Вратко вздрагивал как застоявшийся жеребчик, запряженный в сани по первой пороше. Шум боя подействовал на него странным образом. Волнение улеглось, уступив место азарту. Теперь он изо всех сил сопереживал сражающимся викингам и недоумевал: почему медлит остальная часть войска? Надо бы обрушиться на саксов. На глазок их меньше. Значит, победа не будет представлять особой трудности.
Он, недолго думая, поделился мыслями с Гуннаром и Хродгейром.
- Конечно, - кивнул предводитель дружины "Слейпнира", - победа важна. Но Харальду нужно не только победить, а еще и разгромить саксонских ярлов наголову. Чтобы и думать забыли о сопротивлении. Чтобы Йорвик, увидев поражение своих защитников, устрашился настолько, что открыл ворота нашему войску. А для этого, как мне кажется, все саксы должны в бою увязнуть.
- Точно! - закричал Олаф. - Сейчас увязнут. Они оркнейцев уже в ручей сбросили. Те отчаянно бьются, но сила солому ломит. Не выстоять им, не выстоять…
- Да и исландцы тоже отступают, - вытягивая шею, проговорил Асмунд. - Они каждый вершок кровью оплачивают. Только саксов слишком много. Давят они их, давят…
Неожиданно дружины викингов, стоявшие правее и левее, заволновались, зашевелились.
- Готовьтесь! - Грузный и на первый взгляд неповоротливый хевдинг Торир из Лесной Долины, что в Хёрдаланде, проталкивался вдоль линий викингов. На плече у вождя покоилась огромная секира - куда там топору Лосси-датчанина! Седая борода топорщилась от воодушевления. - Подтянулись, приготовились! Сейчас наш черед будет!
- Все! - крякнул Олаф. - Скинули в трясину! Теперь конец исландцам, если мы не поможем…
- Мы поможем! - будто услыхал его слова хевдинг Торир. - Пошли помалу. Щиты сомкнуть! Ряды держать! Вперед не выскакивать! - Он погрозил кулаком Олафу, видно хорошо зная норов викинга.
И тут строй норвежцев - четыре или пять тысяч человек - разом шагнул вперед. Нашлись, конечно, замешкавшиеся, и Вратко оказался в их числе. Сильный толчок в спину от идущего позади бородача вернул его на место.
- Держись, Подарок Ньёрда! - подмигнул Гуннар. - Держись и мани удачу. Для всех нас мани. Ты можешь!
Вратко кивнул, чувствуя, как запрыгала челюсть, как зубы зацокали о зубы. Чтобы отвлечься, он подхватил громкий крик Олафа:
- Харальд! Харальд!
Урманы отчаянно шумели, видимо имея целью устрашить противника, сломить его боевой дух до начала сшибки. Кто орал во все горло, кто стучал рукоятью или клинком меча по щиту. В десятке шагов от них молодой викинг - чуть-чуть старше Вратко, а может, и ровесник - пронзительно свистел, зажав топор под мышкой и засунув в рот сразу четыре пальца.
Войско сперва ускорило шаг, а потом перешло на бег. Неторопливый и размеренный. Опытный дружинник может так бежать от рассвета до заката. Да еще тащить на горбу оружие и мешок с припасами. Вратко себя к опытным не причислял, а потому вскоре почувствовал, что задыхается.
"Мы сюда бегать пришли или сражаться?" - зло подумал он… и тут передняя линия столкнулась с разгоряченными сечей саксами.
Вратко на миг оглох от грохота, а потом в уши ворвался слитный гул, в котором смешались все звуки боя. Кто кричал от боли? Кто от ярости и предвкушения победы? На этот вопрос словен отвечать не взялся бы. Он различал голоса только тех викингов, которые находились не далее двух шагов от него.
- Поднажми! - рычал Гуннар. Перехватив копье за середину, он подпер им спины сразу четверых хирдманов, стоявших впереди него, и кряхтел, рыл подошвами сырую землю.
- Ну-ка, дружно! - не отставал от него Хродгейр, нажимая всем телом на переднюю линию.
