося молитву будде Амида.
Ёсицунэ еще дышал. Он открыл глаза и спросил:
- Что госпожа?
- Уже скончалась. Она рядом с вами. Ёсицунэ пошарил рукой возле себя.
- А это кто?
- Это ваш сын.
Рука Ёсицунэ протянулась дальше и легла на тело супруги. Канэфусу душили слезы,
- Поджигай дом. Торопись. Враг близко.
Это были последние слова Ёсицунэ. Он умер в своей часовне в возрасте тридцати лет - в том же самом возрасте, в котором прототипический герой Японии Храбрец из Ямато умер на равнине Нобо. Как только Канэфуса увидел, что его господин мертв, он в грандиозном вагнерианском стиле немедленно поджег все постройки в укреплении, а затем окончил и свою жизнь бросившись в пламя, увлекая за собой одного из предводителей нападавших.
События, последовавшие за смертью Ёсицунэ, не вполне ясны, однако сообщалось, что людям Ясухира удалось достать тело Ёсицунэ до того, как оно сгорело в огне, и что оно было посмертно обезглавлено. Ясухира немедленно информировал, что он исполнил свои обязательства по сделке, - в Камакура был отправлен гонец с черным лакированным коробом, в котором была помещена в сладком рисовом вине голова героя для официального осмотра и опознания. В средине шестого месяца гонец доехал до почтовой станции Касигоэ - того самого места, где Ёсицунэ написал последнее просительное письмо своему брату - где ужасный трофей был исследован официальной инспекторской группой, включавшей старого врага героя Кадзивара-но Кагэтоки. Говорили, что даже этот бессердечный злодей был так потрясен, увидев изуродованную голову, что отвернулся, а другие члены группы (все люди военные) растрогались до слез.
Голова в черном лакированном коробе была признана принадлежащей Ёсицунэ, что и было доложено Ёритомо. На этом разговоры о его смерти прекратились, однако в последующие столетия растущая популярность героя привела к возникновению нескольких версий его чудесного спасения. Предполагалось, что для введения в заблуждение инспекционной группы в короб была подложена другая голова, а самому Ёсицунэ удалось бежать из горящего дома на север. По легенде, возникшей в эпоху Токугава, когда к развитию острова Хоккайдо проявлялся особый интерес, герой бежал на этот северный остров, где возглавил походы на врагов проживавших там айнов; последние с охотой провозгласили его своим предводителем, и он милостиво ими правил. Другая история спасения рассказывает, что Ёсицунэ скрылся из Осю, прошел на север через Хоккайдо и остров Сахалин и наконец достиг Монголии, где начал новую жизнь под именем Чингисхана. Эта теория, состряпанная в поздний период эры Мэйдзи, без сомнений была соотнесена с честолюбивыми намерениями Японии в северной Азии. Если Чингисхан действительно являлся воином из рода Минамото XIII века, это могло бы рассматриваться японцами в качестве замечательного прецедента для их экспансии на континенте. Сторонники этой теории подчеркивали совпадения дат и те факты, что оба воина являлись искусными наездниками и умело вели атакующие действия; они также замечали, что имя Минамото-но Ёсицунэ может быть читаемо как "Гэнгикэй", что, действительно, близко по произношению к "Чингисхану". К сожалению, несовпадающие обстоятельства несколько более многочисленны и убедительны. Однако, есть еще одна теория, по которой Ёсицунэ прибыл в Китай и стал основателем Манчжурской династии. Эти истории о последующей жизни Ёсицунэ отражают серьезный импульс, полученный фольклором и исполнены несомненной прелести, однако они никогда не принимались в качестве части основной легенды, центральная тема которой состоит не в том, выжил ли герой и что с ним стало дальше, но в том, что он обречен своей искренностью, в том, что у него отсутствует политическая проницательность, что и приводит его к славному поражению и к смерти в раннем возрасте.