Словен не мог взять в толк - в чем дело, что они творят? Но изо всех сил помогал норвежцам. Только после боя, когда улеглась дрожь и успокоилось дыхание, он сообразил: саксы и урманы толкались щитами. Стенка на стенку. Кто кого пересилит…
Победили воины Харальда.
Их было больше. Они успели хорошо разогнаться. Отталкивались они от твердой земли, тогда как противник увязал в трясине, куда попал, увлекшись преследованием исландцев и оркнейцев.
Саксы сопротивлялись упорно. Следовало отдать им должное - отчаянные бойцы, ни в чем не уступающие северянам. Но урманы словно с цепи сорвались. Слишком долго они готовились к войне, слишком долго ждали настоящей сечи. И вел их великий конунг, которому не нашлось бы равных среди правителей от крайнего севера до крайнего юга. Хоть поговаривали, что и Вильгельм Нормандский - славный воин, первейший среди рыцарей Нормандии, и Гарольд Годвинссон - достойный уважения муж, и Болеслав Польский не зря Смелым прозван - так и норовит кусок земли оттяпать то от Чехии, то от Киевской державы.
Харальд Суровый шел впереди строя - всяк из саксов, кто приближался к конунгу на длину его меча, падал замертво. Рядом с отцом бился молодой княжич - Олаф Харальдсон. Верные хирдманы и ярлы из самых близких сподвижников прикрывали их с боков. А гордый стяг "Опустошитель земель" реял над головами, в блеклом небе Англии.
Топчась в грязи, Вратко исходил потом, который заливал глаза и тонкой струйкой бежал между лопаток.
И вдруг, будто бы сговорившись, саксы подались назад, дрогнули и побежали.
Кто-то потом утверждал, что граф Моркар погиб, чем подорвал боевой дух нортумбрийцев. Однако судьба была к нему благосклонна. Молодой правитель уцелел, хоть и был ранен, и вдоволь извалялся в грязи, и натерпелся позора, покидая поле боя вместе с остатками своего войска. Но Стейн сын Хёрдиса поверил болтунам и сочинил красивую, но не вполне правдивую вису об этом сражении:
Люд в трясину канул.
Гибли вои в водах.
Гридь с младым погибла
Ярлом Мерукари.
Ужасая вражий
Полк, железом дерзкий
Гнал их ратобитец.
Ствол побед проведал.
Но "ствол побед", то есть Харальд Суровый, одержал полную победу, преподав противникам отличный урок тактики. Заманил в болото и ударил с тыла - пока саксы, как они думали, уничтожали стойко отбивающиеся дружины исландцев, основные силы окружили их и зажали в стальные клещи.
Бой распался на отдельные островки, как льдины по весне.
Урманы рубили врагов, побеждая где умением, а где и числом.
Мертвые тела устилали трясину, будто гать, а воды ручья, через который прыгали хирдманы, устремляясь в погоню за нортумбрийцами, алели от крови.
Не зря было сказано:
И Вальтьова
Мертвое войско
Топи телами
Устилало.
Как по твердой
Земле, по трупам
Шли норвежцы,
Отважны духом.
Мало что запомнил Вратко из этого боя. Только крики, гнилостный смрад, жару и соленый пот. Как и советовали викинги, он держался позади Олафа и Асмунда. Друзья размеренно шагали, время от времени взмахивая мечами, будто выполняющие привычную работу селяне. Справа Гуннар крутил копье Злое Жало. Новгородец и помыслить не мог, что копьем можно так сражаться. Казалось бы, оно колоть предназначено. А можно и рубить наконечником, как мечом, посаженным на длинное древко, и окованной железом пятой - тупой стороной - бить. Хродгейр, увлекшись сечей, ушел далеко вперед, прикрываемый Рагнаром и Бёдваром.
Они шли и шли. Перепрыгивали через трупы, огибали наполненные водой промоины, скакали с кочки на кочку. Вратко уже устал держать меч в поднятой руке, а случая ударить кого-нибудь так и не выпадало. Попадавшиеся на пути саксы либо не подавали признаков жизни, либо были настолько изранены, что вызывали жалость, а не злобу.
- Веселей, Подарок! - ободрил парня Гуннар. - Вису сказал бы, что ли!
Вратко покачал головой. Вот уж чего ему меньше всего сейчас хотелось, так это кеннинги сочинять, подбирать созвучия и считать слоги.
Сильный рывок чуть не опрокинул его на землю. Словен широко шагнул, чтобы не упасть, и оперся краем щита о кочку.
Раненый сакс, оскалив зубы под залитыми кровью усами, вцепился скрюченными пальцами в сапог новгородца. Его кольчугу покрывал толстый слой жирной бурой грязи. Правая рука безвольно свисала, но на запястье болтался меч на ременной петле.
- Пусти! Ты чего! - по-ребячьему воскликнул Вратко, дрыгая ногой.
Сакс молчал, но сапога не отпускал.
- Бей его! - крикнул Гуннар, оглядываясь через плечо.
- А? - Новгородец дернулся. Снова чуть не упал.
Противник тянул изо всех сил, стараясь его опрокинуть. Свой шлем он потерял в пылу сражения - а может, чей-то меч лишил его голову защиты? - и не утирал кровь, сбегающую из глубокой раны на лбу. Только сплевывал кровавые пузыри.
В молчании сакса, в его целеустремленности было что-то страшное, потустороннее. Будто оживший мертвец, упырь красногубый, ползет.
И Вратко ударил его. Ударил мечом по голове.
Попал плашмя. Клинок соскользнул по русым волосам, не причинив саксу ни малейшего вреда. Он только тряхнул головой и зажмурился на миг.
- Пусти!
Второй удар пришелся по руке, цепляющейся за сапог.
Пальцы сакса разжались. Он упал лицом в грязь. Словен рубанул его по шее, выглядывавшей из кольчужного воротника. А потом еще и еще раз.
- Довольно! - Рыжий, веснушчатый Игни перехватил руку новгородца. - Убил уже. Что, не видишь?
- Да? - пересохшим горлом переспросил Вратко.
- А ты думал? Ты что, какой-то никакой? - Игни смахнул пот с кончика носа. - Первый раз?
Словен кивнул.
- Ну, так молодец! С почином тебя, Подарок! Догоняй!
Викинг хлопнул Вратко по плечу и побежал следом за остальными.
Новгородец остался. Не жалея новых, добротных порток, сел прямиком в грязь.
"Что, получилось? Этого ты хотел? Теперь ты такой же убийца, как и все, - проговорил кто-то внутри. - И что теперь чувствуешь? Гордость? Радость?"
Нет, гордости не было, как не было и восторга. Но не чувствовал он и раскаяния или сострадания. Осталось одно тупое безразличие, завладевшее душой Вратко, когда горячка боя внезапно схлынула. Парень сорвал чудом уцелевшую травинку и закусил ее, чтобы хоть как-то отвлечься.
Вдалеке смолкал шум боя. На небо набегали тяжелые грозовые тучи. Но дождь так и не пошел.
Глава 17
Заговор
Надо отдать должное дружинникам Хродгейра: никто из них не попытался подшутить над Вратко, намекнуть, дескать, вот неженка-русич - так убивается… И отчего? Подумаешь, сакса зарубил! Каждый из них уже забыть успел своего первого поверженного врага. Эка невидаль!
Только Олаф недоуменно пожал плечами.
Гуннар молча хлопнул парня по плечу - пошли, мол, с нами.
До самого вечера викинги собирали тела товарищей, выносили их на сухую землю. Помогали выбраться раненым. Перевязывали их, как могли врачевали раны.
Победа досталась войску Харальда высокой ценой. Не меньше пяти сотен мертвых, в том числе почти три сотни исландцев и оркнейцев. А раненых насчитывалось до полутора тысяч. Саксы, даже загнанные в болото, прижатые к канаве, вязнущие в топких берегах, оказали отчаянное сопротивление. Пока фирд и дружины танов бежали, спасая шкуру, хускарлы Эдвина Мерсийского стояли насмерть. Они погибли под знаменем Мерсии, но графу удалось уйти. Нортумбрийцам повезло чуть больше. Они бились на краю болота и сумели выбраться на дорогу, а после отступить, сохранив строй и яростно огрызаясь.