Что можно вынести для понимания действительных характеров Ёсицунэ и его старшего брата из этой смеси фактов, полу-фактов и легенд? Из того, что известно о действительных обстоятельствах событий, кажется достаточно ясным, что падение Ёсицунэ было обусловлено определенными трагическими особенностями его собственного характера, которые не только сделали неизбежным столкновение с Ёритомо, но и определяли непременность его поражения при любом раскладе. Со времени, когда этот необузданный ребенок жил в горах Курама, он, казалось, превращается в резкого, порывистого, идущего напролом молодого человека, не особо почитавшего установленный порядок и авторитеты. Описания динамической части его жизни, до того, как он впал в элегантную пассивность, о которой рассказывают поздние легенды, дают возможность предположить, что в отношениях со своими сподвижниками-полководцами он мог быть груб, вспыльчив и бестактен. В сражениях он был храбр и находчив, однако настаивал на том, чтобы быть предводителем и делать все по-своему, оставляя другим полководцам мало возможности прославиться. Список военных удач сделал его слишком самоуверенным, он не желал прислушиваться к советам; хотя никогда открыто не ставил под сомнение верховность камакурского правления, он зачастую самолично раздвигал рамки своих полномочий и действовал с той долей независимости, которая не могла не разъярить крайне властного Ёритомо. Если бы он безоговорочно подчинялся приказам, подобно своему довольно тусклому брату Нориёри, он бы никогда не стал героем, но без сомнений наслаждался бы гораздо более долгой и удачливой жизнью. Однако он явил собой типичный пример старой японской поговорки об опасностях индивидуализма: "Торчащий гвоздь ударяют по шляпке".
У Ёсицунэ был мягкий, отзывчивый характер, что по преданиям объясняет его популярность у дам и придворных в столице, а также среди священнослужителей в горных храмах. Лишенный в детстве направляющей родительской руки и любви, он очевидно надеялся на тесные отношения со старшим братом; однако в конце концов эти надежды рассыпались в прах и ему пришлось обращаться за помощью к старому предводителю клана Фудзивара-Хидэхира, смерть которого послужила последним ударом. Любящий, верящий, наивный и чистый Ёсицунэ по природе своей был лишен возможности трезвого расчета и планирования действий, которые необходим для мирских успехов; он не шел ни в какое сравнение с такими мастерами манипуляций, как Юкииэ, бывший император, Кадзивара и (прежде всего) повелитель Камакура. Непрактичность и политическая невинность Ёсицунэ являлись опасными слабостям, приведшими его к падению; однако, с японской точки зрения, они стоят в ряду его самых лучших черт, являясь естественными спутниками искренности (макото), определяющей настоящего героя.
Говоря о престиже его имени, пронесенном через века, следует заметить, что исторические свершения Ёсицунэ весьма скромны. Действительно, решительность и быстрота его военных маневров весьма ускорили поражение Тайра, однако к 1184 году баланс сил в стране был таков, что окончательная победа Минамото была неизбежна даже и без вклада, сделанного Ёсицунэ. Весьма забавно, что свою основную историческую роль герой сыграл в укреплении гегемонии Ёритомо. Прежде всего, он совместно с другими родственниками из Минамото провел военную кампанию против своего беспокойного кузена Ёсинака, а затем - против Тайра. Это позволило самому Ёритомо спокойно оставаться в Камакура и объединять под своим контролем восточную часть страны.
После того, как Тайра были разбиты, в Ёсицунэ и его воинских талантах перестали нуждаться, однако он вновь стал важной фигурой в роли беглеца и официального врага двора. Великая охота за человеком дала Ёритомо идеальный предлог расширить свой контроль на большие территории Японии за пределами восточных провинций, выставив Ёсицунэ в качестве опасного бунтовщика, схватить которого необходимо ради установления порядка в стране. Повелитель Камакура принудил двор согласиться на общегосударственное обложение налогом в форме рисовых поборов, с помощью которого, якобы, оплачивалась эта кампания. Он также ввел систему назначений полицейских и управляющих из рода Минамото, которые теперь представляли Камакура в различных районах и наблюдали за большими поместными землями, производившими основное богатство страны. Эти меры отмечают действительное начало феодализации; в японской истории они гораздо более значимы, нежели охота за обреченным беглецом-одиночкой.