И все равно потери саксов казались неисчислимыми. Да никто их и не считал. Некогда было. Свои в помощи нуждаются. Но, прикинув на глазок, Хродгейр сказал, что погибло саксов полторы или две тысячи. Точнее не скажешь, да и не надо оно никому.
Побежденных не преследовали.
Армия Моркара и Эдвина больше не представляла опасности для урманов. Куда важнее был город Йорк.
Передовые отряды под командованием Годрёда Крована отправились к стенам еще вечером - на разведку. С наступлением темноты они вернулись, и по лагерю разнеслась весть: Йорк затворил ворота и готовится к осаде.
Дав войску отдохнуть до утра, Харальд пошел к городу.
Вратко снова шагал вместе со всеми. Всю ночь он не сомкнул глаз. Парню казалось, что во сне к нему придет убитый сакс. Мертвец не появился, но теперь глаза резало, будто кто-то песка сыпанул, а челюсть время от времени выворачивал могучий зевок.
- Гляди! Заснешь - затопчут, - усмехнулся Асмунд. Викинг щит закинул за спину, а левую руку нес на перевязи. Саксонский топор зацепил его предплечье самым краешком, но пальцы викинга отказывались сжиматься.
Вскоре рассветная прохлада и размеренная ходьба отогнали сонливость, и Вратко принялся во все глаза рассматривать окрестности. Йорк-Йорвик не шел ни в какое сравнение со Скардаборгом. Крутой вал, покрытый обожженной глиной. Высокая стена. И не частокол, а настоящая каменная стена. Хродгейр пояснил, что крепость строили еще римляне, в незапамятные времена, когда их империя охватывала почти весь известный мир - от Средиземного моря до Варяжского.
На расстоянии выстрела из длинного лука до этой стены войско урманов остановилось. Несколько ярлов приблизились к воротам и затеяли долгий разговор со стражниками, а после и с именитыми горожанами. Судя по всему, шел самый обычный торг. Харальд хотел захватить Йорк без боя - он и без того остался недоволен потерями. Отцы города рассчитывали выговорить для себя определенную выгоду. На саксонскую армию можно было не рассчитывать. Моркар и Эдвин собирали рассеявшихся по округе воинов, а Гарольд Годвинссон… Кто знает, где он? И придет ли вообще на подмогу? Король может счесть, что угроза Вильгельма Нормандского больше. Что ему Йорк, когда корабли рыцарей могут приплыть едва ли не в самый Лондон?
Штурма пока не предвиделось, да и не очень-то хотелось урманам после вчерашнего трудного, кровопролитного боя вновь потеть в кольчугах, лезть на стены, подставлять головы под камни и льющуюся сверху смолу. Хотя… Прикажи Харальд, и они забудут о ранах и усталости. Но и конунг норвежский не был бы самым опытным полководцем известного мира, если бы требовал от своих людей невозможного. Пока шли переговоры, он приказал войску отойти за неширокую, но быструю речку Дервент, впадавшую в Уз в полутора милях южнее.
Здесь ничего не напоминало о недавней битве. Тишина, покой, яблоневые сады вокруг деревушки в несколько десятков домиков. Жители поселка - Хродгейр назвал его Стэмфордабрюгьер, что означало по-урмански: Стэмфордский мост - выглядели растерянными и напуганными одновременно. Едва ли кто-то из ныне живущих застал датские набеги на побережье Англии, но память о жадности и жестокости морских разбойников, приплывающих на драконоголовых кораблях под полосатыми парусами, еще жила в народе. И все же селяне не разбежались в лес, хотя и могли - до опушки дубравы было не больше полутысячи шагов. Хозяйство бросать никому не хотелось. Все-таки осень, урожай собирать надо…
Норвежские ярлы приказали воинам не прикасаться в Стэмфордабрюгьере ни к кому и ни к чему. Если кто-то захочет хлеба, баранины или душистых яблок, менять на воинскую добычу или серебро. Ведь конунг Харальд явился не грабить, а восстановить справедливость, попранную Гарольдом Годвинссоном. Чумазые жители деревни такие же его подданные, как и бесстрашные викинги, как и горожане Йорвика, которые, к сожалению, пока не осознали своей выгоды.
Урманы не протестовали. Они хорошо понимали замысел предводителя. Да и в грабеже нищей деревушки не видели никакого смысла. Что там можно взять? По пригоршне ячменя на брата? По два-три яблока? Тьфу…
Впереди их ждала вся Англия: Мерсия, Уэссекс, Кент, Суссекс. Линкольн и Ноттингем, Бедфорд и Лестер, Глостер и Рединг, Экстер и Саутгемптон. И, наконец, сам Лондон.
Викинги разводили костры, грели воду.
Командиры подумывали, чтобы отправить раненых на корабли. Где-то полсотни человек не могли идти самостоятельно. Для них следовало изготовить носилки, а потом отрядить сопровождающих - мало ли кто встретится по дороге? Нельзя совсем уж забывать о разбитых саксах. Кто-то из них может бродить по округе и захочет отомстить.
Из дружины Хродгейра погибли пятеро. Десяток получили ранения - кто легче, кто тяжелее. Хрольву досталось сильнее прочих. Меч хускарла распорол ему бедро почти до кости. Края раны воспалились, и Гуннар вполголоса сказал Черному Скальду, что не знает способа спасти товарища. Осталось только молиться. Хоть Белому Богу, хоть Одину с Тором. Может, кто-то и поможет, выведет заразу из раны.
А пока решили багровые, горячие края прижечь. Если не облегчит страдания, то хуже не сделает. Суждено Хрольву погибнуть от огневицы, раскаленное железо покажется сущей ерундой.
Подивившись невозмутимости викингов, совершенно спокойно рассуждающих о неизбежной, на их взгляд, гибели товарища, Вратко подхватил кожаное ведерко и отправился к реке. Парню очень хотелось быть полезным. Если уж в бою от него проку мало, то хоть на отдыхе помочь.
Словен рассудил, что, если подняться выше по течению, можно зачерпнуть чистой воды. Ни для кого не тайна, если большое войско стоит у водоема (да и не обязательно войско, может быть, просто богатый купеческий обоз), то слишком быстро вода становится непригодной для питья. Кто взбалтывает, умываясь, кто котелок помоет и тут же выплеснет остатки каши, а кто и помочится прямо с берега. А чего стесняться? Чай не в собственный колодец, в который пословица плевать не велит.
За пределами лагеря, куда не долетали шум и гам, властвовала тишина. Нет, полной тишиной ее не назвал бы никто. Щебетали пичуги, плескала о берег легкая волна, шумел под ударами ветра камыш. Вратко еще подивился, что на слух отличает здешнюю тишину от родной, новгородской. Не те птицы, что ли? Или, может, слух тут ни при чем, а запахи другие? Или камыш шумит по-иному?
Рассуждая таким образом, он искал место, чтобы спуститься к воде. Но берег везде был топкий, и по всему выходило: придется замочить сапоги.
Вдруг в близком уже лесу заржала лошадь.
Вратко рухнул ничком, прячась в траву.
Распластавшись на животе и уже чувствуя, как намокает рубаха, парень понял, что звериное чутье, невесть каким образом пробудившееся в миг опасности, спасло его прежде, чем разум осознал беду. У норвежцев коней не было. Вернее, был, но один - могучий, вороной красавец с белыми чулками до середины пясти и белой проточиной на лбу. Его везли, окружив заботой и почетом, словно пользующегося гостеприимством короля соседней державы. Харальд Суровый желал въехать на нем в Лондон. Но вряд ли Вратко слышал его голос - жеребец остался около кораблей.
Значит, это чужие.
Английские рыцари скакали в бой верхом. Возможно, это кто-то из них?
Первым побуждением новгородца было: развернуться и дать деру, а уж в лагере подробно растолковать Хродгейру, где и когда он, Вратко, повстречал лазутчиков. Или не лазутчиков, а отставших от бежавшей армии Моркара? Какая разница? Все равно враги.